О чём молчат рубины

Глава 23. Выход есть!

Не строй скромных планов — они не способны взволновать душу.

Николло Макиавелли.

Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, замок Мариенбург, 16.08.1410 — 30.08.1410 года.

— Говорят, вы с сестрой Катериной какой-то рубин ищите? — словно бы невзначай, поинтересовался брат Томас, в один из дней.

— Кто говорит?! — оторопел я.

— Многие говорят, — уклонился от прямого ответа командор, — Дескать, ты с кулаками на почтенного ювелира Якуба из Ганновера бросался. А Катерина нет-нет, да и вставит в разговоре вопросы о рубине. А? Что скажешь?

— Я этого Якуба… — медленно начал закипать я, — Ах он… крыса мокрохвостая! Шакал облезлый! Обезьяна шелудива…

Я поперхнулся. Брат Томас смотрел на меня таким любознательным взором! Словно впитывая каждое новое ругательство.

— Не стоит он твоего внимания, — со вздохом сказал командор, когда убедился, что новых ругательств не будет, — Пусть его Бог покарает! А братьям рыцарям я сказал, что если бы ты с кулаками на этого Якуба полез, то у него на морде следы должны были бы остаться. Нет следов? Значит, не было и кулаков! Брешет он всё, иудейская морда!

— Как ты сказал? Иудейская морда?..

— Ну, да! Явный же иудей! Разве ты не заметил?

— То есть, — медленно проговорил я переваривая сказанное, — То есть, в замке крестоносцев нашёл себе пристанище иудей? Который не христианин? И никто не обвиняет его, что он еретик и язычник? А в то же время братья-крестоносцы воюют с другими христианами-католиками? У меня плюсы с минусами не сходятся!!!

— Н-да! — крякнул брат Томас, задумавшись, — Как-то даже, сразу и в голову не пришло! Ну, это свой иудей, привычный. Который давно здесь обосновался. К тому же, за своё спасение он хорошую денежку дал. Как же не спасти невинную душу? А те католики, за стеной — это не наши католики, плохие католики! Хочешь, я тебе попозже расскажу, кто такой польский король и как он крестился? Или про литовского короля? Который сперва был язычником, потом крестился по католическому обычаю, потом по православному обряду, а потом опять в католичество перешёл? Какой же это католик? Тьфу, а не католик!

— Да-да! — заторопился я, — Расскажешь. Потом. А сейчас… мне нужно!

— Беги, — усмехнулся брат Томас, — Кстати! Когда слух про поиски рубина прошёл, сюда фон Плауэн заглядывал. Интересовался, где ты, да почему не помогаешь с орудиями…

— И?.. — похолодел я.

— Что «и»? — нахмурился командор, — Я сказал, что ты тренируешься на тренажёрах, как тебе указал твой господин, брат Гюнтер. Ты же его оруженосец, не мой? Ты же тренировался?

— Тренировался… — задумчиво подтвердил я, — И сейчас… это… тренироваться пойду!

— Я так и подумал! — очень серьёзно кивнул головой брат Томас, — Потренируешься, приходи! Я с фон Плауэном кое-что обсудил… Заодно от досадных мыслей отвлёк. Я расскажу, когда вернёшься, будет интересно.

— Да-да, — пробормотал я, — да-да…

И быстро побежал в часовню, предупредить Катерину, что дальнешими расспросами и поисками заниматься стало опасно. По счастью, девушка была уже там. Коротко я передал содержание нашего разговора с братом Томасом. Катерина сжала кулачки:

— Прости, Господи, этого козла вонючего, Якуба, как я ему прощаю…

— Однако, часто встречаться, теперь становится опасным!

— Не очень. Меня же матушка благословила артиллеристам помогать?

— Я же не единственный артиллерист!

— А я не с тобой единственным за день встречаюсь! Вон, вчера, по просьбе брата Феликса, целую бочку воды натаскала! Но, вообще ты прав. Надо встречаться реже.

— Так, я побежал?

— Беги…

Сегодня я представил, что вместо бревна вижу мерзкую рожу ювелира. Помимо воли, зубы сжались, кожа на скулах натянулась, брови сдвинулись и я метнул гневный взгляд на бревно. Убью гада!!!

— А у парня есть успехи! — задумчиво прокомментировал фон Штюке, полосовавший в стороне наполовину изрубленное бревно громадной секирой. Держа её попеременно, то в левой, то в правой руке.

— Всё равно, ещё работать и работать! — вздохнул брат Гюнтер, возившийся с каменными гирями, — А нам его ещё к седлу приучать…

— Вы про коней?! — всполошился я, — Не надо про коней! Я один раз попробовал, так эти твари мне чуть руку не отгрызли! Не надо коней, я и пеший себя прекрасно чувствую!

Оба крестоносца переглянулись и одновременно кивнули:

— Значит, сегодня!

… Сегодня меня укусили только четыре раза…

— Если ты думаешь, что это первая война между нашим Орденом и поляками, то ты ошибаешься, — лениво рассказывал брат Томас, примостившись под навесом, ибо опять начал накрапывать дождь, — Не первая это война и, даст Бог, не последняя.

Вообще, запомни: все войны ведутся из-за выгоды! Если тебе кто-то скажет, что война велась из-за чести, рыцарственности или по религиозным соображениям — не верь! Если копнуть поглубже, всё равно окажется, что из-за выгоды!

Хочешь пример? Самое известное и самое рыцарское сражение, как считается в наше время, это «Битва тридцати». Слышал?

— Н-нет, — вынужден был признать я.

— Ну, что ты! Это символ рыцарства! Благородство духа и поступков! Это настолько известное сражение, что рыцари помнят всех участников поимённо! Ладно, я расскажу… Сама битва произошла двадцать шестого марта тысяча триста пятьдесят первого года. Место битвы — Бретань. Там шли долгие боевые действия между французами и англичанами, но в какой-то момент они замирились. При этом часть Британи была французской, а часть — под англичанами. И вот, прямо на границе, разделяющей французские и английские владения, коменданту крепости Жослен, по совместительству коннетаблю Бретани Жану де Бомануару, стали поступать многочисленные жалобы от местных жителей на бесчинства англичан. Конкретно, на коменданта города Плоэрмель, некоего Роберта Бембро. Француз Жан де Бомануар послал гневное письмо англичанину Роберту Бембро. В ответ тот послал француза… А такие вещи могут быть смыты только кровью! Француз послал вызов! Договорились: встретиться на полпути между крепостями Жослен и Плоэрмель, у старого дуба. Всего должно было быть по тридцать человек с каждой стороны. Ну, и плюс командиры. Биться пешими, любым оружием, и пусть Бог укажет, кто прав!

Уже загодя на месте будущего сражения собрались сотни, если не тысячи, зевак. И простые виланы, и благородные рыцари. Заранее скажу: никто из них не посмел вмешаться в ход сражения! Как бы они не переживали за своих кумиров. Помимо прочего, были назначены и судьи, и врачи и наблюдатели за порядком.

Французы выставили девять рыцарей и двадцать одного оруженосца! Девять рыцарей — это много! Представь девять Гюнтеров!

Я представил. У меня холодок по спине пробежался.

— У англичан рыцарей было меньше, но зато у них почти все были наёмниками! А это, поверь мне, тоже не подарок. Если рыцарь ждёт, когда его страна начнёт войну, чтобы прославиться, то наёмник войны не ждёт! Он сам эту войну ищет. Чтобы поучаствовать… И слабаков среди них не бывает. Не выживают там слабаки.

По сигналу, началась бойня. Каким только оружием там не бились! Мечи, секиры, кинжалы, булавы, копья… были даже бойцы, которые орудовали боевыми молотами! Представляешь эту свалку?.. Когда боевым молотом по щиту? А в ответ фальшионом по загривку? Славная была сеча!..

Через два часа наблюдатели дали сигнал для отдыха. Оказалось, что англичане побеждают. Пятеро французов валялись на траве. Пятеро из тридцати! А англичан только двое. И тут Роберт Бембро допустил психологическую ошибку. Он стал насмехаться над французами и оскорблять их. Не взяв в расчёт, что они и без того озлоблены сверх меры.

Французы бросились в такую бешеную атаку, что потеснили англичан и Роберт Бембро оказался один против двоих противников. Один из них ударом копья свалил англичанина с ног, второй добил его прямо на земле. Англичане остались без командира и им пришлось несладко. Но тут командование взял на себя немецкий наёмник Крокарт. С трудом, но ему удалось организовать глухую оборону, о которую безрезультатно разбивались французские атаки.

Тут дело в чём? Французские рыцари были более обучены рыцарскому мастерству. А наёмники лучше умели держать строй и сражаться командой. Постепенно французы стали выдыхаться, многие оказались ранены, включая командира, де Бомануара.

Говорят, де Бомануар на секунду шагнул из гущи боя и попросил пить. «Пей свою кровь, Бомануар! Тогда жажда тебя минует!» — воскликнул один из его бойцов, де Буа. Пристыженный де Бомануар бросился в самую свалку боя, покрывая себя славой! А слова де Буа с тех пор красуются, как фамильный девиз рода де Бомануаров… «Пей свою кровь, не будешь чувствовать жажды!». Ах, как это по рыцарски!

Новая атака де Бомануара принесла плоды. Ещё четверо англичан пали мёртвыми. Но и тут Крокарт сумел сомкнуть ряды и организовать оборону! Казалось, англичане всё же одержат верх…

Всё дело решил французский оруженосец Гийом де Монтобан. Понимая, что дело идёт к поражению французов, он вскочил на коня и тараном врезался в английскую защиту! Разбросав восемь вражеских воинов! И тут началась откровенная резня! Настолько страшная и беспощадная, что оставшиеся англичане тут же признали себя побеждёнными и побросали оружие. Потом их отпустили за символическую плату…

— Подожди! — не выдержал я, — Ты говоришь, что этот бой пример рыцарственности? Но оруженосец нарушил правила боя! Они договорились сражаться пешими!

— В том-то и дело, что ничего он не нарушил! — возразил брат Томас, — После это дело разбирали назначенные судьи и все признали, что нарушения правил не было! Дело в том, что рыцари договорились биться любым оружием. Вот, этот Гийом и использовал коня, как оружие! Если бы он рубил мечом, сидя на коне, то тогда это было бы нарушением. Но он просто, вместо меча или секиры, использовал коня! Не более.

— Хм!.. Я бы поспорил!

— И проспорил бы! Повторю: этот бой разбирали люди, понимающие в рыцарской доблести побольше, чем мы с тобой, вместе взятые! Сказано, образец рыцарства, значит образец!

А теперь скажи мне, Андреас, почему произошла «Битва тридцати»? Каковы её причины?

— Ты же сам сказал: рыцари защищали своих… этих… виланов!

— Плевать они хотели на виланов!

— Тогда… из-за рыцарской гордости? Совершить подвиг, прославить своё имя? Сам говоришь, этих людей поимённо помнят?

— На первый взгляд, да, — согласился брат Томас, — Но если поглубже копнуть… За десять лет до этого умер герцог Бретани. Умер не оставив наследника. Казалось бы, наследником должен был стать его брат, граф Жан де Монфор, но тут заявил свои права ещё один… наследничек… граф Шарль де Блуа, женатый на… племяннице покойного герцога! Казалось бы, какой он наследник?! Но Шарль был ещё и, по совместительству, племянником короля Франции…

Десять лет шла гражданская война за наследство. Жан де Монфор успел умереть, а Шарль де Блуа попал в плен к англичанам. То есть, в эту тяжбу втянулись и Англия и Франция… Со своими интересами.

Так вот, две очень важные в стратегическом отношении крепости Бретани, оказались в руках противоборствующих сторон. Похоже, де Бомануар отлично понимал, что если он захватит Плоэрмель, то у него в руках окажутся ключи от всей Бретани. Но, ты помнишь, с чего я начал? Было перемирие! Мне кажется, что хитрый де Бомануар здраво рассчитал, что если ему и его людям удастся не просто победить в этой схватке Роберта Бембро, но и пленить его, то ценой выкупа вполне может быть желанная крепость. Именно поэтому вначале французы никак не атаковали Роберта, предпочитая взять его в плен живым. Но сражение пошло не так, как планировал де Бомануар… И уже от безысходности, французы изменили тактику.

А если копнуть ещё глубже, то мы придём к тем самым интересам Франции и Англии, а не только сторонников того или иного наследника Бретани…

Всегда нужно отделять повод от причины! Хочешь, я расскажу тебе про один из самых кровопролитных боёв за последние сто лет? И произошёл этот бой… из-за ведра!

— Как?! — буквально подпрыгнул я.

— Вот так, — довольно ухмыльнулся брат Томас, — Надо тебе сказать, что в Италии есть такое папское государство…

— Я знаю, — улыбнулся я, — Мне Катерина рассказывала!

— Ну, и хорошо! Меньше объяснять придётся! А ещё в Италии много самостоятельных городов, которые можно считать отдельными государствами. И у этих городов своя политика. Кто-то выступал за папу, кто-то за императора… Так вот, есть такие города: Болонья и Модена. Традиционно, в Болонье жили, в основном, паписты, гвельфы, а в Модене, наоборот, приверженцы императора, гибеллины. Ну и, понятно, между этими городами всегда была вражда. То один город оттяпает фермерские земли, принадлежащие другому городу, то другой разорит земли другого… Весело жили!

Дай Бог памяти, в тысяча триста двадцать пятом году, войска Модены захватили крепость Монтевельо, которая была важным пунктом обороны Болоньи. В ответ болонцы две недели жгли и разоряли фермеров Модены. Сам понимаешь, любви друг к другу у них не прибавилось. Ну, вот, как-то небольшой отряд из Модены пробрался в Болонью. Не то для разведки, не то ещё для чего… А в центре Болоньи есть колодец, и к нему было привязано ведро. Обычное, ничем не примечательное, деревянное ведро. Так солдаты из Модены то ведро и спёрли! Притащили к себе в Модену и принялись бахвалиться: вот, дескать, какие мы молодцы!

Горожане Болоньи рассвирепели! Как так?! Как посмели?! Вернуть! И принести извинения! Публично!!!

Фигу вам! — ответили горожане в Модене.

И, из-за копеечного ведра, Болонья объявила войну Модене! Войну объявили утром, а вечером уже состоялось сражение.

А теперь представь себе: в схватке участвовало около четырёх тысяч рыцарей и более тридцати пяти тысяч пехоты!!! Войск у Модены было меньше, но они оказались более умелыми тактиками. Когда превосходящие силы болонцев врубились в центр пехоты моденцев, с фланга на них налетела конница, опрокинула и погнала болонцев вспять. И гнала их до самой Болоньи, рубя и колотя копьями. Всего оказалось около двух тысяч погибших!! По пути, пользуясь паникой и неразберихой, моденцы взяли и разрушили ещё несколько небольших замков, принадлежащих Болонье: Креспеллано, Кастельфранко-Эмилия и ещё некоторые. Но в саму Болонью моденцы входить не стали. Только всю ночь издевались над побеждёнными из-за городской стены.

Потом, конечно, подписали мир, и даже, в знак примирения, Модена вернула какие-то ценности, захваченные у болонцев. Но не ведро!! Ведро повесили на колокольне кафедрального собора на всеобщее обозрение! До сих пор оно там висит![1]

В историю это событие так и вошло под названием: «Война из-за ведра». А если копнуть поглубже? Из-за ведра ли была эта война? И только ли из-за разных политических взглядов?

— Думаю, что местные правители не могли окончательно определиться, к какому сильному плечу приткнуться, кого именно выбрать сюзереном, — хорошенько подумав, ответил я, — Потому что выбрать, рано или поздно, всё равно придётся. Ни один, ни другой, не потерпят мелких городских вольностей рядом со своими границами. А пока они прельщают этих вельмож льготами и выгодными должностями. Папа обещает за свою поддержку одно, император — другое, а местные правители мечутся между этими обещаниями, науськивая народ на своих противников. А ведро, это всего лишь повод.

— Молодец! — одобрительно причмокнул толстыми губами брат Томас, — Быстро схватываешь! Тогда ты поймёшь и про отношение Ордена с поляками! Потому что сражение на поле у Грюнвальда — это так, вишенка на торте. Вот только, очень кровавая вишенка получилась! На одном поле съехались тридцать девять тысяч поляков и литовцев и двадцать семь тысяч крестоносного войска! Не знаю, сколько легло поляков, полагаю вдвое против наших, а наших полегло восемь тысяч! И четырнадцать тысяч попали в плен. Перед битвой в нашем войске было двести пятьдесят посвящённых рыцарей. Двести пять из них убиты.

Говорят, крови на поле было столько, что король Ягайло, после боя приказал разбить бочки с вином, и свои и чужие. Чтобы нельзя было сказать, кровавые ручьи бегут по полю или винные. И все эти ручьи сбегали в озеро. Так вот, есть слухи, что озеро от святой крови крестоносцев сперва покраснело, а потом стало целебным! Легенда? Не думаю! Многие люди, которым я доверяю, свидетельствуют, что к этому озеру началось целое паломничество больных и калек. И никто не ушёл, не получив облегчения недугам, а многие полностью исцелились![2] Так вот, они своими глазами… Что с тобой, Андреас?

— Ничего… — я почувствовал, что внезапно охрип от волнения.

— Я же вижу, что с тобой что-то творится!

— Мне надо… у меня кружится голова! Мне надо отдохнуть.

— Скажи, какие мы нежные! Голова у него кружится!

— Пусть доктор Штюке меня посмотрит! — чуть не взмолился я.

— Но я так и не рассказал про Орден и поляков!

— В другой раз! Пожалуйста…

— Ты и в самом деле побледнел… Ладно, иди. Расскажу в другой раз.

Мне и в самом деле необходимо было побыть одному. Мне пришла в голову такая идея, что кажется, я могу закончить эту польскую осаду! И даже, с преимуществом крестоносцев! Только это надо очень тщательно обдумать!

Я выглянул из-под навеса, несколько минут стоял под струями дождя, глядя в небо, затянутое тучами, а потом побрёл в своё жилище — ту самую комнату, которую доктор Штюке выделил под мертвецкую.

[1] …оно там висит… Любознательному читателю: в наше время, спустя почти семьсот лет, ведро всё ещё висит на той самой колокольне! Хотя, конечно, это уже не оригинальное ведро, но его точная копия. А если кто-то думает, что это единичный факт, этакая кривая ухмылка матушки-Истории, то авторы могут указать на «Войну из-за свиньи», которая чуть было не разразилась в 1859 году между США и Великобританией. Началось с того, что один из фермеров пристрелил чужую свинью, подрывавшую его грядки, а в разгар противостояния было задействовано 400 американских солдат с 14 пушками, которым противостояли 5 кораблей британского флота с экипажем в 2 000 человек… Чудом, буквально чудом, война не началась.

[2] …полностью исцелились… Любознательному читателю: эта легенда имеет неожиданное продолжение. Долгое время волшебное озеро славилось своими лечебными свойствами, помогая даже безнадёжным больным, пока одна дама не пожелала вылечить его водой свою больную собачку. Как только собачку сунули в воду, озеро мгновенно потеряло все свои удивительные свойства… Во всяком случае, так гласит легенда.