Роща сомкнулась позади нас, как челюсти хищника на тонкой шее жертвы.
Секунду назад позади еще грохотали выстрелы, ревели пулеметы рапторов и жужжали окулюсы. Сейчас — тишина. Плотная, вязкая, будто кто-то накрыл мир ватным одеялом. Я обернулся и увидел только сплошную стену переплетенных ветвей. Ни просвета, ни намека на то, что там, снаружи, осталась промзона с ее механическими тварями. Деревья стояли так плотно, будто срослись стволами, и я мог бы поклясться, что минуту назад между ними был проход.
Теперь — не было.
Роща отрезала нас от внешнего мира. Приняла внутрь. Или — проглотила.
От сравнения я зябко повел плечами. Надеюсь, оно лишь визуальное.
— Фиксирую изменение состава воздуха, — ожил в голове Симба. — Повышенная влажность — восемьдесят семь процентов. Присутствие неизвестного аэротоксино. Концентрация пока в пределах допустимого, но рекомендую минимизировать физическую активность и избегать глубокого дыхания.
— Отряд, герметезируем шлемы, — негромко проговорил я в рацию. — Переходим на замкнутый цикл.
Щелчок — и я вдохнул очищенный фильтрами воздух с едва заметным химическим привкусом. Запахи исчезли, и этому я только порадовался. Уж слишком специфическими они тут были. Тяжелые, многослойные: прелая листва, сырая земля, что-то сладковатое, почти приторное, с еле уловимой металлической ноткой.
А еще здесь было тепло. С момента входа в Рощу температура подскочила градусов на десять, не меньше. Сейчас влажный густой воздух остался «за бортом», а до этого буквально стекал по лицу.
Теплица. Гигантская живая теплица.
Егерь шел впереди, не оборачиваясь. Двустволка на плече, плащ колышется в такт шагам. Уверенно, спокойно, будто прогуливался по знакомому парку. Ни секунды сомнения, ни малейшей заминки. Он точно знал, куда идет. И это одновременно успокаивало и настораживало.
Я двигался следом, стараясь ступать след в след. За мной — Вьюга, ее шаги были почти бесшумными, только легкий шорох подошв по влажной земле. За Вьюгой шел настороженно озирающийся Рокот с винтовкой наизготовку. Замыкал Молот. Громила старался ступать тихо, но при его габаритах и весе снаряжения это было задачей не из простых. Каждый его шаг отдавался глухим «чавк» в раскисшей почве.
— Не нравится мне здесь, — пробурчал он вполголоса.
— Заткнись, — прошипела Вьюга, не оборачиваясь. — Надо было оставаться на опушке, в компании рапторов и риперов. С ними тебе веселее было бы, да?
Молот открыл рот, чтобы огрызнуться — я видел, как напряглись желваки на его челюсти — но передумал. Может, до него дошло, что в этом месте лучше помолчать. А может, просто не нашел подходящих слов. Здесь, под этими кронами, слова казались лишними.
Деревья вокруг не были похожи ни на что виденное мной раньше. Искривленные стволы, покрытые наростами и лишайниками, тянулись вверх, к невидимому небу. Некоторые были толщиной в несколько обхватов, другие — тонкие, гибкие, изогнутые под немыслимыми углами. Ветви переплетались так плотно, что образовывали сплошной полог, сквозь который почти не пробивался свет. Лишь редкие пятна тусклого сияния — то ли пробившиеся солнечные лучи, то ли что-то совсем другое — давали хоть какой-то ориентир.
Кора на некоторых деревьях пульсировала. Я заметил это не сразу — сначала решил, что показалось, игра света и тени. Но нет. Медленно, ритмично, с интервалом в несколько секунд поверхность ствола вздымалась и опадала. Будто под корой билось огромное сердце. Или что-то дышало.
— Шеф, — голос Симбы звучал подчеркнуто ровно, но я уже научился различать его интонации, — я фиксирую множественные биосигнатуры по периметру. Идентификация затруднена — сигнатуры не соответствуют известным образцам. Большинство стационарны или демонстрируют минимальную подвижность. Однако некоторые…
— Что — некоторые?
— Некоторые движутся параллельно нашему маршруту. Сохраняют постоянную дистанцию. Я бы предположил, что за нами наблюдают
Я активировал нужный слой интерфейса. Точно. Красные метки по краям визора — десятки, может, сотни меток. Россыпь точек, будто кто-то швырнул горсть алых искр на темный экран. Большинство неподвижны. Но с дюжину — нет. Они двигались рядом с нами, чуть позади, держа дистанцию метров в тридцать-сорок.
Эскорт? Или конвой? Лучше бы ни то, ни другое, если честно…
Егерь вел нас по узкой тропе — если это вообще можно было назвать тропой. Скорее, просто менее заросший участок между деревьями, где подлесок был пониже, а кустарник не таким густым. Под ногами хлюпала влажная земля, покрытая слоем гниющей листвы. Кое-где попадались корни — толстые, узловатые, выступающие из почвы, как застывшие змеи. Один раз я чуть не споткнулся о такой, в последний момент заметив его в полумраке.
Слева мелькнуло что-то яркое. Пятно цвета среди бесконечных оттенков зеленого и коричневого. Я повернул голову — и замер на миг.
Цветок.
Огромный, размером с мою голову, может, больше. Лепестки темно-алые, почти черные по краям, влажно поблескивающие в полумраке. Они были раскрыты, обнажая сердцевину — пористую, зернистую, испещренную чем-то похожим на прожилки. В центре поблескивала капля густой жидкости, янтарной, как мед.
Красиво.
Ну, точнее, было бы красиво, если бы я не знал, откуда он растет. Я уже видел такие цветочки, и знал, откуда они черпают живительную силу для своей красоты.
Из трупов.
Тело вросло в землю, слилось с ней, покрылось мхом и лишайником. Но еще можно было разглядеть очертания: широкие плечи, согнутые в коленях ноги, запрокинутую голову. Остатки снаряжения — разгрузка, ботинки, что-то похожее на автомат — все оплетено корнями и побегами, затянуто в кокон растительности. А цветок… Цветок пророс прямо сквозь грудную клетку, раскинув лепестки там, где когда-то билось сердце.
Пока я смотрел, бутон шевельнулся. Лепестки дрогнули, раскрылись чуть шире. Капля в сердцевине набухла и медленно скатилась вниз, по стеблю, впитываясь в то, что осталось от человеческого тела.
— Не смотри, — негромко сказал Егерь, не оборачиваясь. — И не останавливайся. Здесь много такого. Привыкнешь.
Привыкну. К трупам с цветами вместо сердца. К телам, ставшим удобрением для чужой флоры. Конечно привыкну. Человек — скотина такая, адаптивная. Ко всему привыкает.
Я отвел взгляд и продолжил движение, стараясь смотреть только на спину Егеря.
Не помогло.
Через пару десятков метров я наткнулся на еще один труп. Точнее, скелет, вросший в ствол дерева, будто то решило его обнять и забыло отпустить. Кости торчали из коры, облепленные лишайником. Череп смотрел пустыми глазницами, из которых тянулись тонкие белесые побеги.
Еще через сто метров целая россыпь костей, у подножия огромного дуба, аккуратно сложенные в кучу. Слишком аккуратно для случайности. Будто кто-то — или что-то — их собрало.
— Судя по всему, Роща утилизирует биоматериал, — прокомментировал Симба. — Добывает из него питательные материалы.
Я тихонько хмыкнул. Утилизирует. Хорошее слово. Технологичное. Отстраненное.
Я предпочитал думать об этом именно так. Не «пожирает». Не «поглощает». Просто — утилизирует.
Мы шли уже минут десять, когда Егерь резко остановился.
Без предупреждения, просто вдруг встал, как вкопанный, так, что я чуть не наткнулся на его спину. Попытался возмутиться, но его правая рука взметнулась вверх — кулак сжат, локоть согнут под прямым углом. Универсальный сигнал, понятный любому, кто хоть раз держал в руках оружие: стоп, тишина, опасность.
Я замер, не донеся ногу до земли. За спиной — тихий шорох: Вьюга, Рокот и Молот тоже остановились. Слаженно, без лишних звуков. Группа ощетинилась стволами во все стороны, выискивая вероятную опасность.
Тишина.
Плотная, давящая. Даже привычный шелест листвы, казалось, замер. Роща затаила дыхание.
А потом я услышал.
Треск. Глухой, тяжелый, будто ломались толстые сучья. Что-то двигалось сквозь чащу — не особо заботясь о том, чтобы обходить препятствия. Просто перло напролом, сминая подлесок, раздвигая стволы.
Близко. Слишком близко.
Я медленно опустил руку на рукоять «Питбуля». С предохранителя оружие снимать не стал, но когда пальцы легли на знакомую поверхность и ощутили прохладу металла, стало немного спокойнее.
Треск приближался. Деревья слева от нас качнулись — не от ветра, его здесь не было — а будто расступаясь, уступая дорогу. Стволы, казавшиеся незыблемыми, подались в стороны с протяжным скрипом. Ветви разошлись, образуя проход.
И в этом проходе я увидел движение.
Силуэт. Массивный, темный на фоне и без того темной чащи. Три метра в высоту — нет, больше, все четыре. Очертания размытые, нечеткие. Не зверь — у зверя другая пластика. Не машина — механоиды двигаются иначе. Что-то… что-то среднее. Органическое и чуждое одновременно.
«Леший?» — подумал я.
Нет. Это было что-то другое. Я помнил собственную встречу с Хранителем Рощи. Леший двигался иначе — текуче, почти бесшумно, он будто был частью самой Рощи. Это существо шло тяжело, грузно, проламываясь сквозь заросли с методичностью бульдозера.
Оно приближалось. Я различал теперь отдельные детали — или мне казалось, что различаю. Массивный торс, покрытый чем-то похожим на древесную кору. Конечности — не руки, не ноги, что-то другое, многосуставчатое. И глаза… Нет, не глаза. Светящиеся пятна, тусклые, болезненно-желтые.
Двадцать метров.
Я не дышал. Никто не дышал. Даже Симба молчал.
Существо прошло мимо нас.
Именно мимо — не заметив, не обратив внимания. Ну, или намеренно проигнорировав. Оно ломилось сквозь чащу по какому-то своему маршруту, и мы просто оказались рядом.
Пятнадцать метров. Десять. Пять.
А потом оно ушло.
Треск удалялся. Тридцать метров, пятьдесят, сто. Деревья сомкнулись за ним, возвращаясь на свои места, будто ничего не произошло.
Тишина.
Егерь опустил руку. Постоял еще несколько секунд, прислушиваясь к чему-то, слышному только ему. Потом коротко кивнул и двинулся дальше.
Я выдохнул. Громко, судорожно — не заметил, как задержал дыхание.
— Твою мать… — прошептал Молот за спиной. Голос был хриплым, сдавленным. — Что это, мать его, было?
Никто не ответил.
Я догнал Егеря, пристроился рядом.
— Что это? — спросил тихо, почти шепотом.
Тот не обернулся.
— Не твоя забота.
— И все-таки?
Молчание. Только мерный хруст шагов по влажной земле.
Я не отставал. Мне казалось, что после того, как я беспрекословно последовал за этим человеком вглубь Рощи, я имел право знать. Хоть что-нибудь.
— Куда мы идем?
На этот раз он ответил. Спокойным, ровным голосом, не оборачиваясь.
— Туда, куда тебе сейчас нужнее всего попасть.
Я нахмурился. Загадки. Терпеть не могу загадки.
— И куда это?
Егерь чуть повернул голову — я увидел профиль, резкий, будто вырубленный из камня. Седая борода, глубокие морщины, глаза — светлые, почти прозрачные.
— Зачем спрашивать, если знаешь ответ?
Я открыл рот, чтобы возразить — какой, к черту, ответ, я понятия не имею, о чем ты говоришь — и осекся.
Знаю ли я?
Куда мне нужнее всего попасть? В убежище Севера? В штаб-квартиру ГенТек? Туда, где, наконец, получу ответы на все вопросы о своем прошлом? Я хмыкнул. Того, что я уже знал, в уцелом, было достаточно. Не уверен, что хочу знать подробности. Особенно учитывая то, что я видел, когда прорывались обрывки воспоминаний. Для понимания того, что я был не самым хорошим человеком, и того, что я уже знаю, было достаточно.
Или Егерь все же имеет в виду что-то другое?
— Шеф, — заговорил вдруг Симба, — попытка биометрического сканирования объекта «Егерь» не дала результатов. Данные противоречивы и не поддаются интерпретации.
— Что значит — противоречивы? — нахмурился я, забыв даже поругать Симбу за самодеятельность.
— Температура тела — на два градуса ниже окружающей среды. Сердцебиение — не фиксируется, возможно экранирование. Биоэлектрическая активность мозга — в пределах нормы для живого человека, но паттерны не соответствуют ни одному известному образцу. Дыхание — присутствует, но с нетипичной частотой и глубиной. Вывод: либо показания датчиков искажены внешним воздействием, либо объект не является человеком в традиционном понимании.
Не является человеком. Замечательно.
Я посмотрел на широкую спину Егеря, на его размеренный шаг, на двустволку, покачивающуюся в такт движению. Выглядел он вполне по-человечески. Говорил как человек, хоть и бесил загадаками. Двигался как человек. Но Симба редко ошибался в таких вещах.
Что ты такое, Егерь?
Впрочем, сейчас это было неважно. Он вел нас — и пока что вел в правильном направлении. Прочь от риперов, прочь от рапторов, прочь от всей той механической своры, что осталась в промзоне. А там разберемся.
Как обычно, выбирать особо не приходилось. Но информация от Симбы, конечно, интересная… Хоть и не понятно, как ее применять. Ладно. Пока просто отложим в памяти.
Мы шли дальше.
Время здесь ощущалось иначе. Тягуче, вязко, будто увязая в болоте. Не глянув на часы, я не мог сказать, сколько прошло — двадцать минут, сорок, час. Абсолютная потеря чувства времени. Удивительно.
Роща менялась с каждым десятком метров. Деревья становились выше, толще, древнее. Их кроны сплетались так плотно, что внизу царил почти полный мрак. Редкие пятна болезненного зеленоватого свечения — какие-то грибы или лишайники на стволах — давали хоть какой-то ориентир. В их свете все выглядело нереальным, потусторонним. Как в старых фильмах ужасов, которые крутили еще до Катастрофы.
Справа мелькнуло движение. Я дернулся, рука метнулась к оружию — но это была просто лиана. Толстая, мясистая, покрытая чем-то похожим на короткий мех. Она медленно сползала по стволу, извиваясь, как живая. Ее конец, увенчанный чем-то похожим на бутон — или на голову — повернулся в нашу сторону.
— Не обращай внимания, — бросил Егерь, не оборачиваясь. — Она просто любопытная.
Любопытная. Лиана. Ну охренеть теперь… Я отвел взгляд и ускорил шаг, стараясь держаться ближе к центру тропы. Подальше от этих ползучих тварей.
За спиной послышалось движение. Шаги ускорились, кто-то протискивался вперед.
Рокот протолкался мимо меня и догнал Егеря, пристроившись рядом. Лицо напряженное, желваки перекатываются под кожей. Терпение командира «ГенТека» явно подходило к концу.
— Уважаемый, — начал он, стараясь говорить тихо, но в его голосе все равно прорезались командные нотки, — а куда, собственно…
Егерь резко обернулся.
Движение было быстрым, неожиданным. Глаза блеснули в полумраке — холодные, острые, как осколки льда.
— Чего орешь? — голос был низким, шипящим, но от него по спине пробежал холодок. — Не понимаешь, куда попал?
Рокот опешил. Он явно не привык, чтобы с ним разговаривали таким тоном. Открыл рот, чтобы ответить — и не успел.
— Здесь, — Егерь ткнул пальцем в землю, — только шепотом. А лучше — вообще молчать. Усвоил?
Он отвернулся и пошел дальше, не дожидаясь ответа.
Рокот остался стоять, глядя ему в спину. На лице отражалась гремучая смесь раздражения, растерянности и с трудом сдерживаемой злости. Командир, привыкший отдавать приказы, только что получил отповедь от какого-то бородатого отшельника с допотопной двустволкой.
Позади тихо хмыкнул Молот. Коротко, почти беззвучно — но я расслышал. И Рокот, судя по тому, как дернулись его плечи, тоже.
Он скрипнул зубами, но промолчал. Отступил назад, занял свое место в строю.
Мы двинулись дальше.
Время тянулось. Роща давила — не физически, ментально. Я ловил себя на том, что мысли расплываются, теряют четкость. Будто что-то мягко, но настойчиво пыталось влезть в голову, растворить сознание и утопить в зеленой мгле.
— Шеф, фиксирую аномальную активность в области гиппокампа и префронтальной коры, — сообщил Симба. — Паттерны соответствуют начальной стадии психотропного воздействия. Источник неизвестен. Рекомендую ввод минимальной дозы нейрогена для концентрации.
Я встряхнул головой, отгоняя туман. Сосредоточился на спине Егеря, на его размеренных шагах. Один, два, три. Один, два, три. Монотонный ритм, точка фокусировки, якорь в расплывающейся реальности.
— Выполняй, — буркнул я. Через несколько секунд по венам пробежала едва заметная теплая волна, и наваждение тут же отступило. Картинка стала резче, ощущения — более привычными. Так уже получше…
Тропа петляла между деревьями, иногда сужаясь так, что приходилось протискиваться боком. Ветви царапали броню, цеплялись за снаряжение. Один раз Молот застрял — его широкие плечи не пролезали между двумя стволами. Пришлось ждать, пока он, тихо матерясь сквозь зубы, протиснется.
В одном месте мы перебирались через поваленный ствол — гигантский, метра три в диаметре. Дерево лежало поперек тропы, преграждая путь, и обойти его было невозможно. Пришлось карабкаться.
Кора под руками была теплой. И она шевелилась. Едва заметно, на грани восприятия — но я чувствовал это движение. Будто что-то ползало под поверхностью, извивалось, копошилось.
Я перевалился через ствол и спрыгнул на другую сторону быстрее, чем планировал. Руки чесались от желания вытереть их обо что-нибудь.
— Слева, — прошептала Вьюга.
Я скосил глаза. В зарослях, метрах в пятнадцати, горели две пары глаз. Желтые, с вертикальными зрачками. Неподвижные. Немигающие.
— Чернозубы? — одними губами спросил я.
— Нет, — так же тихо ответила Вьюга. — Эти крупнее. И глаза другие.
Вьюга была права. Она явно встречалась с падальщиками Рощи.
Глаза моргнули — синхронно, обе пары — и исчезли. Беззвучно, мгновенно, будто их и не было. Ни шороха, ни движения в кустах. Просто — были и не стало.
— Продолжаем движение, — бросил Егерь.
Еще через какое-то время я заметил перемену.
Шорохи.
Раньше Роща молчала. Тяжело, давяще, но молчала. Теперь — нет. Теперь со всех сторон доносились звуки. Еле слышные, на грани восприятия. Шелест листьев — но не от ветра. Хруст веток — но не под нашими ногами. Что-то похожее на шепот — но не человеческий.
И движение.
Периферийное зрение постоянно цепляло тени, силуэты, мелькания. Стоило повернуть голову — ничего. Пусто. Только деревья, только темнота. Но как только я отворачивался, все повторялось. Движение слева. Движение справа. Движение позади.
— Симба?
— Фиксирую значительное увеличение количества биосигнатур, — отозвался ассистент. — Динамика неблагоприятная. Кольцо сужается. Нас окружают, шеф.
Егерь, шедший впереди, начал нервничать. Я видел это по его спине — плечи напряглись, шаг стал чуть короче, резче. А еще он начал постоянно крутить головой, будто прислушиваясь к чему-то, что было слышно только ему.
Потом он резко свернул влево.
— Сюда.
Мы послушно двинулись за ним. Новая тропа была еще уже — скорее просто щель между зарослями, едва заметный проход. Ветви смыкались над головой, образуя низкий тоннель.
Еще поворот. И еще.
Егерь петлял, делал крюки, обходил какие-то участки широким полукругом. Его лицо мрачнело с каждой минутой. Губы сжались в тонкую линию, брови сведены.
— Эй, — я ускорился, догоняя его, — что происходит?
Он не ответил. Только бросил короткий взгляд — и я заткнулся.
Шорохи вокруг усилились. Теперь их было невозможно игнорировать. Что-то двигалось в зарослях, со всех сторон. Я видел, как шевелятся кусты там, где не было ветра. Видел тени, скользящие между стволами. Слышал хруст, шелест, странное поскребывание — будто когти царапали древесину.
— Симба, доклад.
— Биосигнатуры формируют плотное кольцо вокруг нашей группы, шеф. Радиус неуклонно сужается. Текущая дистанция до ближайших объектов — двадцать четыре метра.
Твою мать. Что это все значит?
Егерь ускорился. Теперь он почти бежал — насколько можно было бежать по этому бурелому. Перепрыгивал через корни, нырял под низкие ветви, петлял между стволами.
Мы едва поспевали. Молот, с его габаритами и тяжелым снаряжением, отставал — я слышал его хриплое дыхание где-то позади.
Еще поворот. Еще крюк. Еще обход.
И — тупик.
Стена зарослей. Плотная, непроходимая. Лианы, переплетенные так туго, что между ними не просунуть и палец. И они шевелились — медленно, лениво, будто потягивались после долгого сна. Бутоны на концах поворачивались в нашу сторону.
Егерь остановился.
Мы столпились за его спиной, тяжело дыша. Молот вскинул пулемет, ствол заходил из стороны в сторону. Рокот поднял «Бульдог», палец лег на спусковой крючок. Вьюга присела на колено, развернувшись назад, винтовка у плеча…
— Ну? — прохрипел Рокот. — Что теперь?
Егерь медленно повернулся. Лицо непроницаемое, глаза холодные.
— Кажется, нас окружили и куда-то выжимают, — проговорил он. В голосе не было слышно ни одной эмоции. Таким тоном я мог бы сказать, что яичница готова.
— Куда⁈ — Рокот шагнул вперед, его голос сорвался на рычание. — Куда выжимают⁈ Кто⁈ Отвечай, мать твою!
Егерь посмотрел на него. Спокойно, без угрозы, но так, что Рокот замолчал на полуслове.
— Не уверен, что ты хочешь знать ответы на эти вопросы.
Молот зарычал. Буквально — низкий, звериный рык, вырвавшийся из горла. Он развернулся, вскинул пулемет, направив ствол в темноту между деревьями.
— Хватит загадок! Давайте прорываться! Я не пойду на заклание, как баран! Сколько бы их там ни было — у меня хватит патронов, чтобы…
— Пушку опусти, — перебил Егерь.
— Что⁈
— Пушку, говорю, опусти. Прорвется он…
Молот застыл. Несколько секунд он просто таращился на Егеря, пытаясь переварить услышанное. Потом его лицо начало наливаться краской.
— Ты что, совсем охренел, дед⁈ Там… — он ткнул стволом в заросли. — Там что-то есть! Сам сказал — нас окружают. И ты говоришь мне опустить пушку?
— А лучше — вообще убери и не лапай лишний раз. Попробуем договориться.
Молот замолк, недоверчиво глядя на Егеря.
Тишина. Только шорохи вокруг — громче, ближе. И шелест листвы, похожий на смех.
— Договориться? — в разговор вступил Рокот. Голос его звучал глухо и недоверчиво.
Егерь обвел взглядом заросли. В темноте между деревьями что-то двигалось — уже не скрываясь, не прячась. А еще было видно глаза. Десятки глаз, горящих в полумраке. Желтые, зеленые, красные. Разные. Много.
— С кем? — повторил Рокот.
Егерь усмехнулся. Коротко, невесело.
— А это мы сейчас и узнаем.
Я покачал головой, и вздохнул. Опять из огня в полымя попали. Когда же это все уже закончится, а?
Ответа на этот вопрос ни у кого, разумеется, не было.
Что ж, ладно. Значит, будем пытаться договориться. Знать бы только с кем…