Первый инженер императора IV

Глава 7

Яркий, ослепительный, всепроникающий свет. Он хлынул в комнату невидимой волной, заполнив собой каждый угол, каждую щель, каждую тень. Он был настолько интенсивным, настолько абсолютным, что, даже зажмурившись, стиснув веки до боли, я все равно его видел. Не глазами, нет. Я видел его внутренним взором, чувствовал каждой клеткой своего тела, как эта чистая, первородная энергия пронзает меня насквозь.

Первая мысль была до ужаса банальной и предсказуемой: «Вот и все. Приплыли». В голове мелькнул образ нашего аванпоста, моего поместья, лиц Ивана, Михалыча, Риты… Все это сейчас превратится в пепел. Вспышка, и ничего не останется.

Все наши труды, все наши надежды, все планы — все обратится в ничто. Мы все-таки активировали какой-то скрытый протокол, какую-то последнюю ловушку, и теперь нас испепелит эта необузданная магическая энергия. Конец.

Но… я все еще думал. Мысль, словно испуганная мышь, металась в черепной коробке. Как так получается? Если бы нас испепелило, если бы мое тело, мой мозг прекратили свое существование, то и способность размышлять была бы утрачена. Верно?

Как говорил один немецкий философ из моей прошлой, бесконечно далекой жизни: «Я мыслю, следовательно, я существую». Cogito, ergo sum. Что же тогда выходит? Что я жив? Что этот ослепительный, всепоглощающий свет — это не смерть?

Не знаю, сколько это длилось. Мгновение? Вечность? Время потеряло свой смысл, растворившись в этом сиянии. А потом… потом все закончилось. Так же внезапно, как и началось. Свет погас, оставив после себя лишь пляшущие цветные пятна перед глазами и звенящую, оглушительную тишину.

Я медленно, почти с опаской, открыл глаза. И замер, не в силах пошевелиться. Моя рука так и застыла в воздухе, в отчаянной попытке перехватить палец Руслана, который все еще был прижат к той самой злополучной красной кнопке. Мы все стояли так, как стояли в тот момент, когда он ее нажал. Застывшие, словно фигуры в каком-то странном, жутком музее восковых фигур.

— Что… что это было? — прохрипел Иван, его голос был едва слышен. Он с трудом сглотнул, я видел, как дернулся его кадык. Лицо Кречета сейчас выцвело, стало белее чистого пергамента. Казалось, если бы кровь действительно могла отхлынуть от всех сосудов разом, то именно это с ним сейчас и произошло.

— П-п… п-простите, — заикаясь, пролепетал Руслан, отдергивая наконец свой палец от кнопки, словно от раскаленного железа. Он смотрел на нее с таким ужасом, будто она могла в любой момент снова ожить и укусить его. — Больше… больше не буду.

— Да больше и не надо, — хрипло ответил я, медленно опуская руку. Тело было ватным, непослушным. Я огляделся по сторонам. Все были на месте. Живы. Никто не превратился в пепел. И принтер… он стоял все так же невозмутимо, лишь на его черной, матовой поверхности теперь мягким, голубым светом горели несколько индикаторов, которых раньше не было.

— Хм, — раздался знакомый металлический голос из недр «Феникса». Он прозвучал как-то иначе — ровнее, четче, словно обрел новую силу. — Что ж, барон. Поздравляю. Вы выиграли пари. Уложились в срок, с запасом в двадцать три часа, сорок одну минуту и двенадцать секунд. Готов слушать ваши дальнейшие указания.

Указания? Он сказал «указания»? Выходит… у меня получилось. Я сделал это! Я не просто собрал Руническое Ядро. Я смог его активировать, я смог запустить этот чертов механизм!

Волна эйфории, чистой, незамутненной радости захлестнула меня, смывая остатки страха и усталости. Получилось! Вопреки всему — примитивным инструментам, недостатку материалов, боли в руке, постоянному риску. Мы сделали это!

Сколько всего теперь нас ждет впереди… Новые возможности, новые горизонты. Механизмы, оружие, инструменты… Мы сможем создавать все, что угодно! Это… это начало новой эры. И нужно как можно скорее рассказать об этом Скворцову, показать ему наше достижение. Он должен это видеть!

Я сделал глубокий вдох, пытаясь унять бешено колотящееся сердце, и посмотрел на черный куб.

— Итак, — сказал я, и мой голос, к моему удивлению, прозвучал твердо и уверенно после пережитого шока, — раз уж ты теперь в моем полном распоряжении, ИскИн, то для начала мне нужно, чтобы ты рассказал последовательность и сроки производства деталей. Теоретически. Допустим, мне нужен обычный стальной меч. Но не просто меч, а идеальный. Выверенный, сбалансированный, с правильным центром тяжести. Идеальный полуторный меч, бастард в простонародье. Есть ли в твоих цифровых мозгах информация о такой вещи?

ИскИн помолчал несколько секунд, видимо, обрабатывая запрос. Я почти видел, как в его недрах проносятся триллионы терабайт информации, выискивая нужный файл.

— Запрос принят. Идет поиск в базе данных… найдено. Полуторный одноручный меч, именуемый бастард. Тип — клинковое холодное оружие. Стандартная длина клинка — от девяноста до ста десяти сантиметров. Средний вес — от один и два до один и шесть килограммов. Материал клинка — высокоуглеродистая закаленная сталь. Рукоять — дерево, кожа, металл… да, барон, у меня имеется полная информация о данном типе холодного оружия, включая несколько десятков модификаций и чертежей разных исторических эпох.

— Отлично, — я удовлетворенно кивнул. — Что нужно для его производства?

— В идеале — стальной лом соответствующего химического состава. За неимением такового — трехкратное количество обычного железного лома, который будет использован для переработки и последующего синтеза необходимого сплава. От вас, барон, не требуется предоставления чертежей, они уже имеются в моей базе данных. Остается только подать исходное сырье в боковой приемный отсек.

Раздался тихий щелчок. С левой стороны «Феникса», там, где раньше была лишь гладкая черная поверхность, плавно отъехала панель, и из недр принтера бесшумно выдвинулся контейнер, похожий на большой металлический ящик.

— Сюда следует помещать исходный материал, — спокойно прокомментировал ИскИн.

Снова щелчок. С правой стороны корпуса точно так же открылась еще одна панель, и оттуда выдвинулось полотно, напоминающее конвейерную ленту, какие я видел в гипермаркетах у кассы в своей прошлой жизни.

— А здесь будет выходить итоговый продукт. Время производства одной единицы, учитывая необходимость переработки низкокачественного сырья, составит приблизительно… — ИскИн снова сделал паузу, производя расчеты, — один час и двенадцать минут.

Один час… Я едва сдержал восхищенный свист. Создать идеальный, сбалансированный меч из простого железного лома всего за час с небольшим… Михалыч, при всем его мастерстве, потратил бы на это минимум несколько дней кропотливого труда. А здесь… здесь это было поставлено на поток.

Я смотрел на этот черный, гудящий ящик, на его выдвинутые отсеки, и понимал — это не просто машина. Это — будущее. Наше будущее. И оно только что началось. Здесь, в моем до недавно убогом поместья в Хмарском. В восстановленных руинах.

— Займемся этим завтра, — сказал я, легким нажатием задвигая выдвинутые ящики обратно в корпус «Феникса». Они исчезли в его недрах так же бесшумно, как и появились, оставив после себя лишь идеально гладкую, черную поверхность. — Мы и так задержались сегодня допоздна. Нам всем нужен отдых.

Я посмотрел на своих спутников. Иван и Руслан все еще стояли, как завороженные, глядя на черный куб. На их лицах читалась смесь недоверия, благоговения и какого-то почти детского восторга. Еще бы. Они только что стали свидетелями настоящего чуда, пусть и технологического, а не божественного.

На дворе действительно стояла глубокая ночь. Я подошел к окну и распахнул его настежь, впуская в комнату прохладный, влажный воздух, пахнущий дождем и мокрой листвой. Большая, полная луна, словно любопытный сосед, заглядывала в мой рабочий кабинет, освещая его призрачным, серебристым светом. Она бросала длинные тени от книжных шкафов, от стола, заваленного чертежами, и от черного, инопланетного куба «Феникса», делая его еще более загадочным и монументальным.

В эту самую минуту тишину нарушил тихий, почти робкий стук в дверь.

Мы втроем — я, Иван и Руслан — как по команде, переглянулись. Кто это мог быть в такой поздний час?

— Войдите, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно, хотя внутри почувствовал легкое напряжение.

Дверная створка медленно отворилась, и я увидел то, чего, пожалуй, не ожидал. На пороге стояла… целая орава людей. Почти все жители Хмарского, кого я мог сейчас вспомнить. И крестьяне, и хламники, и даже Андрей Михайлович, стоявший впереди всех, его лицо, как всегда, было хмурым, но в глазах читалось неприкрытое беспокойство. Они стояли, сгрудившись в узком коридоре, их лица, освещенные неровным светом свечи, которую кто-то держал в руках, были полны одного-единственного немого вопроса: «Что это, черт возьми, было?»

— Барин, — начал было Василь, мой верный староста, его голос был неуверенным, почти виноватым. Он мялся, переступая с ноги на ногу, не решаясь войти. — Возможно, это не наше дело, но… от лица всех жителей хотелось бы спросить…

— Что произошло? — спросил я, забегая вперед и тем самым избавляя его от необходимости подбирать слова. Я мягко улыбнулся, давая им понять, что не сержусь. — Вас разбудил тот свет, что исходил из моего кабинета?

Староста кивнул, и я увидел, как по толпе прокатился вздох облегчения. Видимо, они боялись моей реакции, боялись навлечь на себя гнев барона, который занимался в своем кабинете какими-то неведомыми, пугающими вещами.

— Бояться нечего, — ответил я так же спокойно, обводя взглядом их встревоженные лица. — Все в порядке. Наоборот, сегодня случилось нечто очень хорошее. Очень важное для всех нас. Могу лишь сказать, что после этого… — я сделал многозначительную паузу, — у нас теперь наконец-то появится хороший, качественный инструмент для работы. А еще — много чего другого, полезного. Так что не переживайте. Лучше идите все спать. Завтра будет новый день, и он принесет нам много хороших новостей.

Я видел, как напряжение на их лицах постепенно спадает, уступая место любопытству и надежде. Они не поняли и половины из того, что я сказал, но главного добились — убедились, что барон жив, здоров, и что никакой вселенской катастрофы не произошло. Этого им было достаточно.

Конечно, они все заметили. Конечно, переполошились. Этот столб света, ударивший в ночное небо, был виден не только из каждого уголка Хмарского. Я с ужасом подумал, как далеко его было видно. До Новгорода? До Руссы? А может, и дальше?

Не удивлюсь, если завтра ко мне снова нагрянут гонцы от обоих царей с требованием немедленно объяснить, что за светопреставление я тут устроил. Да и тот же К’тул, если он все еще жив… он тоже мог это видеть. Мысли об этом заставили меня слегка нахмуриться, но я тут же отогнал их прочь. Будем решать проблемы по мере их поступления.

Толпа потихоньку начала расходиться, люди перешептывались, бросая любопытные взгляды на мой кабинет, на черный куб, видневшийся в дверном проеме. Лишь Михалыч задержался на пороге.

— Саша, — он посмотрел на меня своим привычным, строгим, но в то же время заботливым взглядом. — Ты уверен, что все в порядке?

— Уверен, Андрей Михайлович, — кивнул я. — Более чем. Завтра все покажу и расскажу. А сейчас — спать. Вам тоже отдых нужен.

Старый кузнец еще раз окинул взглядом комнату, задержался на «Фениксе», крякнул, покачал головой и, ничего не сказав, развернулся и пошел прочь.

— Вы тоже идите отдыхать, — сказал я Ивану и Руслану, которые все еще стояли в кабинете, переводя дух после нашего маленького приключения и последующего народного схода. — Завтра с утра возьмем немного того металлолома, что лежит у кузницы, и попробуем соорудить что-нибудь новое, на пробу. Проверим эту железяку в деле. А пока оно будет работать, — я потер уставшие глаза, — я, пожалуй, съезжу за Скворцовым. Думаю, ему будет крайне интересно взглянуть на это чудо. Да и рука моя… — я посмотрел на черные узоры, все еще видневшиеся под кожей, — требует его магического вмешательства.

— Хороший план, барон, — кивнул Иван. — Тогда до завтра.

Я проснулся рано. Судя по густой, бархатистой темноте за окном, до рассвета было еще далеко — наверное, часов шесть, может, начало седьмого. Но сна не было ни в одном глазу. Тело, пусть и уставшее после вчерашних подвигов, было полно какой-то новой, незнакомой мне энергии, а мозг, отдохнувший за несколько часов глубокого, почти беспробудного сна, работал четко и ясно, требуя немедленных действий.

В нашей ситуации медлить было нельзя.

Выглянув в окно, я порадовался. Ночной дождь, который грозился начаться еще вечером, так и не пошел. Погода стояла сухая и безветренная, хотя и прохладная. Над землей стелился легкий туман, а в воздухе пахло ранней свежестью и мокрой листвой. Идеальный день для того, чтобы творить историю.

Я быстро оделся, накинул на плечи теплый плащ и вышел во двор. Поместье еще спало, погруженное в тишину и предрассветный полумрак. Лишь в окнах кухни горел тусклый свет — женщины уже начинали готовить завтрак. Да еще одна одинокая фигура маячила у ворот, мерно прохаживаясь вдоль частокола.

Иван. Конечно же, это был он. Предводитель хламников, даже находясь в относительной безопасности нашего поместья, не мог позволить себе расслабиться. Он патрулировал, осматривал окрестности. Старая привычка воина, для которого бдительность — синоним жизни.

Я направился к нему. Мои шаги гулко разносились в утренней тишине, и он тут же обернулся, его рука инстинктивно легла на рукоять меча. Увидев меня, он расслабился.

— Не спится, барон? — спросил он, когда я подошел ближе. Его голос был тихим, но в нем не было и тени сонливости.

— Дела не ждут, Иван, — ответил я. — Помощь твоя нужна.

Кречет, не задавая лишних вопросов, не раздумывая ни секунды, тут же кивнул и двинулся за мной. Эта его молчаливая, безоговорочная готовность действовать вызывала глубокое уважение. Он был человеком дела, а не слова. И я ценил это больше всего.

По пути к дому мы выцепили Михалыча, который, как и я, был ранней пташкой. Старый кузнец как раз выходил из своей комнаты, направляясь в кузницу, чтобы разжечь горн. Увидев нас с Иваном, он нахмурился.

— Что стряслось спозаранку? — проворчал он. — Неужто опять какая напасть?

— Почти, Андрей Михайлович, — усмехнулся я. — Напасть трудового энтузиазма. Помощь твоя тоже нужна будет. Пойдем.

Мы втроем вошли в мой кабинет. «Феникс» все так же невозмутимо стоял в центре комнаты, его черные, матовые грани поглощали тусклый свет, пробивавшийся в окно.

— Вот, — я кивнул на принтер. — Эту штуковину нужно вынести на улицу.

Михалыч окинул «Феникс» недоверчивым взглядом, почесал свою седую бороду.

— Зачем это еще? — пробурчал он. — Неужто на свежем воздухе она лучше работать будет?

— Почти, — улыбнулся я. — Просто здесь, в доме, ей будет тесновато. Да и вам, думаю, будет спокойнее, если первые испытания мы проведем подальше от жилых помещений. На всякий случай.

Довод оказался убедительным. Мы втроем, кряхтя и упираясь, подхватили тяжелый куб и осторожно вынесли его во двор. Место для него я присмотрел заранее — под широким навесом, там, где раньше был временный лагерь хламников. Здесь было достаточно свободного пространства, и в то же время — защита от возможного дождя.

Пока мы устанавливали «Феникс» на ровную площадку, из дома начали выходить люди, привлеченные нашим утренним шумом. Сначала — хламники, потом — крестьяне. Они окружали нас, с любопытством и некоторой опаской разглядывая черный куб.

— Ну что, ИскИн, готов к первому рабочему дню? — спросил я, похлопав по гладкой поверхности принтера.

— Готовность номер один, барон, — тут же отозвался знакомый металлический голос, заставив нескольких крестьянок испуганно вскрикнуть и перекреститься. — Загружайте сырье. Я жду.

Мы втроем: Михалыч, я и Иван, стали таскать из кузницы первые порции металлолома — ржавые обломки, куски арматуры, погнутые листы железа. Мы засыпали все это в приемный отсек «Феникса».

— Принято. Начинаю анализ химического состава и переработку, — сообщил ИскИн.

Внутри принтера что-то тихо загудело. Голубые индикаторы на его корпусе замигали в сложном, понятном, видимо, только ему, ритме. Я чувствовал, как Руническое Ядро внутри него отзывается на команду, как пробуждается заключенная в нем энергия.

— Запрос на производство: меч полуторный, бастард, стандартная модель. Подтверждаете, барон?

— Подтверждаю, — сказал я, чувствуя, как по спине пробегает холодок предвкушения.

Гул внутри «Феникса» усилился. Теперь он был похож на ровную, мощную работу какого-то сложного двигателя. Люди, стоявшие вокруг, затаили дыхание.

У меня было чуть больше часа, чтобы съездить за Скворцовым и вернуться. Ровно столько, по расчетам ИсКина, требовалось «Фениксу», чтобы переработать груду ржавого хлама и синтезировать из него идеальный клинок. Сомневаюсь, что за это время может случиться что-то экстраординарное. Хотя, как показала практика последних недель, в этом мире загадывать наперед — дело гиблое.

— Так, — сказал я, обращаясь к столпившимся вокруг людям, которые смотрели на гудящий черный куб. — Я в город, за магом. Никому ничего не трогать, пусть эта коробка творит свои чудеса. Когда клинок будет готов, — я выразительно посмотрел на Ивана и Михалыча, — его тоже не трогать! Даже если очень хочется. Приеду — и тогда разберемся. Всем ясно?

Толпа согласно загудела. Иван Кречет, взявший на себя роль негласного коменданта в мое отсутствие, кивнул, его лицо было предельно серьезным.

— Не беспокойся, барон. Присмотрим. Никто и близко не подойдет.

Я коротко кивнул ему в ответ и, не теряя больше ни секунды, направился к конюшне. Запрягать повозку на этот раз не стал — налегке, верхом, я доберусь до Новгорода значительно быстрее. Да и возвращаться планировал не один.

Лошадь, отдохнувшая за ночь, неслась резво. Стук копыт по утреннему, еще влажному от росы тракту, был единственным звуком, нарушавшим тишину. Мысли в голове неслись вскачь, обгоняя коня. Сработало! У нас получилось! Теперь, когда «Феникс» был запущен, перед нами открывались поистине безграничные возможности. Инструменты, оружие, детали для механизмов… Мы могли создавать все, что угодно!

Но вместе с эйфорией приходило и осознание новых проблем. Сырье. Для работы «Феникса» нужно было сырье. Много сырья. Тот металлолом, что мы притащили из заводского комплекса, был лишь каплей в море. Нужно было налаживать регулярные поставки.

Но теперь у нас был козырь. Мощный козырь. Мы могли вооружить наши отряды таким оружием, которого не было ни у кого. Улучшенные арбалеты, прочные доспехи, идеальные клинки… Это значительно повышало наши шансы на выживание. Если добыть порох, то можно будет сделать и огнестрельное оружие…

Приехав в город, я первым делом направился не к Скворцову, а на задворки, к городским свалкам и мастерским, где всегда можно было найти брошенный, никому не нужный металлолом. Заплатив пару медных монет местному старосте свалки, я получил разрешение забрать все, что смогу унести.

Набрав несколько мешков ржавых обломков, старых цепей и погнутых деталей (каждый килограмм металла теперь был на вес золота), я приторочил их к седлу своей лошади и только после этого направился к знакомому зеленому домику на тихой улочке.

Картина, открывшаяся мне, заставила на мгновение замереть от удивления, а затем — расхохотаться в голос. Мэтр Скворцов, один из самых могущественных магов, которых я знал, мудрец, чей возраст исчислялся веками, стоял на небольшой деревянной стремянке и… красил стену своего домика.

На нем был какой-то старый, заляпанный белой краской балахон, на голове — нелепый соломенный брыль, видимо, для защиты от солнца. Его лицо, руки, даже кончик его седой бороды — все было перепачкано краской. В одной руке он держал банку, в другой — широкую кисть, которой он с деловитым видом, старательно и методично, наносил на стену свежий слой зеленой краски.

Он выглядел не как могущественный чародей, а как обычный, добродушный пенсионер, решивший на досуге подновить свой дачный домик. Этот контраст был настолько разительным, что я не мог сдержать смеха.

Скворцов, услышав мой смех, медленно повернул голову. Его синие глаза, как всегда, были спокойны, но в них плясали веселые искорки.

— Чему смеешься, барон? — спросил он, не прекращая своего занятия. — Негоже, знаешь ли, над трудом праведным потешаться. Дом, он заботы требует. Даже если он — пространственный карман. Фасад, он на то и фасад, чтобы прилично выглядеть.

— Простите, мэтр, — я постарался придать своему голосу серьезности, хотя уголки губ все еще предательски подрагивали. — Просто… вид у вас весьма… колоритный. Но я не за этим. Вы нужны мне в поместье. Срочно. Кажется, я совершил невозможное.

Маг отложил кисть, медленно спустился со стремянки и вытер руки о тряпку, которая была не менее грязной, чем он сам. Он посмотрел на меня, и его улыбка стала шире.

— О, — он рассмеялся тихо, почти беззвучно, — сынок, то, что ты вчера ночью сотворил… это почувствовали все оставшиеся в живых маги на всей территории бывшей Империи. И не только маги. Я не удивлюсь, если отголоски этого всплеска докатились и до земель К’тула, где бы он сейчас ни был. Так что, да, барон, ты действительно совершил невозможное. И я бы очень хотел взглянуть на это своими глазами.

Он стянул с головы свой нелепый брыль, бросил его на землю, и, не говоря больше ни слова, направился к моей лошади.

— Поехали, — сказал он. — Не терпится увидеть, какую именно «кашу» ты там заварил. И, надеюсь, у тебя найдется, чем отмыть эту краску. А то, боюсь, в таком виде я произведу не самое лучшее впечатление на твоих людей.

Обратный путь в Хмарское прошел в молчании. Скворцов, казалось, снова погрузился в свои думы, а я… я просто наслаждался моментом. Мы ехали не спеша, моя лошадь, нагруженная мешками с металлоломом, шла шагом. Солнце уже поднялось высоко, заливая все вокруг теплым, осенним светом.

Когда мы подъехали к поместью, я увидел, что у моего кабинета, где стоял «Феникс», собралась почти вся наша община. Люди стояли плотным кольцом, с любопытством и опаской заглядывая под навес, где гудел черный куб.

Мы спешились. Скворцов, окинув взглядом толпу, а затем переведя взгляд на принтер, одобрительно хмыкнул.

— Ну что, барон, — он посмотрел на меня, — показывай свое чудо.

Мы подошли к «Фениксу». Он все так же ровно гудел, его индикаторы мерцали голубым светом. Из приемного отсека все еще шел едва заметный пар — результат переработки металла.

— ИскИн, — обратился я к принтеру, — каков статус выполнения задачи?

— Производство объекта «меч полуторный, бастард» завершено, — тут же отозвался металлический голос. — Объект готов к выдаче. Но, если вам интересно мое субъективное мнение…

— Не интересно, — перебил я его.

— … данная модель требует доработки. Баланс неидеален, — все же договорил он. Я вздохнул.

Скворцов стоял, морща лоб. Ему тоже было, видимо, впервой, видеть говорящую коробку. Штош… что не говори, а даже я очень удивился бы такой штуке, живи я, скажем, в шестнадцатом веке. И, как минимум, пожаловался бы в святую инквизицию.

— Это оно и есть? — спросил маг. — Бес в коробке?

Я не удержался и хохотнул.

— Нет, мэтр. Во-первых, это не бес, а Искусственный Интеллект. ИскИн, проще говоря. Я расскажу вам о нем позже. Но сейчас, смотрите, чего мы добились!

Снова тихий щелчок, и из правого отсека медленно, почти торжественно, выехала конвейерная лента. А на ней… на ней лежал ОН. Меч.

Идеально прямой, обоюдоострый клинок из темной, матовой стали тускло поблескивал на свету. Длинная рукоять, обтянутая черной кожей, заканчивалась простым, но элегантным навершием в виде стального шара. Гарда была широкой, крестообразной, без лишних украшений. Ничего лишнего. Лишь совершенная, смертоносная функциональность.

Толпа ахнула. Даже Михалыч, протиснувшийся вперед, замер, глядя на меч с открытым ртом. Я видел, как в его глазах, глазах старого мастера, отражается восхищения.

Я протянул руку и взял меч. Он лег в ладонь, как влитой. Идеальный баланс, идеальный вес. Ни о каком перевесе в районе «конца» я не чувствовал и в помине.

Я сделал несколько пробных взмахов. Клинок со свистом рассекал воздух, пел свою смертоносную песню. Это было не просто оружие. Это было произведение искусства. Инженерного искусства.

— Прелестно, — кивнул Скворцов. Очень прелестно. Но, позволь спросить, барон, смею предположить, что ты пригласил меня не для того, чтобы показать печатный станок, верно?

— Абсолютно.

Я аккуратно передал клинок Ивану.

— Попробуйте его в действии и скажите свои ощущения. Я пока хочу обсудить кое-что с мэтром Скворцовым.

Народ стал разбредаться.

Я закрыл все отсеки в принтере, после чего подошел к его задней крышке и уже наученный опытом, открыл ее, после чего нащупал на передней части клавишу питания и выключил принтер от греха подальше. Вдруг коротнет еще. После этого сунул руки внутрь и вытянул Руническое Ядро.

Принтер утих окончательно, перестав вибрировать.

— О… — только и произнес Скворцов. В отряжении его глаз я увидел не только Ядро, но и то, как радужки мага вспыхнули на мгновение голубоватым светом.

— Ага, — ответил я.

— Позволишь? — поинтересовался маг.

— А для чего, как вы думаете, я вас позвал?

Я протянул мэтру Скворцову Руническое Ядро. Оно, мягко левитируя, планируя по воздуху, послушно перешло из рук в руки.

Далеко на востоке, там, где плодородные земли Новгорода и Руссы уступали место бескрайним, продуваемым всеми ветрами степям, цивилизация имела совершенно иное лицо. Вернее, она имела множество лиц, и большинство из них были немытыми, заросшими бородами и выражали крайнюю степень недовольства окружающим миром.

Здесь, в хаотичном нагромождении шатров, юрт, наспех сколоченных хибар и просто дыр в земле, прикрытых куском шкуры, обитали те, кого в городах презрительно именовали «дикарями». Разрозненные племена, банды, остатки разбитых армий, беглые каторжники и просто люди, которым настолько не повезло в жизни, что они решили, будто терять им уже нечего.

До недавнего времени их существование сводилось к простому, но весьма энергозатратному циклу: найти что-нибудь, что можно съесть, отобрать это у кого-нибудь, съесть, а потом постараться, чтобы не съели тебя самого.

Но потом появился Радомир.

Радомир Свирепый.

Это имя, как и его обладатель, было парадоксом. Человек, чье имя буквально означало «Радость Миру», не собирался нести в этот самый мир ничего, кроме тщательно спланированного хаоса, огня, меча и, возможно, легкого недоумения у тех, кто имел неосторожность встать у него на пути. Вернее будет сказать, что если бы Радомир и решил «причинять радость и наносить добро», то делал бы это в своей, особой манере — с шумом, пылью и последующей необходимостью для выживших срочно искать новое место жительства.

Именно он, Радомир, дал этим разрозненным, вечно грызущимся между собой племенам то, чего у них никогда не было — общую цель. Он объяснил им, что отбирать еду друг у друга — это мелко и неэффективно. Гораздо продуктивнее отобрать все сразу у тех, кто живет за высокими стенами, у кого есть не только еда, но и теплые дома, мягкие кровати и, что самое приятное, полные погреба всяких вкусностей. Идея эта, надо сказать, нашла самый живой отклик в сердцах и желудках дикарей.

И вот сейчас Радомир Свирепый сидел в своем шатре — самом большом и, пожалуй, единственном, где не пахло немытыми ногами и отчаянием. Он сидел за широким, грубо сколоченным столом и при свете сальной свечи, чадящей так, что любой уважающий себя кочегар бы позавидовал, разбирал карты и донесения своих шпиков.

Карты были ворованными, донесения — написанными на обрывках коры неграмотными, но наблюдательными лазутчиками. Но даже из этого хаоса Радомир, обладавший на удивление острым и изворотливым умом, умудрялся складывать вполне ясную картину происходящего в соседних землях.

И картина эта ему категорически не нравилась.

— Союз… — прошипел он, водя грязным пальцем по линии, разделяющей на карте владения Новгорода и Руссы. — Объединились, значит, голубки. Дуумвират удумали.

Его план был прост и гениален, как все, что он придумывал. Сначала — набеги. Мелкие, назойливые, как укусы комаров. Измотать пограничные отряды, посеять страх среди крестьян, нарушить торговлю. Затем, когда оба царя, этот политик Долгоруков и вояка Романович, будут заняты латанием дыр на своих границах, нанести главный удар. Сначала по одному. Потом по другому. И захватить их города, превратив их в плацдармы для своей будущей… ну, скажем так, Империи Радости и Порядка. Его порядка, разумеется.

Нападение на ярмарке было первым шагом. Пробой пера. Проверкой на вшивость. И, надо признать, результат его одновременно и разозлил, и озадачил. Отбились. Быстро. Жестко. Слишком жестко для двух разрозненных армий. Значит, союз их — не просто слова на бумаге.

— Но ничего, — бормотал Радомир себе под нос, двигая по карте фигурки из обточенных костей, — у меня еще есть время. Есть люди. И есть план «Б». А если понадобится — и план «В», «Г» и даже «Ё»…

Именно в этот момент, когда он уже почти придумал новый, еще более коварный план, как поссорить двух царей (возможно, с использованием переодетой козы и мешка с прокисшей капустой), это и произошло.

За пологом шатра, на востоке, там, где за темным лесом и водной гладью Ильменя лежал Великий Новгород, в небо ударил столб света. Ярко-синий, почти ослепительный, он на мгновение затмил даже свет луны, окрасив низкие осенние облака в призрачные, нереальные тона.

Радомир замер. Свеча на столе затрепетала, словно испугавшись. Костяные фигурки на карте качнулись. А сам предводитель дикарей почувствовал, как по его спине, от затылка до самого копчика, пробежал неприятный, ледяной холодок. Тот самый холодок, который он испытывал лишь дважды в жизни: когда в детстве его чуть не съел медведь, и когда он впервые столкнулся с настоящей, необузданной магией.

Он медленно поднялся, подошел к выходу из шатра и откинул тяжелый полог. Столб света медленно, неохотно, начал угасать, таять, растворяясь в ночном небе.

— Этого мне еще не хватало, — процедил Радомир Свирепый сквозь зубы.

Все его тщательно выстроенные планы, все его гениальные стратегии, основанные на слабости и разобщенности врага, в этот самый момент начали медленно, но верно катиться коту под хвост. Причем, судя по силе и масштабу этого светового явления, коту очень большому. Огромному. Возможно, даже саблезубому.

И Радомир понял, что его война только что стала намного, намного сложнее. И, возможно, гораздо короче.

Но от того не менее свирепой.