О чём молчат рубины

Глава 30. В пути. День первый/1

Я иду медленно, но зато я никогда не двигаюсь назад.

Авраам Линкольн.

Земли, принадлежащие Тевтонскому ордену, замок Мариенбург — Старогард, 20.09.1410 года.

Пока я бегал прощаться со знакомыми крестоносцами, основная часть рыцарей уже успела оседлать коней и отъехать в сторонку. Возле конюшни копошились последние из рыцарей, а кроме того, я заметил и несколько человек посольства. Возле кареты. Тоже, уже на конях. Нехорошо получилось! Нельзя заставлять себя ждать!

— Мне фон Плауэн коня для путешествий даёт, — довольно мрачно сообщил я первому попавшемуся конюху, — Этого… как его?.. Шарира.

— А?! — отшатнулся от меня конюх, впечатавшись спиной в дощатую переборку.

— Я говорю: мне Шарира фон Плауэн даёт! — как глухому, повторил я, — Где его стойло?

— Последнее по проходу. Налево, — почему-то дрожащим голосом ответил конюх.

Я посопел. Не люблю я этого дела… коней седлать! Ещё напортачу чего! Но и просить конюха о помощи как-то неудобно… А, ерунда!

— А ты мне, братец, не поможешь? — по возможности небрежно спросил я.

— Нет!!! — резко отмёл предложение конюх, — Я тута один пока остамшись! А мы к Шариру меньше чем впятером и не подходим!

— Почему? — удивился я.

— Так то — Шарир! — непонятно объяснил конюх.

Понятно… То есть, ничего не понятно! Понятно, что фон Плауэн подсунул мне очередную гадость: или животное норовистое, всё норовит всадника сбросить или укусить, или вообще необъезженное, дикое, но непонятно, зачем он это сделал? Я же должен к папе живым доехать? Или нет?..

Проходя сегодня мимо кухни, я спросил у повара пару яблок, угостить коня. Увы, яблок не оказалось. Пришлось довольствоваться парой морковок. Одну из них я сейчас достал. Как учил меня Гюнтер, знакомство с конём — это очень ответственное дело. От этого вся дальнейшая судьба зависит. Или подружитесь, или нет. И лучше бы этого «нет» не случилось. Конь — это не только четыре копыта, которые вместо тебя пылят по дороге. Конь — это друг, соратник, защитник, в конце концов! Норовистый конь может специально всадника к дереву притиснуть, да так, что у того нога сломается! Или так пройтись, чтобы всадника ветками по глазам хлестнуло. Я уж молчу, что может неожиданно взбрыкнуть, выкидывая зазевавшегося всадника из седла, да ещё место подберёт каменистое, чтобы падать больнее. Конь — он животина умная! А может, наоборот, уберечь от опасности, вплоть до того, что хозяина собственной грудью прикроет в бою, раненого, на себе в безопасное место вынесет, а злого ворога будет копытами лупить изо всех своих конских сил. Вот что такое конь для рыцаря! Ну и для простого путешественника тоже.

Эх, только всадник из меня… то есть, вообще говоря, на конях я скакать умею… у себя в Египте. А эти слоноподобные монстры… это же звери! Честное слово — звери! Я весь синяками от их зубов покрыт! А деваться некуда. Ну, что ж… будем налаживать контакт…

Я дошёл до конца прохода. Кстати, почти все стойла были пусты. Двери в стойла так устроены, что если там есть конь, то его видно, точнее не его всего, а только верхнюю часть шеи и голову. Вот этих голов я насчитал всего две. Это понятно, крестоносцы отправились на войну. А в последнем стойле слева… о, Господи! В последнем стойле слева стоял демон! И ерунда, что хитрый демон принял облик чёрного-пречёрного коня! Сразу было видно — демон! Без вариантов!

Демон оскалил зубы и оглядел меня налитыми кровью глазами. Я сглотнул. Демон слегка подался вперёд, надавливая грудью на дверь, и дверь в стойло опасно затрещала. А она дощатая, что просто верх беспечности! Для такого зверюги нужна дверь из брёвен! И потолще, потолще! Демон нервно фыркнул и дёрнул ушами. И уставился на мою правую руку. Что бы это значило?.. Я посмотрел туда же. В правой руке сиротливо торчал кусок морковки. Для такого монстра — словно насмешка. И всё же, нужно рисковать! Дрожащей рукой я протянул зверюге угощение. Ага! Сейчас он мне эту руку, по самый локоть…

— Клац!!! — я и не заметил стремительного движения головой. Одно слово — демон! Только морковка оказалась срезана, прямо по обрезу пальцев. Ещё полмиллиметра, и хлынула бы кровь. Я ещё раз сглотнул. Раскрыл ладонь с огрызком, — Клац!!! — ладонь пуста. Как он это умудрился?..

— Хруп… — и всё? Вся морковка ему на единый «хруп»? О, Господи!

И тут… и тут я вспомнил, что у меня на пальце перстень! Который, по идее, должен всех вокруг делать ко мне добрее. Ну, или подчинять. Ага! Попробуем!..

Медленно-медленно я потянулся рукой к конской морде. Работай, перстень, работай!

— Ты-дыщь!!! — тяжёлый удар копытами, казалось, потряс всю конюшню. Конь ударил в стену задними ногами. А потом тяжело заскрёб перед собой передним копытом. Ничего-ничего! Деваться тебе из стойла всё равно некуда! Моя рука продолжала тянуться к конской морде. Очень, очень медленно. И, кажется, пальцы подрагивали.

— Фыр-р-р!!! — мне показалось, что конь не просто фыркнул, вздёргивая морду, а что он огнём полыхнул из ноздрей. Рука непроизвольно замерла. Страшным усилием воли мне удалось её не отдёрнуть. Я пару секунд постоял неподвижно. И снова потянулся ладонью к конскому носу. Фырчи-фырчи… подумаешь! Я на Гронвальдском поле одного такого же фырчуна так палкой по ногам приласкал! Рассказать? Ладно, расскажу как-нибудь. Потом. Сперва дело.

— Ты-дыщь!!! Ты-дыщь!!! Ты-дыщь!!!

Волнуешься? А я, думаешь, не волнуюсь? Мне тебя ещё взнуздать надо! Оседлать! И как-то умудриться на тебя вскарабкаться. Ага! А волнуешься ты! Ладно, давай оба успокоимся… Моя рука наконец-то коснулась лошадиной морды…

— Фыр-р-р!!!

— Что «фыр»? — спросил я, — Завидуешь, что других в бой взяли, а тебя нет? А не надо из себя монстра изображать! Ладно, так и быть, возьму я тебя… нет, не в бой. В путешествие. Это, может, ещё интереснее! В разных странах побываем, мир посмотрим…

Я рискнул погладить коня по морде. И ещё раз. И ещё. Конь косил на меня бешеным глазом, скалил зубы, но пока не кусался. Уже хорошо…

Только через полчаса, накинув на морду коня уздечку и взгромоздив на собственное плечо седло, я вывел коня на улицу, на ходу скармливая остатки второй морковки. И ничего! Пусть весь мир подождёт! У нас с конём было важное дело: мы знакомились!

Давешний парнишка-конюх не стал искушать судьбу, стоя в проходе, а ловко юркнул в одно из пустых стойл и закрыл за собой дверцу. Выскочил только тогда, когда мы его миновали и вышли из конюшни.

Конь остановился, впитывая новые, свежие запахи, а я поглаживал его по морде, по шее, разглаживал гриву. Ну, ладно, пора! Я снял с плеча седло. Шарир покосился, как мне показалось, с усмешкой. Та-а-ак!.. Он хочет здесь представление устроить, что ли?! Я властно положил ему на спину руку. С перстнем. Конь вздрогнул и замер. Секунда, две, три… я снял руку со спины. Поднял, расстелил и разгладил на спине вальтрап. Иногда его называют потник. Конь стоял смирно. Пока это ещё ничего не означает. Поверх вальтрапа я положил особую меховую подкладку — чепрак. Разгладил. Конь стоял. Вокруг нас начинали собираться зрители. Я наклонился к седлу. Поднял и зафиксировал стремена, перекинул поверх седла подпругу. Ну-у…

Шарир фыркнул и переступил ногами, когда я укладывал ему на спину седло. Но с места не сошёл. Ай, умница! Ай, молодец! Это я что, вслух сказал? Ну и ладно! Я потянул за седло, вместе с меховушкой, продвигая его от загривка на спину. Так положено. Сперва седло кладут над передними ногами коня, а потом сдвигают, на расстояние одной ладони от подпруги до передних ног. Чтобы там, под седлом, ни единой складочки не оказалось, иначе можно животному спину натереть. Да так, что конь взбесится. Проверил, что седло строго вертикально, не сбито на сторону. И принялся затягивать подпругу.

— А это точно Шарир? — шёпотом уточнил один из зрителей.

— Точно! — заверил конюх, откуда-то из-за спин.

Ну вот, подпруга затянута. Иногда лошади делают хитрость — надувают живот. Кажется, что подпруга затянута, но только сядешь, как седло поворачивается и всадник падает наземь. Хорошо при затягивании подпруги угостить коня чем-то вкусненьким. Когда он жуёт, он физически не может надуться. Беда в том, что у меня ничего вкусненького нет. Можно провести его несколько шагов в поводу. И тут же подтянуть подпругу. Я так и поступил, проверив, не хитрит ли конь. Шарир всяких глупостей себе не позволил. Он стоял, тревожно прядая ушами, но стоял смирно. Последний этап: проверка копыт. Или крючкование. Если коню попадёт между подковой и копытом маленький камешек, то это может обернуться серьёзной бедой. Поэтому всегда — при любой остановке! — всадник обязан проверить копыта лошади и почистить их особым крючком. Оттого и крючкование. Я потянулся к первой ноге Шарира.

— Сумасшедший! — прошелестело по рядам и зрители подались назад.

Но нет. Шарир позволил мне осмотреть все четыре копыта. И каждое из них я на всякий случай поскрёб. Нормально, ничего такого, о чём стоило бы волноваться. Осталось приделать как-то мешок, который всучил мне брат Гюнтер перед расставанием. Я оставил его перед конюшней, когда входил. Как бы мне его…

— Давай сюда! — любезно предложил брат Марциан, наблюдавший в числе прочих за моими манипуляциями, — Мы все вещи в одну телегу сложили.

Отлично! Со вздохом облегчения я передал мешок, и убедился, что его положили куда надо. Ну, последнее! Сесть, да чтобы не насмешить окружающих. Отрегулировал стремена. Передвинул набок меч, чтобы не мешался под ногами. Чуть притянул голову коня к груди, чтобы тот не сделал шага в момент посадки. Теперь одну ногу в стремя и…

Положено вообще-то толкнуться другой ногой и птицей взлететь в седло. Но у меня толкнуться не получилось. Я позорно заскакал на той ноге, которая ещё оставалась на земле. Шарир покосился на такого всадника-растяпу и вздохнул. И не шевельнулся. Несмотря на то, что я выпустил повод и голова коня снова поднялась. Это очень важно, чтобы конь не шевельнулся. Я нашёл-таки под ногой надёжную опору, оттолкнулся и забрался наверх, слегка проелозив животом по седлу. Позор для рыцаря! Но, слава Богу, я не рыцарь. Подобрал поводья. И чуть-чуть, еле-еле, надавил коленями на бока Шарира — едем! И конь легко и гордо понёс меня вперёд. Нагло обгоняя всю нашу процессию. Да, я пытался его притормозить! Но удавалось не очень. Конь дожидался первого из всадников, но когда тот собирался поравняться с ним, Шарир устремлялся вперёд, никому не уступая лидерства. И вид его был… трудно описать. Но вид его был такой, что остальные кони и не пытались обгонять. Себе дороже!

Пару раз я пытался проделать трюк: поворачивал коня в сторону, делал небольшую петлю и оказывался в хвосте процессии. И каждый раз Шарир в несколько прыжков опять обгонял всех, не обращая внимания на мои команды. Он мог быть только впереди! А мне-то, мне оно надо? Удружил же фон Плауэн!

— Не переживай, — ободрил меня брат Марциан, догнав и почти поравнявшись со мной, — То, что Шарир вообще под всадником идёт — и то чудо! Недаром он Шарир!

— А что такое?

— По-арабски Шарир значит «злой», — пояснил брат Марциан, — А Шарир чистокровных арабских кровей. Ничего, если тебя, как хозяина, признал, то скоро будет подчиняться. День-два. Ты его пока не слишком осаживай. Так, слегка. Чтобы понимал, что ты хочешь. А потом будешь более настойчив.

— Шарир, значит, — пробормотал я, — Не хочу! Не хочу, чтобы ты был злым! Шариком будешь! Ясно тебе?

Конь раздражённо дёрнул ушами и попытался умчаться вперёд. Я чуть натянул поводья, сдерживая.

— А что, с нами кто-то ещё увязался? — спросил я брата Марциана, оглядываясь, — Собиралось ехать четверо рыцарей и я, а сейчас позади нас целый отряд?

— А оруженосцы? — удивился брат Марциан, — Как же рыцарь без оруженосцев? Вот и набралось, без малого, двадцать человек. Это я ещё больше двух оруженосцев запретил брать, а то их ещё больше было бы!

Ага! Теперь до меня дошло, о чём толковал брат каштелян! Четыре рыцаря, каждый с двумя оруженосцами — это двенадцать человек. Я, кучер на телеге с провизией и вещами, да кучер кареты, да монашка, которую отправила матушка Терезия — интересно, кто это? — да, наверняка, её спутница, ибо одной женщине ездить, как мне объяснили, неприлично, это уже семнадцать! А если бы брат Марциан не ограничил число оруженосцев, то и больше двадцати набралось бы. Брат каштелян ещё и преуменьшил состав посольства! Пожмотничал! Кто бы мог подумать…

Первый час пролетел почти мгновенно. Мы всё ещё знакомились с конём. В смысле, пытались понять друг друга: кто как управляет и кто как выполняет команды? Кто какую манеру езды предпочитает? Хорошо ли всадник держится в седле и доставляет ли это коню лишние хлопоты?

Выяснилось, что всадник предпочитает управлять коленями, и конь отлично понимает команды. А если тронуть узду, то конь нервно дёргается в указанную сторону, совершая опасные прыжки. Я не великий специалист в этом вопросе, но похоже, первый учитель Шарира слишком усердно дёргал удила, причиняя животному невыносимую боль. Не знаю, может Шарир сам чересчур упрямился, вынуждая к подобным мерам, но выводы я для себя сделал.

Конь обожает быструю скачку. Идти шагом или медленной рысью для него слишком скучно. А весело, когда несёшься со всех лопаток, так что ветер свистит между ушами, а грива развевается над шеей. Всадник же, почему-то не торопится. Всадник любит неторопливо ехать в толпе, чего Шарир и на дух не переносит. Впрочем, иногда делает снисхождение, когда видит, что седок желает перемолвиться парой слов с попутчиками. Тогда конь снисходительно притормаживает, не настолько, чтобы его обогнали, но достаточно, чтобы можно было поговорить. А потом — фьють! — улетает вперёд, показывая окружающим, какого цвета его хвост.

Держится всадник в седле достаточно крепко, но только когда конь идёт рысью. Стоит животному перейти на галоп, или — не дай Бог! — пуститься в карьер, как всадник начинает нелепо подпрыгивать, сбивая лошадь с темпа и рискуя вылететь из седла. Впрочем, вес всадника настолько невелик для мощного животного, что ему наплевать, кто и как там дёргается в седле! Пусть крепче держится, если хочет усидеть! Вот если бы всадник был полностью в тяжёлой броне… Если бы у всадника было в руках тяжёлое оружие… А так — фыр-р-р! — держись седок, я помчался! Ну, куда ты меня опять по кругу направляешь? Самому не скучно? Мне — скучно! Вперёд! Вперёд!

Вот так мы и изучали друг друга первый час. Потом дело пошло лучше. Конь понял, что чем больше он рвётся вперёд, тем чаще оказывается позади процессии. Тогда он просто пошёл впереди размашистым шагом, переходящим на рысь. Гордо и напористо. Ну, что ж, хоть вздохнуть и оглядеться можно.

По понятным причинам мне не удалось рассмотреть гóрода Мариенбурга, сожжённого фон Плауэном при подходе польских войск. Чтобы враги не могли незаметно подкрасться и организовать внезапного штурма. Люди из города спрятались внутри замка. Мне, конечно, были бы любопытны и остатки города, потому что со своей стены я видел только самый краешек бывших строений, но, повторюсь, занятый Шариром, я не успевал бросить и взгляда по сторонам. Теперь же я с любопытством вертел головой во все стороны. А сердце сжималось.

Пепелища. Кругом одни пепелища. Выжженные деревни, выжженные сады, выжженные поля, выжженные редкие рощицы. Ничего не пощадил огонь! И никого… Разве что, где-то вдали, почти сливаясь с линией горизонта, чернеют дремучие леса. Да вдоль дороги, там и сям, расставлены виселицы. Одиночные, двойные, групповые… Есть и семейные, где повешены одновременно и взрослые и дети. Давно повешены. Пожалуй, с самого начала польской осады. Глаза выклеваны, уши склёваны, кое-где плоть продрана или склёвана до самых костей, одежда обтрепалась на ветру и под дождями, выцвела.

— Это поляки нам за Добринскую землю мстят! — кивнул на ближайшую виселицу брат Марциан, почти поравнявшись со мной.

— А что было на Добринской земле? — тихо уточнил я.

Брат Марциан ещё раз огляделся.

— Да то же самое! — равнодушно сплюнул он в сторону, — Мы им тогда за Данциг мстили…

По логике крестоносцев — всё правильно. Ведь, кто такой местный житель? Это человек, который может накормить своего хозяина, напоить и дать ему пóдать. А если ты воюешь с местным хозяином, то тебе нужно, чтобы никто не смог его напоить, накормить и дать денег. А значит — убить досадную помеху! Лучше всего, сразу всей семьёй. Чтобы другим было так страшно, что даже если они чудом уцелеют, то пусть бегут куда глаза глядят, а не думают, как накормить, напоить и дать денег хозяину. Вот, если бы вместо крестьян были рыцари… Другое дело! Тогда можно куртуазно вызвать другого рыцаря на дуэль и благородно померяться силами, для потехи рыцарской гордости и прославления рода. А с крестьянами какая гордость, какая родовая слава? На перекладину их, и забыть, что они вообще существовали.

Сожаления? Сопереживания?! А что это такое?..

В карете слегка отдёрнулась занавеска на окне и мелькнуло симпатичное рыжее личико. И тут же занавеска вновь задёрнулась. Наверное, чтобы пыли в карету попадало меньше. И мои мысли невольно возвратились к сестре Катерине. Всё же, как-то не так мы с ней распрощались. Скомкано. Письмо ей, что ли, написать? А что? На мой взгляд, дельная мысль! Наверняка поедут в освобождённый замок всякие торговцы. Сейчас бывшие жители города Мариенбург, осмелев, потянутся из стен замка к своим развалинам. И им будет надо всё! Буквально, всё. От дерева, досок, гвоздей, одежды, обуви и вообще, всяких тряпок, до кур, коров и прочей домашней живности. А где взять? Чем-то могут помочь рыцари. Так сказать, в кредит. С отсрочкой платежа. А что-то всё равно придётся покупать. Вот тут-то и будет пожива для торгового люда! И если я буду знать, что такой-то торговец едет в Мариенбург, почему не попросить его передать конвертик одной любознательной монашке? А Катерине будет приятно. Хм! Что же я ей напишу?..

Я задумался и принялся сочинять в уме будущее послание. Потому что глядеть по сторонам у меня всякая охота прошла.

Ещё через час письмо у меня было вчерне готово. В голове. Осталось перенести это всё на бумагу. Бумага!!! Как я забыл про бумагу! Это придётся ждать, пока мы не посетим ближайший город, и там купить бумагу, перо, чернила… А только потом писать. Ну, ничего. Если письмо придёт к девушке не завтра, а послезавтра, мир не кончится. Надеюсь.

— Малый привал! — махнул рукой брат Марциан, когда мы подъехали к очередному ручью, — Кому приспичило, пусть отойдёт вон за тот бугорок!

Я потрепал Шарира-Шарика по шее и сполз с коня. А и в самом деле, засиделся! Неплохо бы ноги поразмять! И я пошёл мимо нашего небольшого отряда к ручью, держа коня за узду. Вообще говоря, перед тем как поить коня, его надо выгулять. Если разгорячённый конь нахлебается холодной воды — быть беде! Но Шарир не выглядел разгорячённым. То, что он за время пути несколько раз пробежался, для него это лёгкая забава, а не работа. Так что, пусть пьёт. Не жалко.

Рядом со мной черпнул деревянной бадьёй воды из ручья и кучер кареты. Понятно, распрягать коней ему не с руки, через несколько минут опять запрягать. Вот он и собрался напоить коней из ведра. Черпнул и пошёл себе. А я проводил его взглядом.

Из кареты опять выглянула рыжая девица. Совершенно незнакомая. Поводила глазами туда-сюда и вновь спряталась в карете. Потом дверца распахнулась и из кареты шагнула стройная, элегантная леди. Чёрные как смоль волосы убраны под жемчужную сеточку, плечи покрыты легчайшей пелериной, тоже украшенной жемчугом, жёлтое атласное платье обтягивает точёную фигурку, затянута широким, бардовым, кожаным поясом на шнуровочке, поверх платья разноцветная кофточка, где основной цвет серебристый, а из разрезов рукавов выглядывает лимонный оттенок. На руках перчатки до локтя, и поверх перчаток, на пальцах, блестят дорогие камни. Когда шагнула на небольшую лестницу из кареты, стали видны очаровательные туфельки, застёгнутые пряжками, на которых тоже красовались драгоценности. Лицо приятной, правильной формы, густые ресницы, глаза… глаза… Не может быть!!!

Я машинально сделал шаг к карете. Шарир недовольно оглянулся на меня, когда узда натянулась, но вредничать не стал. Пошёл следом. И тут, словно из ниоткуда, появился брат Лудвиг, самый молодой из посольства. Протянул руку, помогая леди сойти со ступенек кареты. Та бросила на меня быстрый взгляд, мол, что же ты, растяпа? и соизволила опереться на протянутую ладонь. Сделала два шага по ступенькам и сошла на землю.

— Эльке! — позвала она, — Я хочу пройтись! Составь мне компанию!

— Быть может, я составлю компанию столь прекрасной даме? — предложил брат Лудвиг, одной рукой расправляя небольшие усики.

Очень наглое, на мой взгляд, предложение!

Леди даже не взглянула в его сторону. А из кареты выскочила та, давешняя, рыжеволосая и остроглазая девушка, и пристроилась сбоку от леди. И они чинно поплыли по дороге в мою сторону, о чём-то живо переговариваясь вполголоса. А я так и стоял, открыв рот от неожиданности. А конь шумно дышал мне в спину.

— Я же говорила, что фигу то от меня избавишься! — бросила Катерина, проплывая мимо. Только теперь я окончательно уверился, что это она! — Ой, а это что, Шарир?!

— Шарик! — отмер я и погладил коня по морде, — Теперь он Шарик! Шарик, познакомься — леди Катерина и её…

— Горничная! — подсказала Катерина.

— … и её горничная Эльке. Дамы, позвольте представить — Шарик!

Конь всхрапнул и слегка пристукнул передним копытом. Девушки задорно рассмеялись. Конечно, так вышло случайно, но получилось, что конь как бы поздоровался. Я заметил, как запунцовела Эльке. Она, пожалуй, в первый раз слышала, как кто-то кого-то кому-то представляет. Катерина же заинтересовалась.

— Шарик? В смысле, Шарир так быстро подобрел?! А можно его погладить?..

— Не знаю, — признался я, — Меня он признал, а как относится к окружающим…

Девушка мягким, плавным движением потянулась к переносице коня. Шарик оскалил зубы. Рука замерла на полпути и опустилась вниз.

— В другой раз! — уверенно заявила Катерина, — Когда я раздобуду яблоко. Ничего! Из моих рук ещё ни один конь не уходил!

И почему-то посмотрела на меня. Эльке хихикнула. Я заметил, она вообще, живая и смешливая девушка.

— По коням! — раздалась команда брата Марциана, — Отдохнули, хватит! Едем дальше! По коням!

Возле кареты опять, словно из-под земли, появился брат Лудвиг, протягивая руку для помощи, но на этот раз Катерина проигнорировала его жест. Плавно поднялась по ступенькам сама, а за ней юркнула Эльке, захлопывая дверку и отрезая пути возможным кавалерам. Почему-то я почувствовал прилив злости. Да такой, что одним прыжком оказался в седле.

— Шарик? Едем! И это, давай-ка разомнём ноги! Мне хочется, чтобы меня ветерком обдуло!

— Да, легко! — ответил Шарик.

Не вслух, разумеется. Просто он стриганул ушами и припустил во всю мочь своих конских копыт. Так, что мне пришлось вжаться в седло. С полверсты туда, да полверсты обратно, и я почувствовал, что мне полегчало. И мы опять перешли на мелкую рысь.