Патриот. Смута. Том 2

Глава 12

Кто это там такой смелый или глупый? Хотя больше на провокацию похоже. Люди хотят знать, не погоню ли я их на убой ради своих амбиций. Зачем им слушать меня, для чего. Понятно, что это только слова, но для собравшихся они значили многое. У нас с ними формировался совестный договор.

Помедлил пару мгновений, начал говорить:

— Нет! — В голос вложил всю силу и уверенность. — Царь нужен избранный! Всей землей! Людьми! Сильный! Закон чтущий! — Помолчал, набрал в легкие побольше воздуха. — А бояр всех! Все рода их большие! Что смуту устроили! Что за распрями стояли! Всех их, чтобы прижал! Всю крамолу, чтобы раскрыл! На воду чистую вывел!

Обвел собравшихся внизу взглядом. Задал важный вопрос:

— Нужен ли нам царь, правильный, а⁈ Люди русские⁈

— Нужен! — Раскатилось над толпой.

В этот момент справа к пришедшему первым отряду присоединился второй, следом шли еще и еще группы вооруженных бойцов. Был бы день. Можно воинский смотр проводить.

— Воевода!

— Слава Игорю!

— Игоря в воеводы хотим!

— Атаманом его! Над атаманами! Тысяцким!

Народ галдел, кричал, шумел. Собралось их здесь сотни четыре, может, даже пять. Вооруженных мужиков.

— Тихо! — Выкрикнул я. — Ночь на дворе! Кончилось все! Расходитесь до утра!

Подумал, прикинул. Мысль была стрельцов, человек десять пустить на ночь. Усилить караулы, восполнить потери.

— Кто над стрельцами тут главный? — Сказал громко. — Есть ли?

— Я! — Вперед вышел один из тех шестерых в стрелецком кафтане.

— Отбери человек пятнадцать и в кремль. Посты усилить.

Он махнул рукой.

— Остальные, спать! Утром жду на воинский смотр!

Народ стал расходиться. Чувствовалось в них некое воодушевление. Хотя и поднялись по тревоге ночью, пришли, считай, всем городом, за меня заступиться. Узнать желали, что происходит. Довольно сознательное население. Хотя, с другой стороны от моей жизни зависит их существование. Татары придут, кто их возглавит. Понимают, что бежать некуда. Здесь сидеть, обороняться надо. А значит над собой толкового человека ставить надо, чтобы все по порядку делал.

Так и выбрали.

— Вот их, Франсуа, завтра ты и начнешь учить. — Я посмотрел на француза.

— Как скажешь, Игорь. — Тот пожал плечами. — Надо, научим.

Мы спустились. Ворота слегка приоткрыли. Отряд из городских бойцов вошел в кремль. Было их шестнадцать, сам сотник отсутствовал. Выдал указания и отправился почивать.

— Так, стрельцы-молодцы. — Я смотрел на них. — Охрану усилить надобно. Терем, арсенал, пороховой склад. Двое спят, двое дежурят. Ясно. Еще четверка на стены.

— Сделаем, воевода. — Закивали воины.

— Добро. До утра давайте.

Стрельцы быстро разделились на четыре части по четыре человека. Стали расходиться по указанным позициям. Действовали слаженно. Видно было, что люди с опытом постовой и караульной службы. Верно я угадал, основная охрана стен воронежских на них сейчас.

Сам махнул рукой, двинулся к терему. Француз шел рядом.

— Давай, Франсуа, иди отдыхать. А мне еще с этими бунтарями поговорить надо.

Трупы людей вытаскивали из центральной двери, складывали возле крыльца. Здесь и разошлись мы с иноземцем. Он свернул к конюшне, я поднялся по ступенькам, вошел. Две заспанные служанки вытирали кровь. Шарахнулись от меня, вжались в стены. Тут уже все ясно. Ужас в их глазах оправдан, не спорю. Побил народу я немало. Для них — страшный человек.

Прошел в приемную, там сидел и клевал носом Фрол Семенович, Ванька и два пленника. Один до сих пор без сознания. Второй связанный.

— Воевода, доброй ночи. — Кивнул ему поздоровавшись.

В словах, уже сказав их, ощутил какую-то шутку. Черный юмор. Какая же ночь добрая, если здесь стрельба, резня, кровь и убийства? Да и какой он воевода…

Но, такая вот жизнь. За нее бороться приходится.

— Я об этом поговорить хотел, Игорь. — Старик дернулся, вышел из дремы, уставился на меня. — Какой из меня воевода? Старый я, немощный. Лекарем при тебе быть могу. За Настеньку только прошу, ее пожалей. Не гони со двора.

— Фрол Семенович, я на место твое не претендую. — Покачал головой. — Оно мне не надобно. Другой у меня план.

— Да оно само так. Выходит, эдак. Старый я стал, чтобы о власти думать. Ослаб. Помру скоро. Вот, дочку нашел. Настю спас. Этим рад. Она мне, как родная стала… — Он вздохнул. — А я ей. Своей то не имел, хоть так. Прошу, боярин, ее только не гони. Об одном прошу, не за себя.

Так вот, оно что. Не любовники они вовсе. А я-то думал седина в бороду, бес в ребро. История какая-то интересная связывает девушку и этого старика.

Подумал, все взвесил. На кой черт мне губить его и девку эту? Вообще, бесполезные какие-то действия. Что я зверь какой-то? Лекарь он справный, пусть лечит. Если воеводой быть не может, ну… Есть же кандидаты.

Ответил спустя несколько секунд, что ушли на размышления:

— Старик. В воеводы ты кого другого выбери. Я, как с татарами разберусь, уйду. Мне путь на север, в Москву. Племянника своего поставь, он вроде толковый, хоть и молодой. — Чуть выдержал паузу. — Или люди пускай выберут сами.

Он смотрел на меня с удивлением.

— Дивлюсь я тебе, Игорь Васильевич. Первый раз такого человека, как ты вижу. Возьмешь, если, буду при тебе лекарем. Я врачевать могу. Неплохо. Только за Настеньку прошу, дочка она мне названная, ей жить и жить еще. Не губи.

— Да с чего ты взял-то, старик. — Я улыбнулся. — Ее не погублю. И тебя тоже. А там кого куда, в лекари или здесь оставить — решим. Татар одолеем, понятнее станет. А сейчас с этими поговорим и спать. Утром вечера мудренее будет.

Он вздохнул, замолчал.

— Ну что, предатели, заговорщики, граждане бандиты. Говорить будем. — Я уставился на того, что был в сознании, узнал его. Ходил со мной на хутор к ведьме. Бились вместе, а здесь так вот повернулось все. Продолжил сквозь зубы, зло и холодно. — Как же так вышло, что вчера мы вместе Маришку воевали? А сегодня вы против меня оружие подняли, а?

Подошел, взял за подбородок, в глаза уставился. Сдавил горло слегка.

— Говори! Тать!

— Так это. — Он дернулся, я отпустил, и боец сразу же глаза в пол отвел. Заговорил тихо, словно оправдывался. — Тебя же воеводой поставят, а мы что? Мы же царю Дмитрию служим, а ты нет. Ты же московит.

Опять эта песня. Московит, значит, зато, рязанец — за это. А если из Путивля приехал, то, что тогда?

— Московит и что? Нет на Руси сейчас царя, которому служить бы я стал. — Выдал холодно, буравил взглядом предателя. — Был Иван, славный человек, государь великий. Низкий поклон ему бы отвесил, коли жив был. Служил бы во всем. Был Федор, сын его. А дальше, что? Пресеклась линия. Остальных, кто выбрал, царей этих? Кто назначил, поставил кто? Раз род пресекся, то земля должна выбрать сама. Все мы. Правильного царя! Верного ей одной, родной! А как выбрали, служить ему верой и правдой. А что Шуйский, что этот черт, себя Дмитрием зовущий, они кто? Одного, кучка бояр вознесла. Второй, под ляхами да лихими людьми ходит. Их ставленник.

Я перевел дыхание.

— Ты что думаешь, после смерти чудом выживают, спасаются? Один раз, второй? Давай не дури, толком говори. Зачем убить меня хотели, а?

— Так ты же завтра бы нас всех сам.

А, испугались, что копать начну и всех, кто Дмитрию служил — на виселицу. За прошлое не стал бы. Смысла нет никакого. Жизнь человеческая, она ценна, как-никак. А сейчас повесить вас придется. Да еще скольких положили, семерых выходит?

Подумал, проговорил холодно:

— Клятву бы принесли, в верности идее поклялись бы. Не мне, а земле русской. Ничего бы вам не было. — Хмыкнул недобро. — А теперь повесить тебя придется, как разбойника.

Он засопел: помирать-то оно всем страшно. Я тем временем подошел ко второму, отвесил ему пощечину, привел в себя.

— А, что…

— Ну а ты, чем я тебе неладен не люб. А? Почто убить меня решил?

— Ты против царя нашего встал, власть нашу попрал.

— Какую власть? Где она? Может от татар твой царь нас защитит? Может, от бандитов? Где он, Димка твой, вор?

— А чем Шуйский твой лучше?

— Мой? Ты не понял меня, гражданин. — Опять это слово на язык легло. — Я не за Шуйского, не за Вора Дмитрия, не за ляхов и шведов. Я хочу, всем сердцем, чтобы земля наша сильного царя выбрала. И все, кто того же хотят, за мной встанут. Понял?

Оба пленных смотрели на меня с удивлением, росло в них понимание того, что не так они все поняли. Откати время вспять, переиграли бы они все. Но оступились, предали, решили, что служба Лжедмитрию важнее, чем тому, с кем вместе на Маришку ходили, кровь проливали и собратьев теряли.

Я тем временем перешел к сути.

— Главный кто у вас?

— Так это… Убил ты его. Наверху, здесь, выстрелом.

Ага, валите теперь на мертвых. Хотя да какая разница, кто вас всех подстрекал. Раз полегли все, в плен попали. Уже не так важно.

Продолжил после секундной задумчивости:

— Как уходить хотели?

— Через ход. Дверь в храм слабая. Думали, выбьем и тем же ходом уйдем. Лодки добыли…

— У кого? — Злость накатывала из глубины души.

— Так мы те, что вчера…

Ясно, значит, пока я здесь делами занимался, они каким-то образом успели сплавать, вернуть три лодки и рассчитывали на них уйти. Монастырское имущество умыкнули, выходит. Людей обокрали.

— Еще и на монастырское добро позарились. — Покачал головой, вкладывая в слова негодование. — Кто за вас еще, кто в городе?

— Так мы это… Мы бежать хотели. Не любы мы здесь. А раз ты им люб, так нас же всех…

Вот дурни. Ладно, все стало окончательно ясно.

— Повесить этих двоих на воротах. — Выдал я приказ. — Утром. А пока в клети.

Повернулся к Ваньке, глянул на него. Парень был взъерошен, напуган.

— Ты как, слуга мой верный?

— Я, я… — Он замямлил. — Человека я убил.

Хлюпнул носом.

Да, первый раз это непросто. Отнять жизнь, это уметь надо. Я-то калач тертый, привык уже ко всему этому. И что-то век прошлый, семнадцатый, только черствее меня делает и черствее. Но ничего, нужно так, ради земли, ради страны, ради Родины.

Я стиснул зубы. Так нужно.

В комнату вошел Пантелей, пробубнил с порога.

— Посты все проверил. Стрельцов увидел, парой слов перекинулся. Кого заговорщики на свою сторону переманили, там заменил. Люди обезоруженные, отдыхают. Заперли мы их. Остальные в дозорах. Будут еще какие-то приказания, боярин?

А ты молодец, служилый человек, расторопный, смышленый. Надо премировать завтра при всех. Да всех своих отметить надо.

Выдохнул, произнес спокойно, отгоняя накатившую во время допроса злость.

— Отдыхать. Завтра день не простой.

Пантелей кивнул.

— Этих только двоих с Ванькой в клети отведи. И отдыхать.

— Сделаю, боярин. — Он кивнул.

Они вышли, вывели арестованных.

— И тебе отдыхать, Фрол Семенович. — Глянул на воеводу.

— Игорь Васильевич, ты над словами моими подумай. — Он уставился на меня, понизил голос. — Устал я, боюсь.

— Скажи, старик, а как ты к Дмитрию попал-то? Он же тебя сюда назначил?

— Да как. — Он вздохнул. — Род мой так, седьмая вода на киселе. Из-под Стародуба мы. Отец мой и на Казань ходил и на Астрахань с царем Иваном Великим. Только особо без геройств. Не выделился. Я сам при Молодях крещение боевой принял. Ну и…

— И?

— Да как-то так вышло, что больше лечить, чем убивать по душе. Лекарям после битвы помогал. Грамоте обучился, и как-то так оно и пошло.

— Ну и как ты здесь оказался-то? — Странно слышать, что человека полезного, знающего как людей лечить, раны, врачевать отправили воеводой в город на границе Поля.

— Сослали.

— За что же? — Непохож ты, старик, на бандита. За что тебя в немилость-то такую?

— Я один из лекарей при царе Дмитрие был. — Он глаза опустил, кашлянул. — Ты уж прости меня, боярин. Я ему присягу давал, слово свое говорил. По малодушию, конечно. Я же первого Дмитрия видел. Тоже ему служил, лекарем. До того, как он в Москву въехал. Там уже люди-то получше меня нашлись. Отослал он меня обратно с дарами. Думал я все, унялась Смута. Заживу. Детей не нажил, хоть о родне позабочусь как-то. Ефима в люди как-то выведу от бед и войн сберегу. Но нет.

Эко меня угораздило. Что же ты, старик, раньше-то молчал. Говорил, Савелий у вас здесь за лекаря. А сам, такой человек интересный. Мне пригодишься, это уже точно. Ты, оказывается, двух этих Дмитриев знаешь, в лицо видел. И про стан их чего рассказать можешь при случае. Кто есть кто, за кого и почему так, а не иначе. Когда вопросы у меня будут. Пока что не до них. Но скоро понадобится эта вся информация.

А пока:

— Давай, давай, рассказывай, что дальше то было.

— Да что. Болотниковцы хаживали. С ними я не пошел, отсиделся. Ну а тут этот второй появился. Похож, но… Не он. — Воевода поднял глаза, перекрестился. — Вот те крест, боярин, не он это.

Вздохнул, понурил взгляд, совсем как-то плечи вжал.

— А я ему присягу дал. — Покачал головой.

— Знаю, что не он, старик. Не бывает так, чтобы убили, и спасся чудом. Он же не Иисус Христос, чтобы воскресать. Да даже сын божий один раз это сделал и на сорок дней. А тут от мальца до первого. Это раз. От первого до второго, это два.

Я невесело усмехнулся.

— Все так, боярин, все так.

— Ну и дальше что. Как тебя сюда?

— Говорю же, сослали. Царица… — Он увидел на моем лице кислое и пренебрежительное выражение, чуть сбился, но продолжил. — Марина Мнишек его же признала. Но от первого не понесла она.

— И чего?

— От первого не понесла, должна была от второго понести.

— Не понимаю, ты-то при чем?

Он вздохнул. В этот момент вновь явился Пантелей, кивнул, увидев, что мы вдвоем при свече одной говорим с глазу на глаз.

— Господа, я на пост. — Ушел, протопал наверх.

Фрол Семенович вновь вздохнул, продолжил.

— Царь возлагал на меня надежды, как на лекаря. Что я смогу как-то помочь госпоже в этом деле. А я…

Он замялся.

Ох ты же, дела то какие. То есть, выходило, что Марина Мнишек от первого самозванца забеременеть не смогла. Не успела. Может, близости у них не было никакой, кто знает. Кто со свечкой-то стоял? А тут вроде как, с лета восьмого года они вместе со вторым. Вроде как венчались, а прогресса нет. Наследника нет. Сейчас весна десятого, считай два года.

Я криво улыбнулся. И Фрола Семеновича в это все дело по созданию потомства затянуло. Дело важное, кто спорит. Только, тут же специальность нужна. А старик, как я понял, больше полевой хирург, чем акушер-гинеколог. Они бы еще специалиста по разводу коней позвали бы… Мда… Не завидую я тебе, старик.

— Ох невесело мне было, Игорь Васильевич. — Подтвердил он мои мысли словами. — В этом деле повитухи мастерицы, а я-то… Да еще царица. Ну, я их искал, бабок всяких. Приводил, отвечал за все это дело.

В свете свечи видно было, что краснеет старик.

— А прогресса нет, как я понимаю.

Он кивнул.

— Осерчали они на меня. Ну и…

— И ты здесь. Неплохое место, по правде сказать.

— Да, если не учитывать, что за год я здесь третий. А предыдущие не своей смертью умерли.

— Настасья тоже повитуха?

— Да ты что. Она чистое дитя. Блажная она, немного. Ее насильничать хотели, в лагере тушинском. Это еще до Калуги было. А я как увидел, екнуло что-то, заступился, выкупил. — Он посмотрел на меня серьезным взглядом. — Сказал, что для царицы надо. Ну и выкупил. Как дочь она мне стала. Лечить учу, грамоте, счету. Вот она и подле меня. Ходит хвостом, только мне верит.

— Понятно, старик. Пригодишься ты мне, это уж точно. Не обижу ни тебя, ни ее. — Посмотрел на него пристально. — Я строг, но справедлив.

— Замолить хочу. Искупить. — Он смотрел на меня серьезно, в голосе слышалось раскаяние. — Малодушие свое. То, что видел человека себя за царя выдающего, а все равно признал его. Служил ему. Лгал, лжи потворствовал.

— Искупление это не ко мне. Это тебе в монастырь или в храм. — Я покачал головой. — Я здесь не помощник. Но если считаешь, что так тебе лучше, запрещать не буду. Лекарь нужен. Да и знаешь ты о лагере их многое, думаю.

— Времени прошло не мало, но кое-что да, знаю.

— Вот и хорошо. Вот и договорились мы, старик. Спать давай.

Он тяжело вздохнул, поднялся, двинулся к двери.

Я шел следом за ним. История, конечно, невероятная. Человек нужный, как бы не помер только от старости. Такого подчиненного терять никак нельзя. Но, над смертью я не властен.

А сейчас нужно отдохнуть. Ночные приключения изрядно выматывали. Четвертую ночь к ряду что-то твориться. Спать урывками днем, это, конечно, хорошо. Но надо как-то хоть один раз поспать нормально, когда на улице темно.

Мы поднялись вдвоем. Пантелей на этот раз занял все тоже место на табуретке в коридоре. Дремал. Я уставился на него.

— Ты это… — Начал было.

— Я привычный. — Прогудел он в ответ. — Так посплю.

— Смотри. Завтра смену тебе найдем. А то татарин этот измотает тебя, а ты человек толковый, без тебя никак.

— Спасибо, боярин. Пока держусь.

Распрощались с воеводой. Он двинулся к себе.

Я вошел в комнату, расстегнул пояс, снял, положил рядом. Зарядил подобранный в коридоре пистолет, разместил в ближнем доступе. Саблю также положил, чтобы в случае чего сразу в руку легла. Сам завалился, отключился. Спал чутко. Слушал, как служанки еще немного прибирались, в полудреме как-то все это было. Слышал, как воевода и о чем-то с Настасьей перекинулся парой слов. Затем настала тишина. Я провалился в нее.

Разбудили меня первые петухи. Шумные, громкие, горластые. Голова слегка гудела, но нужно было собираться. Смотр войск, люди придут. А дальше…

Сегодня план выкурить Жука из его острога.