О чём молчат рубины

Глава 55. Кто остался в дураках?.

Дурак — это человек, считающий себя умнее меня.

Станислав Ежи Лец.

Бранденбуржское курфюршество, Цвиккау-Плауэн-Хоф-Марктредвиц-Вайден-ин-дер-Оберпфальц-Амберг-Регенсбург-Ольдштадт-Фрайзинг-Мюнхен-Вайльхайм-Гармиш, 15–25.10.1410 года.

— Вот здесь и родился наш Великий магистр, Генрих фон Плауэн, — заметил Марциан, обозревая окрестности, когда мы подъезжали к городу Плауэн.

— Заедем?.. — с надеждой, поинтересовался я.

— Нет, — немного подумав, заявил Марциан, — Отдельного распоряжения на этот счёт не было, а нам время дорого. Если заедем, то потеряем не день, а дваА может, и три. Оно нам надо?..

— Обогреться бы не мешало… — как бы невзначай заметил я, разминая окоченевшие пальцы.

— Обогреться? — искренне удивился Марциан, — Так ещё настоящих холодов и не начиналось! Подожди, когда через Альпы пойдём. Вот там — да! Там прихватит…

— Не начиналось?! — оторопел я, — Как это «не начиналось», если у меня поджилки от холода дрожат?!

— Так оденься потеплее, — дружески посоветовал мне с другой стороны Вилфрид, — шерстяные шоссы, шерстяную котту, жиппон, сюрко… Ну, можешь даже меховой хук накинуть, хотя лично я в этом надобности пока не вижу.

— Я всё это уже надел… — признался я, постукивая зубами.

Марциан переглянулся с Вилфридом.

— Нежный ты у нас, — вздохнул Вилфрид, — Как бы не замёрз в Альпах. Ну, дублет ещё надень, или даже шаубе. Купи в ближайшем трактире. Ты говорил, что деньги у тебя есть?

— Есть, — согласился я, — А я ничего такого не нарушу? Ну, может не положено мне? Или с цветом ошибусь?

— А ты Катерину попроси, — усмехнулся Марциан, — Вы в последнее время частенько вместе сидите.

— А потому, что в карете теплее! — обиделся я, — А так-то, я в душе крестоносец! Дайте мне жаркое лето! И я целыми днями с седла слезать не буду!

Это я, понятное дело, сбрехнул. Не из-за холодов я с девушкой в карете просиживал. Хотя, там и вправду чуть теплее, во всяком случае, ветер не выдувает тепло из под одежды. С ней интересно! С ней я узнаю столько нового, что доведись мне это в книгах выискивать, я бы полгода потерял, да и то, всего не узнал бы. Просто фонтан бесценных сведений! Даже удивительно становится, откуда она, такая умная, взялась?

— Как ты думаешь, кто был следующими путешественниками, после апостолов? — спросила она меня на следующий день.

— М-м-м… юные, богатые повесы? — попытался я угадать.

— Балда! — резюмировала Катерина, — Какие ещё повесы?!

— А кто же?

— Монахи, конечно! Проповедники, миссионеры, ученики апостолов… Все, кто христианство нёс язычникам! А заодно раздвигал горизонты и открывал новые просторы, заносил их на карты, а также оставлял записи о своих странствиях. Я расскажу о самых известных.

И она начала рассказывать.

Монах-бенедиктинец Андре из Лонжюмо. Прославился историей с Терновым венцом. Тем самым, который сплели римские воины и водрузили на голову Иисуса, вместо короны, издеваясь над Ним и называя Его царём иудейским.

Терновый венец сперва хранился в Иерусалиме, потом был перевезён в Константинополь, потом, после Четвёртого крестового похода, Константинополь пал, его разграбили и реликвии вывезли в Рим. А потом, император Священной римской империи Балдуин Второй, отчаянно нуждаясь в деньгах, заложил Терновый венец венецианцам. А уже у венецианцев Терновый венец решил выкупить французский король Людовик Девятый Святой. И именно Андре де Лонжюмо, вместе с другим монахом, Жаком из Парижа, должны были провести переговоры и доставить венец во Францию. Им пришлось совершить морское путешествие в Византию, в Константинополь, потом вернуться в Венецию, но миссия была выполнена. Через два года, в тысяча двести тридцать девятом году, Терновый венец был доставлен в Труа. Сам король Людовик, со своим братом, Робертом д’Артуа, оба босые и в простых рубахах, торжественно несли раку со святыней на своих плечах, пешими, в Санс, а затем в Париж, при огромном стечении народа. Поговаривают, что покупка обошлась королю в двести тысяч фунтов золотом, но разве это цена за подобную святыню?! Специально для размещения венца была позже выстроена особая часовня Сен-Шапель.

Понятно, что этот Андре из Лонжюмо стал заметной фигурой. И когда, через десять лет, к Людовику прибыли послы монгольского наместника Эльджигидея, переговоры с послами велись именно через Андре, благо он владел многими восточными наречиями. А переговоры были весьма любопытными! Монгольский наместник сообщал королю, что монгольский хан Гуюк и сам наместник… приняли христианскую веру! И просил организовать крестовый поход против Египта.

С одной стороны, прекрасная новость, но с другой стороны, крестовый поход… это тебе не булочка с маком! Людовик подумал-подумал, и направил этого Андре де Лонжюмо к хану Гуюку. И тот отправился, везя с собой многочисленные подарки хану. Год длилось это путешествие. Андре пересёк Персию, Среднюю Азию, и с великими трудами добрался до Каракорума[1], ко двору хана. Но, как сообщил позже Андре, хан к тому времени уже был удавлен сторонниками другого хана — Бату. Вдова удавленного хана приняла посланцев грубо и те поняли, что миссия оказалась провалена. Ещё через два года посольство возвратилось к Людовику. Король сильно расстроился. Но главное: этот Андре де Лонжюмо описал своё путешествие, и довольно подробно! Позже, проведя личные беседы с Андре, подобное путешествие предпринял ещё один монах, на этот раз францисканец, Гильом де Рубрук. И опять по заданию короля Людовика Девятого Святого. Но теперь король был хитрее и направил своего посланца с тайной миссией. То есть, теперь Гильом не должен был одаривать от имени короля всех встречных и поперечных. А вот, если сможет добраться до столицы ханства, тогда да, тогда он должен был вручить хану королевское письмо!

Как и положено францисканцам, посланники короля отправились в путь босиком…

Со страшными трудностями, преодолевая голод и холод, им удалось достигнуть устья великой реки Итиль[2], где располагался лагерь хана Сартака, сына Батыя. Но ни Сартак, ни Батый в переговоры с Гильомом вступить не захотели, а задержали посольство в лагере, отправив лишь Гильома и его спутника, Барталомео из Кремоны, к великому хану Мунке, в Каракорум. Восьмого августа, вместе с татарами-проводниками они отправились в путь из ставки хана, и двадцать шестого декабря достигли Каракорума.

А в Каракоруме… А в Каракоруме бедного Гильома ждало множество сюрпризов! Во-первых, там было две мечети и… один христианский храм! Правда, несторианского толка, но всё же… Во-вторых, население столицы. Гильом не верил себе, но в Каракоруме был и китайский квартал, и квартал «сарацин», и множество греков, армян, грузин, венгров… Встретил он там и французского ювелира, Гийома Буше из Парижа, с женой, и англичанина Бэзила. Буше был захвачен в плен при штурме Белграда и теперь выполнял работы по украшению дворца.

Одна из его работ особенно потрясла Гильома. Представьте себе дерево из серебра. С серебряными ветками, листьями, плодами… Представили? Стоит оно, это дерево, как живое. На верхушке дерева — ангел с трубой в руках. А в четыре стороны свешиваются с веток серебряные змеи с открытыми пастями, под которыми четыре серебряных ёмкости. А у корней лежат четыре серебряных льва, у которых из пастей извергается кобылье молоко. Представили?.. А теперь хан желает выпить вина[3]. Даёт знак. И… серебряный ангел подносит ко рту серебряную трубу и раздаётся звонкий, призывный звук. К серебряному дереву подбегают слуги и выливают под корни дерева жидкость. Кажется, что это вода и они поливают дерево. Но, что это?! Изо рта змей начинают литься струи вина! Не просто вина. Разного вина! Четыре змеи, каждая обращённая на свою сторону света, изрыгала то вино, которое ей присуще. Это было персидское виноградное вино, китайское рисовое вино, русская медовуха и сброженное кобылье молоко. Всё это выливалось в серебряные ёмкости, откуда слуги черпали вино в чаши и торжественно подносили хану и его гостям. Представили?! Как замечает сам Рубрук, можно было бы принести хану вино и в бурдюках… но разве был бы такой же эффект? Здесь власть над всем миром показывалась явно и без слов.

Увы, но опьянённый вином и властью хан Мунке попросту не понял цели посольства Рубрука. Ему всё казалось, что король Людовик не союзников ищет, а пытается подчиниться сильному и властному правителю. В конце концов, Гильом де Рубрук отправился назад, везя с собой письмо хана, в котором королю Людовику предлагалось принести присягу верности… Полный провал миссии! Гильом вынужден был вернуться, крестив всего лишь шесть человек и оставив своего напарника, Барталамео из Креоны, при местной христианской церкви, которую преобразовал из несторианской в католическую. Но зато, на обратном пути, посольство Гильома обошло Каспийское море с другой стороны, тщательно описав свои географические открытия. А позже де Рубрук написал книгу «Путешествие в восточные страны». Кладезь информации! Там и о быте и нравах монголов, и о Китае, по рассказам жителей Каракорума, и о географии Центральной Азии… Бесценный труд!

— Не замёрзли? — заглянул в окошко кареты, проезжающий мимо Вилфрид, — А то брат Марциан принял решение остановиться в ближайшем замке. Пора помыться, согреться, покушать как следует. Ну и выпить, конечно! Ага!

Ещё при въезде, я заметил среди толпы любопытных, одну симпатичную девушку. В золотистом одеянии с зелёными полосками. Уж очень любопытная шапочка была у неё на голове: словно с повисшими ушками! Новая мода, наверное? Хозяин замка, довольно молодой барон, встретил нас приветливо, учтиво, и пригласил быть гостями. Так вот, эта девушка, она возле хозяина замка так и крутилась, так и крутилась. Родственница, что ли?

С наслаждением мы соскребли с себя грязь, переоделись в чистое, и привычно собрались в комнате Марциана, в ожидании ужина. Наш руководитель не заставил себя ждать.

— Ну, как? — взволнованно уточнил Вилфрид.

— Нормально, — пожал плечами Марциан, — Я предупредил, что у нас, возможно, есть враги, которые нас преследуют, но барон Зигурд только уточнил, наши это враги, или и его тоже? А когда я сказал, что это наши и едут за нами издалека, он только махнул рукой и перешёл на новости.

— Молодёжь… — проворчал Вилфрид и было непонятно, одобряет он Зигурда или осуждает.

— Я настоял, чтобы начальника стражи особо предупредили про этих врагов. Чтобы никого случайного в замок не попало. Особенно из торгового сословия. Барон обещал.

— Отлично! — энергично потёр ладони Вилфрид, — Когда пьянка?

— Скоро! — усмехнулся уголком рта Марциан, — Барон обещал устроить пир.

— Так что же он медлит?!

— Господа! — раздался аккуратный стук в дверь и из-за порога выглянула служанка, — Господин барон Зигурд приглашает вас в трапезную! Позвольте, я провожу?

Всё как всегда. Гости в замке и без нас были, хотя и не много. По всей видимости, вассалы барона Зигурда. Крестоносцев посадили на почётные места, поближе к хозяину, Катерину вообще усадили чуть ли не на место хозяйки, во всяком случае, это было ближайшее слева место от барона, хотя и сбоку стола, не в торце, я скромно примостился на самом краешке, а оруженосцев посадили за отдельным столом, вместе с оруженосцами других рыцарей. Ах, да! Эта девушка, которую я заприметил, она сидела тоже рядом с хозяином, справа от него, получается, прямо напротив Катерины. И она всё ещё была в золотисто-зелёных одеждах, и в той самой, забавной шапочке.

Местный капеллан благословил трапезу, и хозяин поднял первый кубок вина:

— Я рад приветствовать в своём замке доблестных рыцарей-крестоносцев, коих…

— Ты ошибся, дядюшка! — очень громким шёпотом перебила его девушка в жёлтом, — Ты ошибся!

Ага! «Дядюшка»! Значит, она его племянница? Я так и думал, что родственница!

— А?.. — удивился Зигурд, — В чём дело, Анита? В чём я ошибся?

— Да ведь это не крестоносцы сидят! — сообщила ему девушка, и такая уверенность прозвучала в её голосе, что даже я на долю секунды усомнился, а верно ли, что мы — крестоносцы?!

— А кто же?.. — совсем растерялся барон.

— Так крестоносцев-то всего двое было! — словно маленькому, объяснила ему Анита, — Сам Иисус, да ещё Симон Киринеянин, который помогал Ему крест нести. А эти рыцари носят на плечах не крест, а белые плащи. Значит, не крестоносцы они, а плащеносцы!..

Кое-кто за столом зафыркал, старательно пытаясь сдержать смех. Я заметил, как Марциан метнул быстрый взгляд на Вилфрида.

— Ваша правда, сударыня! — медоточиво ответил Вилфрид, — И мы сами себя крестоносцами не называем. Это людская молва нас так прозвала. А так-то мы смиренные братья Ордена дома Святой Марии Тевтонской. Но, приведись такой случай — наши жизни принадлежат Господу! Мы всегда готовы встать в ряды Его воинства для борьбы с Антихристом! В любую минуту!

Теперь за столом послышался одобрительный ропот. Вилфрид дал ответ, подобающий рыцарю.

— Кхм! Итак, я рад приветствовать в своём замке доблестных… э-э-э… гостей, коих провидение Господнее привело в наши края! — закончил тост хозяин, — Во имя Божие!

— Во имя Божие! — хором повторили присутствующие, поднимая свои кубки и бокалы.

И началось возлияние. Уже привычное. Я всегда в таких случаях поражался количеству выпитого вина. Это же в голове не укладывается! А рыцари пили и не собирались останавливаться. За радушного хозяина, чтобы была над ним милость Божья, за процветание имения барона Зигурда и за процветание тевтонского Ордена, опять за милость Божью, за здоровье и многочисленное будущее потомство хозяина, за хорошие урожаи, за мир во всём мире и за то, чтобы Господь дал рыцарям славную битву, где можно было бы показать отвагу и доблесть, и ещё, и ещё, и ещё… Почему рыцари не падали под стол, для меня загадка. Разве что, спасала очень жирная, горячая мясная закуска? Тарелки и бокалы пустели одновременно. А слуги всё подкладывали и подливали.

— Я слышал, крестоносцы проиграли великую битву при Грюнвальде и Танненберге?.. — взглянул, слегка осоловелыми глазами, хозяин на Марциана.

— Дядюшка, так это само собой! — тут же встряла Анита, — Как же им было не проиграть? Это следствие их клятвы…

— Как это?.. Что за клятва такая, чтобы бои проигрывать?..

— А чем рыцари врага поражают? Мечами и копьями? Точнее, протыкают концом меча или концом копья? Не так ли? А наши гости давали клятву целибата! То есть, их концы не должны в чужую плоть втыкаться. Ну, вот они и не втыкали. Никаких концов ни в какую плоть![4]

— А-ха-ха!!! — захохотали полупьяные рыцари за столом, уже не сдерживаясь, — А-ха-ха!

— Я передам ваше пожелание Великому магистру! — сверкнул глазами Вилфрид.

— Какое пожелание?!

— Чтобы крестоносцы бились только булавами, шестопёрами и моргенштернами, — вежливо улыбнулся Вилфрид, — Уверяю вас, крестоносцы любым оружием владеют в совершенстве! Разве что… разве что ни одно из них не может заменить креста, как это делает благородный меч! Нет, сударыня, увы, но позвольте меч всё же оставить крестоносцам!

И опять за столом одобрительно зашумели. Вилфрид и теперь отразил злую шутку.

— А про битву при Грюнвальде… — весомо добавил Марциан, — Да, Господь послал нам испытание! Но мы выдержали его! Отразив нечестивцев, пытавшихся овладеть Мариенбургом. Свиной хрящик им, а не Мариенбург! Чтобы подавились, проклятые язычники!

— Ура-а-а! — довольно дружно раздалось за столом, — Ура-а-а! И пусть все язычники сдохнут!

— За это и выпьем! — поднял кубок хозяин.

А я успел заметить, как зло блеснули глаза Аниты. Второй раз её шутка пролетела мимо цели. Похоже, девушка к такому не привыкла.

— А не х-хотели бы господа крестоносцы ещё денёк отдохнуть в моём скромном замке?.. — приподнял хмельную голову один из гостей, — Ув-веряю вас, это по пути! П-приглашаю!..

— Не достойны вы, барон Пауль, такой чести! — немедленно среагировала вездесущая Анита, — Вы свой же герб ногами попираете!

— Я?! — с Пауля мгновенно слетел весь хмель, — Я?! Свой герб?! Ногами?!

За столом стало тихо.

— Да! Свой герб! — уверенно возразила девушка, — Какой у вас герб? Дикий вепрь? А не дикого ли вепря вы попирали ногами во время позавчерашней охоты? Я по-о-омню!

— Ах это… — облегчённо выдохнул Пауль, — А, ну да… это же… это же охота, господа! Ну при чём здесь герб? Ну, господин Зигурд! Хоть вы ей скажите!

За столом начали подхихикивать. Это действительно выглядело забавным. Пьяный Пауль упорно пытался доказать всем, что вепрь на охоте — это не геральдический вепрь! Всем и так было понятно, что это просто шутка, но Пауль настойчиво, вновь и вновь убеждал окружающих, что убить вепря — это вовсе не урон чести. Ну, вы что, не понимаете, что ли?! Тот вепрь — это тот вепрь. А этот вепрь — это не тот вепрь! Ну, скажите ей, Зигурд!

Через пару минут хохотали все. Анита язвительно улыбалась, поглядывая по сторонам, явно подбирая кандидата на очередную провокацию. И взгляд её остановился на Катерине. У меня сердце ёкнуло от нехорошего предчувствия.

— А в наших краях такие наряды уже года два, как не носят… — внешне лениво, процедила ехидная Анита.

— Зато ваш наряд, сударыня, носят уже лет триста подряд, не меньше! — даже не задумалась над ответом Катерина, — И всё никак из моды не выйдет.

Рыцари вновь захохотали. Ответ им явно понравился. Хотя лично я не понял, в чём суть ответа.

Анита вздёрнула подбородок. Она готова была к бою!

— И как вам нравится, сударыня, путешествовать в одиночку, в обществе мужчин?..

— Прекрасно! — отрезала Катерина, — Потому что эти мужчины — рыцари, то есть, отважны, благородны, чисты помыслами, богобоязнены и великодушны. Но вы этих слов, я вижу, не понимаете!

— Отчего же?.. — начала Анита.

— Оттого, что не обладаете ни одним из них!

— А я думаю…

— Вам это вредно, сударыня! — отчеканила Катерина, — У вас от этого мозги скисают!

— Да, за кого вы меня принимаете?!

— Я? Я дала бы вам имя «Чудо»…

— В самом деле? Спасибо…

— Это, если сокращённо. Если полное имя, то «Чудовище»!

— Что?!!

Гости уже взахлёб хохотали. Анита сидела красная, с бледными пятнами. Похоже, подобный отпор она раньше не встречала.

— Вы хоть знаете, сударыня, что такое «невинность»? — по всей видимости, решила её добить Катерина.

— Знаю! — вскинулась Анита, — Я, можно сказать, сама — невинность! С одной стороны…

Гости за столом опять грянули дружным смехом. Я сам только через пару секунд понял, что имела Анита в виду. И тоже не сдержался, фыркнул. Нет, надо же: «с одной стороны — я невинна!». Смешно же!

— А хотелось бы, чтобы вы были невинны, по крайней мере, с двух сторон! — припечатала охальницу Катерина, — Чтобы рот тоже!..

Гости просто согнулись от хохота. Кажется, кто-то упал под стол. Не от вина, от смеха.

— … чтобы рот тоже не изрыгал непристойностей, — сжалилась Катерина, — Чтобы уста оставались невинны.

Поздно! Первый смысл про «невинность рта» уже глубоко запал в хмельные головы. Вдоль всего стола посыпались едкие и ядрёные шуточки. Это был полный провал Аниты. Девушка вспыхнула, быстро вскочила и убежала из трапезной, провожаемая насмешками. Мне её даже жалко стало. Столько гостей — и все на одну девушку набросились! С другой стороны, должна же была думать, кого можно задирать? Ну и задирала бы слегка туповатого барона Пауля с его гербом в виде вепря. Нет же, полезла, куда не следует! Вот и получила по заслугам.

— Жёстко ты эту Аниту! — шепнул я, когда мы возвращались в свои комнаты после пиршества.

— Подумаешь! — пожала плечами Катерина, — У неё должность такая, вызывать на себя общий смех.

— Должность?..

— Ну, да. Это же шут! Точнее, шутесса. Разве ты не обратил внимание, что она была во всём жёлтом?

— Обратил, — сознался я, — И что? Цвет золота…

— Жёлтый — испокон веков цвет шута! — пояснила девушка, — Ни один приличный человек по собственной воле жёлтую одежду не наденет! А у неё ещё и шапочка соответствующая, с ушами!

— Подожди! Так вот в чём соль шутки про то, что одежда Аниты уже триста лет из моды не выходит! Это одежда шута! Поэтому все смеялись!

— Конечно.

— Но она же называла барона Зигурда дядюшкой! Его племянница — шутесса?!

— Почему «племянница»? Это традиция такая, чтобы шут называл своего господина как-то по родственному. Чаще всего «куманёк» или «дядюшка», но бывает и другое.

— Ага! А как понять, правда ли это её дядюшка, или это шутка шутессы?

— Та, по одежде, балда! Если говорит шут — то шутка.

— Вот оно как! — я основательно задумался, — Получается, ты перешутила придворную шутессу барона?!

— Я отразила её шутку! — нахмурилась Катерина, — Не более. Ни над кем из гостей, и тем более, над хозяином, я не подшучивала. А у шутессы роль такая — быть предметом насмешек. Тут уж не моя вина.

Рано утром мы покидали гостеприимный замок, разумеется, после утренней службы. Сам хозяин вышел нас проводить. Я стоял недалеко от Катерины, поэтому расслышал, как девушка негромко спросила барона, почему она не видит Аниту.

— Пустяки! — усмехнулся Зигурд, — Анита всё ещё переживает, после того, как над ней вчера посмеялись. Поделом ей! Я ведь, предупреждал её, чтобы не смела шутить над крестоносцами! Не послушалась, глупая! Но вы, сударыня, были великолепны! Острый ум, острое слово… Уверяю вас, вы могли бы стать шутессой и при королевском дворе!

— Сомнительный комплимент! — насупила брови девушка.

— Отчего же? Уверяю вас, при королевском дворе шутами служат и графы. Да не всякие графы, а только лучшие из них. Достойнейшие. Только им позволено подшучивать над королевским величеством и его гостями. А гостями короля вполне могут оказаться и послы других стран, от которых многое зависит, в том числе, мир или война. Я считаю, вы бы справились, сударыня!

— Сомнительный комплимент! — упрямо повторила Катерина и поискала глазами вокруг.

Я понял её мысль и подскочил ближе, протягивая руку. Катерина грациозно оперлась о мою ладонь и села в карету. Не пожелав принять руки Зигурда. Барон усмехнулся и приветливо помахал ей рукой. А потом так же приветливо махал вслед всему нашему посольству, убеждая нас непременно заехать в гости на обратном пути.

Краем глаза я заглянул в окно кареты. Катерина сидела надутая и рассерженная.

[1] Какарорум, город в Монголии, во время путешествия Андре де Лонжюмо — столица Монгольской империи.

[2] Итиль — древнее название Волги.

[3] Хан… желает вина… Любознательному читателю: кто сейчас сказал, что монголо-татары не пили вина? Что им вера не позволяла? Гильом де Рубрук пишет, что первое его представление хану не получилось, потому что переводчик был пьян и не мог переводить, а потом и сам хан нализался… И позже многократно описывает пьянки хана Мунке. Думаете, это ложь? Но достоверно известно, что дядя Мунке, Угэдэй-хан, страдал от алкоголизма и впоследстаии умер от этого. Был не прочь выпить и двоюродный брат Мунке, Гуюк-хан. Это установленные факты. Почему же мы не должны верить Рубруку про самого Мунке? Авторы — верят!

[4] …не втыкали концов… Любознательному читателю: быть может, подобные намёки нам кажутся грубыми, но в Средние века шутки «ниже пояса» были обыденностью и никого не шокировали даже на королевском пиру. Позднее, в эпоху Ренессанса, шутки стали утончённее, произносить непристойности стало неприличным, а ещё позднее — просто опасным! Можно было потерять репутацию! Впрочем, в наши дни подобные шутки опять входят в моду… Уж не дичаем ли мы? Не возвращаемся ли в Средневековье?..

Ниже — изображения знаменитого "серебряного дерева", как его представляли разные художники. Третье изображение — современная реконструкция, установленная в Улан-Баторе (Монголия). Что из этого наиболее подходит под описание Гильома де Рубрука, авторы оставляют решать нашим любимым читателям. Кстати, вы можете поделиться с нами своим мнением. А мы произведём подсчёт голосов! Если, конечно, будет что подсчитывать.:)