Патриот. Смута. Том 2

Глава 4

Пленник сквозь хлюпанье носом, слезы и трясучку вещал. Каялся.

Складывалось все достаточно гладко.

Допрашиваемый — Артемий Шеншин был марионеткой в игре «кремлевских башен». Пытался лавировать между крупными игроками, получая преференции из разных источников. Последние годы служил в посольском приказе, а также выполнял всяческие поручения средней важности. И здесь ему выпала удача выделиться. Сыграть по-крупному и принять участие в большом, важном деле.

Успех — это взлет.

Провал — не просто падение. Смерть. И его, и семьи.

Суть в следующем. Шуйский вел уже несколько лет переговоры с татарами. Идея разорить южные земли из раза в раз встававшие за воровского царика Дмитрия зрела давно. Но в Крыму тоже все складывалось неспокойно. Череда сменяющихся чуть ли не каждый год ханов не говорила о сильной руке и едином управлении. При Федоре Ивановиче, почти двадцать лет назад, на Русь пошло полтораста тысяч! степняков, которые были биты. Сейчас же ханы хоть и пытались выглядеть грозными и опасными, но вряд ли могли выставить больше пятидесяти тысяч. Да и то… Эти цифры считались в Москве очень преувеличенными. Скорее по-настоящему боевой части в войске выступило бы тысяч десять. Остальное пришлось на вспомогательные силы. Для грабежа и разбоя — сила не малая, а для прямого боя все же не великая орда.

К тому же. Эти абстрактные пятьдесят тысяч не моги быть объединены в единый кулак из-за постоянной борьбы за власть. Мурзы, батыры, беи и прочая татарская элита потянули бы одеяло правления войсками, каждый на себя. Почему? Все просто — объемы теоретического награбленного интересовали всех. Делиться не хотел никто. За счет ослабевшей Руси элита крымчаков хотела заполучить силы в своей междоусобной вражде.

Но, немалыми усилиями посольского приказа в прошедшем, девятом году послы Москвы в Бахчисарай все же договорились о том, что татары на Русь пойдут. Пожгут Северские земли и ударят в тыл отрядам Лжедмитрия, сидящего на тот момент в Тушино.

Вторжение не было бесплатным. Крымчаков нанимали.

Задача Артемия — доставить Жуку серебро. Именно этот человек должен был организовать встречу и передачу. После чего орды татар пойдут на север, не встретив особого сопротивления. Почему? Пленный не знал, но предполагал, что верные Шуйскому и Мстиславскому люди на местах обеспечат их проход. А там, где это не получится, степняки будут прорываться, применяя огонь и меч — как обычно.

Складывалось так: я Игорь Васильевич Данилов, работал на Мстиславского, как и Жук. А вот он — Артемий, был человеком Шуйского, но посвященным в наши дела.

Поведал пленный еще и о том, что подозревал различие стремлений своего основного господина — царя Василия третьего и нашего господина — князя Мстиславского. Что вместе они действуют только пока обоим это выгодно. Скорее всего, татары, получив финансы от царя, вполне могли в какой-то момент выполнить важную для иной партии задачу. По сговору и за какие-то иные преференции.

Еще пленный раскрыл то, что в сумках с серебром везет адресованные Жуку письма, переданные людьми Мстиславского. Содержание их он не знал. Вскрытие такой переписки — это верная смерть.

— Я уже живой труп. — Простонал он, завершая свой долгий монолог. — Мне не жить.

— Дурак ты. А не труп, Артемий. — Я вздохнул, погладил небритый подбородок. — Стригись в монахи, может, замолишь грехи свои перед отчизной. Отец Серафим уму-разуму тебя обучит.

Он уставился на меня заплаканными глазами.

— Отпустишь меня, вот прямо так?

— Пока нет. Но дай срок и в монастырь тебе самая дорога.

На лице его я видел удивление, непонимание.

— Зачем, как…

— А зачем мне жизнь твоя, Артемий? Что земля русская без крови твоей, не проживет, что ли? — Я усмехнулся. — Ты деньги вез. Это да. Дело не благое хотел сотворить. Тоже верно. Дальше что?

— Я думал, ты сам Сатана. — Прошептал он, пришел по мою душу, за грехи мои. — А ты ангел.

— Аминь, Аремий. — Я продолжал поддерживать некий мистический пласт нашего разговора. — Еще что скажешь?

— Домыслы есть. Раскрою тебе. — Он глядел на меня с подобострастием.

— Говори.

— Думаю я, что у Мстиславского есть свой кандидат на трон. Есть кто-то, кого он хочет посадить. Сокрыт он до поры. Боится князь открыто против царя выступать. Пока боится. Но как только слабину почует, так сразу. Жук больше знает. Он, насколько знаю, цепной пес, верный до смерти.

Вот это полезная информация, очень. Это ты молодец, что мне ее выдал.

— Пантелей! — позвал я.

Служилый человек был тут как тут.

— Чего изволите, боярин?

— Уводи. Этого кормить, поить, но не выпускать никуда.

— Сделаю, боярин. Еще кого вести?

— Давай чуть позже, поесть бы. Кликни служанку, пусть несет. Да и сами обедайте.

— Как прикажешь, боярин. — Он поднял Аремия, толкнул вперед.

Тот, с трудом передвигая поврежденную ногу, захромал к выходу.

— Лекаря ему организуй. Живым он нам нужен.

— Сделаю, боярин.

Он вышел из комнаты, а я подпер рукой лоб, задумался.

Вся эта история с татарами становилась все интереснее и интереснее. Не просто так тащили русские бояре с самого верха управления государством их на Русь. А с целью. Каждый хотел что-то свое сделать, решить какие-то свои вопросы. Только и у татар был некий раздрай в стане. Может на этом как-то сыграть получится. Нужно сыграть. Большое войско остановить силами нескольких сотен, хоть отважных, сплоченных и обученных человек — не удастся. Слишком мало нас. Даже если степняки упрутся в Воронеж. Обойти же можно и дальше двинутся.

Нужен план. Хитростью и смекалкой одолеть в бою выйдет.

Дипломатический ход придумать нужно. Письма татарские почитать, с оставшимися пленными поговорить. Имея информацию — придет решение. И еще самое важное на ближайшие дни, помимо общения с атаманами и сотниками. Денежная система. В этом стоит положиться на трех человек. Вместе с ними сесть, совет держать. Григорий, подьячий, человек грамотный и разумный, честный и верность доказавший. Ванька — слуга мой. Хитрый парень. Полагаю, все мои финансовые дела последние недели, решал именно он. А значит, кое-какое представление о ценах имеет. Ну и Несмеян Васильев, кабатчик воронежский. Раз дело торговое знает, то и в ценах что-то да понимает.

Может, кто еще?

Четвертым можно взять Савелия. Он хоть и предатель, но в делах денежных точно сведущий человек. Уверен, казну и учет за тремя прошлыми воеводами вел именно он. Как заставить его работать — мыслишка имеется.

Прошло несколько минут, проведенных в раздумьях. Живот урчал все сильнее. Наконец-то девушка принесла мне обед. Щи и хлеб. Все в деревянной посуде, томленое, теплое.

— Спасибо, красавица. — Проговорил по-доброму, с улыбкой.

Она покраснела, поклонилась и чуть ли не выбежала из комнаты. А я накинулся на еду. Густой, кисловатый, сваренный из квашеной капусты суп пошел на ура. Бульон был перстным, видимо, сегодня среда или пятница. Крупных постов вроде на конец весны не попадало. Поэтому съесть можно много и хотелось много. Мой молодой, растущий организм требовал питания. Надо бы его еще нагрузить каждодневными тренировками, но пока дела скачут так активно, что не до физических упражнений.

Я наворачивал принесенное варево за двоих, с превеликим удовольствием. Заедал хлебом, отдающим легкой горечью и хрустящего на зубах свежей коркой.

Ох, лепота-то какая! Вкусно, сытно, если много съесть, хорошо. Да и полезно. Овощи и никакой химии, к которой мы, жители двадцать первого века, так привыкли.

Потянулся всем телом. Сейчас в сон клонить начнет.

Но спать сейчас некогда. На очереди разговор с татарами. Только потом пара часов отдыха. А вечером, на закате — поход к монастырю. Без меня сожжение ведьмы обойтись не должно.

Спустя минут двадцать по моим прикидкам в комнату вновь зашла девушка. Молча забрала посуду, удалилась. В глаза не смотрела. Старалась вести себя так, как будто нет ее.

Я поднялся, немного покрутил поясницей, вскинул руки, сделал несколько легких наклонов по сторонам разминаясь. Двинулся во двор. Вышел в коридор, услышал сверху разговоры. Кто-то громко стонал и ругался сквозь зубы. Прислушался, Ефим вроде. А еще голос воеводы и Настены, к которым примешивалась иная речь. Точно, они. Потом еще стон, полный боли.

Снизу с лестницы выбежала все та же служанка, уставилась на меня, опять глаза в пол, замерла. В руках чарка с водой, пар идет, значит, горячая. И тяпки.

— Иди, чего встала. — Выдал я.

Она проскочила мимо, поднялась на второй этаж.

Фрол Семенович молодец. Занялся тем, что знал хорошо. Оказывал помощь раненым бойцам. Вот и славно. Возись и мне не мешай. И лучше в тереме сиди, чтобы думали все, что вместе мы работаем. А через день-два все постепенно привыкнут, что вместо тебя я приказы отдаю. И тебе спокойнее на старости лет жить, и мне проще людей сколачивать и в нужное дело направлять.

Прошел к двери. Вышел. С крыльца увидел, что Григорий привел сюда оставшихся пленных и служилых людей. Вроде всех, кого на левом берегу оставили, когда переправлялись на пароме.

Во дворе было людно. Явившихся встречали, осматривали, размещали.

— Петька! — Выкрикнул я. — Подойди.

Из пришедшей толпы появился тот самый паренек. Он не был связан, на лице его перестала играть гримаса ужаса. Чувствовалось, что парень понял: он свободен и существует теперь по собственной воле.

— Чего изволите, боярин. — Подбежал, поклонился в землю. — Я вам теперь по гроб жизни. Я за вас и для вас, что скажете.

— Чего умеешь?

— Грамоте немного. — Он покраснел, опустил глаза. — Отец учил. И лекарству тоже, самую малость.

Дело хорошее, пригодится парень, если читать умеет.

— Поступай в распоряжение к Григорию. Он посмотрит, что умеешь, и если толк будет, помогать начинай.

Парень вновь поклонился, хотел было уже идти, бить челом подьячему.

— Погоди, еще одно дело есть. Жди.

Я спустился с крыльца. Обратился к одному из служилых людей, оставшихся ночью здесь, в кремле на постах.

— Приведи писаря.

Тот кивнул без лишних вопросов. Исчез за углом терема и через минуту появился, ведя перед собой в кандалах Савелия.

— Папка! — Закричал Петр, уставился на меня. Глаза круглые, в них вопрос стоит. Можно ли?

— Иди поговори с предком. — Улыбнулся я. — Сын за отца не в ответе.

Парень помчался к родителю.

— Сын! — Савелий, увидев его, рухнул на колени.

Они сцепились в объятиях, хлопали друг другу по спинам. Говорили что-то бессвязное сквозь слезы. Ревели оба. Да, настоящая любовь отца к сыну и наоборот. Понимаю я теперь, почему этот человек при всей своей книжной профессии пошел на разбойничьи действия. Все понимаю, но не принимают. Простить такое нельзя, искупить нужно.

Петр отстранился, Савелий уставился на меня.

— Спасибо. Спасибо тебе, боярин. Игорь Васильевич. Я по гроб жизни теперь… Все, что скажешь… — Он плакал, я видел эти слезы раскаяния и простого человеческого счастья, бесконечной благодарности.

— Верю, Савелий, верю. Только ты пока как был, так и есть мой пленник. Ты людей, тебя пригревших, приютивших, давших работу убить хотел. В разбое потворствовал. Это так просто не проходит. Заслужить надо.

— Заслужу, боярин. Позор смою. Надо, на смерть пойду. Если скажешь. Спину гнуть буду. В ночи читать и писать, коли скажешь. Глаза не щадить. Где скажешь, что скажешь. И в кандалах, и как угодно. Только прикажи. Я твой должник. Раб я твой. — Он как стоял на коленях, начал челом бить в землю, кланяться. Разогнулся, закричал. — Слышите люди, при всех говорю!

Ох. Что-то тебя, писарь, накрыло так. Понесло.

— Довольно, Савелий! Я тебя услышал.

— Петька и ты кланяйся. Святой человек, Игорь. Меня, грешного гада пощадил. Тебя спас. Кланяйся.

Парень тоже стал отбивать поклоны.

— Довольно! Встань. Работа не ждет. — Я сказал грозно, и этот приступ чинопочитания вмиг прекратился. — Идите сюда, оба.

Сын помог отцу подняться. Поддерживая младший старшего, они подошли. Позы сутулые, чинопочитание во всей красе.

— Чем можем служить, боярин? — Проговорил писарь.

— Татарский знаешь? Читать умеешь?

— Да, господин, могу. И говорить, и читать.

— А сын?

— Немного совсем, учил я. — Робко проговорил Савелий.

Отлично, вот у меня и образовалось целых два толмача. Один человек вольный, но связанный отцовской клятвой и великой благодарностью. Второй — ту самую клятву давший и наказание отбывающий. Младшего подучить нужно, чтобы опыта набрался. Сейчас и начнем.

— В приемную, в терем идите, ждите. Сейчас с письмами приду, поглядим, что там. А потом на допросе двух крымских господ слушать будете. Если что на своем болтать будут, все подмечать и мне докладывать.

Савелий закивал, толкнул Петра, и тот последовал его примеру.

— Пантелей!

Из толпы почти мгновенно появился крепкий, простецкий на вид служилый человек. Нравился он мне все больше. При всем своем неуклюжем, простецком и даже малость диковатом виде оказался расторопным и смышленым человеком.

— Конь мой где? На котором я с Колдуновки ехал? Там сидор мой со шкатулкой. Тащи сюда.

— Будет сделано.

Он помчался к конюшне.

Пока ждал, осматривал происходящее во дворе кремля. Пленных людей усадили на землю связанными. Григорий и еще пара служилых человек ходили между ними, задавали вопросы. Занимались эдакой фильтрацией — кто бандит, кто пособник, а кто случайная жертва. Петр в этом ночью неплохо помог. Выдал информацию по тому, кто есть кто среди пленных. Но все нужно было проверить и подтвердить перекрестными допросами.

Женщин посадили отдельно от мужиков. С ними сейчас святой отец разговаривал. Тот, что нас вчера на дело благословлял, и в подпол церковный провожал. Отсюда мне неясно было, что творил. То ли исповедовал, то ли причащал, то ли увещевал. Они все стояли на коленях, молились. Головы опущены, плечи вжаты, сутулятся раболепно.

У конюшни, куда умчался Пантелей, служилые люди разгружали добытое имущество. Аккуратно без суеты таскали в терем с торца. В комнаты, предназначенные для проживания их самих. Есть ли там свободная, чтобы ее заполнить, закрыть и спокойно инвентаризировать все имущество? Надеюсь — да.

Пантелей вернулся. Протянул увесистую шкатулку с глупой улыбкой на лице. Сам сидор был за его массивным плечом.

— Вот, боярин. Чего-то еще нужно?

— Да, веди татар и прихвати кого-то из наших с собой.

Эти двое могут быть опасным, вдруг чего удумают. Или, если у них ненависть друг к другу, даже со связанными руками — кинуться еще друг на друга. Разнимай потом. Мне не с руки на такое время тратить.

Служилый человек кивнул, помчался их разыскивать. А я спокойным шагом проследовал вновь в зал приемов. Говорить буду сразу с двумя в присутствии переводчиков. Так и надежнее и лучше.

Савелий и Петр стояли у стены, куда-то садиться не решались.

Глянул на них. Обошел стол, занял место воеводское, шкатулку на стол подле себя поставил. Писарь с сыном следили.

— Так, Петр, по левую руку от меня у края стола садись. — Показал рукой. — Савелий, за кафедру. Читать будешь и слушать. Хоть и под арестом, но роль твоя все та же. Писарь воеводы. Ясно⁈

— Да, боярин. — Он поклонился и толкнул сына, чтобы тот согнул спину, чуть ли не в пол.

Они распределились по местам, мной указанным. Ждали указаний.

— Сейчас татар двух приведут. Они люди военные, опасные. Ты, Петр, смотри на них. За жестами, мимикой, все подмечай. Учись. — Я посмотрел на занявшего место справа у меня писаря. — А ты, тоже в оба смотри. Чуть что неладно, говори громко. Дозволяю. И переводи все, что на своем болтать будут. А еще бумаги у меня есть, их прочесть надо будет. Как время настанет, передам.

— Будет исполнено, хозяин. — Проговорил Савелий. — Все сделаю.

Я открыл крышку, уставился на лежащее сверху письмо. Тот самый Ку-эр код. Печаль крымского хана, не иначе. Но, подождем. Поиграем с двумя татарами в интересную игру.

Ждать пришлось недолго. Пантелей привел допрашиваемых. С ним явился еще один боец.

— Этого слева. — Указал я на плененного у Маришки. — Встань за ним, Пантелей. А второго справа. Ты за ним место займи. Смотрите, чтобы чего неладного не сотворили.

Рассадили, заняли позиции, как я велел. Замерли. Татары буравили меня взглядом. Посматривали друг на друга недобро. С пренебрежением. Сам наблюдал, выдерживал паузу, смотрел, взгляд переводил с одного на второго и обратно.

— Этот сын шакала за одним столом со мной сидеть не должен. — Проговорил хрипло и злобно схваченный на реке татарин. — Я самого хана посланник, а этот… Энгрэ бэтек.

Соплеменник его зло зыркнул в ответ на непонятное слово. Савелий тем временем перевел.

— Ругательство это на их языке. Беспутный, означает. Господин боярин.

Понятно. Разного поля ягоды, вот и посмотрим на вас. Сыграем на этом.

— Письмо у меня есть. На татарском. — Извлек из ларца бумагу, повернул печатью так, чтобы оба видели. — У бандитов местных добыл.

— Сын шайтана… — Зашипел названный беспутным.

На лице второго я увидел удивление и некое напряжение.