Патриот. Смута. Том 2

Глава 21

В этой комнате имелось слюдяное окно, размещенное так, чтобы свет из него падал на стол, заваленный горами бумаг. Ставни были открыты. Настоящая роскошь по местным меркам.

На столе, крепком, массивном, срубленном немного неказисто, но надежно в тусклом свете помимо горы бумаг стояло два подсвечника и чернильница с пером. Справа от ножек на полке хранился большой запас восковых свечей. Довольно дорогое имущество в это время.

Из прочего убранства — пара сундуков и лавок, на которых были навалены шкуры и одежда. Даже перина какая-то имелась и пара подушек. Здесь атаман отдыхал. Воинского снаряжения не нашлось. Все, что нужно для боя он забрал с собой на оборону поместья. Запасного не имел и не хранил, либо…

Где-то под полом есть тайник.

— Вот. — Тренко махнул рукой на бумаги. — Мы особо копаться не стали. Еще вон ларец, воевода.

Он указал на стоящий в углу небольшой сундучок, неприметный, заваленный каким-то барахлом.

— Там тоже бумаги и серебра немного. Ключ у Жука нашли на шее. Стрельцы его сразу забрали еще до допроса, мне передали, Игорь Васильевич.

Я подошел, открыл. Действительно — еще бумаги и пара увесистых мешочков с монетами. Развязал один, мелкие все, похожи на то, что я у Маришки нашел. Странно, здесь очень мало. Даже у ведьмы больше было. Лежит на виду, чтобы иного сокрытого не искали.

Припрятано где-то. Если даже в винокурне тайник нашелся, то здесь он просто обязан быть. Времени много, в начале письма, потом допросы, потом за тайное примемся.

— Сотник, подели монеты на всех. Наградить хочу участников штурма. — Тот кивнул с пониманием и довольным выражением лица. А я продолжил. — Имена самых отличившихся вместе с Филаретом и полусотенным стрелецким подготовьте. Их отдельно награжу, как в Воронеж вернемся. Кто первым в ворота вошел, кто на башне человека подстрелил.

— Сделаю. Не изволь беспокоиться.

Я передал ему деньги, подошел к столу, всмотрелся. Работы здесь непочатый край. Копаться много. Сотник продолжал стоять, сверлить мою спину взглядом.

— Чего хотел, собрат мой? — Повернулся к нему, глянул пристально.

— Игорь Васильевич, что с татарами делать будем? День, два и здесь будут. Люди-то у нас боевые… Люди о-го-го… но… — Он замялся, глаза опустил. — Их передовой отряд, целая тысяча, а нас тут чуть больше сотни. Позиция хорошая, но это же смерть верная.

Я смотрел на него, ждал, что еще скажет, о чем думал этот человек. Именно его мысли показывали, что думает войско, о чем солдаты говорят и на что пойти готовы. А это командиру знать нужно в обязательном порядке. Особенно если руководишь небольшими силами. Воинский дух и рвение — важный фактор победы.

— Ты не думай, воевода. Мы если что… Если надобно, за веру православную, за… — Он замялся, царя как-то упоминать было неуместно. Проговорил после короткой паузы. — За землю русскую головы сложить готовы. Только толк бы был. Мало нас здесь. Уходить надо в Воронеж.

— Сегодня здесь, завтра думать будем. Утро вечера мудренее, сотник. — Подошел, решил его подбодрить. — Знаю я беду эту. Все знаю. И с татарами есть мысли у меня, что делать и как. Никого за просто так насмерть, на пущу. Вы мне все, как сотоварищи. Каждый человек нужен, каждый важен.

— Спасибо за добрые слова, воевода. Это хорошо.

— Давай, дозорную службу организуй. Разъезды отправь в Поле, чтобы к полудню завтра вернулись. Доложились. Имущество все описать. Подготовиться самое ценное вывести на лодках или лошадях. С мужиками, работягами, как и говорил, аккуратно накормить. — Улыбнулся. — В общем, чего я тебя учу, ты человек опытный. Обустраивайте лагерь пока что. А я здесь посмотрю, что Жуком писано. Больно много всего.

Он понимаешь закивал, еще вопрос задал.

— С девками чего?

— Тут пускай пока побудут. Допрошу оптом. Они же глаза и уши. Все слышали.

— Толково. А с пленными, чего мыслишь?

— Жука пока связанным держать. Посадить куда-то, чтобы не думал даже о побеге, остальных отдельно. Завтра решим, кого казнить, кого миловать.

— Там двое же против атамана восстали, как я понял. Нам помогли.

— О как. — Чего-то такого я и ожидал. Только когда ворвались мы внутрь, стрельцы уже крутили всех местных защитников без разбора.

— Да, мы их тоже связали, но отдельно держим. Без особой строгости. Мало ли чего. Один говорит, что мужикам, холопам засов скинул и выпустил. А второй ворота открыть кинулся и там с Жуком бился. Раненный, но легко. Холопы подтверждают.

Раз пострадал, будет на это давить. Это уж точно. Скажет, не щадя себя, как услышал, что воевода воронежский пришел, так сразу. Знаем, знаем. Но, может это и хорошо. Поговорить с ними надо, они же здесь все знают, не мог же Жук все втайне держать — переписку, переговоры, гостей своих.

— Веди их сюда. Вместе с девками поговорим.

Сотник кивнул.

— Пойду.

— Не торопись только. Я пока бумаги посмотрю, а ты с сотоварищами лагерь обустройте, а потом можно. И Филарета, как готов будешь, приведи.

Он кивнул, вышел.

Я вернулся к столу, осмотрел всю эту писанину. М-да… Сел, начал разбираться. Пока более менее светло, нужно этим пользоваться. Чтение при свечах далеко не праздник. Был порыв тащить все на улицу, но оно как-то слишком все разрознено. Что-то упадет, перепутается. Пока читать можно, буду здесь.

По-хорошему все это нужно забрать и выдать Савелию с Петькой. К тому же в татарском я не понимал ничего. Но, здесь и сейчас тоже нужно хотя бы в общих чертах понять. Что здесь написано в таких огромных объемах.

Копался, откладывал непонятное отдельно. Стопка его росла довольно быстро. Писанины на татарском выходило где-то треть. Быстро просматривал написанное на русском. Выяснялось довольно много интересного.

Жук вел учет, отмечал, сколько чего построено, сколько потрачено материалов. Были приходы и уходы живой силы. Естественно всем нанятым людям он не платил, обманул их, увел зимой и к труду принудил силой. Помимо нанятых еще поступали люди от разбойничьего лагеря Маришки. Убытие шло по естественным, как писал атаман, причинам — смерть.

Увидев такое, я аж зубами скрипнул. Упырь ты эдакий, заставлял трудиться до смерти, о людях не заботился, не ценил. Они для тебя ресурс, ни больше, ни меньше.

Приходом числилось девяносто три человека. Убылью — тридцать восемь. Из них семеро записаны как бежавшие, пойманные, казненные — трое через повешенье, четверо в процессе сыска.

Имелся список всех служащих у Жука людей. Кто чем занимался, кто какую службу нес. Подробно все, в книгу внесено с пометками и оценками деятельности. Кропотливый труд атаман вел, старался ради тех, кто над ним стоял.

Отдельный том посвящался стройке. Количество плотов, какие-то расчеты грузоподъемности, весьма приблизительные. Описание земляных работ, наброски планов. Рисунки, чертежи. До привычных мне, выполненных по всем нормам им было далеко, но, может, Филка прольет свет на значение всего того, что тут имеется. Найденное говорило, что Жук был достаточно сведущим человеком. И в арифметике, и в строительстве кое-что понимал. Где в засечной черте проделаны бреши. Сколько чего и в каких местах создано для улучшения прохода татарской конницы на север.

Из бумаг выходило, что часть татар должна при поддержке разбойников налететь на Воронеж. Вроде бы тот самый авангард, который на днях придет к поместью. При самом положительном стечении обстоятельств взять город и использовать как базу. Вывести порох, снаряжение, пушки, хлеб и прочие припасы. Если заговор внутри Воронежа провалится, штурм и осада не предполагались. Малое число татар должно остаться, жечь все окрест и противодействовать гарнизону, пока основные силы двинуться дальше.

М-да. Выходило, что вокруг Воронежа постоянно в шестьсот десятом году должен был действовать разбойничий контингент, палить, убивать, грабить, продыху местному населению не давать, атаковать отовсюду и прятаться. Вновь нападать и снова уходить, не вступая в прямой бой. Именно поэтому Маришка не так сильно и лютовала последние месяцы, хотя сил у нее собралось немало.

Основные действия ее банды должны были начаться в конце весны и совмещаться с действиями татар.

Вздохнул, отложил кипу бумаг, взялся за следующую.

Началось самое интересное. Жук вел перечень нападений ведьминых разбойников. Делал комментарии, что и где недоработано, как почему и для чего действуют тати. Записывались походы бандитских отрядов и попытки их напасть, устранить важных для обороны окрестностей людей.

Деятельность эта началась буквально месяц назад и были первые плоды. Несколько человек значилось погибшими.

Глазами пробежал по записи о том, что Чершеньских надо ликвидировать, как людей опасных и не идущих на контакт и союз. В общем реестре насчитал порядка тридцати имен. В него входили мои знакомые — Григорий Неуступыч Трарыков, Яков Семенович Ключев, Серафим Филипьев, Филка Тозлоков, Тренко Чернов. Остальные, уверен — это важные сотники и атаманы, иные подьячие региона и люди, которые могли хоть как-то вокруг себя сплотить силы для защиты воронежской земли.

Также нашлись записи обо мне, что вызвало кривую усмешку.

Значилось, что казаки и татары, посланные убить Игоря Васильевича Данилова, не вернулись. Письма, которыми нужно оклеветать воеводу Фрола Семеновича Войского и атамана Ивана Чершенского, не получены. По словам последнего гонца от Маришки вокруге появился какой-то колдун, посланный с севера, убить ведьму.

Дошел наконец-то до переписки. Писем было много. Нашлась небольшая подшивка бумаг, можно сказать, блокнот — где Жук, имя его оказалось Борис Борисович, кратко выписывал важное из переписки.

Дотошный крючкотвор ты, атаман. Это мне на руку. Раз все записывал, то и мне прочитать и понять проще будет.

Скрипнула дверь, я дернулся и привычно потянулся к кинжалу. Обернулся. В проеме застыл Тренко.

— Готово все, воевода. Двое перебежчиков сидят, ждут. Бабы… — Он вздохнул. — Да куда они денутся, как стояли тут, так и стоят. Бояться тебя, воевода.

Чего меня-то. Самый страшный, что ли? Здесь помимо меня людей служилых, воинов немало.

Я махнул ему рукой, подозвал.

— Подойди, глянь сперва. Грамоте обучен?

— Малость. Там Филка в соседней, может он лучше?

— Филарет! — Позвал я.

Начальник над пищальниками вошел. Лицо его было довольным, даже радостным. Победа с применением его орудий явно положительно сказалась на воинском духе.

— Посмотри, что здесь. — Указал на список неугодных людей.

Сам тем временем зажег кресалом одну из свечей. На улице опускались сумерки, от слюдяного оконца света было уже совсем мало. От первой свечи зажег еще три. Так можно было читать и работать над бумагами дальше.

— Это же…

— Кто тут помимо вас? Все сотники воронежские, так?

— Так и есть. — Он уставился на меня, перевел взгляд на Тренко. — Выходит, если бы не мы их здесь, то нас бы всех попытались убить.

Рука его провела по горлу, а тембр голоса сменился.

— Верно мыслишь. И ты и остальные, все в бумагах записаны. Хоть мало-мальски власть у кого есть. Вон вижу настоятеля монастырского Серафима.

— Так тут еще несколько попов. Даже звонарь один есть. Он ему чем не угодил?

— Чего не знаю, того не знаю. Есть еще чертежи какие-то. Подумай, Филарет, посмотри. Если надо, до воды сходи. На месте глянь, с мужиками поговори, рабочими. Ты же в деле строительном соображаешь хорошо. Утром жду мысли о том, как все это сломать можно, взорвать или что-то вообще такое нехорошее сделать, чтобы татары носом уперлись и не прошли легко. А лучше, чтобы выглядело все как раньше, но шаг ступи и смерть. Ясно?

— Сделаю. — Он кивнул. Выражение лица от довольного быстро сменилось на напряженное и задумчивое.

Радость победы заместилась подготовкой к новому сражению, более тяжелому и смертельно опасному.

— Ну а мы пойдем поговорим со сдавшимися перебежчиками.

Вышли из личных покоев Жука, дверь прикрыли. В средней комнате появился стол. Втащили его из сеней. За ним сидело два связанных человека. Один с перевязанной головой и плечом. Второй без явных признаков повреждений. Так, немного помятый.

Невооруженным взглядом было ясно, эти двое — братья. Похожие, черноволосые, круглолицые, поджарые с черными глазами. Один постарше, года на два где-то, второй младше, но сходство прямо очевидное.

Филка быстрым шагом двинулся дальше и вышел. Подле меня остался Тренко. Помимо него было еще несколько моих людей. Двое человек, дети боярские у стола и один близ двери в покои атамана.

— Здрав будь, боярин, воевода. — Проговорил тот из связанных, что не имел перевязок. Второй сидел неровно. Видно было, что не очень ему хорошо, слабость давит, и сознание держится с трудом.

— И вам не хворать. — Сел во главе, Тренко примостился по правую руку. Продолжил сам говорить с этими перебежчиками. — Давайте, рассказывайте, как дошли вы до такой жизни.

Всмотрелся в здорового со всей пристальностью. Он то на меня, то на девок косился. Точнее даже на одну, конкретную. Скрывал это еле-еле. А она стояла немного в стороне от трех других, как бы вместе, но и особняком.

— Надело нам, боярин, это разбойничье житье-бытье. — Начал перебежчик. — Живешь, людей русских боишься, то в дозор, то в поход. Ждешь стрелы из леска, спишь плохо. Но мы же люди служилые, значит служить должны. А татарам-то… Как служить? Атаман-то он грозный дюже был, не поговоришь, слова поперек не скажешь. Смерть за такое. А как ты, боярин, воевода людей привел, мы и задумались. За что живот свой не щадя, воюем, за кого?

— И за кого же?

— Так это… — Он смешался. — За татя, татарского подпевалу, что с ведьмой, разбойницей дела имеет и степнякам, видано ли, дорогу на север строит.

— Задумались и решились, получается.

— Да. — Он шмыгнул носом, вновь покосился на второго пленника, клюющего носом и на девок. — С братом мы сговорились. Быстро оно вышло. Мы с ним вообще не рады уже были, что тут оказались. Люто последние дни было. Совсем люто, поверь, воевода. Мужичков-то бить приходилось, а они-то… Тоже люди. Они милости просят. А как? Если атаман требует? Достроить-то все надобно к сроку. Татары-то вот-вот, а оно не готово до конца.

— И что не готово? — Я буравил его взглядом. Изучал.

— Так это. Почем знать мне. Он сам всем руководил. Куда чего нести. Что где делать. Приказы раздавал.

Он покосился на девок, вздохнул, заговорил дальше.

— На мой взгляд, воевода, так им, чертям степным, сделали многое. Лучше бы и не старались так.

Он вновь глянул куда-то за мою сторону, и я решил, что пора. Слова его, это одно, а вот дела показывали, что не из-за татар и лютости атамана все это он сделал. А ради девки одной из этих четырех. Разобраться бы надо. Вот и попробуем.

— Что, нравиться? — Резко в лоб спросил я.

— А, кто, что? — Опешил парень, начал увиливать.

Сам я обернулся, взглянул на четверых пленниц. Точно, вот одна. Стоит, чуть в сторону жмется. С другими быть вместе не хочет.

— Подойди.

Ничего не произошло. Все девки стояли, как и ранее, не двигались, с ноги на ногу переминались. Руками передник теребили. Нервно, боязливо, напугано вели себя.

— Подойди! Я сказал!

Одна дернулась резко, взгляд подняла. И тут началось.

— Ах ты паскудя! — Заголосила одна из трех стоящих вплотную друг к другу женщин. Вскинула глаза, плечи расправила. Вот-вот в драку кинется. Продолжила кричать. — Подстилка атаманская! И тут нас обойти решила. Сука!

Вторая с протяжным диким криком кинулась на замершую чуть обособленно с кулаками. Ухватила ее за волосы. Третья тоже рванулась вперед. Кулаки сжаты, лицо искажено злобной гримасой.

Двое детей боярских лишь на секунду опешили и сразу же кинулись разнимать дерущихся.

— Пусти, ааа! Пусти.

— Ах ты тварь!

— Шлёнда! Шкура!

— Сама така!

— Гульня! Подстилка!

— А ну! — Гаркнул я так, что аж стены дрогнули.

Сидевший полусонно раненный встрепенулся, дернулся, застонал. Лицом скривился.

Крик подействовал. Девки опешили, и двое служилых людей без особого рукоприкладства растащили их. Обошлись парой оплеух, что в таком начавшемся было лютом замесе, совершенно малая кровь.

Мигом освободили от трех нападающих пострадавшую.

Ага, выходит любовный треугольник. Девка эта, атаман и один из братьев. А женская зависть по отношению к той, с кем Жук шашни водит, сейчас привела к неприятным последствиям и непотребствам.

Я резко поднялся, подошел к павшей на колени побитой девчонке. Хныкала, сопела, досталось ей прилично от подруг.

— Встань. — Сказал спокойно, с приказной интонацией.

Она шмыгнула носом, поднялась, смотрела все также в пол. Рубаха оказалась слегка порванной. Рукав на плече в месте шва где-то на треть оборвался. Сарафан не пострадал, платок слетел, она его пыталась поправить судорожно. Пальца дрожали, действия были отрывными и скованными.

Растрепанные волосы торчали в разные стороны. Вырвать их у воинствующих ревнивец не удалось, уже хорошо.

— В глаза смотри.

Она хлюпнула носом, подняла взгляд.

В полумраке комнаты стало видно, что девка-то вполне примечательная. Лицо красивое, носик остренький, глаза голубые, только сейчас зареванные и под одним точно синяк будет. Залепили ей знатно, уже виднелась синева. А еще через щеку протянулись глубокие царапины от ногтей.

— Шкура! — не выдержала одна из троих.

Я резко бросил на нее взгляд, та аж отпрянула, в стену уткнулась.

— С атаманом спала?

Спросил я спокойно, смотря ей в глаза. Та дернулась, взгляд опустила, засопела еще сильнее. Понятно, было дело. Только, как часто бывает в таких историях не по своему согласию.

— Этого любишь? — Указал на связанного бойца.

Она закивала, зарыдала, вновь на колени бухнулась.

— Да кому я… Кому такая… Он гад… — Хлюпала носом, стенала, голос дрожал и сбивался. — Силой взял, а я-то… А как…

Я повернулся к опешившему от происходящего пленному.

— В жены возьмешь ее? Говори!

— Так, да. — Он начал вставать, хотел кинуться утешать ее.

— Сиди пока. Недоговорили мы. — Перевел взгляд. — А ты?

Уставился сверху вниз на побитую девушку, она продолжала реветь, хныкать, но уже не так животрепещуще и протяжно. Та закивала в ответ, задергалась.

— Вставай, давай иди, умойся… — Проговорил медленно. Добавил. — И возвращайся.

Она подняла взгляд непонимающих глаз. Не знала, как благодарить. А как иначе-то? Как по-иному с человеком муки принявшим? Раз есть у нее возлюбленный, раз жить вместе хотят. Это же хорошо. Пускай и будет так, а что по закону будет, чуть позднее решим.

Сам к троим бабам повернулся.

— А вы что же, а? Горю чужому позавидовали? А? Вас здесь что всех в раю держали? А? Злости у вас, откуда столько? Откуда столько зависти? И вы, и она здесь что, по своей воле, что ли?

Недосуг мне нравоучениями заниматься. Развернулся, вернулся за стол. Уставился на двух братьев.

— Спасибо, спасибо тебе, воевода. — Голос одного дрожал. Второй пытался собраться, сконцентрировать внимание, но голова его клонилась вниз.

— Давай, рассказывай все как есть. Сначала. Кто послал, откуда прибыли, кто из татар на контакт выходил, кто из русских еще с вами тут заодно. Из местных. Кто бывал в поместье из городских. Все как на духу. А то плохо будет, сразу после свадьбы повесить придется, как разбойника.

Он закивал с пониманием. Заговорил быстро и по делу.