Патриот. Смута. Том 2

Глава 20

Захват острога прошел быстро и без потерь.

Мои люди очень шустро втянулись внутрь, занимали укрепление. Деловито сновали туда-сюда, покрикивали на изможденных мужиков. Выгнали их всех за ворота, построили, начался осматривать и опрашивать. Все же люди давно были в неволе, здесь и болезни могут быть, и всяческая живность заведшаяся.

Несколько детей боярских во главе с самим Тренко отправились в терем. Посмотреть, проверить. Никто не думал ничего крушить, ломать, жечь, грабить. Действовали четко и слаженно.

Я даже порадовался такой деятельности и подходу.

Можно особо и приказы не раздавать, все само работает.

К тому же меня ждала работа, которую мог сделать только я сам. Сидел передо мной атаман Жук. Тот, что за последние полгода натворил вокруг Воронежа столько всего нехорошего. Как апогей всех его стараний, организация переправы, по которой татарское войско должно двинуться вглубь русской земли.

Всем этим он точно заработал себе на вышку, это уж точно. Даже по законам моего времени такого бы вряд ли оставили в живых. Слишком неприятный, опасный кадр. Если переводить на риторику двадцать первого века — организация ОПГ, торговля людьми, поддержка и потворство терроризма, а также работа на иностранных агентов влияния.

И этот упырь сейчас полулежал, смотрел на меня со все нарастающим испугом. Не верилось ему, что Игорь Данилов командует сотней бойцов и взял его в плен.

Атаман был достаточно молод. С виду, лет двадцать пять, может, чуть больше. Судя по всему, всю Смуту с самого его начала служил Мстиславским и Шуйским. Их верный цепной пес, готовый делать все, что только пожелает верхушка. Среднего телосложения, среднего роста, вихрастый, светловолосый, с хитрым таким прищуром. Черты лица резкие, злые.

Изучал меня, вглядывался.

— Это не ты. — Прошептал он одними губами. — Невозможно.

— Я, не я, это не важно. — Я смотрел на него холодно, правой рукой сжимал рукоять кинжала. — По порядку давай.

Вынул бебут, провел пальцем по лезвию. Острое, хорошая сталь.

— Так… — Протянул пленник.

— Ты по заданию из Москвы готовил проход Татар через Дон, так?

— Да. То, царя самого приказ.

— Шуйских их ждет, получается. Знаешь зачем?

Показал ему клинок, улыбнулся невесело. Оскалился.

— Союз у них. У царя нашего и хана крымского. Царика, вора под брюхо ударить, тылы его пожечь. — Говорил он зло, уверенно, чувствовалось, что верит в свое дело правое. — Весь юг, предатели чертовы. Если не воюют, то кормят этого вора. Сволочи.

Сейчас тебя этой веры я лишать буду. С таким, как ты только так надо. Сломать через разрушение опоры.

Я чуть наклонился к нему, заговорил тише, спокойно и по-доброму. Нож чуть в сторону отвел.

— Но мы-то знаем, дорогой мой человек, что и ты, и я не только Шуйскому служим.

Атаман дернулся, уставился на меня, икнул. Так быстро поверил, чудно? Хотя он же знал, что я прошлый и отец мой и род, выходит, Мстиславским служили. Может, это сыграло роль.

— А то, Жук, что Шуйскому татары нужны, а нам… — Я заговорил еще тише. — А нам, нет.

Он сглотнул, кадык дернулся. Видно было невооруженным взглядом, как в его голове борется страх, недоверие, паника. Мысли бьются друг с другом, бунтуют и сражаются. Он пытался понять, что происходит. Почему с ним говорят так, а не как в самом начале допроса.

— Переигралось, что ли. — В голосе его я слышал удивление. — Как же? Как ты?

Теперь надо дать ему надежду. Легкую, непринужденную, что все хорошо, это все лишь декорации, а мы с ним заодно и я его прикрою и вытащу. Дать надежду на жизнь. Да, это жестоко, но с такой тварью в подобную игру поиграть не грех. Он сколько людей обманул, скольких уморил здесь и ради чего? Так что — вообще без жалости выкручу его досуха, до слез, до истерики.

— А вот так, сотоварищ мой, переигралось. — Улыбнулся я ему, говорил все также тихо, чуть озирался, делая вид, что не хочу, чтобы снующие вокруг люди меня слышали. — Поэтому здесь я. А скоро еще Артемий прибудет.

Надо понять, что у них там могло переиграться то. О чем этот упырь продажный говорит. От знания оттолкнуться. Давай, качай его Игорь. Качай!

— Мстиславский письма писал, тебе передадим их скоро. Ты не боись, это все… — Я повел глазами вокруг — Надо так, по-другому-то… Никак.

— Не может быть. Неужто тебе…

— Ты меня не знаешь. — Я хитро улыбнулся, подмигнул ему, добавил. — Я еще тот, игрок.

В глазах его я начинал видеть нарастающее безумие. Еще бы, человек верой и правдой служил вышестоящему начальству. С особым остервенением, хоть и не на благо страны, а лишь продвигая в жизнь цели этого самого начальства. А здесь еще один такой же агент виляния, которого все считали никчемной тряпкой, выступает не пешкой, а мощной фигурой на доске. Но насколько он близко меня знал. Ведь на наших встречах я, тот, прошлый, к примеру, мог играть некую роль.

Время задуматься и переосмыслить.

Все эти мысли, наложенные на страх смерти и горечь поражения, общий стресс от ситуации вселяли неуверенность в допрашиваемого. И я пустил в ход козырь, повторил имя.

— Ты же слышал, атаман. Сам Артемий Шеншин скоро приедет сюда. В Воронеже он гостит.

— А деньги? — Заморгал Жук.

Чувствовалось, что он перестал понимать, что творится. Можно ли мне верить или нет, ведь я вроде веду допрос, но с другой стороны, веду себя как человек на его стороне. Из его группировки.

— А нет их, письма только. — Проговорил я с улыбкой. — И вот мне очень интересно, что же в них. У меня-то свои инструкции. Их вскрыть не могу. Но уж очень интересно. А тебе?

Шел ва-банк, врал напропалую. Хотя. Если так задуматься и Артемка, и его письма завтра к обеду, если не раньше будут здесь. Пантелей привезет все это добро вместе с татарами — пленником и дипломатом.

— Да как же это? — В глазах атамана я видел непонимание. — Татары, без серебра же… Они же нас всех…

Хорошо, это же замечательно. Заговорил, упырь чертов. Я лишь улыбнулся, кивнул, говори, мол, друг мой любезный, не держи в себе.

— Так татары нас здесь всех… — Он сглотнул. — Если так подумать.

— А что татары, атаман? На север пойдут, а мы за стенами отсидимся. — Голос мой звучал тихо, ровно, успокаивающе. — А дальше без татар сами… Понимаешь, о чем я?

Давай, ну, скажи же мне уже, что ты понимаешь, и что мы без татар будем сделать.

— С тобой? Ее? А силы то откуда? И Артемий тут тогда зачем?

Ура! Всплыла уже какая-то «она». Отлично. И человечек-то распалился, расшатался, устойчивость в допросе потерял.

— Чего не знаю, того не знаю. — Пожал я плечами. — Он же птица, какого полета. О-го-го. Весть привез мне, что Скопина нет уже. Что наши его… — Многозначительная пауза. — Так что по плану все. Войско уйдет в Смоленск и мы здесь…

Все, готов, по глазам вижу. И он заговорил.

— По какому плану! Игорь? План же был какой? План был с татарами идти на север! Не только царика жечь! Но и царя скинуть! Ее взять! Это же самое важное было. Ее из-под Нижнего должны были привезти. С мамками, няньками, свидетелями. Сам Борис Михайлович, сам слышишь! Все это организовать должен был. Нас встречать. Всю тьму и силу татарскую. И ее в Москву вести на венчание.

— Померла она. — Сказал как отрезал.

Врать так врать.

Глаза допрашиваемого расширились, он охнул, крякнул, задергался, затявкал словно собака.

— Как, как…

Качай его, Игорь! Нужно понять, что это за персона! Ксения Годунова? Сомнительный план надеяться, что после стольких лет люди пойдут за дочерью царя, который на троне не усидел. Слишком слабая карта! Был бы мужик, еще ладно, а здесь какая-то «она».

Какие варианты?

Должен быть прямой потомок Рюриковичей. Иного варианта нет. Да и то… Очень спорный момент, невероятно. Женщина, в это время, да на трон. Это больше ширма для бояр. Что, мол вот, есть у нас царица, пока мужа найдет, пока наследника родит. А здесь мы за нее поправим. Тоже слабая карта. Но, если учесть, что Семибоярщина через пару месяцев будет править вообще без царя — этот вариант лучше.

Или! Игорь! Выдать ее за ляшского пацана! Сколько ему? Черт, точно не помню, но молодой! Это же какая сила. Не просто сына польского короля на престол, а в невесты ему… Кого?

Чью дочь? Грозного? Федора? Или все же Годунова? Ксения жива, это точно. Или… Я чего-то пока не понимаю. Информации мало.

Качай этого упыря, Игорь!

Пока я думал, лицо атамана исказилось, глаза выпучились, рот открылся. Он продолжал повторять одно слово.

— Как…

— А царевич Дмитрий как помер? Тогда еще Смуты не было. Раз и ножиком проткнулся, вроде бы сам. Но вроде как, чудом выжил. В Польше объявился. Править стал. Два, люди царя твоего разорвали, изрубили. И снова чудом спасся. Скоро третий раз убьют. Недолго осталось. Зимой или раньше.

Я уставился на него, изменился в лице с доброжелательного на совершенно злобное.

Он смотрел на меня, вообще не понимая, что происходит.

— Столько работы. Письма все. Показания. Столько людей собрали же там, при монастыре. — Он покачал головой и говорил, как человек, лишенный сил и всякой надежды.

— Что за монастырь-то?

— Макарьевский Желтоводский. — Проговорил Жук апатичным голосом. — Под Нижним Новгородом, где-то.

— А передача где?

— Так это. До Серпухова дойти мы должны были. Там.

— Ясно.

Он продолжал хлопать глазами, спрашивать в растерянности:

— Так, а письма. Бумаги все. Куда все это теперь? Это же все для хана собиралось. Что не просто так все, что…- Осекся. Уставился на меня.

— Почитаем, гражданин Жук, подумаем. А тебе спасибо. Прояснил ситуацию. Сколько татар идет? Когда будут? Кто руководит?

— Игорь, я же верой и правдой! Я же за царя, за батюшку всей земли нашей. Я же…

Бывает так, когда человек всю жизнь свою положил ради какой-то цели, а здесь его ставят перед фактом, что по стечению обстоятельств переигралось все. И говорит это все какой-то паренек, которого этот самый человек считал тише воды ниже травы. А сейчас он с ножом у горла твоего сидит и сказки рассказывает.

Такие, что с ума сойти можно.

— Нет у нас царя, атаман. — Я смотрел на него холодно и зло. Тот добрый и елейный Игорь исчез, вернулся взявший в плен и уряжающий кинжалом. — Один, ложный, ляхами из грязи поднятый. Второй на крови, бунте, расправе и без согласия земли всей на престол влез. Васька твой такой же царик, как и Димка. А Мстиславский, что за их спинами дела творит, тоже, видимо, удумал на трон влезть. Он чем лучше? А? Старый хрыч не уймется никак. Per me ista trahantur pedibus

Что значит в переводе с латыни «По мне, пропади оно пропадом».

Фраза на иноземном языке сыграла свою роль.

— Ты! — Внезапный приступ злости обуял Жука. — Ты! Бес!

Такое бывает, когда приходит осознание своей никчемности. Умные люди из моего времени говорят, что есть пять этапов приятия проблемы: отрицание, гнев, торг, депрессия и принятие. Здесь они малость смешались, но атаман прошел через все.

— Аз есьм… — Усмехнулся зло, добавил шепотом. — Diabolo.

Жук задергался, засопел, пытался отползти подальше. Но некуда было.

— Кайся, тварь! — Я буравил его взглядом, заговорил громко. — Ты, выдавая себя за человека царского, служишь Мстиславскому! Так?

Он молчал, злобно пялился на меня, скрипел зубами. Молчишь, придется применить нелюбимые мной средства дознавания, а то все по-доброму и по-доброму. Я спокойно подвел нож к его уху, ткнул в мочку, повернул.

— А… — Он дернулся.

— Я говорю, ты отвечаешь! Молчишь, кричишь, ругаешься! Режу тебе, падаль, ухо! Потом нос, потом губы и так дальше! Ты в моей власти, упырь чертов. — Это проговорил с особой злостью. — Теперь я твой господин. Один. Понял!

С этими словами я влепил ему затрещину. Хлесткую, болезненную, приводящую в себя. Все это было нужно для людей, возящихся рядом. Они должны знать, кто за всем этим стоит. И почему они сражаются. Так, их мотивация подчиняться мне будет в несколько раз выше. Будет у них понимание, что я с ними делаю одно дело, как и клялся на площади. Что хочу для них, для земли лучшего будущего. А не всего вот этого продолжения Смуты.

— Начали. Под Мстиславским ходишь?

— Да. — Процедил он сквозь зубы.

— Артемку ждал?

Он кивнул.

— Деньги ты кому передать должен был? — Это проговорил уже тихо. Лишний шум о серебре был не нужен.

— Кантемир Мурзу жду! Он со дня на день здесь будет. Берегись, Игорь, берегись! Злой он! Пожжет всех, посечет, коли не получит того, что ждет. Не спасет тебя колдовство твое!

Я лишь рассмеялся ему в лицо. Есть у меня средство от этого кровожадного гражданина. Опасное, но куда деваться. Вся моя жизнь за последние дни была невероятно рискованной. Но не за себя стараюсь, землю русскую защищаю. А она превыше всего.

— С татарами ты должен был идти на север к Серпухову!

— Да! Да! Черт!

— Жечь все на своем пути. Грабить, убивать, полон брать.

Он скривился.

— Говори, тварь! Людей русских татарам отдавать, города и села палить. Так⁈

— Да! Да!

— И в Серпухове что?

Он прикусил щеку. Это было видно, сидел, молчал, лицо кривил.

— Да ты же уже сказал все! Давай еще раз! Чтобы люди слышали! Четко, собрано! Сам!

— Лыков-Оболенский царевну Феодосию, дочку Царя Федора подмененную в младенчестве, туда привезет в начале лета. Со всем ее двором, свидетелями и письмами.

Я аж присвистнул. Хитро придумано, только поверят ли в это?

— И все должны поверить, что это она? Не пори чепухи!

— Бумаги есть! Свидетели! Сама бабка повивальная! Жива! Которая подменяла ребенка. Нашли ее! Ты же понимаешь, сколько работы! Сколько труда! И померла! Сука! — Он внезапно заорал, что было мочи. — Сука! Сдохла! Тварь! И не взял ее никто! Рюриковну! Девку! Сына не родила! Девкой! Померла!

Жук забился в истерике, продолжил орать менее связно и сплошные ругательства.

Люди, вокруг снующие по двору, оглядывались, смотрели. Что там воевода с атаманом про каких-то баб говорит. Что за допрос ведет. Вроде недавно про татар было, а сейчас… Цари, девки.

Ох вы, как здесь все устроили, как закрутили. Только поверит ли вам кто? Хотя, если на плечах татарского войска войти, да с поддержкой боярской, куда денутся — поверят. А потом поженить эту Феодосию нашу на польском королевиче Владиславе.

Вот это будет поворот.

— Да жива она, жива. — Хлопнул я бьющегося в исступлении атамана по плечу, усмехнулся злобно.

— Что⁈ — Он вмиг остановился, уставился на меня.

— Дурак ты, атаман.

Я поднялся, посмотрел сверху вниз, покачал головой. Тот пялился на меня злобно и с каким-то все более нарастающим страхом и непониманием.

— Рассказал все, молодец. Пойду письма смотреть.

Как раз в это время подошел Тренко, заговорил:

— Воевода, мы все осмотрели. Интересного много. Но самое — это несколько книг писанных. Там и на татарском, и на русском. Я в грамоте не силен. Глянь сам лучше, ведаю, ты в этом толк знаешь.

— Идем.

— А с этим что?

— До утра пускай посидит. Как Артемку с татарами привезут, может, чего еще интересного споет нам.

Хотя, мне больше была интересна реакция старых знакомцев на пленение Жука, и на то, что раскололся он, а не наоборот. Может тот молчаливый татарин наконец-то скажет что-то по своей воле. Мог я, конечно, его начать пытать. Толку только с этого? И так более-менее картина становилась ясной.

У нас — заговор на заговоре. Скопина отравить, Шуйского всем уже надоевшего скинуть. И у них, степняков тоже. Джанибека же, названного сына хана, судя по всему, в этом походе убить задумали. Или хотя бы от власти оттеснить, не дать вовремя вернуться.

А русские бояре, московские, играя в свои игры про такой исход не особо думали. А может быть, в том и план был. Опереться на татар, разбить их руками Дмитрия, а потом кинуть их и под ляхов лечь.

Копать еще и копать, узелок распутывать.

Но ничего, письма, может, помогут, и утренняя встреча еще что-то вскроет.

Терем был не такой большой, как у воронежского воеводы. Высокий, но с одним этажом. Топился по черному. Комнат было три. Первая холодная — больше напоминала сени. Здесь было разложено всякое снаряжение, стояли лавки и массивный стол. Здесь сотоварищи Жука пили и ели в теплое время года, а именно сейчас.

Следующая комната была длинной, крупной, упиралась в печку. Здесь у входа в следующую застыло два наших бойца, а третий осматривал имущество. Его здесь было много. Сундуки, лавки, миски, плошки. Это и спальня, и кухня и хранилище личных вещей.

В углу стояли четыре девушки, лица в пол, руки прижаты к подолу. Такое ощущение, что сквозь землю провалиться, готовы и хотят, чтобы не было их здесь. Вид они имели не такой изможденный, как все прочие работяги, больше растрепанный. Но одеты были просто, совершенно небогато, не дочери боярские, крестьянки какие-то.

— Это кто? — Решил уточнить и сотника.

— Да, прислуживали людям атамана. — Он сплюнул прямо на пол, который был земляным. — Девки распутные.

Ясно. Этого следовало ожидать. Позднее буду думать, чего с ними делать. И нужно ли. Может отпустить на все четыре стороны и дело с концом.

Я прошел через комнату, девушки согнулись в поклоне. Махнул рукой, не удостоив взгляда.

— Вот здесь самое интересное, это комната Жука.

Один из бойцов открыл дверь. Мы вошли.