Патриот. Смута. Том 2

Глава 24

Неужели так быстро! Зараза! Вскочил. В дверь тут же постучали. Не ломились, не орали, паники слышно не было. За ней не били тревогу. Значит… Все нормально, и, видимо, Пантелей мой ночью из Воронежа отправился и уже прибыл с пленниками татарскими, или…

За дверью донесся глухой голос Тренко:

— Игорь Васильевич! Пленных привели! Татар!

Вот и раскрылось все. Пленников Воронежских привезут скоро, плыть, если быстро, часа полтора — два. По течению же идти. Вот и считай от рассвета два часа и здесь. Пантелей, человек суровый, справится.

— Иду. — Ответил, следом слугу позвал. — Ванька!

Сам встал, отодвинул лавку, что перегораживала проход в комнату. Было тепло, даже жарко. Печь, натопленная вечером для готовки, грела отлично. Уверен, в ней сейчас стояла всяческая снедь, запаривалась.

— Хозяин. — Слуга застыл в двери, заспанный, помятый слегка.

Потянулся, приказал:

— Доспех в порядок приведи и завтрак организуй.

— Сделаю, хозяин.

Я накинул кафтан, перепоясался быстро, вышел.

Девушки тоже уже проснулись, возились у печки. Вот она женская доля после кучи мужиков все прибрать, вымыть, а потом еще раньше всех встать и начать готовить. А если ушел мужик на заработки или на войну еще и за всем хозяйством само́й. Тяжелое время.

— Что там, Тренко?

— Дальний дозор вернулся. Привезли пленного. Волнуются люди.

— По-ихнему кто-то умеет?

Сотник в ответ покачал головой.

Черт, как же допрашивать, если языка не знаешь. Это же ерунда полная. Двинулся дальше. В сенцах один стрелец, который стоял на страже вечером, сменился, спал. Новый встретил меня как положено, руки по швам, грудь колесом. Глаша тоже спала. Сидела, привалившись к стене, посапывала. Один из братьев, тот, что раненный, лежал на спине, дышал, это хорошо, ночь пережил, на поправку пойдет. Второго не было, отошел куда-то.

Во дворе творилась некая суета. Люди встречали у ворот вернувшийся разъезд, расспрашивали.

Утро выдалось промозглым, ветер качал и гнул деревья, гудел. Солнце только-только начало подниматься из-за леса. Его первые лучи освещали все окрест, подкрашивали ярким, тяжелые дождевые тучи. Погода за ночь резко поменялась. С юга шла гроза. Вот-вот и накроет. До удара стихии оставались считаные минуты. Сверкали молнии, громыхало, горизонт был обложным, затянутым черно-алым. Красота писанная, буйство стихии.

Как там, у великого русского поэта, Тютчева: «Люблю грозу в начале мая».

Только вот мне она сейчас не с руки. Оборону хутора готовить нужно или, наоборот, плоты сжигать. Обоим действам непогода мешает. За ночь как-то я еще не решил, какие приказы раздавать. Пока что взвешивал все. Еще Пантелей с отрядом и пленными по воде идет. Как давно выдвинулся из Воронежа? В такой ветер и ливень ему к берегу приставать придется или справится? В непогоду даже на реке волны появляются. С морскими, конечно, не сравнить, но стихия лютует, потонут еще.

Я покачал головой, промедление…

Дозор, высланный мной вечером сразу после штурма в степь, вернулся только что. У ворот стояли двое всадников и несколько лошадей. Два служилых человека о чем-то говорили с караулом из стрельцов. У ног их сидело двое пленников.

Двинулся вперед. Услышал, что следом идет Тренко. Хорошо, вдвоем допросим.

Бойцы заметили руководство, подтянулись, разговоры прекратили.

— Воевода. — Выпалил один из разведчиков. — Вот, двух татар ночью захватили. Еще один убитый в Поле остался.

— Как дело было?

Я осматривал своих парней. Вроде не ранен никто из них. Так, усталые, малость помятые. Еще бы. Они же ночь не спали.

= Ну, мы это, как вечером ушли, коней рысью пустили, сразу. И так, торопясь, верст десять прошли. Озеро там к восходу от Дона. Затем, еще до темноты, уже помедленнее шли. Может, от лагеря верст… — Он задумался. — Ну пятнадцать, может, чуть больше.

— Так.

— Хорошо бы до Хворостани нам бы дойти было, но… Далеко очень. Она отсюда верст сорок. Думали, может, завтра. — Он глянул на татар. Кашлянул. — Так вот, значит. Лагерем стали. Дон рядом, по правую руку получается. Ложбинку нашли, притаились. Ночевали. Под утром ветер поднялся. Смотрим, огонек, недалече, костер выходит. Ну и пошли глянуть, еще потемну. Тихо. А там эти…

— Трое?

— Трое. Одного мы это… — Он кашлянул, по горлу провел рукой. — А этих тепленькими взяли. Лошади только их это… Разбежались. Не стреноженные были. Мы двух поймали, остальных бросили и сразу обратно.

— А еще видели татар?

— Так нет, только эти.

— А разъезд этого, атамана Жука, куда делся?

— Так это… Может, они дальше ушли. За день или за два. Там, где Хворостань в Дон впадает, чуть ниже, озер много. Может, туда.

— Говорить пробовали?

— Да, они нашего не знают… — Покачал головой боец. — Совсем.

— Молодцы, сотоварищи, давайте отдыхайте, ешьте. Сейчас будет все, горячее.

— Спасибо, воевода.

Я подошел к татарам.

— Э, как звать? Есть хочешь?

Лицо стоящего рядом разведчика исказилось недовольной гримасой. Кормить еще этих басурман. Но, вопрос такой имел смысл, потому что татарин мог знать про это место и понимать, что здесь не его враги. А раз кушать предлагают, выключить режим — «не разуметь по-русски», ответить что-то адекватное.

— У-рус. — Прошипел один из пленников. — Шайтан бла-бла.

Язык показал, сплюнул.

Диалог не пошел, речи нашей они все же не понимают. Хреново.

Здесь в воротах показался один из братьев, тот самый, которого на месте я не нашел. Здоровый.

— Воевода, я если что по-ихнему немного разумею.

Вот это дело, это славно. Мы переглянулись с Тренко, тот пожал плечами, улыбнулся.

— Так, давай сюда, спроси у них, кто такие, чего близ лагеря делали и где полководец их. Только так спрашивай, про Кан-Темира Мурзу отдельно, а про Джанибека потом.

Пленники, услышав знакомые имена, завозились, переглянулись.

— Сделаю, воевода.

Они обменялись несколькими фразами, перебежчик повернулся ко мне, заговорил:

— Помимо ругани и проклятий, говорят, что шли они от Кан-Темира. Сказать тут, что ровно три дня есть у атамана на то, чтобы достроить все. Доделать. Что его личный, мурзы то есть… — Он сбился, помялся, произнес. — Воевода, я слово не знаю, думаю что-то типа, мудрец. Не их этот, мулла, а какое-то слово иное. Не ведаю. В общем, мудрый человек…

— Колдун может?

Говоривший кашлянул, перекрестился.

— Может и колдун, воевода. В общем, он что-то там по небу, по звездам, по траве и воде смотрел… Сказал три дня, и идти надо. На четвертый Дон перейти и тогда Кровавый меч, это прозвище их Кан-Темира, славой себя покроет.

— Три дня, значит. — Я почесал затылок. — А что Джанибек? Он где с основным войском.

— Так это… Сейчас.

Они вновь стали говорить на неведомом мне татарском. Обменялись еще несколькими фразами. Степняки шипели, злились, ярились.

— Выходит, вдоль Хворостани на восход вся орда растянулась. Там еще одна речка есть, Красная. Вот там, вроде как так.

Эти двое подтверждают то, что я и думал.

Обычно татары большими силами ходят не здесь. Ногайский шлях восточнее. Прочие крупные дороги идут через Оскол, Белгород и Елец. Через воронежские земли только Мамай шел. И, по легендам Батый, через Червленый Яр и Воронеж на Рязань.

Хм… Может быть, приемный сын хана Джанибек, вкладывает что-то сакральное в этот поход.

Ветер поднялся еще сильнее.

— Все внутрь, коней в конюшню, почистить после такой долгой скачки. — Отдал я приказ. — Этих двоих тоже куда-то пристроить. Ждем Пантелея с отрядом.

Мы все сокрылись в остроге. Набились в строения, укрылись от непогоды. Под дождем остались только те, кто несли караульную службу.

В средней комнате терема было натоплено и тепло. Девушки подавали приготовленный завтрак. Работали, хлопотали не покладая рук. Но у меня, как ни странно, для молодого организма, кусок в горло не лез. Думал, что делать и как. Выбор был сложный, тяжелый, рискованный. Но, иного выхода не находилось.

Ставить на кон придется все. Все, что есть и себя в первую очередь. Иначе никак.

— Филка, Тренко, отойдем. — Проговорил, повлек их в покои атамана, которые теперь по праву считал своими.

Надо бы их еще обыскать, да что-то некогда. Времени нет совсем.

— Собратья мои, сотоварищи, други. — Начал я. — Дело сложное. Через три дня вся армада татарская подойдет сюда.

Лица двух сотников посуровели. Я молчал, смотрел на них. Первым не выдержал предводитель детей боярских.

— Игорь, мы тебе клятву давали, присягали, но… Самоубийство же это. Нас здесь, даже если всех приведем, всех, вот совсем. Меньше тысячи будет. А их? Десять? Пятнадцать?

— Дело иное. Если мы их тут не остановим и не разобьем, други. Они же дальше пойдут и сколько пожгут?

Сотники качали головами в глазах я их видел неуверенность и страх. Понимал их. Когда соотношение один к десяти, это верная смерть, но я от них иного просить собирался.

Заговорил, начал пояснять. Минут пятнадцать растолковывал.

— Верная смерть, Игорь. — Покачал головой Тренко. — Они тебя не отпустят.

— Если от моей жизни зависит, повернут татары или нет, я готов рискнуть. — Я сжал кулаки. — Долго думал, други, решил.

— Лихой ты, боярин, ох лихой.

— Поглядим. От вас тоже кое-что потребуется.

Я начал излагать им вторую часть плана. Они хмурились, качали головами. Филка в какой-то момент тоже стал мысли свои инженерные подсказывать.

Смотрел на него. Вроде здоров, обошлось для него ночное приключение небольшим насморком.

Прошло еще с полчаса. Буря за стенами унялась, мы продумали и решили, как действовать будем. Отправились завтракать. Теперь как-то пища шла ощутимо лучше. Густой свекольный суп, сладкий на вкус, чуть кислый, темный, очень приятный и нежный. Стоял он, судя по всему, всю ночь в печи, томился. Обведенье.

Прошло еще время. Ждал я Пантелея. Уж очень нужен мне он был. Точнее не он сам, а те, кого он привезти мне должен был.

Времени зря не терял, обыскал комнату атамана. Тайник должен найтись. Не мог не прятать он здесь что-то ценное. Слишком мало в ларце всего. Серебра для поместья немного. Имущества ценного почти нет. Оружия даренного, тайной переписки, уж совсем личной, может золота — нет. А должно что-то быть.

Простучал стены, осмотрел потолок. Протопал пол. Неужели нет? Не может такого быть.

У печки покопался, у задней стены. Ничего. Добрался до окна, начал здесь изучать. Нашел! Аккуратно сдвинул пару досок пола, приоткрылось пространство, там углубление, обложенное деревом и в нем еще один ларец.

Тяжелый.

Достал. Замка не было. Осмотрел, открыл осторожно. Никаких средств защиты и тайных, вылезающих лезвий с ядом. Несколько мешочков, увесистых. Развернул один. Ого. Это не серебро, монеты золотые, увесистые, не наши. Цены немалой, наверное, курс хороший, выгодный.

Ваньке все это дело передам, для надежности.

Еще пистолет с позолоченной рукояткой, красивый и письма. Опять. Снова. Что-то закопался я в бумажной работе. Оружие отложил, переписку пролистал. Что-то от Шуйского — высоко Жук летал, как оказалось, что-то на татарском. Были еще какие-то, больше на шифровки похожие, от женщины вроде как. Надо вчитываться.

В дверь постучали.

— Хозяин. — Голос Ваньки.

— Зайди один.

Он вошел, уставился на меня.

— Там это, лодки идут. Стрельцы говорят наши, ждали вы их.

— А, наконец-то Пантелей с людьми.

Слуга кивнул.

— Ванька. — Я вздохнул. Как сказать человеку верному, что я насмерть иду. На риск невероятный. Да никак, лучше не знать ему. — Я с Пантелеем отъеду. Может день, может, два не будет меня…

— Это как же. Слуга без зазрения совести перебил меня.

Глянул на него строго, он замолчал. Но видел я — негодует.

— Надо. Ты здесь вещи все пересмотри, ценное все с людьми в Воронеж отправь. А лучше сам со всем ценным на лодке туда сегодня днем и жди там меня.

— Сделаю, хозяин. — Он шмыгнул носом.

Не уж-то разревется?

— Ты чего удумал? — Я улыбнулся.

— Покинете вы меня. Ей-богу. Сами себя на тот свет загоните.

— Не реви, дурак. — Подошел, хлопнул его по плечу. — Все будет.

Хотел добавить, если что… Но остановился, решил, что вот не надо это слуге моему слышать. Проговорил.

— Тренко и Филарет знают, что да как. Они тут мой указ будут выполнять. А ты лучше при воеводе Воронежском сиди. Жди меня.

— Сделаю, хозяин.

— Давай, помогай облачаться в доспех.

Вдвоем снарядиться мне было проще. Сделал быстро, подпоясался, прошел через помещение, вышел на улицу. После дождя было сыро и промозгло как-то. Лужи везде, грязно. Небо серое. Тучи дальше пошли, на Воронеж, но за день, скорее всего, еще накрапывать будет. Погода, конечно, м-да… Не благоволит. Но, от нее зависеть никак нельзя.

Спустились.

Из лодок уже выгрузился отряд в двенадцать человек. Руководил ими Пантелей. Помимо бойцов было здесь два татарина. Один спеленатый, связанный, второй, Айрат Мансур, вполне вольный, но без оружия.

Все были мокрыми до нитки, гроза застала их на воде. Деваться некуда. Решили ближе к берегу идти, не приставать, не ждать. Торопились как могли, боролись со стихией.

— Молодцы! — Похвалил я бойцов.

Те кланялись. Сейчас сушиться все отправятся.

— Здрав будь, боярин. — Прогудел Пантелей.

— И вам всем не хворать. Все в терем. Время не теряем. Пантелей, тебе переодеться. Выдадим чего-то из атаманского. И гостям нашим иноземным тоже, чтобы не мокли. Дело у нас.

Татары осматривались. Пленник кривил лицом, ворчал недовольно. Дипломат выглядел усталым, скучающим и раздраженным немного.

Поднялись на холм, к острогу.

Я быстро собрал военный совет без лишних ушей. Поговорил с суженным Глашки, распросил еще раз с его помощью двух татарских плененных разведчиков. Кое-что у него самого уточнил. Кое-какие вещи прихватил в дорогу.

Торопился как мог. Время было сейчас очень дорого. Говорил. Выдал последние указания, сам собираться начал.

С собой брал Пантелея, Айрат Мансур и Тутай Аргчин. Каждому по три лошади. Гнать надо быстро, промедление смерти подобно. И не только моей, но и десятков, если не сотен и тысяч людей.

— Куда едем, боярин. — Поинтересовался посол, когда мы уже начали спускаться, ведя под уздцы лошадей.

— К Дженабек Герайю. Ты же знаешь, где он тебя должен встречать, не так ли. — Я улыбнулся.

— Знаю. — Он смотрел на меня с удивлением. — Не боишься?

— Не боятся только дураки, я просчитываю варианты. — Хмыкнул в ответ. — Думаю письмо от хана, ты и вот тот вот хмырь, в качестве подарка…

Связанный Тутай Аргчин заворчал, ругаться начал.

— Хмырь? — Дипломат, видимо, не понимал этого слова.

— Нехороший человек.

— Ааа…

— Так вот, все это все даст славному потомку Чингисхана понять… — Тут я решил загнуть достаточно уважительно. — Что у него в Крыму есть много своих дел. Будет здорово. А то дел Василия Шуйского, который ему к тому же не заплатит, солнцеликому господину лучше отказаться. И нам так лучше и вам, всем. Кроме него.

Я кивнул в сторону ругающегося себе под нос татарского разбойника.

Айрат Мансур кивнул в ответ. По его лицу было видно, что он все понял.

Спустились с холма. Люди провожали нас с удивленными взглядами. Но почти сразу же Тренко и Филка начали раздавать указания. Лагерь быстро преображался. Народ служилый поднимался, начинал выполнять приказания. Без меня здесь они должны были за три дня проделать огромный фронт работы.

— Как в городе Пантелей?

— Да день же только прошел, боярин. — Прогудел здоровяк. — Особо не поменялось ничего. Немец этот ваш… Всех построил, учить начал. Сотники и атаманы его поддержали, науку в людей вбивают.

Ох ты, чудно то, как. Не встретила наука противостояния с общественностью, это же отлично.

Двинулись в путь, на юг и восток. Шли в Поле.

Ехали вдоль Дона, коней гнали рысью, небыстрой. Так, чтобы уставали они как можно медленнее. Говорить было особо не о чем, поэтому двигались молча.

Перебрались через пару ручьев, стали удаляться от Дона.

Обогнули с южной стороны Погоново озеро. Степь как вымерла. То ли после грозы живность вся куда-то попряталась, то ли близость татарской угрозы и их передовых разъездов пугала. Людей-то понятно, но чтобы даже зверей.

Шли быстро, учитывая возможности животных.

Куда ехать я знал, примерно. Сам стан приемного сына хана был в быстром конном переходе от поместья Жука. Войско дня за два-три дойдет, если в обычном ритме. Сильно от обоза все зависит. Как он организован.

Мурза Кан-Темир, что у Дона стоял, должен был пройти чуть быстрее. Как раз на сутки, плюс-минус. Он и был авангардным отрядом. А если он, как передовой отряд налегке идет, его обозные части входят в основной состав армии вторжения, то вообще за день можно управиться. Если с места сдвинется, то к ночи выйти к поместью.

Но — три дня!

У меня три дня. Один туда, один обратно. Сколько там? И будет ли это обратно? Мне нужно лично поговорить с Джанибек Герайем. А еще нужно как-то обойти все их разъезды и посты. Вряд ли татары настолько в себе уверены, что не будут выставлять дальний дозор. Хотя…

Они же знают, что русский войск здесь нет, могут и не делать этого.

В полдень перекусили вяленым мясом и сухарями. Двигались дальше. Тутай Аргчин нервничал все сильнее. Пару раз пытался свалиться с лошади, замедлить нас. Но мы его привязали крепко, в рот кляп воткнули, вели по очереди то я, то Пантелей.

Второго татарина это забавляло, и он несколько раз что-то на своем, говорил соплеменнику. Смеялся.

Скачка изматывала. Не привыкло мое тело, да и я сам старый тоже, чего уж там, к тому, чтобы весь день в седле трястись с утра, хоть и не самого раннего, но до вечера. Лошади тоже устали. За полдень мы перешли на шаг и перестали срываться в рысь. К тому же чем ближе к татарскому войску, тем больше шанс налететь на дозор.

Но пока что шли мы вполне уверенно.

Солнце клонилось за горизонт, начал накрапывать дождь. До ставки крымского полководца оставалось по моим прикидкам километров семь. Здесь мы нашли небольшую рощу. Подошли к ней по овражку, неприметно.

— Остановимся. — Проговорил я.

Мы втроем спешились, стали разминать ноги. Я быстро подошел к дипломату. Приложил кинжал к горлу, тот опешил:

— Игорь, ты…

— Вяжи его, Пантелей. И кляп в рот.

— Зачем это все. Я же…

— Когда речь о жизни и смерти идет, по-другому никак. Вернусь я, живой будешь. А не вернусь… — Я посмотрел на служилого человека, добавил. — Чуть что почувствуешь неладное, собрат мой, режь его и уходи. Живым доберись до наших.

— Понял, боярин. — Тот кивнул с суровой миной на лице.

Я оставил ему всех коней, кроме своего основного, которого последние часы не гнал сильно, не нагружал. Взял под уздцы лошадь под пленным разбойником Тутай Аргчин. Вдохнул, выдохнул, собрался.

Взмыл в седло без долгих прощаний:

— Удачи тебе, Пантелей.

— И тебе, воевода. — Проговорил он, лицо протер ладонью.

Неужто скупая слеза навернулась на глазах этого сурового воина?

Я ударил коня пятками и направил его через последний отрывок степи к татарскому стану. Постепенно он все отчетливее стал вырисовываться на горизонте. Вечерело, горели костры, вверх поднимался дым. Много… Очень и очень много дыма.

Ехал, не скрываясь.

Примерно через полчаса, как мы распрощались с Пантелем из идущей рядом балки, овражка небольшого с гиканьем и воплями на меня вылетел татарский разъезд. Пять человек на приземистых лошадках. В халатах, шапках, трое с луками в руках, двое с копьями. Не стреляли, мчались, пытались окружить.

Я остановился, поднял руку, закричал громко заученную фразу. Ее мне несколько раз повторил знающий татарскую речь человек. Один из братьев.

Звучала она очень странно, непривычно, но значила следующее:

— Я посол! Везу Джанибек Герайю его врага! В дар! И письма из Крыма!

Татары, что кружили вокруг, приближались все ближе, смотрели зло. Я стоял спокойно, конь подомной слегка нервничал, но я удерживал его ногами. Лошадь под пленником волновался сильнее. Это немного напрягало, но рвануться вперед она вряд ли могла.

Повторил, громко и четко:

— Я посол! Везу Джанибек Герайю его врага! В дар! И письма из Крыма!

Уважаемые читатели, спасибо! Жду в третьем томе — https://author.today/reader/478047/4474632

Пожалуйста не забывайте ставить лайк.

И конечно — добавляйте книгу в библиотеку.

Впереди — много интересного.