Пауки и иерархи (Рейн 6)

Глава 17

Краем глаза я уловил какой-то блеск и повернул голову. К выходу из зала скользила Благая Сестра — не та, которая участвовала в суде, а одна из свиты Данты — а блик давало что-то, что она сжимала в руке.

Я перевел взгляд на Данту, задавшись вопросом, куда и зачем она отправила свою прислужницу…

А потом неожиданно осознал то, что должен был осознать уже давно, и резко развернулся к Таллису.

— Все время, пока мы говорили — что если кто-то использовал магию, чтобы нас подслушать?

— Поздно же ты спохватился, — отозвался Таллис невозмутимо и постучал указательным пальцем правой руки по крупному синему камню перстня на левой. — Я активировал защиту едва мы сюда зашли. Уже на расстоянии двух футов никто не только ничего не услышит, но даже не сможет прочитать наши слова по движению губ.

Я кивнул, про себя поражаясь тому, что действительно спохватился настолько поздно. Это было совсем на меня не похоже… Как не похоже было искушение сломать все планы и бездумно ляпнуть о своем видении…

Хм…

А с другой стороны, чего еще я ожидал от верховного иерарха Церкви? Что он никак не попытается на меня надавить? Меня проверить? Тут надо сказать спасибо, что не отправил в гости к братьям Вопрошающим… Хотя нет, так поступить он не мог — ему нужна была моя лояльность Теагану, а допрос под ментальным воздействием ее развитию не сильно способствует.

Дверь открылась.

Я наблюдал, как Сантори ввели в зал, как усадили, как на его запястьях защелкнулись зажимы. О неудавшейся попытке самоубийства напоминали только ярко-красный шрам на его шее и нездоровая бледность лица. Похоже, он пытался перерезать себе горло, но немного не успел.

Теаган заговорил не сразу. Сперва какое-то время разглядывал Сантори с презрением, которое пробивалось даже сквозь маску бесстрастного судьи.

— Сын людей Сантори, ты знаешь свою вину. Признаешь ли ты, что намеренно осквернил храм Пресветлой Хеймы грехом похоти и исказил образ богини?

— Признаю, — ответил тот едва слышно, глядя в пол. От холеной самоуверенности, которую я видел всего несколько дней назад, ничего не осталось.

— Есть ли у тебя оправдание своим поступкам?

Сантори покачал головой.

— Есть ли у тебя хотя бы объяснение?

Сантори молчал.

Теаган повернулся к человеку в алой мантии.

— Брат Вопрошающий?

Странно, подумалось мне, жрецы ведь не поддаются ментальному допросу, это я хорошо помнил. Так к чему он тут?

Вопрошающий поклонился.

— Следуя уложениям, я допросил под ментальным давлением всех слуг и домочадцев сына людей Сантори. Никто из них не участвовал в его преступлениях и не знал о них, однако из их отрывистых наблюдений мне удалось составить портрет душевной порчи, его постигшей. Сыном людей Сантори овладела гордыня, достойная владыки демонов — он мечтал о бессмертии и о том, чтобы стать равным Пресветлой Хейме. Моим собратьям Вопрошающим удалось найти записи ритуала, который сын людей Сантори разработал и который якобы должен был привести его к его цели. Осквернение храма и искажение образа богини являлись лишь первыми шагами. Следующие же, в числе прочего, включали в себя призыв и порабощение монстров, пораженных демонической скверной, а также многочисленные человеческие жертвоприношения.

По залу прокатился ропот — такого откровения никто из иерархов явно не ожидал. Даже Таллис выглядел пораженным.

По лицу Теагана ничего сказать было нельзя, разве что презрение, с которым он смотрел на Сантори, проявилось сильнее.

Сантори между тем поднял голову.

— Неправда! Я делал все это не из гордыни, а из любви!

— Объясни, сын людей Сантори, — приказал Теаган.

— Из любви! — повторил тот. — Я люблю Пресветлую Хейму! Рядом с ней нет равного, нет того, кто ее достоин! Я бы стал именно таким — ее бессмертным мужем! — сейчас его глаза горели яростным огнем фанатика.

Я откинулся на спинку стула, внимательно изучая бывшего иерарха.

Была ли это еще одна нить, подобная той, что прежде опутывала Теагана? Кто-то нашел слабину Сантори, эту его влюбленность в божество будто в смертную женщину, и за несколько лет превратил достойного в прошлом человека в одержимого безумной идеей и готового ради ее воплощения на любые преступления?

— К списку твоих преступлений, сын людей Сантори, добавляется святотатственная гордыня, — проговорил Теаган и повернулся к целительнице, которая вошла следом за Вопрошающем.

— Сестра Дея, верно ли, что ты умеешь лечить не только тела, но и души?

— Да, светлейший, — та поклонилась.

— Определи, в здравом ли рассудке находится сын людей Сантори.

Несколько минут прошло в молчании, пока целительница выплетала нужные руны, а потом те сливались одна в другую, меняя форму. Картина напомнила мне руническую ретрографию, хотя сами руны отличались.

Наконец она опустила руки и все знаки истаяли в воздухе.

— Дух сына людей Сантори взбудоражен и болезненно напряжен, но до безумия его состояние не дошло.

— Хорошо, сестра. Теперь определи, какое время пребывания в Залах Покаяния Бьяра потребуется, чтобы дух сына людей Сантори оказался сломлен.

Сантори вздрогнул, развернулся, насколько мог, к Теагану, уставившись на него с ужасом и гневом.

— Нет! Нет, ты не посмеешь! Нет-нет-нет…

Теаган сделал знак одному из Достойных Братьев и тот моментально накинул на подсудимого звуковой щит. Теперь можно было лишь видеть, как тот трясет головой и как шевелятся его губы, повторяя одно и то же слово.

Вновь в воздухе начали вспыхивать многочисленные руны.

— Исходя из теперешнего состояния сына людей Сантори, через три месяца пребывания в залах Бьяра в его духе появятся неизлечимые надломы, а еще через две недели его дух будет сломлен.

— А какой срок способны будут выдержать там его тело и разум?

В этот раз проверка оказалась куда короче.

— Тело сына людей Сантори здорово, а разум, несмотря на напряжение духа, ясный и острый. По моей оценке, первые пять месяцев в залах Бьяра вреда им либо не будет вовсе, либо будет незначительный. Заметный вред проявится через восемь-двенадцать месяцев. Через тринадцать — пятнадцать месяцев он умрет.

— Благодарю, сестра, — Теаган жестом отпустил целительницу и повернулся к подсудимому. — Сын людей Сантори, ты знаешь свои преступления. Ты продолжаешь упорствовать в своей кощунственной гордыне. Ты не раскаялся. Ты будешь привязан к Залам Покаяний Бьяра до конца жизни. Но когда-то ты, сын людей Сантори, был талантливым магом-артефактником, когда-то твоя жизнь приносила пользу… Ты проведешь в залах Бьяра четыре месяца — или больше, если это потребуется, чтобы полностью сломить твой дух и свести на нет ту опасность, которую ты представляешь для человечества. Когда это случится и будет засвидетельствовано целителями, ты получишь позволение переселиться в малую мастерскую. Ты будешь создавать те артефакты, которые тебе прикажут. За каждую испорченную заготовку тебя будет ждать один день в залах Бьяра. За каждую попытку саботажа — попытку сделать артефакт с иными свойствами, чем приказано, попытку сделать артефакт для себя, попытку скрыть что-либо от надзирателей — тебя будут ждать тридцать дней в залах Бьяра.

Ужас на лице Сантори с каждым словом Теагана становился сильнее. Его губы беспрерывно шевелились, произнося какие-то слова, но щит глушил все звуки.

— Благая Сестра? — привычно спросил Теаган, но в этот раз она отреагировала не сразу. Сперва бросила долгий взгляд на Сантори, нахмурилась, еще помедлила. Но потом все же поклонилась, так ничего и не сказав.

— А знаешь, в новом подходе Теагана к вынесению приговоров на основе пользы что-то есть, — с явным удовольствием в голосе проговорил Таллис, наклонившись ко мне.

— Что заставило вас так подумать? — спросил я, наблюдая, как Теаган проводит голосование. В этот раз «за» высказался даже упрямый настоятель Первого Храма.

— Сантори должен был бы получить пожизненное заточение в Залах Покаяния Бьяра — именно такой приговор вынес бы Теаган прежде, и именно такой приговор вынес бы я сам, — сказал Таллис. — Но в залах Бьяра долго не живут. Полгода-год, может быть, полтора, и сердце отказывает даже у самого здорового и крепкого человека. Однако Сантори не только будет мучиться куда дольше — пусть с перерывами — так он еще успеет создать множество так необходимых нашим воинам амулетных щитов.

— Почему мучиться? Ему достаточно не нарушать правила…

— Правила ладно, — Таллис небрежно махнул рукой, — но ни один, даже самый лучший артефактор, не сможет полностью избежать случайной порчи заготовок. Сантори придется снова и снова возвращаться в залы Бьяра.

Голосование между тем завершилось и звуковой щит был с подсудимого снят.

— Принимаешь ли ты, сын людей Сантори, свой приговор?

— Нет! — категорически отказался тот. — Нет, не принимаю!

— Тогда у тебя есть право…

— Верховный магистр! — крикнул Сантори, не дослушав Теагана. Впрочем, как бывший иерарх, он и без того должен был знать какое именно право у него было. — Верховный магистр, я не прошу о помиловании! Дайте мне смертный приговор! В вашей власти отменить мое назначение иерархом и велеть вычеркнуть из всех списков так, будто меня никогда не было. Тогда ничто не помешает приговорить меня к смерти!

Таллис посмотрел на Сантори с любопытством.

— Это в моей власти, — согласился он. — Но зачем бы мне это делать? Приговор моего да-вира справедлив. Кроме того, таким образом ты принесешь куда больше пользы человечеству.

— Нет! — крикнул Сантори. — Нет, пожалуйста, нет!..

Я наблюдал, как его, пытающегося сопротивляться, вывели из зала, а потом вспомнил, о чем хотел спросить.

— Что значит «сломать дух»?

— Раздавить волю, — пояснил Таллис. — У таких сломленных людей главным чувством становится страх перед новым наказанием, все прежние желания и амбиции теряют для них смысл. Так что можно не беспокоиться о новых коварных заговорах или чем-то подобном.

— Хм…

— Что, неужели тебе стало его жаль? — Таллис приподнял брови.

— Его самого — нет, — сказал я. — Но мне жаль, что никто не остановил Сантори вовремя — до того, как он вообразил о себе невесть что, придумал этот ритуал и начал его выполнять.

Жаль, что никто не остановил его так, как я успел остановить Теагана, добавил я мысленно.

— С этим не могу не согласиться, — Таллис кивнул. — Я тоже не люблю бездарно растраченный потенциал.

Дверь зала открылась, внутрь проскользнула та самая недавно вышедшая прислужница Данты, быстрым шагом направилась к главе своего ордена, наклонилась к ее уху, что-то шепча. И вроде бы нечто мимолетно блеснувшее перекочевало из руки прислужницы в руку старшей наставницы.

Теаган тем временем вышел на середину зала.

— Суд завершен. Пресветлые магистры…

— Ах, нет-нет! Дорогой Теаган, пожалуйста, не торопись, — со своего места поднялась Данта. — У нас есть еще один вопрос, который я прошу тебя тоже рассмотреть. Из-за недостойного Сантори золотая статуя Пресветлой Хеймы, которая должна была восславить богиню, оказалась вместо этого кощунством пред ее ликом. Мы обязаны как можно скорее убрать этот позор из Обители.

Вряд ли Теагану ее вмешательство понравилось, но внешне он это никак не показал.

— Безусловно, статуя будет убрана. Но вам, старшая наставница, прекрасно известно, сколь долгое время это займет. Вы ведь сами руководили магами, которые устанавливали на нее защиту, и знаете, что якоря заклинаний были врощены в камень холма, на котором стоит Обитель.

— Все так, дорогой Теаган, все так. Но теперь среди нас появился носитель дара этера уровня иртос, — Данта сжала руки в замок и поклонилась в мою сторону. Я вежливо ответил на ее жест, начиная понимать, что именно она задумала. Неясной пока оставалась лишь причина, по которой уходила ее прислужница.

— Человек, способный манипулировать уровнями этера, сумеет отцепить все якоря за несколько минут, в то время как у наших магов на это уйдут месяцы. И потому, если будет на то позволение верховного магистра, я бы хотела попросить достойного молодого человека помочь нам, — она вновь поклонилась, теперь уже Таллису.

Тот посмотрел на меня с добродушной улыбкой и кивнул ей.

— Не вижу препятствий, дорогая Данта.

Вот ведь!

— А это возможно? — спросил я вполголоса. Магия звука в зале работала, как я понял, основываясь на намерении говорящего. Если человек хотел быть услышанным, его голос разносился по всему помещению, а если нет, то оставался тихим. — В том смысле — эти якоря вообще имеют отношение к манипулированию слоями?

— Теоретически да, — так же вполголоса ответил Таллис, продолжая улыбаться.

Ну, если теоретически…

— Тогда не будем терять времени! — между тем радостно воскликнула Данта, первой начиная спускаться с возвышения. — И сегодня же покончим с этой неприятной историей, которую заварил недостойный Сантори.