Патриот. Смута. Том 2

Глава 6

Татарин сидел слева от меня, потирал запястья, слегка морщился. Помолчал недолго, вздохнул и начал говорить:

— Все просто, воевода. Скрывать не буду явного. — Он продолжал массировать руки, говорил медленно, взвешивал слова. Не хотел выдать чего-то лишнего. — Я был на севере. При дворе короля Карла девятого Вазы. Говорил там с его людьми и им самим от лица моего хана, да не оскудеют его стада и будет славен род его. И в твоей Москве был. Нас беспокоит растущая мощь западного соседа. Общего для нас троих. Сигизмунд и вся Речь Посполита опасны.

С этим сложно было спорить. Мои познания в истории говорили, что польско-литовский король этого времени выступал крепким орешком. Да, против него восставали его же паны. Но Сигизмунд одолел всех и сделал многое для укрепления государства.

— Я был и при дворе царя Василия. — Продолжил татарин, чуть расслабившись. К рукам и ногам его возвращалась чувствительность. — Смотрел, говорил с боярами и самим твоим государем. Силы ваши тают, литвины вас грызут и жиреют. Самозванец им в этом помогает, смуту творит, людей со службы верной сбивает. Шведы, тем временем, войну проигрывают. Чаша весов на сторону запада склоняется. Мой хан, царь Василий и король Карл мыслят, как вместе врага великого одолеть.

Ох, татарин. Вы же между нами постоянно мотаетесь. То с России подарков запросите, то с Речи. Тот, кто меньше даст, того и воете. А здесь опасаетесь, что на трон взойдет тот, кто с литвинами и поляками мир заключит. Или даже союз. И двинуться тогда две армии жечь ваши степи. Тут и помощи султана может не хватить.

Ответил, чуть подумав, неспешно:

— Только так выходит, Айрат Мансур, что войска ваши не через литовскую землю идут. Не их грабят и огню предают. Чтобы Сигизмунд силы свои с земли нашей увел и против вас направил. А через нашу. Через мою. — Я смотрел на него с интересом. — А когда вы идете, то стонет земля русская. Плачем плачет. Когда по-другому было?

Он вздохнул, развел руками.

— Тут не скажу ничего, воевода. Я послан ханом о союзе говорить. А как батыры, багатуры войска поведут, того не ведаю.

Ох и юлишь ты, татарский посланник. Все ты знаешь и выгоду своему роду ищешь. Ну а я — своему. Поэтому пускать вас дальше на север нельзя. Хитростью не выйдет, биться будем.

— Ладно. Мы люди на места ставленные и дела царей своих делающие. — Решил я подыграть послу. Перевести тему, прикрыться общими фразами. — Скажи Айрат, этот соплеменник твой, чего ты на него такой злой?

— Шайтан он, а не соплеменник. — Посол шмыгнул носом. Скривился, словно лимон съел. — Служит убийце, сам кровь гонца пролил. Думаю, пытал его, раз знает много о письме этом. По лицу видел, знает. Но молчит.

— Счеты у тебя с ним, вижу… — Я закинул удочку провел параллели, это всегда раскрепощает собеседника. — Как у меня с Артемием, личные. Скажи, что будет, если письмо это попадет к Джанибеку. Как должно было попасть?

— Мыслю я. — Посол замолчал, задумался. Долго молчал, минуту или даже больше. — Думаю преемник хана, да освятит Аллах его путь, часть войска заберет и в Крым пойдет. — Улыбнулся татарин. — Тебе же то и нужно. Тебе, но не царю Василию.

— А если выяснится, что… Как это, по-вашему, не знаю. Кто-то из воевод его за Махамеда стоит? И приемному сыну хана смерти желает в походе?

Айрат нахмурился.

— Думаю я об этом, воевода. Раз здесь этот пес появился, неспроста это. Ты меня к господину своему отпусти. И делу твоему я помогу.

Я с трудом сдержал смех. Хитрый какой нашелся. Еще чего удумал. Уйдешь ты и тогда все дело в свою пользу повернешь. Э не. Так не пойдет. Меня таким не проведешь.

— Значит, пока так, Айрат Мансур. Вижу я, человек ты почтенный, достойный. — Начал я медленно, смотря ему в глаза. — Но делами твоими мне пока заниматься недосуг. Поживи в тереме, по двору особо не гуляй. Народу у нас тут нервный, может не так чего понять. А от ножа в спину защитить тебя сложно будет.

Сделал паузу. Следил за тем, что слова мои в нем пробуждают, какие эмоции и чувства.

Он вздыхал. Не очень доволен был, но перечить не мог. Понимал, что захочу — убьют его тут и исчезнет он, как и все посольство Артемия. Было и нет. Забудут и не найдут потом концов.

— Так вот, Айрат Мансур. Пантелей тенью твоей будет. Приглядит, поможет, защитит, если что. — Я обратился к служилому человеку. — Понял, сотоварищ мой.

— Будет сделано, боярин.

— Добро. Дня два, может, три и решу я, как тебя к твоему господину отправить. А ты пока подумай, как нам к нему добраться лучше, чтобы иные отряды, верные, возможно его соперникам нас не перехватили. Не пойдем же мы в Поле целой ратью.

В помещение вошла служанка, все та же девушка. Замерла у входа.

— Заноси, гостя нашего потчевать будем. — Приказал я. — Пантелей, ты с ним. Как поест, наверх в комнаты. Узнай у Фрола Семеновича, где остановиться можно гостю дорогому. В каких покоях.

Повернулся к татарину, добавил:

— Палаты не царские, гость мой, чем богаты.

— Все понимаю. — Он невесело улыбнулся. — Не город, а крепость, воевода, все понимаю.

Замер в ожидании трапезы.

— А нам чего? — Спросил писарь.

— Ты с сыном в распоряжение к Григорию. Пока что. Потом решу, что дальше.

Приказы раздал, можно наконец-то отдохнуть самому.

Впереди, вечером меня ждало нечто необычное. Необходимо присутствовать на сожжении трупа ведьмы Маришки и пары чертей. Хотелось бы время это потратить на понимание экономической ситуации, поездку в кабак с подьячим и разговор. Или вызов Несмеяна Васильева сюда. Так даже лучше, чего по улицам лишний раз гонять. Явится трактирщик, куда он денется.

Но — массовые мероприятия, дело важнейшее. Нужно людям показаться. Отметиться. Причастность к содеянному с ведьмой показать прямую.

А еще проследить, чтобы в процессе ничего эдакого не случилось. Вряд ли разбойничья партия еще жива. Но могут среди горожан еще быть люди. За день и до Жука можно конным добраться, ему сообщить и обратно вернуться, чтобы на казни что-то сделать.

Надо людей с собой взять будет, несколько. Чтобы следили и чуть что пресекали действия.

Но это все потом. Вначале обмыться, а то после приключений на болотах толком себя в порядок-то и не привел.

Распрощался с татарином и Пантелеям. Вышел, выбрался во двор. Суета здесь продолжалась.

— Ванька! — Позвал громко слугу. Давно не видел его, все дела да дела.

Люди стали озираться. Кого это так громко боярин вызывает. Чего случилось-то!

— Ванька, зараза такая! Где ты!

Из конюшни выбежал мой холоп, глаза ошалелые, вид малость диковатый.

— Чего изволите, хозяин? — Подскочил, поклонился.

— Баня здесь есть?

— Да, хозяин, но топят вечером. Изволите сейчас, займусь.

— Нет, долго. Сейчас поможешь стащить железо и обольешь водой. А вечером, как вернусь и баньку можно.

— Сделаем. Колодец-то вон. — Он махнул рукой в нужном направлении.

— Пошли. — Я быстрым шагом двинулся вперед. Продолжал. — Юшман почистить, чтобы ржавчины не было, маслом смазать. Кафтан мой парадный приготовить. Штаны новые найди, эти стирать уже надо. По болоту лазил, все в грязи. Сапоги тоже в порядок привести.

— Будет сделано, хозяин.

— Смену одежды и бойца надежного. А лучше четырех в сопровождение на вечер.

— Сделаем, хозяин. Все будет.

Мы завернули за угол. Здесь был колодец, обеспечивающий кремль водой. Вообще, в Воронеже родниковая вода была местами достаточно близко. Много где, на холмах и под ними били ключи.

Деревянный, крепкий сруб и возвышающийся над ним журавль с ведром. Рядом стояла пара кадок, и даже лежало коромысло. Видимо, все это использовалось слугами терема и всего кремля и было в некоем общем доступе.

Рядом стояла пара лавок.

Я начал расстегивать ремни доспеха. Ванька помогал. Это вам не современный бронежилет. Конструкция более сложная и в носке, и в уходе. Чистить кольчатый доспех — то еще удовольствие. Но, забота не моя. У меня на это человек специально обученный, на довольствие есть.

У самолета — техник есть. А я, да и любой доспешный боец в седле, это настоящий самолет того времени. Ну или танк.

— Как устроился, Ванька?

С ремнями было покончено. Юшман отправился в руки слуге, тот принял. Крякнул. Все же килограмм десять — двенадцать нелегкая бронь. Сам же я ощутил легкость в плечах и некое парящее ощущение. Всегда оно меня преследовало, когда броник и разгрузку снимал. Каждый шаг ступаешь — словно летишь. А с защитой — к земле прижимает.

Черед дошел до кафтана. Тот трофейный, без всякой красоты, обычный самый, однотонный. Служил он мне и поддоспешником, но запачкался изрядно. Тоже в порядок приводить нужно будет. Его я швырнул на лавку, указал слуге железо поверх него класть.

— Да как, хорошо. — Ванька отвечал на вопрос о размещении. — Кормят прилично, вас нет, работы, значит, нет. Так вот и сижу без дела.

Бездельничаешь, значит. Я ухмыльнулся: не пойдет так. Работу мы тебе найдем. Ратному ты, может, и не обучен, но иное какое-то применение организуем. Негоже в такое время человеку, доверенному без трудов на благо Родины сидеть. А Ваньке я доверял. Хороший он парень был. Защищал меня, того еще прошлого. Раз против трех казаков в Чертовицком встал, себя не щадя, значит, верен до смерти.

Знал я только его плохо. Новый я.

— Грамоте тебя может обучить?

— Да ну, закорюки эти, хозяин… Пыль. — Он помогал мне стаскивать рубаху. Она, вся грязная, прилипла к телу и не торопилась слезать. — Я так, чуть умею и ладно. Я же подле вас всегда был. А здесь вы, как воевать начали, я и не знаю, чего да как.

С рубахой совладали вдвоем. Кинул ее на землю.

— Новую найти надобно, срочно. — Распрямился, взглянул на слугу. — А лучше комплект и штаны нижние и верхние, и рубашку. Кафтан-то не на голое тело надевать буду.

— Зипун бы вам еще, для солидности. — Ванька почесал подбородок.

Это еще что за зверь! Хотя начал я припоминать, что многослойность в одеждах, в то время на Руси считалась признаком статусности.

— Жарко. Кафтан свой, дорогой поверх исподнего надену. А на него уже доспех.

Ванька вздохнул, покачал головой. Чувствовалось в его поведение некое негодование.

— Чего? Говори.

— Да маслом-то ткань вся нитями серебряными шитая попачкается, хозяин. За нее денег много плачено. Вы и так…

Я поднял руку, останавливая тираду.

Он был прав, по-своему. Но сегодня нужно мне выглядеть соответствующе. Как человек, исполняющий обязанности воеводы. Как убийца ведьмы и гроза всех разбойников окрестных. А значит — плевать я хотел на кафтан и то, что он от доспеха испачкается. Службу свою сослужит и хорошо. Дальше обычный добуду.

— Богатый хочу. К вечеру его готовь. — Улыбнулся я. — А ты, вечером, пока ездить буду, добудь мне обычный. Или этот в порядок приведи, чтобы не смердел и чистый был.

— Сделаю все, не беспокойтесь, хозяин.

Сапоги тоже были все в грязищи. Снял их, кинул. Смотал портянки. Пальцами пошевелил. Ох, хорошо. А то сутки почти в обуви провел. Стащил следом верхние штаны, глянул на нижние. Тоже бы их сменить, но не здесь. Бани все же не хватало или душа летнего. Построить, что ли? Можно, время только где взять.

— Ладно, Ванька, лей.

Он вытащил ведро с водой, перелил в кадку. Я наклонился.

Надо бы мыла найти или щелока на худой конец. Но пока недосуг. Поиски цирюльника и поход к нему отложены до лучших времен. Когда время будет. Пока что оно для меня, самый ценный ресурс. Все делать быстро надо.

— На голову вначале ее промою, потом на спину. Давай.

Ледяные потоки обжигали.

— Ух! Хорошо, чтобы тебя разобрало! Ванька. Давай еще.

Он вновь набрал воды, вылил еще одну кадку на меня.

Так, а вытираться чем… В ход пошла рубаха, более или менее чистыми ее кусками.

— Ванька, я почивать. В ту комнату, куда меня, как приехали воевода поселил. А ты мне тащи одежду. Сейчас исподнее, а к вечеру остальное готовь.

— Сделаю, хозяин.

— И еще. — Я проговорил тихо. — Задача тебе.

Он остановился, напрягся, уставился на меня.

— Какая, хозяин.

— Даже не одна. Первая. Ходи, слушай, все подмечай. Кто чего и о чем говорит. Настроение у людей какое. Сходи в посад, там походи по лавкам, послушай. Тебя со мной, может, и видели, да кто знает то, кто ты такой. Монет возьми купи чего себе мелкого, расспрашивай народ, что за жизнь у них. Что творится окрест, ну так, связи наведи. Понял?

— Сделаю, Ххозяин. Я это дело люблю, с людьми потрепаться.

— Хорошо. Дальше вопрос у меня. Ты в деньгах же разбираешься?

— Это как хозяин? — Парень опешил.

— Ну я же сам никогда не покупал себе ничего. Все ты, да ты.

Не ошибиться в своем реципиенте. Но судя по тому, что я знал о бывшем Игоре — он выглядел именно таким. Совершенно неприспособленным к жизни.

Угадал, Ванька стоял, слушал, не удивлялся. Указаний ждал.

— Так вот. Чтобы с татарами воевать, понять надо какая монета, чего стоит. Считать-то ты умеешь.

— Это я умею. Только при чем здесь деньги и татары? Хозяин, в толк я не возьму никак.

— Ну смотри, чтобы человек воевать пошел ему что надо?

— Сабля, конь, лук, наверное. — Ванька задумался. — А так не знаю. Царь еще нужен или воевода, чтобы указания отдавать. Ну, поесть еще надо.

— Верно. А это все денег стоит. Так? — Я усмехнулся, добавил. — Ну, кроме воеводы и царя.

— Верно. — Он почесал затылок. — Только я это, вещи такие не очень знаю. Батюшка ваш на все поместье наше и оружие закупал, и доспехи, и коней. Я при вас всегда был, а не при казне. Знаю мало, хозяин, подвести опасаюсь. Яиц купить, хлеба, пива, вина, курочку там. Это да, сторговаться могу. Шапку, прочее платье. Тоже могу. А доспех…

Он уставился на меня, помолчал секунду.

— Вон у вас юшман ладный какой, богатый. А у других бойцов кольчуги обычные. А у Ефима так вообще тегиляй. Почем я знаю, в чем разница их в цене-то. Да и сабли. Ваша вон какая красивая, а бывает проще. Не гневайтесь, хозяин, не ведаю я такого.

Он потупил глаза, уставился в землю.

— Понял. В общем учись да слушай. Понадобится мне это денежное твое знание. Вместе с Григорием будете следить, чтобы не надул нас никто при расчетах. Понял?

— Сделаю, хозяин. Раз велено, изучать буду.

— Ну а сейчас задача, как и говорил. Рубаха и порты чистые. А к вечеру. Доспех надраить, кафтан дорогой подготовить, шапку бобровую опять же, что нижегородцы подарили. Сапоги до блеска и коня моего. Ну и оружие все в полном порядке, чтобы было. — Помедлил, добавил тихо. — Все заряженное. И четыре человека проверенных. И Григорию передай, что со мной он вечером поедет.

— Не беспокойтесь, хозяин, все сделаю.

Распрощались. Я поднялся на второй этаж. Увидел Пантелея, сидящего на принесенной снизу табуретке у одной из дверей.

— Ты чего здесь?

— Отдыхать пожелал басурманин. — Лицо служилого человека ничего не выражало. — Сторожу.

— Ясно. Молодец. Фрол Семенович где? Настасья?

— У себя. Раненных всех он перевязал, отдыхает. Девка с ним. Не отходит ни на шаг.

Чудно. Но дело их, конечно. Мне лезть в дела житейские, личные не с руки. Своих политических, военных и прочих — не в проворот.

— Ефим как?

— Да нормально. Лихорадило вроде. Уснул.

— Я отдыхать. Следи тут, мало ли что.

— Сделаю, боярин. Не изволь беспокоится. Спасибо за доверие такое.

— Тебе спасибо, сотоварищ.

На его заросшем лице я увидел довольную улыбку. Хороший он был мужик. Надежный. Хоть и выглядел глуповато. Но это даже плюс, от таких не ждут какие-то оперативных действий, недооценивают. А толку от него все больше и больше.

Я вошел в ту самую комнату, которую мне выделили для отдыха. Завалился подремать. Укрылся накидкой. Все же после водных процедур было зябко. Ванька пришел минут через пять, я еще заснуть не успел, принес исподнее.

— Вот, хозяин, как просили. Остальное к вечеру подготовлю, не извольте беспокоиться. Почивайте. А то все в делах, в делах. — Поклонился.

За спиной его маячил еще один служилый человек. Но взглянув на него и на Пантелея я решил, что смысла в дополнительной охране нет.

— Помимо одежды, Ванька, к вечеру четверых конно, доспешно и оружно. И Григория.

— Все сделаю.

Еще раз поклонился, вышел, закрыл дверь. А я наконец-то завалился спать. Вырубился сразу. Снились мне цветы черемухи под окном. Красивые. Только запаха не было. Во сне он вообще редко приходит, очень. Раз в жизни было только.

Разбудил меня колокольный звон, созывающий народ! Бам! Бамм-м! Откуда-то издали.