Страх? Был немного, но я понимал, что это нормальное физиологическое состояние любого организма. Поэтому я не пытался его отринуть. Нет. Я пытался сразу включиться в работу, чтобы искать выход из очень неприятного и, прямо говоря, тяжелого положения.
— Сколько у нас есть времени? — мой голос прозвучал ровно, почти буднично. Я смотрел на них в упор, не отводя взгляда. — Мы должны выстроить первый эшелон защиты до их наступления.
Мы строили аванпост, чтобы дать защиту нашим бойцам, которые будут находиться на Севере, но беда с востока пришла намного быстрее. Знал бы где упаду — соломку бы постелил. С другой стороны, как гласит закон Мерфи: все что может пойти плохо — пойдет плохо.
— У нас есть минимум сто новых композитных арбалетов, которые должны будут поспособствовать значительному сопротивлению. Если выдвинуть их гарнизон вперед, организовать засады на подступах…
Впервые за все время нашего знакомства я увидел, как на лице Олега Святославовича Романовича появилась воистину горькая усмешка. Он медленно покачал головой, его взгляд был полон какой-то тяжелой, мрачной мудрости.
— Нет, Саша, — сказал он тихо, и его голос, лишенный обычной зычности, прозвучал особенно веско. — Сто арбалетов здесь не помогут. И даже тысяча.
Я удивленно вскинул брови.
— Что вы имеете в виду? Я лично видел, на что способно это оружие. Оно пробивает…
— Оно пробивает шкуры рукеров и доспехи дикарей, барон, — перебил меня Романович. Он подался вперед, упершись локтями в стол. — Но оно не пробьет то, что идет на нас.
— Радомир Свирепый, — наконец произнес Долгоруков, его голос был глухим. — Тот самый предводитель кочевых племен, о котором доносили мои шпики. Он объединил под своим началом почти все дикие орды восточных степей. И он движется на нас.
— Так в чем проблема? — я все еще не понимал. — Орда дикарей, пусть даже большая — это не регулярная армия. У них нет ни дисциплины, ни осадных машин, ни нормального вооружения. Мы можем встретить их у аванпоста, измотать, а потом…
— Ты не понимаешь, барон, — снова покачал головой Романович. — Он собрал всех дикарей, каких только смог. Понимаешь? ВСЕХ.
— Нет, — ответил я. — Не понимаю. Какая разница, сколько у них солдат, если они босы и вооружены самодельными копьями и деревянными щитами? Наше оружие способно пробивать их броню на раз-два.
Алексей Петрович тяжело вздохнул.
— Я отвечу тебе иначе, барон. Какая разница, какое у тебя оружие, когда на место одного дикаря встает пять? На место пяти — десять?
Я задумался, переваривая услышанное. На место одного — десять. Это звучало как бред сумасшедшего. Как нелепая страшилка, которой пугают детей перед сном. Собрать такую армаду… в этих разодранных магией и постапокалиптической войной землях? Откуда? Он что, прошелся по всей бывшей Империи, сгребая в свою орду каждого встречного бродягу? Или весть о нем, о новом «собирателе земель», разнеслась на крыльях ветра до самых далеких, позабытых уголков, и к нему слетелись все отчаявшиеся, все озлобленные, все жаждущие крови и грабежа?
Но даже если так, это еще не означало, что нужно сложить лапки и сдаться. Сдаваться — это не в моих правилах. Никогда не было. Судя по тому, что оба царя сидели здесь, в этом кабинете, хмурые, уставшие, но не сломленные, они думали так же.
Сомневаюсь, что и Долгоруков, и уж тем более Романович, были готовы просто так, без боя, отдать свои престолы, свои города, своих людей какому-то подзаборному вождю, который собрал таких же немытых, одичавших оборванцев и теперь грезил захватить… что? Мир? Смешно. От мира здесь, на этих землях, осталось всего ничего. И это «ничего» мы ему точно не отдадим.
— Если все сделать грамотно, — сказал я, нарушая тяжелое молчание, — то их количество не будет иметь решающего значения.
Оба царя подняли на меня головы. В их глазах читалось недоумение, смешанное с проблеском надежды. Они ждали. Ждали от меня не чуда, нет. Они ждали от меня инженерного, холодного, расчетливого плана.
— В мое время, — начал я, стараясь говорить спокойно, уверенно, — была легенда. История, которая стала символом мужества и тактической гениальности. Легенда о трехстах спартанцах. Всего триста отважных воинов, которые встретили в узком ущелье, в Фермопилах, целую персидскую армию, превышавшую их по количеству в десятки, если не в сотни раз. Благодаря смекалке, дисциплине, знанию тактики и умелому использованию ландшафта, они смогли задержать вражескую армию, нанести ей колоссальный урон и дать своим соотечественникам время подготовиться к обороне. Они не пропустили врага к сердцу своих земель.
О том, что все они в итоге погибли, я решил умолчать. Это была ненужная, деморализующая деталь. Да и история эта была лишь аналогией, примером. Ведь у тех спартанцев, при всей их отваге и доблести, не было того, что было у нас. У них не было знаний, утерянных веками. У них не было композитной брони, которую не пробить мечом. У них не было многозарядных арбалетов, способных косить врага на расстоянии. И у них не было «Феникса». Нашего главного козыря.
— Сколько у нас есть времени? — спросил я снова, так как не получил ответ на свой вопрос с первого раза.
— Неделя. Максимум две, — ответил Долгоруков, его голос был глухим. — Но я бы рассчитывал на одну. Орда движется быстро, сметая все на своем пути.
— Я тоже рассчитываю на неделю, — согласился с ним Романович. Его кулаки на столе были сжаты так, что побелели костяшки. — Мои земли станут первыми, кто примет на себя удар. Они пойдут через степи, напрямую к Руссе. Мне нужно подготовиться.
— Мы же не будем стоять в стороне? — я посмотрел прямо на Долгорукова.
Да, мне все еще не слишком импонировал Романович с его грубыми манерами и прямолинейностью. Но за последнее время… я к нему привык? Нет, не то слово. Я начал его уважать. Он оказался нормальным мужиком. Диковатый, да, прямой, как лом, шумный, но честный.
В нем не было той дворцовой хитрости, того второго дна, что я всегда чувствовал в Долгорукове. С Романовичем было проще. Он говорил то, что думал. И если он пытался юлить, то на его суровом лице это было написано такими аршинными буквами, что не заметить было невозможно.
Он был предсказуем в своей прямоте. И в текущей ситуации это было ценным качеством. Он был надежным союзником. Грубым, но надежным.
Долгоруков тяжело вздохнул, проведя рукой по лицу.
— Не имеем права, барон. Удар по Руссе — это удар по нашему союзу. Удар по всем нам. Мы будем стоять вместе.
Я удовлетворенно кивнул. Это был единственно верный ответ.
— Тем более, — добавил я, — что я буду с вами. И, думаю, мэтр Скворцов тоже не останется в стороне, если понадобится его помощь. У вас есть придворный маг, Ваше Величество? — я повернулся к Романовичу.
Тот отрицательно покачал головой.
— Не водится у нас такая публика, — пробасил он. — Были пара знахарей, да и те сбежали, когда запахло жареным. Мои ребята больше доверяют острому мечу и крепкому щиту, чем этим вашим… магическим фокусам. Хотя, — он посмотрел на меня с кривой усмешкой, — после того, что я видел в Хмарском, возможно, я и поменяю свое мнение.
— Значит, так тому и быть, — подвел я черту. — Мы встретим их. Но не в чистом поле, где их количество даст им преимущество. А там, где мы сможем это преимущество свести на нет. В узком месте. В «бутылочном горлышке». У нас есть такое место?
Цари переглянулись.
— Ущелье Черного Ворона, — почти одновременно сказали они.
— Рассказывайте, — сказал я, подаваясь вперед, раскладывая на столе карту, на этот раз — карту их объединенных земель.
Они начали рассказывать. Ущелье Черного Ворона — узкий, извилистый проход в скалах, единственный удобный путь из восточных степей к землям Старой Руссы. С обеих сторон — отвесные скалы, где не пройдет ни конница, ни большая масса пехоты. Идеальное место для обороны. Те самые Фермопилы, о которых я и говорил.
План начал вырисовываться в моей голове. Четкий, ясный, почти математически выверенный.
— Нам нужно не просто остановить их там, — сказал я, водя пальцем по карте. — Нам нужно превратить это ущелье в ад для них. В мясорубку.
Откуда в этой местности вообще взялись такие ущелья и скалистая местность — я понятия не имел. Не сказать, что мои географические познания этой области были велики, да и вообще географии, но… с другой стороны, кто его знает, как сильно может измениться ландшафт, если в землю прилетает пару ядерных, десяток баллистических и межконтинентальных ракет.
Воображение услужливо подбросило картину выжженой земли, огромных рвов, ущелий, изменившегося ландшафта. Да, как-то так. Я мотнул головой, вытряхивая мусорные картинки прочь. Думать надо было о другом.
Мой мозг стал работать на пределе. Идеи рождались одна за другой, цепляясь друг за друга, образуя сложную, многоуровневую систему обороны.
— Первое — это ловушки, — начал я загибать пальцы. — Много ловушек. «Волчьи ямы», завалы, камнепады, которые можно обрушить в нужный момент. Второе — укрепления. Небольшие, хорошо защищенные редуты на склонах ущелья, где мы разместим наших арбалетчиков. Они будут поливать орду огнем сверху, оставаясь в относительной безопасности. Третье… — я посмотрел на царей, — третье — это то, что они точно не будут ожидать.
— И что же это? — Романович подался вперед, в его глазах горел азарт.
— Это… сюрприз, — улыбнулся я. — Инженерный сюрприз. Мне понадобится помощь Михалыча, несколько дней работы «Феникса» и все запасы той дряни, что мы называем «сосновым варом». И еще кое-что, что, я надеюсь, мы сможем найти на старых складах.
Цари молчали, глядя на меня. Я видел, как в их глазах зарождается надежда. Не просто надежда выжить. А надежда победить.
— У нас мало времени, — сказал я, поднимаясь из-за стола. — Нужно действовать. Я немедленно возвращаюсь в Хмарское и приступаю к работе. Ваши Величества, — я посмотрел на них, — мне нужны будут люди. Лучшие плотники, землекопы, кузнецы. И все ресурсы, которые вы только сможете собрать.
— Ты их получишь, барон, — твердо сказал Долгоруков. — Все, что нужно.
Я кивнул.
— Тогда… за работу, господа. Кажется, нам предстоит построить самые грандиозные Фермопилы в истории этого мира.
Я попрощался с царями, после чего вышел на улицу и двинулся к лошади, чтобы затем устремиться обратно к себе в Хмарское.
Путь обратно в Хмарское пролетел на одном дыхании. Я гнал лошадь так, что ветер свистел в ушах, но не от страха или спешки. Нет. Мной двигало иное чувство — нетерпение. Нетерпение инженера, в голове которого только что родилась новая, дерзкая, почти безумная, но от этого не менее прекрасная идея.
Фермопилы… Да, аналогия была красивой, пафосной. Но спартанцы лишь сдерживали врага. Я же хотел не просто сдержать — я хотел его испепелить. Превратить Ущелье Черного Ворона в огненный котел, в ад на земле, в котором орда Радомира Свирепого умоется собственной кровью и захлебнется дымом.
Цари хотели «огненные трубы». Что ж, они их получат. Но не в том виде, в каком, возможно, себе представляли. Не пороховые пушки — до них нам еще далеко. А нечто более простое, но не менее эффективное. Нечто, что мой мир знал под разными именами.
Гениальная идея пришла в голову сама собой, словно вспышка. Я вспомнил уроки истории, рассказы о войнах прошлого. О том, как простые, но хитроумные решения порой меняли ход целых сражений. Я вспомнил о «греческом огне» Византии, о финских зажигательных смесях, которые в моем времени позже стали называть «коктейлем Молотова».
Вот оно! Просто, дешево и дьявольски эффективно.
Только в нашем случае вместо бензина и машинного масла мы будем использовать то, что есть под рукой. Самогон? Михалыч, я был уверен, сможет наладить его производство в промышленных масштабах, был бы только повод и сырье.
Сосновый вар? Смола? В лесах этого добра — завались. Остатки мазута, старого масла, которые мы можем найти на заброшенных заводах… Да что угодно, что горит и липнет! Все это смешать в правильной пропорции, разлить по глиняным горшкам с фитилями — и вот они, наши «огненные трубы». Простые, но смертоносные бомбы для метания.
А чтобы метать их дальше и точнее, чем может сделать рука человека, мы построим метательные машины. Не огромные требушеты для осады крепостей, нет. Легкие, мобильные, полевые катапульты, которые можно будет быстро собрать и установить на склонах ущелья. Представил себе картину: ночь, узкий проход, забитый тысячами дикарей, и на их головы с неба обрушивается огненный дождь…
Я прекрасно отдавал себе отчет, что одной такой тактикой войну не выиграть. Но нанести врагу массированный, ошеломляющий урон — как физический, так и, что важнее, психологический — очень даже можно.
Деморализованная армия — самая слабая армия. Какой бы большой она ни была. Когда люди видят, как их товарищи горят заживо, как сама земля под ногами превращается в огненную реку, их хваленая ярость быстро сменяется первобытным ужасом. И они побегут. А уж бегущего врага встречать куда приятнее.
С этими мыслями я и влетел во двор Хмарского. Поместье жило своей обычной, трудовой жизнью. Я спешился, бросил поводья подбежавшему конюху и, не теряя ни минуты, направился прямиком к навесу, где расположились хламники.
Они как раз заканчивали свой обеденный перерыв. Увидев меня, тут же повскакивали.
На моем лице явно было что-то написано, потому что Иван тут же посерьезнел.
— Что-то случилось? — спросил он мгновенное.
— Случилось, — сказал я, мой голос был полон с трудом сдерживаемого возбуждения. — Случилось то, что у нас есть неделя. Неделя, чтобы подготовиться к встрече с самой большой армией, которую только видели эти земли со времен Рунических Войн.
Я быстро, без лишних предисловий, изложил им суть разговора с царями. О Радомире, о его орде, о нашем плане встретить их в Ущелье Черного Ворона. Лица хламников становились все серьезнее с каждым моим словом. Они не боялись — в их глазах не было страха. Была лишь холодная, сосредоточенная решимость. Это были воины, и они приняли весть о грядущей войне как должное.
— … и для того, чтобы наш «горячий прием» удался на славу, — закончил я свой рассказ, — мне нужны компоненты. Самые разные. И как можно больше.
Я посмотрел на Ивана, на его людей.
— Парни, мне нужна ваша помощь. Ваш опыт, ваши знания. Нужно пораскинуть мозгами и вспомнить все, что вы когда-либо видели в своих походах. Меня интересует все, что может гореть и взрываться. Нитрат калия, селитра — может, на каких-то старых складах удобрений? Или, может, где-то завалялись бочки с порохом, пусть даже отсыревшим? Мазут? Нефть непереработанная, густая, черная жижа? Старые химические лаборатории? Заброшенные военные базы? Все что угодно! Любая зацепка, любой слух!
Хламники переглянулись, их лица были напряжены от умственной работы. Они копались в своей памяти, перебирая сотни пройденных дорог, десятки исследованных руин.
— Порох… — задумчиво протянул Руслан. — Нет, барон. Если бы мы наткнулись на порох, то точно бы его прибрали к рукам. Самим нужен.
— Селитру тоже не видал, — покачал головой Олег. — Знать бы еще, как она выглядит.
Они молчали, и я уже начал терять надежду. Но тут подал голос Иван. Он долго сидел, нахмурив брови, глядя куда-то в одну точку, а потом его лицо прояснилось.
— Погоди-ка, барон… — сказал он медленно, словно пробуя воспоминание на вкус. — Мазут… нефть… Я, кажется, припоминаю одно место. Недалеко от того аванпоста, что мы строили. Примерно в полудне пути на восток. Там… там были какие-то старые цистерны, вкопанные в землю. Ржавые, здоровые. И из одной, пробитой, текла какая-то черная, густая жижа. Воняла — страсть. Мы тогда еще мимо прошли, решили не связываться. Смысла в ней не видели, да и тащить тяжело. Но бочки, кажется, там еще целые были.
Отлично. Это то что нужно.
— Эта жижа… она горит? — спросил я, стараясь, чтобы мой голос не дрожал от волнения.
Иван пожал плечами.
— А кто ж ее знает, барон? Мы не пробовали. Но, думаю, если поджечь, то полыхнет знатно. Густая, маслянистая…
— Везите! — сказал я, и мой голос прозвучал, как выстрел. — Немедленно собирайте отряд, берите пустые бочки, повозки — и туда! И привезите все, что сможете! Каждую каплю! Сейчас все пригодится! Каждый литр этой черной жижи может спасти десятки жизней наших солдат!
Иван посмотрел на меня, и в его глазах я увидел понимание. Он не стал задавать лишних вопросов. Он просто кивнул.
— Будет сделано, барон. Завтра же с рассветом выступаем.