Читателям

Пухленькие пальцы Фунтика в последний раз пробежались по клавиатуре. Точка. Фунтик откинулся на спинку особого эргономичного компьютерного кресла и покосился на друга. Гарик, как всегда, сидел в кресле-качалке. Но не покачивался. Плохой признак! В руках Гарик крутил неизменную трубочку. Погасшую. Не пускал, как обычно, вонючий дым в потолок. Совсем отвратительный признак! И последний штрих. Рядом с Гариком стояла пустая чашечка из-под кофе. Пустая! А Гарик не требовал новой порции! Неужели всё так погано?! И в то же время, разговор назрел. Откладывать дальше нет смысла.

— Э-э-э… Дружище…

— Нет! — раздражённо рыкнул Гарик.

Получилось, словно лев в саванне отгоняет надоедливого тушканчика.

Фунтик обиженно засопел, но своего намерения не оставил.

— Я хотел сказать…

— Знаю я, что ты хотел сказать! — слегка понизил голос Гарик и повернул голову в сторону друга, — Ты хотел сказать, не удалить ли нам этот проект, «О чём молчат рубины», и не начать ли что-нибудь новое. Нет!

— Э-э-э… а как ты…

— Пф-ф! Тоже мне, бином Ньютона! Неужели я сам не вижу, что читатели нам не пишут?! Вижу, дружище, вижу… И, представь себе, тоже переживаю!

— Ты?! Переживаешь?!

— Я. Переживаю. Но удалять проект подожду.

— А-а-а…

— Как ты не поймёшь?! — опять повысил голос Гарик, — Я в этот мир уже вжился! Ещё до того, как мы написали слово «Пролог»! Я там лично был! Я стоял за занавеской и подслушивал, что говорит папа римский своему легату! Я еле увернулся на поле боя от мчащегося на меня всадника, с копьём наперевес! И то, если бы не добрый щит, по которому скользнуло копьё… Я бродил по ночному средневековому городу, опасаясь местных бандитов, с кистенём в руке, — самое верное оружие для городской драки, между прочим! — и мимоходом заглядывал в подозрительные таверны, из которых всю ночь слышались музыка, разухабистые песни, пьяные крики, визги доступных женщин и предсмертные хрипы. И никого такое сочетание звуков не смущало. Даже городских стражников, патрулирующих ночной город! Я видел, как во время мора, люди в специальных масках, напоминающих птичьи клювы, крючьями стаскивают своих умерших родственников в общую яму и священник читает общую заупокойную молитву, не разбираясь, христиане в той яме или какие-нибудь мавры: на том свете Господь разберётся! Я полз по отвесной стене замка, обдирая в кровь пальцы и срывая ногти, зажав в зубах верный кинжал, чтобы вырезать к энтой матери охрану при воротах и впустить осаждающих! Я вёл душевные разговоры со смутными типами, которые, как я надеялся, пираты и могут переправить меня без лишних хлопот в нужное мне место. Точно так же, без хлопот, они могли меня просто прирезать! Я стоял в нише будуара и видел, как юная девушка пытается соблазнить своим прекрасным телом дряхлого старика, только потому, что так приказал её отец, разорившийся барон, а старик был важный граф, и мог снизить налоги… Старик всё понимал! И наслаждался беспомощностью юной жертвы, растягивая удовольствие. Как паук, который не сразу жрёт попавшуюся в его сети муху, а вспрыскивает в её брюшко особую жидкость и ждёт, пока муха хорошенько дозреет… Я подносил зажжённый фитиль к громадной бомбарде, склёпанной неизвестно где и неизвестно кем, и с ужасом ждал, сейчас её разорвёт, вместе со мной, или на этот раз обойдётся? И бомбарда грянет как надо, унося тяжёлое ядро в гущу врагов?

Ты понимаешь?! Я был там!

— Я тоже, — негромко заметил Фунтик, — Я тоже там был. Разве ты не помнишь, что после выстрела бомбарды, тебе пришлось отнести меня в сторонку? Я чуть не задохнулся в пороховом дыму!

— Н-да, порох был там отвратный, — пробормотал Гарик, — Самодельный, как и сама бомбарда, и ядро к ней, да и вообще… После каждого выстрела приходилось ждать, пока ветер развеет облако дыма, чтобы хотя бы увидеть результат выстрела! Ну, и зарядить бомбарду снова.

— Вот видишь! Я тоже до хрипоты ругался на средневековом рынке с наглым торговцем, который запросил за обычную кольчугу двойную цену! И так и не купил её, а потом корчился на земле, получив подлую стрелу в спину. Если бы я не был таким жадным! Я тоже видел, как сжигали юную девушку, которую обвинили в том, что она ведьма. Потому, что снизились надои у коровы её соседки, а все видели, как она шла вечером мимо соседкиного сарая! Сперва её запытали до беспамятства, пока она не призналась во всём. А как известно, в Средние века, признание — мать доказательств. И её сожгли. И никто не пожалел её! Даже родители, которые только и горевали, что не уследили за своей беспутной дочуркой. И я оцепенело стоял на площади, вдыхая гарь костра… Я тоже прятался за узкой ширмой, когда подслушивал, как исповедник привычно — привычно! — рассказывал епископу сведения, которые он узнал на исповеди. Он выдавал тайну исповеди! И не стыдился этого. Я тоже был там! Но, помимо мерзостей, крови и боли я видел и другое. Например, однажды мне пришлось всю ночь скакать на коне, в заснеженном лесу, со взведённым арбалетом, слушая вой волков. Ибо зимой, когда мало еды и волки собираются в стаи, ездить одному по лесу — безумие! Но я следил за рыцарем, а рыцарь поклялся рыцарским словом и не мог его не выполнить без урона чести для своего рода. И мне пришлось скакать всю ночь по следам того рыцаря. Знаешь, куда торопился рыцарь, подгоняемый словом чести? В плен! Будучи побеждён на поле боя, он поклялся, что к назначенному сроку явится в назначенное место. И явился, чёрт побери, чуть не заморив коня бешенной скачкой! Я видел это! А средневековые университеты?! Там, именно там зарождалась современная наука! Ибо учёные античности были, конечно, молодцы, но не сделали главного: системного подхода к образованию!

— Ты прав, дружище, — вынужденно признал Гарик, — Люди всегда стремятся познать неведомое и всегда тянутся к прекрасному. Я тоже слушал научные диспуты в Пражском университете. Я тоже восхищался великими полотнами художников, прекрасными скульптурами и, конечно, как писатель, с удовольствием наблюдал за зарождением романистики… Именно поэтому я не хочу бросать проект «Рубины…».

— Понимаю… — пробормотал друг, — Понимаю, но… но всё же, я думаю, что проект «Рубины…» нужно сворачивать. Мы пишем не для себя. Мы пишем для читателей.

— Вот именно! — неприятным голосом проскрипел Гарик, — Мы пишем для читателей. И пока читатели не скажут: «Фу-у, какая гадость!», мы не можем оценить, что это действительно, гадость. А может, читателей всё устраивает? Может, им нравится? Может им наши пространные размышления, с массой подробностей, по душе? Может, они потому и не пишут, что всё хорошо? Когда всё хорошо, о чём писать?

— Если всё хорошо, тогда бы нас хвалили, — вздохнул Фунтик, — А читатели молчат…

— Пока молчат — будем писать про рубины! — отрезал друг.

— А может, всё же спросить самих читателей? — не выдержал Фунтик, — Пусть они сами выскажут своё мнение: продолжать или свернуть проект и вернуться к привычному формату?

— Ну, спроси… — пожал плечами Гарик, — И это… у меня кофе кончился!

— Подожди! — отмахнулся Фунтик, — Не до тебя сейчас!

Фунтик смущённо откашлялся и даже, зачем-то, поправил ворот рубашки:

Дорогие читатели! Любимые подписчики! Авторы стоят на распутье! Без вашей обратной связи они не могут определить, нравится ли вам новая книга или нет. Пожалуйста, не пожалейте минуты времени и дайте свою оценку! Можно совсем кратко, например: «Два из пяти» или «Три из десяти» или «Не нравится» или «Замечательная вещь, продолжайте!». В общем, любой комментарий, пли-и-и-из!!!

Загрузка...