О чём молчат рубины

Глава 31. В пути. День первый/2

Путешествия развивают ум, если, конечно, он у вас есть.

Гилберт Честертон.

Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, замок Мариенбург — Старогард, 20.09.1410 года.

Так мы и двигались, неторопливой, размеренной рысью, примерно через каждые два часа делая небольшие привалы. Пару раз, как-то хитрым способом рассчитывая время, крестоносцы останавливались и, не мудрствуя лукаво, втыкали перед собой обнажённые мечи. Получалось вроде крестов. Рыцари возносили общие молитвы, и при этом к нам присоединялись все остальные, в строгой иерархии: впереди рыцари, позади них — Катерина, позади — оруженосцы, далее — Эльке и мужики-кучеры. Что любопытно, ни разу оруженосцы не попытались создать собственные «кресты» из мечей, хотя меч был у каждого. Нет, только рыцарские «кресты» служили нам вместо иконостаса.

Короткая молитва, и мы ехали дальше.

Ближе к полудню довольно скудно перекусили. Попросту, прямо на земле, чуть в стороне от дороги, расстелили чистую тряпицу, на неё порезали ломтями хлеб, положили куски вяленого мяса, немного зелени, вот и весь «обед». Запивали всё обычной водой из ближайшего ручья. Обоим девушкам отнесли то же самое в карету, на чистом полотенце. Минут через десять выскочила рыжая Эльке и вернула пустое полотенце с изъявлениями благодарности от лица своей хозяйки. И опять — по коням.

Так и ехали, а я всё размышлял, почему так получилось?

Ну, ладно, выпнул меня фон Плауэн из замка. Я сам так подстроил, чтобы он меня выпнул. Это хорошо, это правильно. Но почему вместе со мной оказалась Катерина? Почему фон Плауэн, язвительно прищурившись, цедил через губу: «Если на Шарире ехать не сможет, пусть едет в карете»? Не знал про Катерину? Ой, вряд ли! Почему-то не верится мне в его неосведомлённость. Он хотел, чтобы мы с Катериной оказались вместе. Почему? И ещё. Я вспомнил, откуда я знаю брата Лудвига. Точнее, не знаю, и даже не видел его до посольства. Но слышал. Я слышал его, когда он первым крикнул из рядов крестоносного войска «Ура фон Плауэну!». Я тогда ещё подумал, что Великий магистр его подкупил, чтобы он так крикнул. А теперь он едет с посольством и клеится к Катерине. Иначе, почему он постоянно ошивается возле кареты? Вон, и сейчас маячит в непосредственной близости. Короче, что за театральное представление здесь разворачивается с моим участием, в котором мне не удосужились объяснить мою роль?!

Постепенно местность менялась. Уже начали попадаться целые поля, только наполовину сожжённые деревушки, целые или едва тронутые огнём рощицы… Несколько раз к посольству выбегали измождённые люди и падали на колени, молча протягивая к нам исхудавшие ладони. Брат Марциан ни разу не задержался. Каждый раз, проезжая мимо, он бросал только одну фразу:

— Продержитесь ещё немного! Брат каштелян уже рассылает помощь по округе!

И ехал дальше, провожаемый голодными взглядами.

— Брат каштелян и вправду рассылает помощь? — негромко уточнил я, когда мы отъехали подальше.

— Откуда мне знать? — вскинул на меня холодный взгляд брат Марциан, — Но если я не ободрю этих людей, если у них не будет надежды, они умрут. Они живут одной надеждой. Пусть живут. Они нам живые нужны. А помощь… вообще говоря, должна быть помощь. Вот только когда… это вопрос!

И брат Марциан гордо вытянулся в седле, завидев на дороге ещё двоих страждущих.

Когда солнце начало клониться к вечеру, мы завидели вдали небольшой городок.

— Старогард! — слегка привстал в стременах брат Марциан, — Там и заночуем!

— Вроде рано… — подал голос брат Лудвиг, случайно оказавшийся рядом с нами, — Мы можем ещё много успеть…

— И заночевать в поле? — усмехнулся брат Марциан, — В разорённом краю, где кишат мародёры? С полной телегой продуктов? Отличное решение, ничего не скажешь!

Брат Лудвиг смутился и опять вернулся на обычный свой пост, поближе к карете.

Поля сменялись полями, появлялись и пропадали на пути небольшие деревеньки, а я всё размышлял про ту странную ситуацию, в которую влип. И вот что пришло мне на ум.

Катерина не может интересовать фон Плауэна. Никак. Она из другого братства и вообще из женского монастыря. Его может интересовать я. Точнее, его обязательно интересую я. Поэтому, можно считать твёрдым фактом, что ко мне приставили наблюдателя. Соглядатая. Брат Лудвиг? Боюсь, что брат Лудвиг не единственный человек фон Плауэна. Очень может быть, что все они поставлены следить за мной. Но к Катерине пристаёт только брат Лудвиг. Остальные вежливо держатся в сторонке, сохраняя рамки приличия. Что это значит? Провокатор? Его задача вывести меня из равновесия, чтобы я его оскорбил, а потом вызвать на дуэль? Повторим вопрос: а так ли нужно фон Плауэну, чтобы я доехал до папы римского живым? Что он приобретает и что он теряет? Ничего. Я ему вообще не нужен. Я досадная помеха в его карьере. Если не одно «но». Если я вдруг понадоблюсь для политической игры папе римскому. Если ему срочно понадобится кто-то, кого можно объявить посланцем Господним. Ангелом. И кто ему такого посланца так вовремя направил? Де ещё сопровождаемого живыми свидетелями разнообразных «чудес», явленных зримо и вещественно? Великий магистр фон Плауэн! Если же папе римскому я окажусь не нужен, то я не нужен и магистру. Первый вывод: задача брата Лудвига выводить меня из равновесия, но не настолько, чтобы вспыхнула дуэль. Дуэль будет на обратном пути, если папа меня ангелом не признает. Тогда точно будет дуэль! К авгуру[1] не ходи!

Следствие из первого вывода: брат Лудвиг будет приставать к Катерине всё больше и больше, до тех пор, пока я не сорвусь и не сделаю глупость. А если Катерина не устоит? Если клюнет на благородные манеры юного рыцаря? Для брата Лудвига это означает, ни много ни мало, нарушение клятвы крестоносца! То есть, клятвопреступление. А это очень серьёзно. Как минимум, это грозит серьёзным наказанием. К примеру, год ношения власяницы. Знаете, что это такое? Это такая длинная рубаха из жёсткой, колючей, верблюжьей шерсти. Носится на голое тело, под одеждой. И постоянно колет беднягу острыми кончиками, побуждая к непрерывным размышлениям о смирении и кротости. Вы никогда не носили власяницу под доспехами? Попробуйте! Незабываемый опыт! Когда нельзя даже почесаться, а когда потеешь, боль бывает просто невыносимой. Я не пробовал, но мне брат Гюнтер рассказывал. Я проникся. Почему же брат Лудвиг, не страшась наказания, так поступает?

Неверно поставлен вопрос. Надо спросить: ради чего он так поступает? И тогда ответ очевиден. Я прямо слышу, как фон Плауэн негромко нашёптывает неискушённому юноше:

— Всё в твоих руках! Господь помогает смелым и умным. Особенно умным! Так будь умнее: выбери себе разумного наставника. Вот, хоть меня! Я тоже когда-то был, как ты, простым крестоносцем. А сейчас Великий магистр! А ты… вот, хочешь быть самым молодым в истории Ордена комтуром? Что «не может быть»? А мы посмотрим, посмотрим… если ты моё задание выполнишь. Конечно, я тебя накажу! Нельзя не наказать… Но, как накажу?.. Со снисхождением к твоей молодости, да учитывая, что это брат Марциан за тобой не углядел, да учитывая, что это подлый Андреас тебя провоцировал… А ты скажи, что провоцировал!.. Наказание выполнится и забудется, а комтурство останется! А?..

Ну, с комтурством я может и погорячился… И помощника комтура за глаза хватит. Но понятно, что фон Плауэну удалось купить парнишку с потрохами. Недаром он тогда «ура» так орал.

Второе следствие: наглые приставания брата Лудвига опасны для нравственного облика Катерины. А вдруг она не устоит? Девушки так слабы, так падки на лесть… И даже, если Катерина будет стойкой, словно гранит, могут поползти нехорошие слухи… А слухи порой опаснее фактов! Мне ли это не знать, который сам же слух про старца с Афона распустил и сам же этим слухом воспользовался? Так вот, если вы не в курсе, то знайте: я против грязных слухов вокруг девушки! Категорически против!

Третье следствие: если я не хочу грязных сплетен про Катерину, если я не хочу быть мишенью происков брата Лудвига, тогда мне нужно… мне нужно… мне нужно самому постоянно быть возле девушки! Тогда домогательства брата Лудвига будут именно домогательствами, а не попытками оказать внимание и почтительность юной герцогине! Уже сейчас на брата Лудвига хмуро посматривают остальные крестоносцы, не вовлечённые в игру, затеянную Великим магистром, а если он будет лезть к девушке, возле которой уже есть ухажёр — заметьте! не дававший ещё клятвы целомудрия и безбрачия! — то его свои же братья-рыцари пристыдят и будут удерживать от глупостей. А про задание фон Плауэна он им рассказать не сможет! Тайна! Логично?

Логично-то логично, но я помню, как фон Плауэн саркастически щурился: пусть оруженосец в карете едет!.. Может, настоящий план именно в том, чтобы меня подтолкнуть к Катерине? Чтобы она в мои объятья упала, а не брата Лудвига?

Я даже фыркнул, вызвав глубокое удивление Шарика. Если фон Плауэн планирует что-то подобное, то он сильно просчитался! До тех пор, пока я не найду и не разобью рубин, мне с девушками нельзя! Ни под каким видом! И, кстати, фон Плауэн мог бы обратить внимание, что я ни с одной девушкой в замке не заводил шашни, хотя возможности были, чего скрывать. И, повторюсь, клятв никаких я ещё не давал.

Чтобы не впасть в искушение, я просто круто ограничил свой круг общения. Разве что Катерина могла быть допущена в этот узкий круг. Но Катерину я заранее определил в своём сознании как сестру. К ней все так и обращались «сестра Катерина». Поэтому было представить такое несложно. А остальные — ни-ни!

И вот теперь Великий магистр мечтает, чтобы мы с Катериной… не смешно ли?!

Я снова фыркнул, и услышал как Шарик добродушно фыркнул в ответ. И почему его все так боятся?..

На ближайшей очередной остановке я принялся претворять мой план в жизнь. Едва брат Марциан поднял руку вверх, привлекая внимание, чтобы сделать очередное объявление, как я сильно сжал коленями бока Шарика. Похоже, тот не ждал от меня такой гадости и притормозил. Больше от удивления, чем по моей команде. И мы как раз оказались возле кареты, когда прозвучали слова об очередной короткой передышке. Я тут же спрыгнул на землю и шагнул к дверце кареты. И чуть не упал. На меня попытался надавить грудью чужой конь. Конь, на котором гордо восседал брат Лудвиг.

Я ничего не успел сделать. Я только неловко ткнулся в бок кареты, едва успев вытянуть руки перед собой, а когда распрямился, едва устояв на ногах, когда повернулся кругом…

Два коня сошлись в яростной схватке. Они кусались, лягались и били друг друга грудью. Они дико ржали, вставали на дыбы и бешено молотили копытами. Они змеями изворачивали шеи, чтобы опрокинуть противника, повалить, и втоптать его в дорожную пыль. И это было страшно настолько, что у меня по хребту повеяло холодом. Так могли бы драться древние, исполинские демоны, если бы у них вместо рук были копыта…

Брата Лудвига мотало в седле, как тряпичную куклу. Он не то, чтобы меч достать, он вообще ничего не мог сделать. Только уцепился за переднюю луку седла так, что побелели костяшки пальцев, и клацал зубами, во время особо опасных прыжков.

А кони бились не на жизнь, а насмерть! Точнее, не так. Шарир бил насмерть коня брата Лудвига. Несколько первых секунд тот и вправду, сумел оказать хоть какое-то сопротивление, но отягощённый всадником, быстро сдал. А Шарир не упустил случая. Раз за разом чужак получал то страшный удар копытом в грудь или в шею, то не менее страшный укус, оставляющий кровавые следы на груди. Сторонний наблюдатель вряд ли успел бы досчитать до десяти, когда чужой конь позорно бросился бежать, не выдержав неукротимого напора Шарира. Бежать, забыв о том, что у него на спине всадник.

Как брат Лудвиг вообще не вылетел из седла, для меня до сих пор загадка. Я бы не удержался, однозначно! Чужак отступал, а Шарир гнал его, зло оскалив зубы.

— Шарик!!! — заорал я что есть мочи, — Шарик, нельзя! Фу, Шарик, фу! Брось, это бяка! Ко мне, Шарик, к ноге!!!

Не знаю, какая из команд подействовала. Шарир притормозил, покосился на меня налитым кровью глазом, посмотрел на противника, улепётывающего со всех четырёх копыт, и медленно, плавной рысью, гордо вздёрнув хвост, затрусил в мою сторону. И ткнулся мордой в плечо.

— Что случилось?! — подбежал в нашу сторону брат Марциан, которому из-за кареты было не видно причину случившегося, — Что, прах побери, здесь случилось?!

— Я объясню, — распахнулась дверца кареты и на ступеньки шагнула сестра Катерина. Ах, да! Уже леди Катерина.

— И что же? — слегка умерил пыл брат Марциан.

— Вон тот рыцарь… э-э-э… кажется, его зовут брат Лудвиг… так вот, как оказалось, он совершенно не умеет ездить на лошади! Вы дали команду остановиться и спешиться, и Андреас выполнил команду. А брат Лудвиг не смог справиться со своим конём… тоже мне рыцарь! Он даже не смог объехать кругом препятствие на пути! Хотя ехали все, чуть не шагом. В результате, его конь сильно толкнул Андреаса. А у Андреаса конь Шарир… Вы же знаете, его нрав? И конь заступился за хозяина. По своему, конскому разумению. Лично я считаю, что каждый воспитанный конь так и должен поступать! Ну, и в результате: вот Андреас, вот его верный Шарир, а где брат Лудвиг со своим конём? Он что, так и не сумел успокоить животное… наездничек?..

Действительно, несмотря на то, что брат Лудвиг изо всех сил натягивал узду, его конь всё ещё бесновался и нелепо скакал, не то от страха, не то от боли от укусов и ударов.

— Вы свидетельствуете, что всё так и было, сударыня? — уточнил брат Марциан, бросая на меня короткий взгляд.

— Свидетельствую! — твёрдо подтвердила девушка, — А если одного моего свидетельства вам мало…

— Ну что вы! Вполне достаточно!

— … то мои слова могут подтвердить и моя горничная… Эльке! Подтверди!

— Да сударыня! Всё так и было, сударыня!

— … и кучер кареты. Вы можете спросить его сами.

— Нет-нет, не нужно. Зачем мне свидетельства простолюдинов, когда я слышу слова леди? Благодарю вас, сударыня. Надеюсь, вы не слишком испуганы?..

— Видала я вещи и пострашнее! — высокомерно фыркнула Катерина.

— Вот и слав…

Брат Марциан осёкся. Брат Лудвиг укротил таки своего коня, развернул его и теперь мчался, нацелив на меня коня, словно таран на вражеские ворота. Чтобы одним ударом смести словно пушинку. И конь уже развил бешеную скорость. Признаться, я струхнул. А брат Марциан совершенно спокойно шагнул вперёд, закрывая меня собой. Брат Лудвиг на полном скаку осадил коня. А я увидел собственными глазами, что это такое.

Напоминаю, в слове «осадить» корень слова — садиться!

Конь всем весом припал на задние ноги, почти касаясь крупом земли, выставив далеко перед собой прямые передние ноги. Раздался противный хруст и скрежет дорожного песка под копытами. Вся масса коня и всадника продолжала скользить по инерции вперёд, хотя конь упирался изо всех сил. Брат Лудвиг завис в седле, готовый вот-вот шмякнуться на дорогу. Конь остановился в паре сантиметров от брата Марциана, словно опровергая слова Катерины, что брат Лудвиг плохой наездник. И чужой конь с трудом распрямил, наконец-то, задние ноги, принимая привычную стойку на четырёх копытах. Брата Лудвига при этом мощно качнуло, но он усидел.

— Ты!.. — багровея от гнева, заорал брат Лудвиг, тыча в меня пальцем, — Ты испортил моего коня!!!

И в самом деле, белоснежный ранее конь, уже не выглядел белоснежным. Скорее, он стал конём в яблоках. Настолько покрылся синяками, ранами от укусов и кровоподтёками.

— Я?! — искренне удивился я, — Я испортил?!

— Не ты, так твой конь!

— Мой?! — удивился я ещё сильнее.

— Обратите внимание, брат Марциан, — негромко проговорила Катерина, — Андреас ведёт себя спокойно, его конь ведёт себя спокойно, а брат Лудвиг провоцирует ссору!

Ну, положим, Шарир не вёл себя спокойно. Он оскалился, приподнял верхнюю губу, весь напружинился и нервно хлестал себя хвостом по бокам. Однако, в драку, и в самом деле, пока не совался. Молодец, Шарик! Умница, Шарик! Обязательно получишь морковку!

— Ты видишь?! — в исступлении закричал брат Лудвиг, — Он ещё издевается!!!

— Слезь с коня, — приказал брат Марциан.

— Что-о?..

— Я сказал, слезь с коня! — рявкнул брат Марциан, — Мальчишка! Как ты смеешь говорить со мной с коня, когда я стою пешим?! Немедленно! Слезь!! С коня!!!

И такая неукротимая воля прозвучала в его словах, что брат Лудвиг не посмел ослушаться. Его с седла словно ветром сдуло. Да что там, брат Лудвиг? Я уверен, если бы возле нас сидели конные король, император и папа римский, все трое живенько соскочили бы на землю! Это же уметь надо!

— А теперь иди за мной! — всё так же напористо приказал брат Марциан, — Я тебе отдельно всё выскажу! Ибо женским ушам такое слышать будет невмоготу!

Не оглядываясь, брат Марциан круто развернулся и зашагал прочь. Брат Лудвиг потоптался на месте и понуро пошёл следом, ведя своего коня за уздечку. Уф-ф! Только теперь я сумел хоть чуточку сбросить напряжение.

— Пойдём, Шарик, я тебя напою, — сдавленным голосом выдавил я из себя, — Леди Катерина? Не желаете прогуляться?

— Да брось ты! — просто сказала девушка, — Какая я тебе «леди»? Разве что, когда на людях. А так, мы же друзья? Мы же заговорщики?

— Ещё какие! — улыбнулся я, хотя и несколько кривовато, направляясь к ручью, — А можно я в твоей карете прокачусь? Я, собственно, для того к карете и подъехал, чтобы этот вопрос задать.

— Разумеется. Ты не представляешь, как мне целый день скучно было! Хоть поболтать будет с кем.

— А Эльке?

— О, Господи! Деревенская девка, о чём с ней можно поболтать? О сенокосе и удоях молока? Нет, Эльке ещё, слава Богу, побывала в городе, немного научилась городским манерам. У неё брат — искусный кузнец, вот его сманили из деревни в город, в гильдию медников. Пару раз семья его наведывала. Эльке по молодости лет в деревне не помощница, брат попросил её оставить, чтобы она ему суп да кашу варила, пока он работой занят, родители и согласились. Ну вот, нахваталась верхушек. Девчонка бойкая да живая, ещё и любознательная, потому её и выбрала. Мне матушка ещё двух других предлагала, особенно Габи, но мне больше Эльке приглянулась.

— Тебе горничную матушка подбирала?!

— Ну, да, а что?

— Ничего… Только будь с ней осторожна! Не брякни чего лишнего.

— Пф-ф! Мы только отъехали, я её прямо спросила, дескать, велела тебе матушка про меня подслушивать, да потом ей кляузничать?! А она мне, мол, конечно, велела! Как не велеть? Только она будет служить мне верно, а матушке расскажет только то, что я разрешу!

— Не знаю… Матушка Терезия умна и хитра. Она может так девочку запугать, так запутать, что выдаст тебя твоя Эльке с потрохами!

— Что выдаст?

— Ну… не знаю… Шарик, ты пей, пей, ты нас не слушай!

— А значит, и выдавать нечего! Но ты прав, я при ней помалкиваю, всё больше обучаю её роли горничной при госпоже. Как сесть, как встать, куда смотреть, какие слова говорить. И, кстати, ничего, получается. Я же говорю, девочка любознательная.

— Ага… Ну ладно! Так я прокачусь с тобой?

— В любое время!

— Шарик, а тебя как же? Разве что, к карете привязать на длинном поводке?

Конь посмотрел на меня укоризненным взглядом и стриганул ушами.

— Ладно, уговорил, — проворчал я, — Если ты пообещаешь в драки не лезть и всегда находиться поблизости…

Шарир стукнул о землю передним копытом.

— Это что? Вроде клятвы? — пошутил я, — Чего ты там копытом стучишь? Дай-ка я посмотрю… Нормальное копыто… Хитрец ты братец, вот что я тебе скажу!

— По коням! — раздалась зычная команда, — Живее, ребята, уже недалеко осталось!

— Эльке! — услышал я, подойдя к карете, — Иди-ка ты на козлы к кучеру! Разузнай поточнее, что за человек, да откуда, да как к нам в посольство попал… А рядом со мной брат Андреас поедет. Что? Андреас ещё не брат? Какая разница, он оруженосец крестоносного рыцаря! Значит, скоро сам крестоносцем станет. Давай, давай, живенько! А я посмотрю, что ты вызнать сможешь, да насколько ты мне можешь пригодиться. А то, отправлю тебя назад, а себе в ближайшем городе другую девушку найду. Небось каждая захочет бесплатно к папе римскому в гости прокатиться?

[1] … к авгуру не ходи… Любознательному читателю: авгур — жрец, который может прорицать будущее по природным признакам, чаще всего, по полёту, поведению и крикам птиц. Иногда, для уточнения предсказания, авгуры гадали и по внутренностям птиц, уподобляясь другим прорицателям — гаруспикам. Занятие было весьма почётным и применялось с глубокой древности почти во всех странах мира. К примеру, в Древнем Риме, ещё со времён основания, это была пожизненная государственная должность, а впоследствии число государственных служащих-авгуров только увеличивалось (до шестнадцати человек при Цезаре). Авгуры определяли, будет ли благоприятным год, можно ли начинать войну, достоин ли назначения на должность тот или иной сенатор и многие другие важные для государства вещи.