Пауки и иерархи (Рейн 6)

Глава 15

Таллис развернулся ко мне.

— Только тоже не говори, будто все в порядке.

— Хорошо, — согласился я. — Тогда я помолчу.

Таллис уставился на меня недоверчиво — мне явно полагалось сказать что-то другое — но в этот момент его отвлекли. Та самая Данта, «уважаемая и очень ценимая» им глава ордена Благих Сестер, вместо того чтобы идти к своему месту, поднялась по ступеням к трону Таллиса. Поклонилась.

— Верховный магистр, как давно я не видела вас на заседаниях. Право, какой приятный сюрприз.

— Разве я мог пропустить такое событие? — добродушно отозвался тот.

— А этот суд чем-то знаменателен? — недоумение Данты показалось мне искренним.

— Конечно. Не каждый день мы судим бывшего иерарха, пусть и из младших.

— Однако всего месяц назад был суд над Ранаром, а вы прийти не пожелали, — недоумение Данты усилилось.

Таллис махнул рукой в мою сторону.

— Добрый друг Теагана едва не оказался в Залах Покаяния из-за слуг Сантори. Можешь представить подобную наглость? Нет-нет, я бы себе не простил, если бы не увидел сегодняшнее заседание.

Данта перевела взгляд на меня, будто только сейчас заметив. Я сложил руки у груди и вежливо склонил голову в приветствии. Помедлив, она кивнула в ответ.

— Жаль, что этот добрый друг не особо правдив, — сказала с раздражением.

— Что такое? — Таллис оглянулся на меня. — Рейн, когда ты успел пересечься с дорогой Дантой?

— Сегодня, как раз перед встречей с вами, — отозвался я, поднимаясь со своего места и подходя ближе. — Но старшая наставница напрасно обвиняет меня во лжи. Я сказал ей чистую правду.

— Ну да! Ерунду о том, как он якобы попросил Первый Храм его выпустить и как Храм подчинился! — фыркнула та.

— О? — Таллис посмотрел на меня с любопытством. — До Первого Храма наш разговор не дошел. Но, дорогая Данта, ты напрасно сомневаешься в словах этого молодого человека — у него дар этера уровня иртос.

— Иртос? — Данта нахмурилась. — Боюсь, я не помню смысл этого слова.

— Способность манипулировать слоями.

Данта посмотрела на меня куда внимательней.

— Пусть даже так… Все равно это слишком абсурдно, — проворчала она, но теперь в ее голос закралось сомнение.

По залу раскатился мелодичный звук гонга.

— Заседание сейчас начнется, — напомнил ей Таллис.

— Да-да, ухожу, — отозвалась она, и, не прощаясь, заторопилась к своему месту.

— К вечеру все иерархи будут знать о твоем уровне дара этера, — сказал Таллис вполголоса. — И о том, что случилось в Первом Храме, тоже, — если именно это там случилось?

— Я действительно попросил Храм меня выпустить, и он действительно послушался, — сказал я.

Таллис посмотрел задумчиво, но вслух высказывать сомнения не стал.

Я оглядел собравшихся — всего иерархов должно было быть, судя по количеству кресел, восемнадцать, но три места пустовали и, похоже, отсутствующие уже не придут. А еще каждый иерарх привел несколько человек свиты. По имени, помимо Данты, я знал только Октару, однако лица остальных казались мне знакомы благодаря видению будущего.

Двери, ведущие в зал, распахнулись, и охранники внесли кресло из светлого металла, на подлокотниках которого виднелись открытые пока зажимы для рук, и поставили в центре.

— Теаган будет вести суд и не поднимется к нам до самого его окончания, — негромко проговорил Таллис. — Так что садись поближе — у тебя наверняка появится много вопросов.

Я сделал как он сказал — и тут же ощутил, как сдвинулось на меня внимание присутствующих. Пока я просто стоял рядом, мое положение казалось обыденным — к каждому из иерархов сейчас кто-то подходил для коротких разговоров — но стоило сесть и это изменилось.

Дверь вновь открылась, впустив Теагана и молодую женщину примерно его возраста в зеленой мантии. Они прошли в центр и встали с двух сторон от пустого пока металлического кресла.

— В традиционные обязанности да-вира входит как организовывать суд, так и выдвигать обвинения, — пояснил Таллис, — в то время как Благая Сестра следит за тем, чтобы никакие законы не были нарушены. Порой она служит голосом милосердия, призывая проявить к осужденному милость.

— Только порой? — уточнил я.

— Если осужденный вину признал и наказание не выглядит в ее глазах чрезмерным, она промолчит.

Дверь открылась в третий раз, и я приготовился увидеть Сантори, но вместо него, почти потерявшаяся между двумя рослыми Достойными Братьями, появилась девушка. Ее лицо, испуганное и заплаканное, показалось мне смутно знакомым. Но потребовалось напрячь память, чтобы вытащить из нее подсказку — в зал ввели ту самую легкомысленную молоденькую актрису, с которой Сантори уединялся в храме. Отчего-то я даже не подумал, что ее тоже посчитают оскорбившей богиню. Впрочем, выглядела она достаточно взрослой, чтобы отвечать за свои поступки, и с Сантори была, судя по ее кокетливому поведению у храма, добровольно.

Последним в зал вошел мужчина в алой мантии и остановился чуть в стороне.

Достойные Братья молча усадили девушку в металлическое кресло, застегнули зажимы на ее запястьях и отошли к стене.

— Дочь людей Алона обвиняется в намеренном осквернении храма Пресветлой Хеймы грехом похоти и в искажении образа богини, — начал обвинительную речь Теаган. В зале явно работала магия, поскольку, хотя он не напрягал голос, его слова звучали громко и четко. Кратко объяснив суть обоих преступлений, Теаган обратился к самой девушке: — Дочь людей Алона, что ты можешь сказать в свою защиту?

Чем дольше Теаган говорил, тем сильнее она вжималась в кресло, будто надеялась так спрятаться от всего происходящего. И на прямой вопрос ответила не сразу — видно было, как трудно ей оказалось заговорить.

— Я не… не знала. З-зоря… т-то есть с-светлейший С-сантори… Он говорил, что т-так надо, что если в храме, то это т-такой ритуал… — девчонку затрясло от страха.

— Дочь людей Алона, ты добровольно согласилась служить моделью для статуи богини. Твое объяснение?

— С-светлейший С-сантори… он… он с-сказал, что я п-похожа на богиню. Что с-скульптору так проще… Я только хотела п-помочь! — из ее глаз полились слезы.

— Брат Вопрошающий? — Теаган повернулся к человеку в алой мантии.

Тот шагнул вперед и поклонился.

— Следуя уложениям, я допросил дочь людей Алону под ментальным давлением. Ее ответы правдивы — она искренне верила всем лживым утверждениям сына людей Сантори и не подозревала, что совершает предосудительные поступки. Так было вплоть до появления неизвестного безумца, после обвинения которого в «гнили» дочь людей Алона впервые осознала греховность своих действий. Однако это озарение случилось лишь за несколько часов до ареста, — он снова поклонился, показывая, что закончил говорить.

Теаган кивнул.

— Благодарю, брат Вопрошающий.

Наступило молчание, прерываемое только тихими всхлипами девушки.

Лицо Теагана было нечитаемым, и я не взялся бы даже предположить, о чем он сейчас думает.

— Наивность сама по себе не есть преступление, — произнес он наконец. — Однако беда в том, что чужую наивность могут использовать настоящие преступники. Ради самой дочери людей Алоны то, что случилось, должно стать ей уроком. Кроме того, ее наивность проистекает не только из чрезмерной доверчивости, но и отсутствия знаний… Старшая наставница ордена Хранительниц упоминала, что им приводят все больше сирот и что рабочих рук не хватает. Дочь людей Алона проведет в ордене Хранительниц год, выполняя ту работу, которую ей поручат, и вместе с детьми будет изучать священные книги и заповеди и учиться отличать грехи от добродетелей. Спустя год она будет вольна как уйти из ордена, так и остаться.

Теаган повернулся к женщине в зеленой мантии.

— Благая Сестра?

Та молча поклонилась — значит, возражений не было. Но при этом на ее лице я уловил изумление.

Интересно.

Я обвел взглядом иерархов — на лицах всех в той или иной степени отражались либо растерянность, либо удивление.

Очень интересно… Особенно интересно потому, что я не понимал, что именно их смутило.

Я повернулся к Таллису — но лицо того, к моему разочарованию, оказалось таким же нечитаемым, как у Теагана.

А еще всхлипы девушки наконец стихли.

— Прошу магистров проголосовать, — продолжил Теаган. — Кто согласен с моим решением?

Десять рук поднялось сразу. После небольшого промедления — еще две. Потом еще одна. Не проголосовавшими оказались только Данта и Октара, однако затем, с таким выражением лица, будто она сама не понимает, почему это делает, Данта тоже подняла руку.

— Четырнадцать «за», — сказал Теаган. — Светлейший Октара, вы против?

— Я воздерживаюсь, — пробурчал тот.

Теаган склонил голову, принимая ответ, и повернулся к девушке.

— Дочь людей Алона, согласна ли ты с решением суда? Если нет, то у тебя есть право обратиться к верховному магистру…

— С-согласна! С-спасибо, светлейший, спасибо, спасибо! — лицо у нее было как у человека, которому уже на помосте виселицы зачитали приказ о помиловании.

На кивок Теагана стоявшие у стены Достойные Братья отстегнули крепления на запястьях девушки, быстро подняли ее на ноги и повели к выходу из зала.

Таллис повернулся ко мне, заговорщически усмехаясь.

— Теперь понятно, о чем вы с Теаганом поспорили. Что, мордашка у девчонки симпатичная, вот ты ее и пожалел? Ну да дело молодое, понимаю. А Теаган жуть как не любит, когда его просят о милости для подсудимых. Не удивляюсь, что он вспылил. Но смотри-ка, он и впрямь ее помиловал!

Я нахмурился.

— Я понятия не имел, что эту девушку тоже будут судить.

— То есть — ты за нее не просил?

— Нет.

Теперь пришел черед непонимающе хмуриться Таллису.

— Если это решение значит «помиловал», то что ей грозило изначально? — спросил я.

— Залы Покаяния, конечно, причем надолго. Уж точно не годик возни с детишками.

— Даже если она не понимала, что делает?

— Непонимание не отменяет совершенного ею преступления.

— Ясно, — пробормотал я. Неудивительно, что девчонка была насмерть перепугана. И реакция остальных иерархов на предложенный Теаганом приговор тоже стала понятна.

— Я заметил, что десять иерархов сразу проголосовали «за», а вот остальные — с запозданием, — проговорил я. — Это как-то связано с врагами, о которых Теаган упоминал?

Таллис поморщился.

— До истории с сектой ни о каких врагах речи не шло. Ворчали, конечно, частенько, что, мол, Теаган слишком суров, что судит безжалостно. Ну так будущему верховному иерарху добрячком быть и нельзя — сразу сядут на шею. А вот как с сектой все раскрылось, многие перепугались. Когда могущественные люди напуганы — это может закончиться очень нехорошо. Кое-кто даже пытался убедить меня от Теагана отречься… — рот Таллиса зло искривился, показывая, что он думает о подобных попытках.

— После возвращении Теагана из ссылки выяснилось, что часть иерархов осталась ему верна, — продолжил Таллис. — Еще часть колеблется — твое присутствие как раз необходимо для их убеждения. А оставшиеся готовы лечь костьми, но не допустить его на место верховного — именно они и пытались тебя убить. Доказать их участие, конечно, не получится — они не дураки и замели все следы. Беда также в том, что, как я подозреваю, кто-то из якобы верных на самом деле относится к врагам.

— Те, кто проголосовали сразу — это верные?

— Не только. Еще и колеблющиеся.

Значит, открытых врагов было пятеро, и к ним относилась, в том числе, «дорогая Данта», с которой Таллис поддерживал хорошие отношения. Как это совмещалось с его отеческой заботой о Теагане я не очень понимал.

— А еще есть Младший Капитул, — добавил я. — Там картина похожа?

Таллис кивнул.

— И это единственное столь глубокое разногласие внутри Обители? Или есть другие… спорные вопросы… коснувшиеся столь же многих могущественных людей?

Таллис посмотрел на меня, приподняв брови.

— Естественно, всегда найдется кто-то, кто чем-то недоволен. Но чтобы все было настолько же сложно? Нет.

Мне вспомнились слова Аманы о «гражданской войне», идущей в Церкви. Похоже, на самом деле то был раскол среди иерархов, случившийся из-за Теагана. И меня, конечно, сразу же закинуло в самое сердце бури.