Патриот. Смута. Том 2

Глава 2

Григорий смотрел на меня внимательно, взгляд серьезный, холодный. Вся веселость прошла. Я ответил тем же. Ясно было, что там он нашел. Как и подозревал, этот боярин со своими людьми вез серебро в степь. С кем-то там он должен был встретиться. Не верилось, что таким малым отрядом хотел он пересечь все Поле до Крыма.

Был ли Жук его связным, агентом или они ставленники разных кремлевских башен — это предстояло выяснить. Допросить боярина со всем пристрастием.

Злость брала за то, что вот так просто русский человек вез деньги тем, кто готов был жечь и убивать. Нанимать иноземцев, чтобы они разоряли русские земли. Что это, если не предательство? Да, может быть для людей семнадцатого века нанять армию, чтобы убивать своих же по крови — это норма. Все же национальные государства только-только зарождаются. Мышление иное — феодальное. Но для меня… Для человека из двадцать первого века, сражавшегося за свою страну весь конец двадцатого — однозначно нет. Это предательство земли, людей на ней живущих, чего-то глубокого и сокровенного.

— Давай Григорий, не томи. — Я вышел из раздумий. Хотел услышать слова товарища, получить подтверждение догадкам.

— Игорь. — Начал он неспешно. — Сотоварищ… — Первый раз назвал меня так. — Боярин.

Он вздохнул, слова подбирал, тяжело ему давалась эта речь.

— Денег там, боярин, серебро… Армию купить можно. Помнишь, толковали мы про этого… — Он погладил свою редкую бороденку. — Про Делагарди. И про сто тысяч ефимков ему обещанных.

— Помню. Недавно же было. — Хотя, если так подумать из-за плотности событий, может и давно уже. Столько всего произошло за эти дни.

— Тут, может, и не сто тысяч, не считал. Но много, очень много.

— Угадал я, сотоварищ. — Я смотрел ему прямо в глаза. — Рад, что назвал ты меня так, за своего наконец-то признал. Это хорошо. Я же тебе тогда сказал, что татар нанять хотят.

— Сказал.

— Теперь не наймут.

— Мало нас. — Покачал головой подьячий. — Мало.

— По крупице сила собирается. Теперь попроще будет.

— До серебра этого людей охочих будет… — Он покачал головой. — Много. Очень много.

— Знаю, Григорий. Знаю. Только это теперь, казна наша.

— Казна? — Он удивился.

— Оружие у нас есть, теперь и казна есть. С татарами разберемся и…

— К царевичу Дмитрию податься хочешь, московит? — Взгляд его был серьезен. — Отомстить за предательство. Кто там тебя к нам с подметными письмами послал?

Кто послал, понять сложно. Мстиславский, которого мой реципиент боялся до дрожи в коленях. С ним поговорить надо. По сей строгости. Не смотреть на то, что князь. Как с равным. А лучше, с позиции силы.

Но в словах подьячего был еще иной смысл. Разобравшись здесь, нужно выбрать сторону, царя на престол сажать. Которого?

К авантюристу и лжецу — вору тушинскому я не пойду. Если первый еще хоть что-то толковое из себя представлял, да и то спорно. Второй — марионетка. Человек бесталанный, вынесенный наверх жадными до власти силами.

Подумать надо. Ой, как подумать о том, что дальше делать.

Рожи эти… что Лжедмитрий, что Шуйский, что бояре за спиной его воду мутящие — все одно. Грязь и змей клубок. Как-то иначе надо. Кого-то с сильной рукой да всем миром на трон сажать.

Кого?

Жив ли еще Скопин? Если память не изменяет — уже нет. Уже отравлен.

— Григорий, подумать надо. Устали мы сейчас. Да и с татарами еще дел много.

— Это верно. — Он погладил бороду. — Давай к делам теперешним от грядущих. Грузиться надо бы.

— Все не влезем.

— Да. Разделиться придется. На два, а то и три хода парома.

— Мыслю так. Тебя тут за главного оставляю. Забираю раненных, самых ценных пленных, троих наших бойцов и Пантелея. Он товарищ надежный, сторожить их будет, как зеницу ока. Лошадей с ценным имуществом. Ну и всех, кто влезет на паром следом. — Я почесал затылок. — А ты с остальными вторым заходом. Не сбегут же.

— Да куда они денутся. — Он вновь уставился на меня. — А с Маришкой чего решил?

— В монастырь напомни, как там отца святого зовут?

— Так, он нам лодки-то и свои давал. Отец при Церкви Успения Пресвятой Богородицы и Приснодевы Марии. Зовут Серафимом. Ммм… — Он погладил бороденку. — Серафим Филипьев. Думаю, ждет он нас, за лодки спросит.

— Спасибо. Работаем.

Я поднял Артемия за шиворот, потащил к парому. Подьячий начал раздавать приказы.

— Идем. — Толкнул я пленника.

Боярин стиснул зубы, нога его сильно беспокоила, но кое-как перемещался. Лицо злое, негодующее. Не привык, чтобы так с его персоной обращались.

— Пантелей! — Громко выдал я.

Здоровяк был тут как тут.

— Чего, боярин.

— Задача тебе, важнейшая. Вот этот хмырь. — Я указал на Артемия. — Потом татарин, которого мы в лесу на хуторе схватили и еще один, здесь в плен его взяли. Тоже степняк какой-то. А еще лысый такой, с хутора, рука раненная. Которого мы с тобой в винокурне нашли. Их в первую очередь погрузить. Стеречь. Головой отвечаешь.

— Понял, боярин. Только это. — Он чуть смешался. — Лысый плох совсем. Еле ковылял. Рана кровит.

М-да, медицина же здесь не к черту. А я ему вчера прилично так руку рассек. Перевязать-то перевязали, но гемостатиков же нет. Шить — это лекарь нужен, а его среди наших не было. До кремля воронежского дойдем, там что-то можно думать. А крови потерял он действительно много. Еще и заражение могло начаться. Помрет. Нужен ли он мне? Допросить стоит. Но если не довезем, да и черти с ним. Невелика персона.

— Понял. — Я после коротких раздумий, кивнул Пантелею. — С лысым тогда, ну как выйдет. Но остальных трех, чтобы… Как самого себя.

— Сделаю, боярин.

Я обошел всех, раздал указания. Начали грузиться. Сам завел лошадь с трупами Маришки и чертей. Следом большинство вьючных животных, на которых было добро с Колдуновки. Взял охрану, лошадей вновь обретенных. Плотно мы встали. Паром прилично осел в воде.

Вроде все готово.

— Тебя как звать-то. — Я подошел к уже слегка подсохшему паромщику.

Он занял место у руля и смотрел с ужасом на происходящее. Больше всего его беспокоил вид Маришки. Тело перекинутое через седло, внушало настоящий ужас.

— Я-то, это… — Он затрясся еще сильнее. — Боярин, я-то, это…

— Ты не бойся, паромщик. — Подмигнул ему. — Издохла ведьма. Везем в храм, чтобы там сказали, как тварь эту хоронить верно, чтобы людей больше не пугала и не мучила.

— От те крест, боярин. От те крест. Спасибо. — Паромщик отбил челом, низко поклонился. — Никита Иванов, я.

— Давай, Никита, трогай. И скажи, что за переправу мы тебе должны? — Я пристально смотрел на него.

— Так это. — Он замялся. — Тут лошадь пулей убили. Прямо в морду ейную попали.

— И? — Я поначалу не очень понимал, к чему он клонит.

Но здесь до меня стало доходить.

— Если ее заберу, то хватит этого.

М-да, люди смутного времени питались плохо. Свежий труп лошади, считай туша. Это и сытный обед, и прилично денег, которые можно выручить за шкуру и мясо. Вряд ли даже имея большую семью, этот человек умудрится съесть и обработать все мясо. Даже завялить на будущее. Но продать в городе, точно получится.

— Договорились, Никита. Давай, правь свою машину на другой берег.

Пришлось подтолкнуть, слишком уж низко села деревянная конструкция. Цепляла дно у берега. Еще пара минут и, наконец-то…

Мы двигались через реку.

Здесь она была достаточно широкой, но до привычного мне, километрового в ширину водохранилища далеко. Паром шел медленно, Никитка держал руль. Двигалась вся конструкция, используя течение реки. Самоходом. Изобретение гениальное, ни весел, ни двигателя парового. Тянуть ничего не нужно. Только канаты и руль. Медленно, но усилий почти никаких.

Я стоял, смотрел на холмы, на город и думал. О грядущем.

Усталость брала свое, последние дни спал урывками, хотя перед ночным рейдом отдохнул сам и приказал людям поспать. Но все же мысли шли неспешно.

С Маришкой покончено. Это второй шаг на пути к очищению округи от бандитов. Первый был там, в кремле, в самом Воронеже. Но Маришка — удар в самое сердце разбойничьей гидры. Побили многих, пленных взяли. Те, кто разбежался, да и хрен с ними. Вряд ли смогут собраться и сплотиться.

И самое важное — страх, что ведьма верховодит налетами пресечен.

Дальше? Раз посыльного из Москвы с деньгами для татар я перехватил — надо его допросить. Надо всех этих четырех расспросить. Разных, но интересных по-своему. В первую очередь того лысого, а то не ровен час — отдаст богу душу. Или… Дьяволу? Все же он с чертями якшался, хоть и переодетыми.

Следом Артемия — он самый интересный. Татарин говорить не будет, он уже это обозначил. Пытать его? Сам не хочу, поручить кому-то из людей воеводы — можно. Почему нет. Еще один степняк, что с отрядом послов шел — персона интересная. Может таковой оказаться.

Поговорить обязательно надо.

А еще поспать хотелось бы. Поспать пару часиков.

Ничего, Игорь — на пенсии спал, теперь отрабатывать пора. Улыбка от воспоминаний прошлой жизни появилась на лице.

Ладно, что дальше, что еще?

Жук! День или два. Подготовимся и накроем его логово. Если не сбежит. Стоит ли торопиться? Он татар ждет, силу чувствует. Вряд ли отступать будет, даже если узнает, что Маришке конец. Но вот если поймет, что серебра не будет, что тогда? Вопрос открытый.

Что его с татарами связывает, как он с ними взаимодействует — пока не ясно. Письма из Колдуновки могут прояснить ситуацию.

Француз — здесь все просто. Деньги заплатить ему теперь есть. Будет учить. Основной вопрос — кого? Воронежский гарнизон. И что мне с того? Из него только малую долю людей взять удастся. Для дальнейших действий. Если совсем хорошо все сложиться — треть. А это, ну человек двести. Больше не смогу. Город без защиты оставлять нельзя.

Наш уговор. Пари, как сказал этот иностранец. Через семь дней поединок. Покажу этому европейцу, что на Руси есть хорошие фехтовальщики. Погляжу, что он стоит.

Сотники, атаманы и прочий местный бомонд. К завтрашнему дню они людей обещали собрать. Можно сегодня шороху навести. Можно, все же, на уступки пойти и дождаться. Никаких перебежчиков поутру мы не встретили. Мог ли ночью кто-то из сбежавших с Колдуновки пересечь реку, войти в город и предупредить нужных людей. В теории да. На практике — сомнительно. Как-то уж слишком быстро и четко для разбойников. Это у него лодка должна быть припрятана — раз. Знать должен, как в город войти ночью — два. Либо с самого утра туда зайти, человека связного найти. А я их всех в застенок посадил.

Но с этими шестерыми ухо надо держать востро. Как явлю городу Маришку, здесь вот все и завертится. Смотреть надо будет. Кто как себя поведет.

А дальше?

Татар остановить. Как? Допросы покажут. Мысли есть, конечно, но скорректировать план точно придется. Нужно знать, когда и какими силами они сюда придут. И что делать будут, если поймут, что Маришкины люди город им не отроют. А может быть, и Жук к этому времени сбежит или мы его схватим.

Потом на север.

Вздох как-то сам вырвался из груди.

Отечество мое в огне. Если верно помню историю, и временные ее рамки текущих событий, то скоро войска Шуйского пойдут на деблокирования Смоленска. Позорно проиграют битву при Клушине. Это раз. Лжедмитрий будет воевать с войсками поляков. Это два. Татары ударят ему в тыл, но толкового ничего у них не выйдет. Как обычно, все закончится грабежом юга России и уходом степняков к себе на полуостров.

То самое Клушино — разгром, тысячи смертей. Если собрать людей, и идти туда. Что дальше? Варианта два. Одолеем мы там ляхов, и Шуйский царем останется. Хреновая ситуация. Этот хитрый черт с трона сам не слезет. Сковырнуть его, это не Маришкиных разбойников побить. Иная сложность задачи.

А если не идти, ждать. Значит — допустить гибель тысяч русских людей. И так плохо и эдак не очень.

Камень преткновения.

Фактор татар мы ликвидируем. Без этого на север у меня пути нет. Получается, Лжедмитрий станет более сильной фигурой. Хорошо ли это? Да как-то нет. Хреново. Ударить по нему вместо татар и разбить? Можно.

Людей только где взять в массе? Два десятка верных, это одно. Две тысячи — иное. Нужен аватар, знамя, идея.

Я потер переносицу. Думай, Игорь.

Разбить крымчаков и направить сплоченные силы на север — отличный план. Только пока что это не войско, а именно отряд. Сто Яков обещал, в лучшем случае. Из них половина двинется и то хорошо. Из Воронежа возьмем две сотни. Четверть тысячи выходит. Для малой операции — силы хорошие. Для войны — капля в море.

Казаки и брат атамана, мной спасенный. Чудной мужик, темная лошадка. Но уже сила.

На Федора есть расчет. На связь его с Ельцом и Рязанцами. С ними говорить надо. Ляпуновы там. Собраться всем югом от Дона до Рязани и решить. Это уже сила, уже кое-что. Сплотимся, пройдем боевое слаживание.

Самое время письма писать. Гонцов слать.

Сложно. Я покачал головой, усталость давила, хотелось спать, паром покачивался на волнах, баюкал. Встряхнулся. Да, Игорь, а когда просто было? Подумать надо. Времени несколько дней есть, пока с Жуком и татарами разбираться будем. А потом уже решение нужно четкое. План надо строить сейчас. Думать, вспоминать по ходу.

Я потер переносицу. Отвлекся от раздумий.

Мы уже прошли середину реки, стремились к правому берегу.

На нем собирался народ, нас поджидали. Звуки пальбы всполошили людей. Хотя не видел я, чтобы от города, от его стен к воде спустился хоть какой-то вооруженный отряд. Может, собираются только или… Всем плевать на то, что происходит? Ждут, если какая-то драка на берегу будет, нападение на монастырских людей, тогда вмешаются.

Мало нас, угроза незначительная, поэтому и не выходят.

Может и так.

Я всмотрелся во встречающих. Людей было не так уж много. Но среди них четко виднелись несколько святых отцов.

Вперед вышел тот самый человек, который вел мой отряд среди ночи к лодкам. В темноте он выглядел просто силуэтом. Шел достаточно неприметно, просто путь показывал. А сейчас я видел высокого, сухощавого мужчину средних лет. Достаточно крепко сложенного, по походке и взгляду, скорее всего, бывавшего в переделках в молодости, но потом остепенившегося и принявшего постриг. Или как это у них здесь сейчас называется до никонианской реформы.

Последние несколько метров пришлось помогать паромщику шестами. Тянуть канаты. Наконец-то паром толкнулся в берег.

— С миром ли вы, люди… — Он увидел меня, лицо смягчилось — Боярин, ты ли это?

— Я, отец Серафим.

То, что назвал его по имени было воспринято хорошо.

— Скажи, что за шум, что за пальба на том берегу была. Люди добрые на пароме ушли. Что стало с ними?

— Недобрые. Поверь слову моему, отец.

Он замолчал, смотрел, изучал. Мы начали выгружаться, я отвлекся от дискуссии и стал раздавать приказы. Люди, собравшиеся у берега, смотрела на нас во все глаза. Пошли шепотки. Все громче слышалось.

— Смотри, смотри. Это же…

— Да, она самая, точно…

— Не может быть…

— Да точно…

— А как она же это…

Люди крестились, ворчали.

— Отец! — громко произнес.

Взял под уздцы коня с трупами Маришки и чертей, двинулся к святому отцу.

— Да сын мой. — Он уставился на груз с удивлением и растущим отвращением.

— Ведьма из Колдуновки и два ее слуги пали от наших рук. — Я следил за его реакцией. — Думаю, раз обвиняют ее в колдовстве, нужно узнать у человека сведущего, у тебя, как с телом быть.

Он, было, начал отвечать, но я перебил, продолжил.

— Это раз. Но, нужно, чтобы люди уверовали в смерть этой твари. Чтобы не появилось подражательниц и тех, кто называет себя ее именем. Дня три повисеть бы ей где-то. Или на коле покрасоваться. Как у вас тут заведено? И как возможно?

Словами своими я делал комплемент попу. Можно было поступить так, как нужно мне. Но опора на церковь даст дополнительного уважения, дополнительных возможностей в будущем. Нужно работать так, чтобы получить больше.

— Сын мой. Сжечь ее прилюдно и дело с концом.

— Дело хорошее. Все ли соберутся, все ли уверуют в смерть этой твари?

В целом идея хорошая. Ярко, хоть и быстро. Но увидят это многие. А то не придет, тому расскажут.

— Да сын мой. Полагаю, да. А эти двое, что такое?

— Два татарина в шкуры бесов ряженые. — Я сплюнул. — Пакость мерзкая.

Перекрестился.

Святой отец ответил мне тоже крестным знамением.

— Благослови господь тебя и людей твоих, боярин. Оружие ваше и силы ваши славное дело сотворили. Не только татей и людей лихих посекли, но и богоотступницу, колдунью. Спасибо тебе, боярин. Помолюсь за тебя, Игорь Васильевич.

Хм, а откуда ты имя мое знаешь? Ефим сказал, если так — память у тебя хорошая.

В целом я был удовлетворен. Раз прилюдное сожжение здесь практиковалось, отчего бы и не поступить так. Пол города соберется посмотреть на то, что происходит. Главное, чтобы народ никаких знамений не узрел. Молнии бить начнут, птица пролетит.

Суеверные.

Спустя пару мгновений, потраченных на размышления, я продолжен.

— Тебе оставляю ее и этих двух, отец. Меня мирские дела ждут. — Кивнул ему в знак уважения. — Но, прошу, чтобы слухи не пошли, сделайте все возможное, чтобы больше людей знало, что тварь эта издохла.

— Сделаем, сын мой. Сделаем. Благослови тебя господь.

— Когда?

— На закате, сын мой. В колокола ударим, созовем всех.

Я кивнул, передал ему лошадь, собрался уходить.

— А лодки что, сын мой?

О, за службу спасибо, отдельно ходит от товарно-денежных отношений. Я улыбнулся. Все как везде. Повернулся, ответил.

— Сейчас все мы переправимся и пошлем кого-то за ними. Утром видели их, спрятаны надежно, никто не покусится. Устали мы, мочи нет, но имущество монастырское вернем.

— Храни тебя господь, боярин. Храни, господь.

Еще минут пять пришлось потратить на разгрузку, раздачу приказов, выдачу указаний. Но наконец-то все было готово и, взбираясь в седло, скомандовал.

— Идем в город! В кремль!

Даже отсюда я видел, что со стен за нами наблюдают люди. То, что они не вышли встречать нас после стычки на том берегу — к добру ли это или нет. Ворота были открыты и это радовало. Но за стенами можно ждать чего угодно.

— Едем!