Первый инженер императора IV

Глава 14

Табор Радомира Свирепого, этот передвижной филиал хаоса на земле, стоял в трех днях пути от ущелья. Ну, или в четырех. Или, возможно, в двух с половиной. Точно никто сказать не мог, потому что единственным инструментом для измерения времени и расстояния был слепой кочевник, который ориентировался по завыванию ветра в трещинах на земле. Но то, что ущелье было уже близко, было очевидно даже самому близорукому кочевнику.

Ландшафт вокруг, с присущей ему неделикатностью, начинал намекать на грядущие географические неудобства. Бескрайняя, удобная для передвижения (и, что немаловажно, для разграбления случайных путников) степь постепенно сменялась чем-то более… рельефным. Тракт, если можно было так назвать эту едва заметную, утоптанную тысячами ног тропу, начал углубляться, а по обе его стороны, словно две гигантские, недовольные челюсти, вырастали скалистые стены.

Наверху, по обе стороны от ущелья, простиралось ровное, как стол, плато, которое, в свою очередь, заканчивалось отвесным обрывом. Весьма живописное место, с точки зрения геолога или художника-пейзажиста, и совершенно неудобное, с точки зрения человека, который собирался провести через него многотысячную армию, состоящую в основном из людей, чей уровень тактического мышления был примерно на уровне лемминга, увидевшего обрыв.

Радомир смотрел на это творение природы и хмурился. Он знал, что именно здесь, в этом узком проходе, ему придется сразиться. Весть о его приближении, он был уверен, уже долетела до этих новоявленных «императорчиков». Наверняка они уже трепещут в своих дворцах, суетливо собирая свою малочисленную армию.

«Армия…» — Радомир презрительно хмыкнул. Что они могли выставить против него? Горстку городских стражников, привыкших гонять пьяниц и торговок с рынка? Пару сотен воинов, размякших от сытой жизни за крепостными стенами? Да даже если они соберут всех ополченцев, вооруженных вилами и праведным гневом, их едва ли наберется больше двух тысяч.

А у него… у него была ОРДА! Десятитысячная армия! Ну, по крайней мере, он так думал. На самом деле, точная численность его войска была величиной переменной. Каждый день кто-то присоединялся к орде, привлеченный слухами о грядущей добыче, а кто-то, наоборот, тихо исчезал в ночи, прихватив с собой соседского козла и не самые лучшие воспоминания. Так что реальная численность колебалась где-то между семью и девятью тысячами голов, но для Радомира это были несущественные мелочи. Главное — их было МНОГО.

И эта огромная, неуправляемая масса должна была, по его гениальному плану, протиснуться через это узкое ущелье и просто выдавить врага, как пробку из бочки с брагой. Резко. Нагло. Одним мощным, сокрушительным рывком. Они прокатятся по ним, как лавина, размажут их жалкую армию по скалам, сотрут в порошок.

А дальше… дальше — города. С их теплом, уютом, полными амбарами. С их мягкими кроватями, на которых так приятно отдыхать после ратных подвигов. С их чистыми, ухоженными женщинами, которые, Радомир был уверен, будут в восторге от его неотразимого варварского обаяния.

Все это будет принадлежать ему. Ему, Радомиру Свирепому!

А затем, основавшись здесь, на этих плодородных, богатых землях, они пойдут дальше. От западной границы, от самых Диких Земель, обратно на восток, подчиняя себе каждое поселение, каждое племя, каждый завалящий городишко. Он объединит всех. Он создаст свою, настоящую Империю. Империю силы, воли и… ну, в общем, его, Радомира.

Так он решил. План был прост, понятен и, что самое главное, ему очень нравился. А то, что в этом плане было несколько узких мест, вроде того самого ущелья, — это были лишь досадные, но преодолимые мелочи.

В конце концов, на то он и Радомир Свирепый, чтобы решать проблемы. Желательно, с помощью грубой силы и численного превосходства. И то, и другое у него имелось в избытке.

Никто не знал, сколько конкретно времени у нас осталось. Неделя? Пять дней? Три? Шпики, которых цари разослали во все стороны, приносили противоречивые сведения.

Орда Радомира двигалась, это было точно. Но ее скорость, маршрут, точная численность — все это терялось в тумане слухов, домыслов и откровенной паники, охватившей приграничные земли. Поэтому мы торопились. Торопились так, словно все черти ада гнались за нами.

Впрочем, если так вдуматься, то это сравнение не было таким уж нереальным. Только эти черти не гнались за нами, а шли навстречу. И нам надо было дать им по зубам.

Новгород гудел, как растревоженный улей. Дни и ночи напролет в моей мастерской и во дворе не умолкал шум. Стучали молотки, визжали пилы, скрипели повозки, подвозившие все новые и новые партии глиняных горшков, самогона и бочек с мазутом.

«Феникс» работал так, как ему и следовало. На максимально его возможности, но при этом равномерно. Не так напряженно, как звучали электродвигатели моего времени, когда на них подавали нагрузку выше номинальной.

Его ровный, мощный гул стал привычным фоном для всего ремесленного квартала. Он исправно выдавал нам детали для катапульт, пружины для ловушек, острые шипы для «Ежей» и, конечно же, альпинистское снаряжение, которое казалось здесь чудом из другого мира.

Я мотался между мастерской, двором, где собирали катапульты, и кузницей, где Михалыч со своими подмастерьями ковал сотни простых, но смертоносных наконечников для копий и болтов. Спал я урывками, а еду мне приносила Маргарита, которая теперь почти все время проводила в Новгороде, помогая Ише и городским знахаркам организовывать лазарет.

На исходе третьего дня лихорадочной подготовки все было готово. Первая партия оружия, ловушек, зажигательной смеси и разобранных катапульт была погружена на повозки. С ними же альпинистское снаряжение. Пришло время выдвигаться.

Я нашел Василя во дворе. Он, как и все, работал не покладая рук, лично проверяя каждый «огненный горшок», прежде чем его аккуратно упакуют в ящик с сеном.

— Василь, — обратился я к своему старосте.

— Да, барин? — отозвался он тут же, не прекращая своего занятия. Его лицо было уставшим, но мужчина уверенно держался на ногах.

— Ты здесь остаешься за старшего, — сказал я, глядя ему прямо в глаза. Я видел, как он выпрямился, осознавая всю меру ответственности. — Ты, Михалыч и Скворцов, если он здесь.

— Понял, барон, — он коротко, но твердо кивнул.

— Не прекращайте собирать «горшки» до тех пор, пока не закончатся все составляющие. И продолжайте производство оружия. Нам понадобится все, что мы сможем сделать. Каждая стрела, каждый меч. А мы… мы поедем к ущелью. Начнем готовиться. Расставлять ловушки, оборудовать позиции. Времени у нас в обрез.

Василь снова кивнул.

— Не подведем, барин. Можете не сомневаться. Передайте там… этим гадам… горячий привет от всех нас.

Я усмехнулся и хлопнул его по плечу.

— Обязательно передам, Василь. Самый горячий.

Мы ехали всю ночь, не останавливаясь. Подготовка в Новгороде закончилась, и теперь наш путь лежал на восток, к последнему рубежу, за которым начинались дикие, неуправляемые степи.

Воздух с каждым часом становился все холоднее, пронизывающий октябрьский ветер забирался под плащи, заставляя ежиться и плотнее кутаться в грубую ткань. Стук копыт по каменистому тракту, скрип повозок, груженных нашими «подарками», да редкое фырканье уставших лошадей — вот и все звуки, что нарушали ночную тишину.

К самому ущелью добрались засветло, хотя хмурое, затянутое сплошной серой пеленой небо и не давало понять, когда рассвет наступит окончательно. Просто в какой-то момент тьма начала неохотно отступать, уступая место блеклому свету, который лишь подчеркивал суровость и уныние окружающего пейзажа.

И вот тогда, за очередным поворотом, оно предстало передо мной во всей своей красе.

Ущелье.

Я невольно натянул поводья, заставляя свою пегую кобылу остановиться. Весь наш отряд, следовавший за мной, тоже замер.

Я много чего повидал за последнее время. Руины городов, мутировавших тварей, магию, способную изменять реальность. Казалось, меня уже трудно чем-то удивить. Но то, что я видел сейчас, поражало воображение. Это было не просто ущелье. Это был разлом. Грандиозный, величественный в своей дикой, необузданной мощи.

Одному Хроносу известно каким чудом он появился в такой местности. Но, как я уже и говорил, мало ли что могло образоваться после аппокалипсиса. Удивительно, что магнитные полюса не изменились.

Глядя на это место, я не мог отделаться от ощущения, что смотрю не на скалы, а на застывшую, окаменевшую кожу какого-то мифического существа, спящего в недрах земли.

А внизу, зажатая между этими двумя колоссальными стенами, вилась узкая, каменистая дорога. Она казалась отсюда тонкой, хрупкой ниточкой, готовой оборваться в любой момент. Я пытался представить, как по ней потечет эта река из дикарей, эта многотысячная орда Радомира. И картина эта, надо признать, вызывала как страх, так и предвкушение чего-то грядущего. Такого, что аж под ложечкой сосало.

Да. Это было идеальное место. Идеальная мышеловка. Ловушка, созданная самой природой. И мы должны были лишь немного… доработать ее. Превратить из простого ущелья в настоящий ад на земле.

Через пару часов мы добрались до самого въезда в ущелье. Лошади шли неохотно, то и дело всхрапывая и прядая ушами.

— Вот и приехали, — голос Ивана прозвучал глухо, теряясь в гулком эхе. Он спешился, похлопав своего коня по шее, словно пытаясь его успокоить.

— Давайте осмотримся, — сказал я, тоже спрыгивая на каменистую землю. Ноги после долгой езды были ватными, но возбуждение от предстоящей работы пересиливало усталость. — Покажите мне все, что вы нашли. Каждую пещеру, каждую трещину.

— Идем, барин, — Руслан шагнул вперед, его массивная фигура теперь не казалась особенно внушительной на фоне этих скал. — Тут есть на что посмотреть.

Мы оставили основной отряд и повозки у входа, под охраной сотников, а сами двинулись вперед, в эту каменную пасть.

То, что они показали мне, превзошло все мои ожидания. Я видел их пометки на карте, слушал их рассказы, но увидеть все своими глазами — это было совершенно иное. Их опыт, их знание местности, их «хламницкое чутье» были бесценны. Они видели не просто скалы и камни. Они видели возможности.

— Вот, смотри, барон, — Олег указал на стену ущелья, метрах в тридцати над землей. Снизу, с дороги, это место казалось просто темным пятном, игрой света и тени. Но Олег, видимо, знал, куда смотреть. — Пещера. Вход узкий, но внутри, я уверен, она расширяется. Идеальное место, чтобы спрятать пару-тройку арбалетчиков. Их оттуда не достать, а они будут видеть всех, кто проходит внизу, как на ладони. Таких «гнезд» мы насчитали с десяток по обеим сторонам.

Я кивнул, мысленно делая пометки. Да, это было превосходно. Не просто стрелки на вершине скал, а многоуровневая система обороны, способная поливать врага огнем с разных высот, создавая перекрестный обстрел.

— А вот здесь, — Олег ткнул своим тяжелым сапогом в, казалось бы, монолитную стену у самого основания, — разлом. Узкий, да. Но если немного поработать кайлом, то можно расширить. А внутри… там целая система трещин, уходящая вглубь скалы. Можно заложить несколько твоих «Ежей». Как только авангард орды пройдет это место — бах! И вся передняя часть их колонны окажется в западне, перегородив дорогу остальным.

Я подошел ближе, заглядывая в темную, узкую щель. Оттуда тянуло холодом и сыростью. Да, идея была рискованной, но дьявольски эффективной. Создать искусственный завал из тел, посеять панику в самом начале боя… Это могло сбить с толку всю их армию.

Мы шли дальше. И чем глубже мы заходили в ущелье, тем больше я восхищался наблюдательностью и тактическим чутьем этих людей. Они показывали мне естественные карнизы, с которых можно было бы обрушить на головы врага заранее заготовленные камнепады. Указывали на узкие проходы, где легко можно было бы устроить засаду. Находили места с рыхлой породой, где можно было бы заложить несколько «огненных горшков» с фитилями подлиннее, создав эффект мин замедленного действия.

Наконец, мы дошли до самого узкого места в ущелье. Здесь скалы сходились так близко, что, казалось, вот-вот сомкнутся над головой. Проход сужался до каких-то двадцати-тридцати метров. Это было то самое «бутылочное горлышко», о котором я думал. Идеальное место для решающего удара.

— А вот здесь, барон, — сказал Иван, его голос стал серьезным, — мы предлагаем устроить главный сюрприз. Перегородить проход баррикадой. Не намертво, нет. А так, чтобы им пришлось остановиться, спешиться, попытаться ее разобрать. Завалить все острыми кольями, переплести колючей проволокой, если найдем. А за ней… — он посмотрел на меня, и в его глазах блеснул хищный огонек, — за ней можно поставить что-то посерьезнее, чем просто арбалетчики.

Я понял, к чему он клонит.

— Баллисты? — спросил я.

— Именно, — кивнул Кречет. — Небольшие, полевые. Которые бьют не так далеко, но точно и мощно. Чтобы каждый выстрел прошивал их ряды насквозь. Мы заставим их остановиться, сбиться в кучу, а потом ударим по ним из всего, что у нас есть. Сверху, сбоку, в лоб. Они окажутся в огненном мешке, в настоящей мясорубке. И никто отсюда не выйдет.

Я стоял посреди этого мрачного, холодного ущелья, слушал его слова и видел эту картину. Видел, как орда Радомира, уверенная в своей силе и численности, втягивается в эту ловушку. Видел, как на них обрушивается огонь, сталь, камни. Видел их ужас, их панику, их смерть.

И я не чувствовал жалости. Лишь холодную, расчетливую решимость инженера, который нашел идеальное решение для поставленной задачи. Пускай и не собственными руками, но задача решена.

Оставалось теперь это все смонтировать.

— Баллист у нас нет, но идея хорошая. Это может быть приманкой. Поставить пару штук, начать обстрел, после чего они ринутся, а стрелки бросят орудия и кинутся наутек. Враг подумает, что это и вся оборона, на которую мы были способны. Мы будет ждать до последнего. Пока они разберут, пока протиснутся поглубже, а затем, когда часть войдет глубже и в самом узком месте образуется затор — мы и ударим. Бежать им будет некуда.

Иван довольно кивнул.

— Верно, барин. Все верно говоришь.

— Ага, — хмыкнул Руслан. — А говорил, что только в чертежах разбираешься своих и ни в чем ином не смыслишь.

Я пожал плечами, улыбнувшись.

— Когда возникает потребность — ее надо решать. И если для этого мне понадобятся новые навыки — я не буду против. Пойдемте, нужно раздать указы и показать всем где и что устанавливать. Иван, — обратился я к Кречету. — Определились, кто полезет первыми?

— Да.

— Тогда идем, время начинать восхождение.

Вернувшись ко входу в ущелье, где нас ждал основной отряд, я почувствовал, как воздух снова наполнился деловитой, напряженной суетой. План, каким бы безумным он ни казался, был принят. И теперь пришло время для его воплощения.

Иван подозвал Мишу, который тут же подскочил, отложив в сторону свой меч, который он методично правил оселком. Рядом с ним Кречет поставил еще одного воина, на этот раз из людей Романовича. Это был молодой парень, не более двадцати лет, с открытым, немного дерзким лицом и светлыми, почти выгоревшими на солнце волосами, торчащими из-под кожаной повязки на лбу. Он стоял прямо, расправив плечи, и с любопытством разглядывал меня.

— Святослав, — представил его Иван. — Один из лучших в отряде Святослава Олеговича по части лазания. Говорит, что ему любая скала по плечу.

Я подошел к парню и протянул ему руку.

— Александр Кулибин, — представился я.

— Наслышан, барон, — он крепко, почти с вызовом, пожал мою руку. Хватка была сильной, уверенной.

— Раньше на скалы взбирался? — спросил я прямо, внимательно изучая его. Мне нужны были не просто сильные, а опытные люди.

— У нас на хуторе, под Руссой, есть что-то подобное, — ответил он, и в его голосе прозвучали нотки гордости. — Невысокая отвесная холмина, вся в трещинах да уступах. И каждый год, на праздник урожая, мы проводили соревнования, кто на нее взберется быстрее всех.

— Та-а-ак, — протянул я. Кажется, Иван не ошибся с выбором.

Парень выпятил грудь и с гордостью хлопнул себя ладонью по кожаному доспеху.

— Я лучший. Три года подряд! Никто даже близко подобраться не мог!

— Отлично, — кивнул я, невольно улыбнувшись его юношеской браваде. Это было именно то, что нужно. Не просто умение, а уверенность в своих силах. — Тогда слушай и смотри внимательно, как что работает.

Я подозвал их обоих — и Мишу, и Святослава — к ящику, где лежало наше новое альпинистское снаряжение. Взял в руки один из блестящих, тяжелых цилиндров.

— Вот это, — сказал я, поворачивая его так, чтобы они могли лучше рассмотреть, — пневмоанкер. Ваша главная игрушка на сегодня. Он поможет вам создать опору там, где ее нет. Принцип простой. Будете вгонять их вот этим острым концом, — я указал на стальной штырь, — в трещины в породе. Подставляешь одной рукой к разлому, вот так, плотно. Второй рукой берешь молоток и бьешь по вот этому бойку на торце. Резко и сильно. Бам! — я для наглядности шлепнул кулаком по ладони. — Сжатый воздух выталкивает стержень, он впивается в скалу и фиксирует вам упор. На конце — кольцо для страховки. Все ясно?

Святослав смотрел на анкер с интересом мальчика, которому показали новую игрушку. Миша же, видевший анкер уже ранее, просто кивнул головой.

— В первый раз посмотришь на Мишу, — сказал я Святославу. — Он пойдет первым, покажет, как это делается. Понаблюдаешь, поймешь ритм, а дальше — сам. Задача — двигаться вверх, от уступа к уступу, создавая надежную цепь страховки для остальных.

— Угу, — кивнул молодец, его взгляд был прикован к блестящему цилиндру.

Я хлопнул его по плечу.

— Тогда идем. Время не ждет.

Мы подошли к самой отвесной скале у входа в ущелье. Я передал Ивану специально изготовленный крюк-кошку. Он без лишних слов зарядил его в свою Бьянку, привычно взведя мощный механизм. Затем прицелился, подняв арбалет почти вертикально вверх, выискивая подходящий уступ. Секунду он стоял неподвижно, затем тетива глухо щелкнула.

Крюк, оставляя за собой тонкий, почти невидимый след композитного троса, со свистом взмыл в серое небо. Он пролетел добрый кусок расстояния, ударился о скалу, скрежетнув металлом, соскользнул… и зацепился. Крепко, надежно, за небольшой выступ, поросший камнями и мхом.

Миша подошел к натянувшемуся тросу, ухватился за него обеими руками и несколько раз со всей силы дернул, проверяя крепление. Трос держался намертво.

— Готов, — отозвался он, поворачиваясь к нам. На его лице не было ни страха, ни сомнения. Лишь спокойная, деловая сосредоточенность.

Я посмотрел на них — на Мишу, на Святослава, на Ивана, державшего наготове второй крюк.

— Удачи вам, парни, — сказал я.

Миша ухватился за трос. Грубые, прочные волокна композита впились в ладони, но он почти не чувствовал этого. Все его существо, каждая мышца, каждый нерв были сейчас одним целым — единым механизмом, настроенным на выполнение одной-единственной задачи: подняться.

Он посмотрел вверх. Серое, безразличное небо, на фоне которого чернел неприступный, почти отвесный склон. Скала казалась живым, враждебным существом, которое с презрением взирало на крошечную человеческую фигурку у своего подножия.

— Готов, — бросил он коротко Ивану, который стоял внизу, держа наготове второй арбалет с крюком.

Командир кивнул, его лицо было непроницаемым. Рядом стоял барон Кулибин, его взгляд был внимательным, изучающим. А чуть поодаль — тот светловолосый парень из отряда Романовича, Святослав, с нескрываемым любопытством и толикой зависти смотрел на него, Мишу, которому выпала честь идти первым.

Миша глубоко вздохнул, выдыхая облачко пара в холодный утренний воздух, и начал подъем. Первые несколько метров были самыми простыми. Он шел, почти бежал по скале, отталкиваясь ногами и перебирая руками по натянутому тросу. Мышцы, привыкшие к нагрузкам, работали легко, слаженно.

Но чем выше он поднимался, тем круче становился склон, тем меньше было уступов, за которые можно было бы уцепиться. Трос, натянутый до самой вершины этого первого участка, заканчивался там, где крюк-кошка мертвой хваткой вцепился в скальный выступ. Дальше — только своими силами.

Он добрался до крюка. Отцепил от пояса один из тех странных, блестящих цилиндров, которые барон назвал «пневмоанкерами». Тяжелый, холодный, он непривычно лежал в руке. Миша нашел подходящую трещину в скале, чуть выше себя. Приставил анкер, как показывал барон. Уперся. Взял небольшой молоток, висевший на петле у пояса. Секунду помедлил, собираясь с духом. Размахнулся.

Бам!

Резкий, шипящий хлопок, похожий на звук взрыва. Отдача неприятно тряхнула руку, заставив на мгновение потерять равновесие. Он удержался, вцепившись свободной рукой в трос. А стальной штырь… он с лязгом вонзился в камень, войдя в него почти на половину своей длины.

Миша подергал его. Мертво. Он пристегнул к кольцу на конце штыря карабин со страховочной веревкой, второй конец которой был закреплен на его поясе. Теперь у него была надежная точка опоры.

Он перевел дух и посмотрел вниз. Его товарищи казались отсюда маленькими фигурками. Он видел их поднятые кверху лица, видел, как барон что-то показывает Святославу, видимо, объясняя на его, Мишином, примере.

Нужно было двигаться дальше. Следующий анкер. Он нашел еще одну трещину, чуть выше и правее. Снова приставил, уперся. Удар! Хлопок! Штырь вошел в скалу, как нож в масло. Еще одна точка страховки.

Так, шаг за шагом, удар за ударом, он полз вверх по этой бесконечной стене. Работа была монотонной, изматывающей. Мышцы предплечий и пальцев горели огнем, спина ныла от напряжения. Холодный ветер свистел в ушах, трепал одежду, пытался сбросить его вниз. Но он упрямо лез вперед.

Опустив голову вниз, чтобы хоть немного дать отдохнуть ноющей шее, Миша увидел, как Святослав карабкается следом. Может он и был лучшим по вскарабкиванию на их сопку или что у них там, но здесь был не спринтерский забег. Молодецкая удаль тут не работала. Здесь был марафон.

Передохнув, Миша снова стал взбираться.

Он не думал об опасности. Не думал о том, что будет, если он сорвется. Мозг был занят другим — поиском следующей трещины или рыхлости в породе. Это была работа. Тяжелая, опасная, но — работа. И он должен был ее выполнить.

Он уже поднялся довольно высоко. Земля внизу казалась далекой, почти нереальной. Фигурки людей превратились в крошечные точки. Он вновь сделал короткую передышку, прижавшись к скале, пытаясь унять сбившееся дыхание. Посмотрел наверх. До вершины оставалось еще метров двадцать, не меньше. Самый сложный участок — почти отвесная стена, лишенная явных уступов.

Ладно. Справимся.

Он снова взялся за анкер. Нашел узкую, едва заметную щель. Приставил. Уперся всем телом, стараясь занять как можно более устойчивое положение. Размахнулся. Удар.

И в этот момент случилось то, чего он боялся больше всего.

Карабин. Тот самый, что он закрепил на предыдущем штыре. Он щелкнул. Негромко, почти буднично. Но для Миши этот звук прозвучал, как удар грома. Он не проверил защелку. Поспешил. Понадеялся на авось. И теперь…

Мир качнулся. Ощущение опоры под ногами исчезло. Он летел вниз. Недолго. Секунду. Может, две. Но эта секунда растянулась в вечность. Он видел, как мимо проносятся серые, равнодушные камни, как удаляется серое, безразличное небо. В голове не было ни одной мысли. Лишь звенящая, ледяная пустота.

— Миша! — донеслись до него голоса побратимов, но так далеко, словно они были вообще по другую сторону этой жизни.

Рывок. Жесткий, почти ломающий ребра. Он повис на страховочном тросе, болтаясь в воздухе, как тряпичная кукла. Второй карабин, тот, что он закрепил еще раньше, выдержал. Он спас его.

Несколько секунд он просто висел, глядя вниз, на зияющую под ним пустоту, пытаясь осознать, что произошло. Сердце бешено колотилось где-то в горле, в ушах стоял гул. Руки и ноги дрожали так, что он едва мог ими управлять.

Он жив. Он выжил.

Посмотрев на своих побратимов, Миша увидел самую большую фигуру Руслана, который смотрел на него пристально, после чего поднял правую руку с, как Миша догадался, выставленным большим пальцем вверх.

Ага. Отличная работа. Иначе и не скажешь.

Злость. Холодная, яростная злость на самого себя, на свою глупую ошибку, вытеснила страх. Сцепив зубы, он ухватился за трос, подтянулся, уперся ногами в скалу. Нужно было лезть дальше. Теперь — еще осторожнее, еще внимательнее. Проверяя каждый узел, каждый карабин, каждую трещину.

Последние метры дались ему с неимоверным трудом. Руки отказывались слушаться, мышцы сводило судорогой. Но он лез. Упрямо, стиснув зубы, вкладывая в каждое движение остатки своей воли. Также отчаянно, как паук по стеклянной банке.

И вот, наконец, вершина. Он перевалился через край, через острые камни, царапающие руки и колени. Перекатился по влажной, холодной земле, поросшей мхом и редкой, жесткой травой. И замер.

Он лежал на спине, раскинув руки, и тяжело дышал, хватая ртом холодный, разреженный воздух. Лежал и смотрел в небо. В серое, безразличное, осеннее небо. Оно было так близко. Казалось, протяни руку — и коснешься облаков.

Он сделал это. Он поднялся. Он победил. И эту скалу, и свой собственный страх.

Тишина. Лишь ветер свистел над вершиной, да где-то внизу, в ущелье, слышались приглушенные крики его товарищей. Он лежал, закрыв глаза, и чувствовал, как жизнь медленно возвращается в его измученное тело. А в душе рождалось новое, незнакомое ему доселе чувство. Чувство покорителя вершин. Чувство человека, который заглянул в глаза смерти и усмехнулся ей в лицо. И это было… хорошо. Очень хорошо.

— Дай… руку… — донеслась до него изможденная просьба. — Не… могу…

Миша подполз к краю обрыва и протянул покрасневшему и одновременно побелевшему святославу руку.

Тот ухватился за нее, как за соломинку и Миша дернул. Из последних сил. Святослав тоже перевалился через край, карабкаясь всеми оставшимися свободными конечностями, пока не лег пластом на твердь, словно пытался ее обнять.

— Ну что, — выдохнул Михась, — понравилось?

— Это… не наша… холмина… — просипел Святослав, хватая ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег.

— То-то же, — ответил Мишка и снова упал спиной на землю. — Отдохнем пять минут, — сказал он.

— Да… — едва слышно ответил Слава.

— А затем закрепим тросы и спустим вниз. Нужно сделать будет этот… как его… — он покопался в недрах своего гудящего мозга, — м-м-м… как же там барон говорил… глист? А, не, во, лифт!

Я знал, что они справятся. Не потому, что должны, не потому, что таков был приказ. Нет. А потому, что эти люди — и хламники, и воины, и мои крестьяне — знали, какой непомерной ценой дается спокойная жизнь в этом мире.

Они слишком хорошо помнили, что такое страх, голод, безысходность. И они не хотели делать эту жизнь еще сложнее, чем она уже была. И уж тем более никто из них не хотел с ней прощаться.

Именно поэтому я был уверен, что они будут сражаться. За себя, за своих товарищей, за ту хрупкую надежду на лучшее, которую мы все вместе пытались построить. Лучше биться до последней капли крови, чем смиренно подставить шею под топор судьбы. Я был уверен, что так думал каждый, кто стоял сейчас в этом ущелье, и каждый, кто в поте лица готовил «горячие посылки» в Новгороде.

Но даже со всей этой уверенностью, в тот момент, когда Миша сорвался, у меня остановилось сердце. Правда. Оно просто замерло, перестало биться, и, наверное, целых пять секунд я вообще не дышал.

Душа не просто ушла в пятки, а забилась в самые дальние, темные закоулки моего существа, после чего стала судорожно проситься наружу. Я видел, как его фигурка качнулась, как он повис на страховочном тросе, и эти несколько мгновений показались мне вечностью.

Благо, обошлось. Я видел, как он снова ухватился за скалу, как упрямо, отчаянно пополз вверх. Видел, как он перевалился через край. Но напряжение не отпускало.

Когда они оба — и Миша, и Святослав — исчезли из виду, я понимал, что им нужно время отдышаться. Восстановить силы после такого изматывающего, смертельно опасного подъема. Но время шло. Минута, другая, десять… А с вершины не доносилось ни звука, никто не показывался на краю. И, честно говоря, я начал нервничать.

Что там случилось? Почему они молчат? Может, там, наверху, их поджидала какая-то тварь, о которой мы не знали?

Если бы не моя поврежденная правая рука, которая все еще ныла тупой, изматывающей болью, я бы уже сам кинулся туда, наверх. Но я трезво оценивал свои шансы. С такой конечностью, которая в любой момент могла отказать, мой подъем равнялся бы самоубийству на первых же пятидесяти метрах. Я был бы не помощью, а обузой.

Я уж было собрался закричать, позвать их, нарушить эту давящую тишину, но тут сверху, с самого края скалы, мелькнула черная тень, после чего длинный, туго скрученный моток веревки, наш прочный композитный трос, со свистом полетел вниз, разматываясь на лету. Его конец с глухим шлепком упал на каменистую землю в нескольких шагах от меня.

Они справились. Они закрепились.

— Отлично, — выдохнул я, чувствуя, как волна облегчения смывает ледяную тревогу. — Собираем подъемник.

Команда прозвучала, как удар хлыста. Люди, до этого напряженно всматривавшиеся в вершину скалы, тут же пришли в движение. Плотники, которых я предусмотрительно взял с собой, под моим руководством начали собирать из заранее заготовленных бревен и досок простую, но надежную конструкцию — ворот с двумя рукоятками и системой блоков. Это был наш «лифт».

Работа кипела. Стук молотков, скрип дерева, короткие, деловые команды. Каждый знал, что делать. Я бегал от одной группы к другой, проверяя узлы, контролируя сборку, внося последние коррективы. Все должно было быть идеально. Надежно. От этого зависела не только успешность нашей операции, но и жизни людей.

Через час наш примитивный, но вполне функциональный подъемник был готов. Мы закрепили основной трос, идущий с вершины, на барабане ворота, проверили все крепления.

— Ну что, кто первый? — спросил я, оглядывая собравшихся.

— Давай я, барон, — шагнул вперед Иван. — Проверю, как оно.

Он сел в люльку, крепко ухватившись за канаты.

— Крути! — скомандовал он оставшимся внизу воинам.

Мужчины, ухватившись за рукоятки ворота, с натугой начали его вращать. Скрипя и постанывая, люлька с Иваном медленно поползла вверх, по отвесной стене. Это было долго, мучительно долго. Но через десять минут Иван уже был наверху, где его встретили Миша и Святослав.

Затем поднялся я. Потом — еще четверо воинов. И вот мы стоим на вершине. Ветер здесь был сильнее, он трепал одежду, свистел в ушах. Внизу, у подножия скалы, наш лагерь казался игрушечным. А впереди, на востоке, насколько хватало глаз, простиралась унылая, серая степь. Где-то там, за горизонтом, двигалась орда Радомира.

Я шмыгнул носом.

— Давайте готовить позиции.