Вылет в Сеул был немного нервным. Хару не хотел нарушать закон, поэтому предпочел бы задекларировать покупки, пусть пока он и не был уверен в их стоимости. Поэтому в аэропорт выехали раньше, подошли к стойке для декларирования… и на Хару посмотрели как на абсолютного идиота. Таможенник брезгливо порылся в вещах, не увидел ничего ценного и сказал — просто идите на посадку.
А вот Юнбину пришлось задекларировать трость — ручка действительно оказалась из слоновой кости. И вот ее-то и досматривали несколько человек, вызывая по одному специалисту в качестве подкрепления каждые три минуты. Хару, видя настроение таможенников, начал искать трость в интернете — вдруг будет что-то похожее. Нашел работы в таком же стиле, в том числе — трости. Сравнил клеймо на трости Юнбина с клеймами на изделиях из интернета — тот самый мастер из Индии. Трость считается винтажной, но с натяжкой — скорее всего, ее изготовили после шестидесятых, но не позднее девяностых. Увидев клеймо мастера и определив, что трость не китайская, таможенники успокоились. Юнбину пришлось заплатить пошлину за вывоз из страны ценного предмета, и после этого, наконец, они отправились на рейс.
Это стало причиной веселья. Хару полночи искал в интернете информацию о купленных украшениях, проверял наличие клейма и жутко волновался, что не пропустят бусы из лунного камня или браслет с предположительно жадеитами. Но китайские таможенники даже смотреть не захотели — коробочка с мелкими украшениями сомнительного внешнего вида их не впечатлила. А вот Юнбин едва не оставил покупку в Китае. Но парни действительно и подумать не могли, что это настоящая слоновая кость. Обычно продавцы на блошиных рынках и сами неплохо разбираются в ценных материалах, а стоимость трости была… высокой, конечно, но не по цене слоновой кости.
Ближе к посадке желание веселиться пропало. Если в Китай они еще смогли прилететь тайно, то на обратном пути появились сасэнки. Судя по всему, они упустили их у отеля, либо ждали в другом месте. Но из отеля Хару и парни выходили не просто через черный ход — заботливый администратор поставил машину трансфера на парковку для персонала. Это огороженная территория, посторонних там не было. В аэропорт их тоже привезли не к центральному входу: добрый дядечка-водитель хорошо знал все ходы-выходы, поэтому и высадил их удобно, и дойти до стойки предварительного декларирования помог. Но уже после прохождения почти всех этапов регистрации, у входа в гейт, Хару заметил подозрительных девушек. Одну из них он знал. Это та, которая их снимала в самолете по дороге в Японию.
— Как она оказалась здесь? — удивился Хару.
— Кто? — не понял Шэнь.
Хару кивнул в сторону девчонки.
— Ей же запрещен въезд в Корею и Японию, — сощурился Юнбин.
Они даже имени этой девчонки не знали, просто «Вонючка». Хару потом узнавал — Вонючка не может пройти паспортный контроль с билетом в Южную Корею или Японию. У нее теперь есть отметка о том, что она неблагонадежный пассажир, а в эти две страны ей въезд запрещен. И в Китае на проверке документов об этом должны были знать. Не по поддельному паспорту же она прошла?
Вонючка стояла чуть в стороне, делая вид, что кого-то ждет, поэтому пропускала вперед людей, которые проходили последнюю проверку документов перед входом на гейт. Хару тоже мог подождать, но не хотел рисковать. Он обогнул небольшую очередь, подошел к проверяющей и на английском объяснил ситуацию:
— Доброе утро. Простите, что беспокою. Но я знаю эту девушку и знаю, почему она здесь.
— А я знаю вас, — улыбнулась женщина на проверке. — Сасэн? Если она купила билет, я не смогу ее остановить, увы…
— Ей запрещен въезд в Южную Корею и Японию, она не может лететь в Сеул, — сказал Хару.
Женщина удивленно посмотрела на Хару, потом на девчонку.
— Вы уверены? — уточнила она, уже протягивая руку к рации на поясе.
— Я хорошо запомнил человека, которого выводили с полицией из-за скандала во время посадки в Токио… на самолете корейских авиалиний, — хмыкнул Хару.
Женщина чуть поклонилась, достала рацию и что-то быстро сказала по-китайски. Увидев эту картину, Вонючка вроде собралась уходить. Она развернулась и поспешила ко входу в кафе, но путь ей преградил сотрудник аэропорта. Вонючка бросила на Хару взгляд, полный возмущения, и ушла с этим мужчиной. Обошлось без скандала.
Хару вздохнул спокойно. Кто их знает, этих сасэнок, вдруг она и правда поддельный паспорт купила? Или у нее есть сестра-близнец? Да даже если она просто надеялась проскользнуть на рейс «зайцем» — безопаснее сдать ее службе безопасности, пусть разбираются в ситуации.
Хару вернулся к парням в очередь, те смотрели на него, как на героя. Люди перед ними — тоже. Хару говорил далеко не шепотом, его могли услышать… и наверняка узнали.
— Я бы не додумался, — признался Шэнь.
— А что такого? — удивился Хару. — Это в интересах сотрудников — не допускать скандалов и потенциально опасных ситуаций. Кроме того… я почти уверен, что те двое — тоже по наши души.
Хару имел в виду девчонок, которые как раз проходили проверку документов. Они постоянно оглядывались, смотрели на них. Дай им волю, они, наверное, и на телефоны снимали бы, не будь рядом сотрудников аэропорта. А вот на борту, когда самолет уже взлетит…
Так и случилось — в салоне атмосфера сразу стала напряженной. Хару и Шэнь заняли сидения рядом, а Юнбин — место у окна, перед ними. Рядом с ним должен был сидеть мужчина в деловом костюме, и вот этого строгого джентльмена девчонка-сасэнка пыталась уговорить поменяться местами. Отчитывал мужчина ее по-китайски, Хару ничего не понял, но в самолете многие смотрели на него с уважением. Шэнь шепотом перевел:
— Он сказал, что в ее возрасте нужно думать об образовании, а не о корейских красавчиках, что она позорит нацию и ей должно быть стыдно перед родителями, ведь она тратит их деньги на всякую ерунду. У нас это называется — теряет лицо.
Хару хмыкнул. Мужчина выглядел сурово. Пристегнув ремень, достал нефритовые четки, которые задумчиво перебирал вплоть до взлета.
Когда самолет набрал высоту, те две девчонки начали ходить по проходу, как будто случайно держа телефоны в руках. Одна внаглую остановилась у кресел Хару и Шэня и начала по-английски с ними общаться. Хару демонстративно надел наушники и отвернулся к окну. Шэнь поступил так же. Ни у кого не было желания быть милым с сасэнками.
В Сеуле их, к счастью, встречал охранник агентства и любимый минивэн у главного выхода аэропорта. А еще — несколько девчонок с камерами, которые тут же начали снимать.
— Это уже ненормально, — печально сказал Хару.
Шэнь кивнул:
— Я не думал, что сасэнов будет так много… и так быстро. Мне иногда начинает казаться, что за мной следят повсюду.
Хару печально вздохнул. Это и раньше было проблемой, но в последнее время масштабы выросли до какой-то абсурдной величины.
С понедельника начнутся репетиции, поэтому решать вопрос с привезенной бижутерией пришлось на выходных, через знакомого бабули.
Он — ювелир-антиквар. В его мастерской есть приборы для химико-физических анализов, плюс он сам может оценивать ювелирные изделия и винтажную бижутерию. В общем — очень нужный человек, о существовании которого Хару знал уже давно. Бабуля рассказывала, благодаря кому они быстро и выгодно продавали свои драгоценности.
В субботу вечером в мастерской было пусто, на месте был сам мастер Пак и его внук — любопытный мальчишка лет тринадцати.
— Мой щеночек тоже любит антиквариат, — с любовью пояснил мастер Пак, — Вы же не против, что он посмотрит?
— Нет, конечно, — улыбнулась бабуля, присаживаясь на один из стульев, — Вы и так согласились принять нас в субботу, дать вашему внуку возможность посмотреть — меньшее, чем мы можем выразить признательность.
— Свое заключение я напишу бесплатно, но мастеру Хван мне нужно будет заплатить, — сразу перешел к делу мастер Пак, — Именно он проводит анализы, которые раскрывают состав и происхождение камня. Если я буду уверен, что камень натуральный, вы мне оставите изделие, в понедельник его просветят на всех приборах и у вас будет результат.
— Все в порядке, я предпочел бы и вам заплатить, — ответил Хару.
— Нет-нет-нет, ни в коем случае! — замотал головой мастер Пак, — Я буду рад вам помочь. Мне ведь и самому интересно… Но, давайте посмотрим, что у вас есть, молодой господин.
Хару поежился: к формальному «молодой господин» он вряд ли сможет привыкнуть. Так говорят только люди старой закалки, которые умеют по косвенным намекам понимать, каким семейным статусом наградили его бабушка и дедушка. Хару всегда это немного смущает: сейчас ведь не девятнадцатый век, аристократии и королей в Корее больше не существует… но он все равно ничего не может с этим поделать. Для некоторых возможность цепляться за монархическое прошлое — это что-то вроде добровольного эскапизма, отсутствием классического воспитания такие люди объясняют все проблемы современной корейской молодежи.
Хару поставил на стол коробку, вытащил небольшое полотенце, служившее амортизацией при транспортировке, и придвинул коробку ближе к мастеру Пак. Коробка обычная, картонная. А полотенце на дне и сверху — это дешевый способ защитить украшения.
— Ох, невероятно. Подойди сюда, видишь? — обратился мастер Пак к внуку.
— Фрукты! — восхищенно ахнул мальчишка. — А это — брошь-триплет, ты мне показывал!
Хару не смог сдержать улыбки — мальчишка так радовался. Они с дедушкой тут же начали обсуждать предметы бижутерии, сначала мальчик с лупой все осмотрел, потом дедушка. Попутно мастер Пак давал комментарии для Хару — вся купленная Хару бижутерия оказалась подлинной, с клеймами. У одного изделии была сломана игла, Хару попросил мастера оставить и заменить крепление на новое — эту «грушу» он оставит потом себе.
— В среднем, эти восемь предметов на международных платформах выкупают примерно за триста долларов. А вот этот триплет — редкость, может уйти дороже, вплоть до тысячи. Вы все это нашли за один раз?
Хару кивнул:
— Но мы обошли весь рынок. И это был Шанхай. Знаменитых брендов там нет, а вот таких, менее известных образцов — хватает.
— Большая удача, — кивал головой мастер Пак. — Давай-ка, мой мальчик, подготовь результаты осмотра на эти предметы. Сможешь?
— Конечно! — радостно ответил мальчишка и быстро переложил все предметы бижутерии на специальный бархатный «поднос», с которым ушел к компьютеру.
— Не переживайте, я все проверю после него, — улыбнулся мастер Пак. — Но давайте займёмся тем, что мой внук пока не освоил.
Мастер Пак первыми достал из коробки бусы из лунного камня:
— Очень красивый блеск, большая редкость. Я даже без лупы уверен, что это — настоящий лунный камень, редкий вид. Бусины крупные, но некоторые не идеально ровные. Плохо, что нет замочка. Скорее всего — самодел. Наверное, и бусины точили вручную. Я бы сказал — уже антиквариат, а не просто винтаж. Вот тут даже видно, что торчит одна из шелковых нитей. Я бы продал со старой нитью, потому что так дороже, но для носки нить нужно заменить, иначе бусы быстро порвутся. Есть история происхождения?
— В некотором роде, — поморщился Хару, — купил у старушки в Шанхае, ее муж был моряком, из каждого плавания привозил жене не только зарплату, но и украшения. Она, судя по всему, необразованная, никогда не спрашивала — откуда вещи и сколько они стоят.
— Плохо, что нет истории, конечно… Учитывая потрясающий блеск, с сертификатом из лаборатории — от пятисот долларов до тысячи. Я бы советовал установить первичную стоимость в шестьсот и указать в описании то, что вам известно. Хоть имя старушки есть?
Хару печально покачал головой: не додумался спросить. Но теперь будет знать, что история вещи может увеличить ее стоимость.
— Посмотрите браслет, пожалуйста, — Хару чуть наклонился к коробке и понял, что браслет все это время пролежал камнями вниз.
Он достал его из коробки и протянул мастеру Пак. Тот удивленно распахнул глаза. Окликнул внука, заставил принести дополнительную лампу, тщательно осмотрел самый крупный камень на свет, по-всякому его поворачивая.
— Вы поняли, что это жадеит? — уточнил мастер Пак.
— Не был уверен, — признался Хару, — Но похоже на то: я постучал звеньями, посмотрел поближе — вроде натуральный камень, хотя я ведь не эксперт…
— Тут нужна экспертиза, конечно… Но я уверен, что перед вами — королевский жадеит. Очень хорош. Эта полупрозрачность, цвет, свечение… великолепно. Я очень сомневаюсь, что кто-то делал бы настолько качественную подделку камня для настолько… плохой оправы. Это латунь, скорее всего, причем мастерство создателя — на уровне ученика. Но камни…
— Сколько можно выручить? — деловым тоном спросила бабушка.
— От пары тысяч долларов до десяти и более, — ответил мастер Пак, — Но все решится, когда будет результат экспертизы всех камней. Если экспертиза подтвердит мое предположение, то я уже знаю нескольких покупателей из Китая.
Хару хмыкнул: вывезти браслет из страны, чтобы потом продать туда же. Смешно. А если еще кто-то узнает, что таможенники не захотели декларировать этот «мусор»…
Мастер Пак продолжал по одному осматривать купленные товары. В отличие от бижутерии, которую унес внук мастера, оставшиеся в коробке предметы не имели узнаваемого дизайна, часто были сделаны неизвестно где и неизвестно как. Но комплект из серег и кольца мастер определил, как золото и аметист.
— Золото низкой пробы, это однозначно. А вот камушки хороши. Особенно вот этот, в кольце — красивая форма, достаточно крупный. Все проверят в понедельник, цена будет известна уже после, тут я затрудняюсь сказать — редко встречаю в работе такие камни.
Хару благодарно кивнул.
Он отдал на блошином рынке примерно долларов восемьсот, что считал приличными тратами. Выручит — от пары тысяч до пятнадцати, в зависимости от результатов физико-химической экспертизы и щедрости аукционистов. Плюс потратит еще долларов сто на оплату работы экспертов. Не сказать, что это супер выгодное дело, но прибыль все же есть.
Хотя главное, конечно, то, что ему это интересно. Он как будто не на оценку покупок сходил, а в театр — получил искреннее удовольствие от процесса.
… В понедельник вечером мама забрала из мастерской документы от эксперта и оставленные там изделия. Кроме браслета из жадеита — китайский коллекционер просто по фотографии и наличию экспертного заключения решил, что такие большие камни ему нужны. Настолько нужны, что он отдал за браслет больше, чем Хару планировал получить — мужчина не захотел участвовать в аукционе, заплатил сразу двенадцать тысяч долларов. Они пришли Хару на счет сразу после подписания бумаг, еще до того, как сам браслет отправился обратно в Китай.
Иронично, что через пару дней туда же полетели бусы из лунного камня, серьги с бирюзой и одна бижутерная брошь в виде сливы. Китайские коллекционеры, получается, выкупают свои же сокровища обратно — но в три раза дороже и с корейскими документами подлинности.
А пограничники в аэропорту Шанхая еще и декларировать это не захотели…
[*Маленькое уточнение по материковому Китаю и декларированию. В Китае строгость законов тоже смягчена необязательностью их исполнения. Официально декларировать нужно практически все ценные предметы, пунктов много, наказания жесткие — все в лучших традициях коммунистического строя. На деле «глупые лаоваи» так задолбали таможенников попытками задекларировать очередную подделку нефритовой статуэтки, что те едва смотрят на вывозимый товар. Что проверяют всегда? Когда что-то везется в количестве больше пяти экземпляров, как будто не продажу. Когда вещь выглядит старой и дорогой (как трость Юнбина), здесь же — все красивое и искусно сделанное. Когда человек, который подходит к стойке предварительного декларирования, выглядит серьезным и богатым. Хару в картонную коробку просто положил бижутерию вперемешку с не самым эстетически выглядящим старьем, прикрыл дешевым полотенчиком, которое купил в каком-нибудь китайском магазинчике, а потом протянул усталому таможеннику, как приличный мальчик. С точки зрения таможенника — дети набрали в туристических районах хлама, теперь уверены, что везут что-то дорогое. А вот если бы Хару положил каждое украшение в красивую коробочку, заранее приготовил документы, примерные цены и историю происхождения товаров… никто бы его на посадку без оплаты госпошлины не отпустил.*]