Коптер набрал высоту, двигатели взвыли, и я почувствовал как меня вдавливает в сиденье. Сквозь узкое окно было видно, как особняк Плесецкого уменьшается внизу, превращаясь в темное пятно среди деревьев. Потом лес сомкнулся, поглотив и его, и мы полетели над сплошным зеленым ковром.
На востоке разгорался рассвет. Небо из черного постепенно переходило в темно-синее, потом в фиолетовое, на горизонте наливаясь оранжевым. Красивая картина, если честно. Жаль что любоваться ей приходится в не самой приятной компании и обстоятельствах.
Я сидел на жестком сиденье, зажатый с обоих боков бойцами в экзоброне. Ремни безопасности впивались в плечи, ошейник с шокером неприятно давил на шею — холодный металл на коже, постоянное напоминание что любое резкое движение закончится разрядом и отключкой. Руки формально свободны, лежат на коленях, но толку от этого ноль. Попробуй ядернуться — и вырубят быстрее чем успею моргнуть.
Экзокостюм на мне тоже бесполезен сейчас. Броня, усилители, все системы — все это работает, но без оружия, зажатый между вооруженными до зубов профессионалами, я всего лишь парень в дорогом железе. Красиво, но бесполезно.
Салон коптера оказался просторнее чем я думал. Метров восемь в длину, три в ширину, потолок низкий — не больше двух метров. Два ряда сидений вдоль бортов, между ними проход. В хвостовой части — ящики с экипировкой, рюкзаки, оружейные кофры. Все закреплено ремнями к полу. Переборки, отделяющей кабину пилота, по факту, нет — можно сказать, пилот сидит в салоне.
Освещение тусклое — светодиодные полосы вдоль потолка, красноватый свет не режущий глаза. Иллюминаторы маленькие, бронированные, через них видно только куски неба да верхушки деревьев проносящиеся внизу.
Пахло машинным маслом, озоном от работающей электроники, потом, оружейной смазкой и чем-то еще — застарелым запахом крови и пороховой гари въевшимся в обшивку. Боевой коптер, видно что летал на задания не раз.
Двигатели гудели ровно, монотонно. Вибрация передавалась через сиденье, через пол, через все тело. Убаюкивающая, усыпляющая. Даже жаль, что мне сейчас не до сна…
Напротив, прямо передо мной, сидел Рокот. Шлем снял, держит на коленях, лицо серьезное, задумчивое, с мелкими морщинами у глаз и рта — следы усталости и хронического стресса. Рокот смотрел на меня не отрываясь — изучал, оценивал, и будто пытался понять что за человек сидит перед ним. Друг? Враг? Или все сложнее?
Слева от него расположился здоровяк с лицом бульдога и киберпротезами вместо рук. Маленькие глаза, тяжелая челюсть, шея как у быка. Тяжелый пулемет стоял между его коленей, стволом вниз, руки лежали на коробе. Этот смотрел на меня с плохо скрываемой враждебностью. Ну, в целом, им меня любить не за что, пару их товарищей я оставил остывать на песке после бойни с мутантами, так что мои акции на здешней бирже вряд ли котируются высоко.
Справа от Рокота сидела единственная женщина в коллективе. Изящная броня, серебряная маска, полностью скрывающая лицо, пара синих огней там, где должны быть глаза. Судя по винтовке в креплениях рядом — снайпер. А вот в руках она держала «замерзайку» — ручную криогенную установку, или, как ее чаще называли, криопушку. Женщина замерла в неподвижности, как статуя, ствол пушки опирается на плечо, руки сложены на коленях… Но я видел напряжение в плечах, готовность в любой момент сорваться с места.
Остальных бойцов я не видел, только слышал изредка — шорох ткани, скрип экипировки, тихий обмен репликами.
Я откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. Устал. Очень устал. За последние — сколько там прошло? — сутки? двое? — произошло слишком много событий. Я свалил от ГенТек в башне, чтобы попасть к Плесецкому. Вырвался из бункера Плесецкого — чтобы попасть обратно в лапы ГенТек. Идеально. Может это вообще какой-то бесконечный цикл? Может я обречен вечно бегать между этими двумя полюсами, никогда не вырвавшись по-настоящему?
Ладно. Хватит ныть. Сейчас главное — выжить. Попытаться найти лазейку, возможность сбежать. Или хотя бы узнать правду — что со мной сделали, кто я на самом деле и почему я так нужен ГенТеку. Частично ответы у меня были, но хотелось бы получить полную картину происходящего. Желательно — не за пару минут до смерти.
Открыл глаза. Рокот все так же смотрел на меня.
— Рад видеть тебя живым, брат, — сказал он наконец. Голос звучал тихо, но искренне, без иронии и фальши.
Я вскинул брови и усмехнулся.
— Серьезно? — я покачал головой. — Так рад, что везешь меня на смерть в собачьем ошейнике?
Рокот поморщился, отвел взгляд. Неловко ему, вы посмотрите-ка! Хорошо…
— Слушай, Антон… — начал он, подбирая слова. — Я не знаю что ты натворил. Какие приказы нарушил, с кем связался… Но думаю, что все можно решить. В конце концов, Кудасов не зверь и не псих. Он разумный человек, опытный управленец. Мы прилетим, поговорим спокойно, разберемся в ситуации…
Я рассмеялся. Коротко, зло, без юмора.
— Ты сейчас серьезно? — Я снова покачал головой. — Ты рассчитываешь что человек, который сотворил все это дерьмо вокруг — в своем уме? Что у него хватит здравого смысла?
— Произошла чудовищная трагедия, — Рокот нахмурился, голос стал жестче. — Ты же знаешь. Эдем вышел из-под контроля. Системы рухнули одна за другой. Миллионы погибли в первые же дни — от голода, от жажды, от паники и хаоса. Мы все потеряли близких, друзей, товарищей… — он замолчал на секунду, будто вспоминая что-то. — Но Кудасов делает все возможное чтобы вернуть контроль над ситуацией. Восстановить цивилизацию. Спасти то что осталось от человечества. Это трудно, это жестоко иногда, но это необходимо.
Красиво говорит. Я почти поверил бы, если б не видел некоторые вещи своими глазами.
— Да? — я наклонился вперед, насколько позволяли ремни. — А мясные станции и уничтожение выживших — это тоже Эдем? Или это тоже необходимые меры?
Рокот не моргнул. Ответил твердо, без колебаний:
— Нейросеть окончательно спятила. Мясные станции — дело рук Эдема. Он захватывает людей, перерабатывает на биомассу для своих экспериментов. Мы сами зачищали одну такую станцию, — он замолчал, лицо потемнело от воспоминаний. — Месяца три назад. Кошмар. Чистый кошмар. Мы вытащили оттуда человек тридцать. Остальных не успели. Поэтому Кудасов и борется — чтобы остановить это безумие. Уничтожить Эдем раз и навсегда.
Хорошая легенда. Складная. Почти правдоподобная. Интересно, он сам в нее верит или просто повторяет что ему сказали?
Я хмыкнул.
— Я тоже зачищал одну мясную станцию, — сказал я спокойно. — Интересный у нас с тобой опыт получается. Похожий. Вот только выводы разные.
Пауза. Рокот нахмурился, посмотрел на меня непонимающим взглядом. Ладно. Покажем ему.
— Симба, — позвал я мысленно. — Ты можешь каким-нибудь образом показать Рокоту картинку с мясной станции? У тебя же остались записи?
— Сканирую доступные устройства в радиусе действия, шеф, — отозвался ассистент. Пауза. — Обнаружен планшет. Стандартный корпоративный протокол. Могу подключиться, используя инженерные коды «ГенТек».
— Делай.
— Выполняю… Подключение… Обход защиты… Готово. Доступ к устройству получен.
— Отправь ему видео. Нарезку. Самое жесткое, самое однозначное. Чтобы не было вопросов.
— Понял, шеф. Отправляю.
Я откинулся назад, сложил руки на груди. Ну, посмотрим на его реакцию…
В этот момент из кабины донесся голос пилота — напряженный и несколько нервный:
— Командир, вынужден сменить курс. Впереди зона повышенной активности враждебных механоидов. Сканеры показывают плотность три-четыре единицы на квадратный километр. Слишком опасно. Обойду с севера, задержка минут десять-пятнадцать.
Рокот махнул рукой не оборачиваясь:
— Давай. Главное без сюрпризов.
Планшет на поясе Рокота пискнул оповещением о входящем сообщении. Он нахмурился, достал устройство, и брови бойца удивленно поползли вверх.
— Что за… — пробормотал он и ткнул пальцем в экран. — Откуда это?
На экране развернулось видео.
Я видел его тоже — Симба дублировал картинку мне в интерфейс, в угол зрения. Нарезка. Быстрая, жесткая, без комментариев и музыки. Только звук — крики, выстрелы, лай команд.
Мясная станция изнутри. Огромный зал с рядами клеток. В каждой по несколько человек. Грязные, истощенные, в лохмотьях. Лица пустые, глаза потухшие. Кто-то сидит, уткнувшись лицом в колени. Кто-то стоит у решетки, держась за прутья. Общее ощущение — обреченность.
Крупный план — бойцы ГенТек в полной боевой экипировке, с логотипами корпорации на плечах и шлемах. Они ведут огонь. Короткие очереди, профессионально, без суеты. Прикрывают отступление ученых в белых халатах.
Еще кадр — ученые в белых халатах крупно, с логотипами ГенТек на груди и спине. Они бегут, разбегаются в панике, бросают планшеты и папки. Кто-то падает, кто-то прячется за оборудованием.
Лаборатория. Столы с мониторами, стойки с пробирками, холодильные камеры с образцами. На стенах — графики, отчеты, схемы.
Крупный план — лицо надзирателя. Мужчина лет сорока, шрам через щеку, холодные глаза. Орет в рацию: "Код красный! Немедленно блокируйте периметр! Не дайте им прорваться к клеткам!'.
Видео закончилось. Сорок секунд, может чуть больше. Но достаточно.
Рокот смотрел на экран застывшим взглядом. Лицо каменное, но я видел как дергается желвак на скуле.
Я подождал секунд десять. Потом сказал тихо:
— Можешь еще посмотреть.
Рокот поднял взгляд.
— Что? — хрипло.
— Атаку коптеров ГенТек, пытающихся уничтожить тех, кто вырвался с мясной станции, например, — я смотрел ему в глаза.
— Симба, — мысленно. — Отправь ему вторую запись.
— Выполняю, шеф.
Планшет снова пискнул. Рокот, не отрывая взгляда от меня, ткнул пальцем в экран, разворачивая видео.
В этот раз я даже не смотрел в интерфейс — и так все помнил прекрасно. Пустошь, броневики и багги, и коптеры ГенТек, поливающие огнем с неба, сбрасывающие механоидов, тут же пускающихся в погоню. Штурмовых риперов, рвущих тех, кто пытается отбиться…
Рокот смотрел на экран. Молчал. На лице — ничего. Пустота.
Потом медленно поднял взгляд на меня.
— Понимаешь теперь на кого ты работаешь? — спросил я тихо, отчетливо. — Понимаешь чему служишь? Понимаешь на чей здравый смысл рассчитываешь?
Молчание. Только гул двигателей и вибрация по телу.
— Но ты ведь сам меня сюда устроил, — Рокот говорил медленно, с трудом подбирая слова. — Ты сам работал на ГенТек. Ты вообще был правой рукой Плесецкого. Личным телохранителем одного из основателей корпорации. Как ты можешь…
Бойцы по сторонам от меня переглянулись. Молот повернул голову, посмотрел на меня с новым интересом. Вьюга чуть подалась вперед, изучая.
Вот тут сложный момент. У меня нет информации о прошлом. Память стерта, в голове обрывки, вспышки, никакой связной картины. Я не помню почему работал на них, что делал, что произошло перед катастрофой. Нечем крыть. Пустота.
Но отступать нельзя. Сейчас главное — не дать Рокоту вернуться в привычное русло мышления. В колею «приказ есть приказ, начальство знает лучше, там разберутся, не дураки сидят». Нужно пробить брешь, заронить сомнение. А для этого надо выглядеть уверенно.
Что ж. Сыграем ва-банк, основываясь на тех фактах, что мне известны.
— Да, — кивнул я, смотря ему в глаза. — Именно так все было. До того момента пока не понял что все это такое на самом деле, — я продолжал, вкладывая в голос уверенность, которой не чувствовал. — Пока не увидел что творится за закрытыми дверями. Пока не наткнулся на документы, на отчеты, на приказы… Ты думаешь я с самого начала знал про мясные станции? Про разведение людей как скота? Думаешь мне об этом докладывали на утренних планерках?
Молот зашевелился, хотел что-то сказать. Рокот поднял руку — тихо, мол. Молот закрыл рот.
Я продолжил.
— Там, куда ты меня везешь, Костя, меня не ждет ничего кроме смерти, — я смотрел Рокоту в глаза, не моргая. — Кудасов не будет со мной разговаривать. Не будет разбираться, слушать объяснения. Он просто вскрое мою башку, чтробы достать чип, на котором то, что ему нужно, как он считает. И что останется? Овощ. Тело без сознания, без личности, без памяти. Или просто труп, если не повезет. Хотя… Вегетативное существование или смерть — какая разница?
В горле пересохло. Я сглотнул и продолжил:
— Подумай об этом, Костя. Ты сейчас лично везешь меня умирать. Потому что тебе так приказали. Потому что так положено.
Молчание. Рокот сидел не шевелясь. Лицо напряженное, в глазах работа мысли.
Господи, надеюсь это сработает! Ведь что-то получается… Кажется. Надо давить дальше.
— У меня еще много материалов есть, Костя, — сказал я тише, почти шепотом. — Я могу показать тебе их все. Но если того что ты уже увидел тебе недостаточно… — я пожал плечами, — То я даже не знаю нужно ли продолжать.
— ГенТек — не спасители человечества, — продолжил я после паузы. — Они разбирают выживших на органы. Разводят людей, как скот в загонах. Используют женщин, как живые инкубаторы. И это не Эдем делает, Костя. Это не безумная нейросеть. Это все происходит по приказу твоего Кудасова. Мясные станции охраняют твои коллеги из других отрядов — такие же профессионалы, такие же солдаты. А механоиды лишь тащат им свежее мясо по заданным маршрутам.
Молот не выдержал:
— Командир, чет он слишком разговорчивый! — проговорил он громко, в его тоне плескалось недовольство. — Сдается мне, он тебе голову дурит! Заткнуть его?
— Тихо, — бросил Рокот не глядя. — Не лезь.
Я, тем временем, продолжил наступать:
— Но может для тебя все это уже и не важно? — спросил я с горечью в голосе. — Может ты изменился настолько что для тебя важнее теплая и сухая койка в уютном бункере? Три раза в день горячая еда из синтезатора, любое меню на выбор. Вирт-симуляторы по вечерам для развлечений… Какие там у вас еще плюшки есть? И плевать что за это приходится везти на смерть старых друзей? Что приходится охранять концлагеря? Что приходится расстреливать колонны беженцев с воздуха?
— Командир, дай я ему втащу! — Молот не унимался, голос становился злее. — Задолбал уже!
В разговор неожиданно вмешалась Вьюга. Голос из-под маски звучал холодно и механически, без эмоций:
— Не знаю что он там показал на видео, Но это может быть генерацией. Нейросети способны создать любую картинку, любой ролик, неотличимый от настоящего. Любые данные нужно анализировать, проверять источники, сверять метаданные. А если ему удалось подключиться к планшету дистанционно, не имея физического доступа… Это само по себе подозрительно. Подумай, командир…
Логично. Разумно. Профессионально. Вот же сука такая! Она мне щас всю игру испортит!
— Тихо! — рявкнул вдруг Рокот. — Все заткнулись! Дайте мне подумать!
Все замолчали мгновенно.
Он сидел, уставившись в планшет. Экран погас, но он все равно смотрел на него. Видно было как ему хочется закурить — пальцы нервно постукивали по корпусу устройства, челюсть сжата до боли, желваки играют под кожей… Сомнение. Долг. Слова старого друга. Увиденное видео. Логика Вьюги. Злость Молота. Все это грызло его, терзало, не давало покоя. Что правда? Что ложь? Кому верить?
Я молчал. Не давил больше. Дал ему время переварить.
Минута тянулась как час. Только гул двигателей, вибрация, и тишина в салоне.
Наконец Рокот поднял голову. Посмотрел на меня. Потом на Молота. На Вьюгу. На остальных бойцов. Лицо жесткое, решение принято.
— Мы сейчас пойдем на запасную базу отряда, — сказал он, жестко чеканя каждое слово. — Там ознакомимся со всем что нам может показать и рассказать Антей. Проверим данные. Проанализируем метаданные, источники, все детали. Послушаем его версию событий. И только после этого примем решение — везти его на главную базу к Кудасову или нет.
Пауза.
— Прости, командир, — Молот медленно развернулся к Рокоту, — но это похоже на мятеж.
И потянулся за оружием.
Молот выхватил из кобуры на бедре большой пистолет и направил на Рокота. РДаже не дрогнул.
— Опусти пушку, — ровным голосом приказал Рокот. — Немедленно. Это приказ.
— Не могу выполнить, сэр, — Молот держал пистолет твердо, механический палец лежал на спусковой скобе. — Вы собираетесь нарушить прямой приказ господина Кудасова. Это мятеж против корпорации. Я не могу этого допустить.
Молот покосился на Вьюгу.
— Сделай так чтобы этот ублюдок заткнулся! — рыкнул он. — Выруби его!
Вьюга потянулась к поясу…
И в этот момент взыли системы оповещения.
Красные индикаторы по периметру салона замигали в такт сирене. Свет из тусклого красного превратился в ослепляющий алый, бьющий по глазам.
— УГРОЗА! УГРОЗА! — заорал автоматический женский голос из динамиков. — ЗАФИКСИРОВАНО ОБЛУЧЕНИЕ СИСТЕМАМИ НАВЕДЕНИЯ!
— Твою мать! — рявкнул пилот из кабины, голос сорвался на крик. — Фиксирую пуск ракеты! Одна! Идет на нас! Ложусь в противоракетный маневр! Всем держаться!
Коптер резко накренился на левый борт, и я повис на ремнях, больно впившихся в плечи. Вьюга, расстегнувшая ремни полностью, рухнула назад. Ударилась спиной о стену салона, голова стукнулась о металл. Ойкнула.
Не думая, на инстинктах, я ударил ногой, целясь в пистолет в руке молота. Ботинок, усиленный псевдомышцами костюма врезался в механическую руку, отбросил ее в сторону, а Молот рефлекторно нажал на спуск. Хруст.
Грохнул выстрел, особенно оглушительный в замкнутом пространстве. Тяжелая пуля миновала голову Рокота, ушла дальше, прошила обивку…
И разнесла голову пилоту.
Брызги. Красное облако. Осколки стекла приборной панели. Пилот дернулся и завалился на рычаги управления. Коптер швырнуло в сторону.
Молот вскочил с кресла, заорал что-то нечленораздельное, матерное. Попытался схватить меня за горло свободной рукой — но я ударил снова, на этот раз в грудь. Киборга швырнуло назад, прямо на вскочившего Рокота, оба рухнули на пол, забарахтались между креслами.
А коптер, тем временем, свалился в штопор и начал вращение вокруг продольной оси. Раз. Два. Три. Все быстрее и быстрее.
Центробежная сила била меня о борт, ремни трещали, впивались в тело. В салоне летали предметы — планшет Рокота ударился о потолок, отскочил, чья-то винтовка сорвалась с крепления, пролетела мимо головы, аптечка с грохотом врезалась в переборку, раскрылась, содержимое рассыпалось…
Вьюга кричала, пытаясь зацепиться за что-то, ремни, крепления, что угодно, но ее руки лишь бессильно скользили по металлу. Молот орал матом и пытался подняться, Рокот отдавал команды которые никто не слышал в грохоте и воe.
В иллюминаторе мелькали небо и земля, каждую секунду меняясь местами. И с каждой секундой земля становилась ближе.
Последнее, что я увидел — фасад здания, с невероятной скоростью мчащийся навстречу коптеру, а в следующий миг коптер сотряс удар сокрушительной силы, послышался звон бьющегося стелка, треск рвущегося металла, мне что-то прилетело в голову и я провалился во тьму.
«Хорошо полетали, ничего не скажешь», мелькнула в голове последняя мысль, и я отрубился.