Шнырр Шнорринг был мертв.
Бродяга представлял собой, вероятно, одно из самых отталкивающих существ во всем Тремпл-Толл, но его смерть стала для доктора Доу чем-то личным. Вероятно, от того, какой глупой и бессмысленной эта смерть была.
Покрытый сажей, провонявший керосином и гарью, доктор быстро шел по тоннелю канализационного коллектора. Сейчас он был рад тому, что никто не видит его лица и всех тех эмоций, что устроили на нем настоящую свалку. Ярость смешивалась в душе доктора с горечью вины: этой жертвы можно было избежать. Если бы он не затащил несчастного бродягу в дом старшего сержанта, сейчас тот был бы жив.
И тем не менее сквозь все его чувства хирургической иглой проходило осознание: Шнырр Шнорринг сам виноват. Его алчность и тяга к наживе к этому привели…
Незадолго до того, как доктор оказался в канализации под домом без окон, упомянутый дом охватило подлинное безумие.
Появившийся на пороге гостиной Шнырр Шнорринг и раздавшееся следом хихиканье не оставляли поводов усомниться: в дом проникли мальчишки из числа зубастых прихвостней Няни.
Это произошло так неожиданно, что доктор был попросту ошарашен. Да и прочие тоже.
Первым пришел в себя старший сержант:
– Мой револьвер! – потребовал он, но доктор резко ответил:
– Ни в коем случае. Нет времени объяснять, сержант. Те, кто проникли в дом, – всего лишь дети. Они заражены ворбургской дрянью, но я могу их вылечить.
– Он может, – подтвердил Хоппер. – Есть лекарство.
Гоббин побелел от гнева.
– И что вы предлагаете?! Позволить им?..
– Нет.
Доктор Доу поспешно достал из саквояжа запасной инъектор и протянул его старшему сержанту.
– Здесь снотворное. Мы должны отловить и обезвредить каждого из зараженных.
– Да я их наизнанку выверну! – пророкотал Гоббин.
– Никого вы не вывернете, сержант! – железным голосом отрезал доктор. – Они всего лишь больны. Эта та же болезнь, которой были заражены воспитанники мисс Эштон. Вы и правда готовы убивать больных детей?
Хоппер устал от препирательств.
– Время уходит! Сэр, не спорьте! Только не сейчас!
Гоббин вырвал из рук доктора инъектор, разъяренно кивнул. Натаниэль Доу и констебль подняли свои инъекторы.
– Мистер Шнорринг! – воскликнул доктор. – Будет лучше, если вы покинете дом, пока можно. Найдите на одной из ближайших крыш пожарный прожектор. Зажгите его.
– Я… Да, я… Кажется, я и так…
Доктор не слушал его сбивчивый лепет.
– Вперед, джентльмены! – сказал он. – Будьте осторожны и не дайте себя покусать.
Покинув гостиную, они двинулись вверх по лестнице, держа наготове оружие. Со второго этажа доносился топот, над ступенями появился дым.
– Как они смогли проникнуть внутрь? – глухо рычал себе под нос Гоббин.
У доктора ответа на этот вопрос не было.
Когда они поднялись на второй этаж, в дальнем конце коридора скрипнула дверь одной из комнат. Дым тек из проема, на стены упали дрожащие отблески пламени.
– Спальня тетушки Эби, – прошипел Гоббин. – Эти мрази подожгли ее…
Старший сержант отчего-то упрямо продолжал играть в вымышленную жизнь с несуществующим семейством, но сейчас доктора это не особо заботило.
Хоппер первым увидел прошмыгнувшую в дыму невысокую фигуру.
– Там!
Доктор и полицейские ринулись следом.
Мальчишка скрылся на узкой деревянной лестнице, которая вела, судя по всему, на чердак.
Они едва успели добраться до нее, когда сзади открылась еще одна дверь. Очередная тень выбралась в коридор вместе с дымом. Увидев доктора и его спутников, мальчишка захихикал и бросился к лестнице, что вела вниз.
– Я за ним! – крикнул Хоппер и устремился следом.
Доктор Доу и Гоббин переглянулись и двинулись вверх по ступеням. Когда они поднялись, чердак уже горел. Огонь охватил чемоданы, полз по одежным вешалкам, отчего казалось, что под стенами стоят пылающие фигуры. Занялись шляпы и зонты.
Поджигатель обнаружился тут же. Доктору впервые удалось рассмотреть одного из прихвостней Няни. Жуткий оскал, черные глаза, в которых отражается пламя… В одной руке мальчишка сжимал керосиновую лампу без плафона, в другой – жестянку с носиком, в которой, вероятно, был керосин.
Гоббин без промедления нажал на спусковой крючок. Ампула вонзилась в шею мальчишки. Он вскрикнул и бросился прочь, видимо, пытаясь спрятаться в глубине чердака.
Это ему, впрочем, не удалось, и, когда доктор со старшим сержантом подошли, он уже лежал на полу.
За спиной раздался скрип. Доктор резко обернулся и выстрелил, но ампула, пролетев над плечом еще одного мальчишки, вонзилась в косяк чердачной двери. Беглец скрылся за ней.
Гоббин в отчаянии огляделся кругом. Чердак, стремительно наполняясь дымом, горел уже в нескольких местах. Бросаться и тушить его не имело смысла.
– Мой дом! – заревел Гоббин. – Мои вещи! Все, что я собирал годами!..
– Это ужасно, сержант. Но, боюсь, его уже не спасти. Нам нужно…
– Мне плевать, что вам там нужно, Доу! – Старший сержант направил инъектор на доктора. Рука его дрожала.
– Не дурите!
Огонь, взобравшись по деревянной колонне, пополз по проходящей над их головами балке. Одна за другой загорались висевшие под ней картины, упакованные в бумагу. Охваченный пожаром чердак стремительно превращался в большой камин.
От жара лицо Гоббина раскраснелось, из глаз текли злые слезы.
– Послушайте меня, сержант, – попытался образумить его доктор. – Вам представился шанс хоть как-то исправить то, что совершил Клык. Эти дети жили своей обычной жизнью, они ничего плохого не сделали, но их втянули в свои грязные игры против воли – превратили в марионетки. Вам не удалось спасти воспитанников мисс Эштон, но вы можете спасти этих бедолаг.
Гоббин тряхнул головой.
– Спасти их?
– Несколько детских жизней. Они в ваших руках, сержант.
Доктор не мигая глядел на старшего сержанта, ожидая, что тот предпримет. Лицо Гоббина было искажено от гнева, тяжелая складка рта искривилась, и губы дрожали, словно их хозяин неслышно говорил сам с собой. Затянутый белесой поволокой глаз тонул в тени, а другой, казалось, горел. Было видно, что сержант готов нажать на спусковой крючок, взять нож и отправиться вниз в поисках детей, чтобы лично перерезать горло каждому из них. Несмотря ни на что, Натаниэль Доу почувствовал, что его слова смогли заронить в душу этого человека сомнение.
Гоббин опустил инъектор, вытер лицо рукавом мундира.
– Я не верю в искупление.
Доктор Доу кивнул: он тоже не верил.
Старший сержант спрятал инъектор в карман мундира и, схватив за шиворот лежащего мальчишку, поволок его к выходу с чердака. Доктор Доу поспешил за ним. Стоило им оказаться на лестнице, из-за двери донесся грохот – кажется, рухнула одна из колонн.
На втором этаже доктор и сержант едва не натолкнулись на Хоппера. Констебль, похожий на свежесваренного лобстера, стоял у лестницы. У его ног лежали двое усыпленных мальчишек.
– Итого трое, – отметил доктор Доу. – Сколько их здесь всего?
– Я видел еще одного. Шустрый мерзавец – проскочил у меня между ног. Он где-то внизу.
Коридор уже весь тонул в дыму, разобрать кругом что-то было сложно. Из комнат доносился треск пламени.
– Вы уверены, что на втором этаже никого нет, мистер Хоппер?
– Уверен.
– Тогда нужно поймать последнего и убираться отсюда, пока…
Слова доктора прервал крик.
– Шнорринг! – воскликнул Хоппер.
– Хватайте детей, констебль!
Хоппер взгромоздил себе на плечи двоих мальчишек, как мешки с соломой. Гоббин поднял на руки третьего, и они поспешили вниз.
Доктор уже собирался велеть Хопперу вынести усыпленных детей из дома, но на первом этаже им открылась преотвратная картина: огонь был уже и в прихожей. Входная дверь оказалась завалена мебелью и вещами – все они были объяты пламенем. Пробраться через них возможным не представлялось.
Они поспешили в гостиную. Здесь все обстояло так же паршиво. Обойная ткань была будто облита рыжей краской и отпадала от стен кусками. Трещал лак, горел купленный на аукционе гарнитур, пылали портреты на стенах – краска бугрилась и надувалась пузырями, семейное древо пожирал огонь, а лица вымышленных родителей старшего сержанта Гоббина плавились и текли. В огне исчезали жизнь и воспоминания. Было ли здесь что-то подлинное? Ответ мог дать только хозяин дома.
Помимо прочего, последний мальчишка успел поджечь и шкаф с тайным проходом.
Сам мелкий поджигатель находился неподалеку – угрожающе надвигался на пятящегося к камину Шнырра Шнорринга.
Доктор решительно ступил на тлеющий ковер, шагнул к мальчишке. Голова с зализанными волосами повернулась к нему, и в следующий миг в щеку зубастого монстра вонзилась ампула.
Мальчишка закричал, вырвал ее и бросился на доктора. Тот ударил наотмашь саквояжем, и ребенок отлетел в сторону. Зубастый прихвостень Няни попытался подняться, но веки его дрогнули, опустились, и он рухнул на пол, где и застыл без движения.
– Мистер Шнорринг! – Доктор гневно повернулся к бродяге. – Почему вы все еще здесь?!
– Я пытался… выскользнуть, но… Дверь… А потом этот… жуткий…
– Неважно. Берите его. И следуйте за нами. Мы спустимся через люк.
Голос доктора звучал так грозно, что Шнырр не посмел ослушаться, лишь что-то забормотал. Подойдя к мальчишке, он сморщил лицо от отвращения, осторожно потрогал его носком башмака, после чего схватил за ногу и потащил по полу.
Покинув гостиную, они вошли в кухню и спустились в погреб. В углу чернело круглое отверстие люка. Первым в него полез старший сержант. Хоппер начал одного за другим передавать ему усыпленных мальчишек. Когда они все переместились вниз, следом спустился и сам констебль, а за ним и доктор.
Натаниэль Доу ожидал, что в тоннель вот-вот спустится и Шнырр Шнорринг, но прошло мгновение, затем еще, и еще, а бродяга все не появлялся.
– Да чтоб меня! – пророкотал доктор. – Где он?! Мистер Шнорринг! – задрав голову, позвал он, но никто не ответил.
Выбора не оставалось.
Доктор взялся за ржавые скобы лестницы.
– Вы что, хотите туда вернуться?! – возмутился Хоппер.
– Уносите детей, констебль. Найдите люк и вытащите их на поверхность. Я догоню.
В ответ раздалась ругань, но доктор уже не слушал. Поднявшись в погреб, он ринулся к кухне. Бродяги не было и там.
Прихожая уже напоминала один большой костер. Дым застлал собой все кругом, и доктор, вытащив платок, зажал им рот и нос…
Обнаружился Шнырр Шнорринг в гостиной. Увидев его, доктор даже не поверил в то, что подобная глупость может существовать.
Пытаясь обогнуть горящий диван, бродяга пробирался к стене с медалями.
– Шнорринг! – закричал доктор. Его легкие тут же наполнились дымом, и он закашлялся.
– Она моя! Моя! – не поворачивая головы, ответил Шнырр.
Доктор Доу шагнул в гостиную. Нужно было хоть как-то привести в чувство этого болвана.
Глаза слезились, а удушливый запах гари проникал даже сквозь платок. Кругом пылали стены, огонь тек по ним, облизывая панели, он был уже и над головой. Шкафы напоминали горящие колонны. От жара сам воздух уже плавился.
Шнырр Шнорринг добрался до стены и схватил медаль.
– Да! Я заполучил ее! Моя…
Наверху раздался треск. Доктор успел отпрыгнуть в последний момент, когда вниз провалился кусок перекрытия. К золе и пеплу добавилось облако каменной пыли.
Натаниэль Доу поднял взгляд. Шнырр стоял у стены в нескольких шагах от него. Он все еще улыбался, но ужас уже затопил его глаза.
– …Награда, – закончил бродяга, и в следующий миг между ним и доктором столбом поднялось пламя.
Шнырр Шнорринг закричал, а потом крик оборвался. Бродяга исчез в огне…
Пребывая в одном шаге от обморока, доктор Доу попятился. Вытесненный огнем и опаляющим лицо жаром, он выбрался из гостиной и, пошатываясь, двинулся на кухню – только в погребе, куда еще проникло не очень много дыма, ему удалось как следует прокашляться. Несмотря на это, рот его, по ощущениям, был полон золы…
Спустившись в канализацию, доктор отряхнул пальто, сорвал с головы цилиндр, а затем просто вернул его на место – чистить этот кошмар не имело никакого смысла.
Бросив последний тяжелый взгляд на проем люка, он крепко сжал ручку саквояжа и двинулся по тоннелю.
«Награда, – думал доктор Доу. – Он получил свое. Джон-щёлк-щёлк спустя годы после своей казни отомстил тому, кто его разоблачил…»
…Колесико запала провернулось под пальцами доктора, и… отвалилось.
Впервые за долгое время Натаниэлю Доу захотелось как следует выругаться, но, к его огорчению, подходящего случаю ругательства в его памяти не нашлось.
Его любимая переносная лампа не выдержала столкновения саквояжа с напавшим мальчишкой. Плафон разбился, также можно было констатировать смерть зажигательного устройства.
Доктор решил действовать старым способом и зажег фитиль от спички. Пятно рыжего света чуть расползлось, но его было достаточно, чтобы разглядеть завал. Тоннель, по которому Натаниэль Доу шел, вдруг уперся в нагромождение старой мебели, каких-то ящиков, бочек и прочего хлама. Видимо, жильцы ближайших домов решили устроить под землей свалку.
– И чем только занимаются городские службы?! – проворчал доктор, оборачиваясь кругом.
Увидев темнеющее ответвление большой каменной трубы, он нырнул в него и быстрым шагом продолжил путь. Хоппер и старший сержант Гоббин, скорее всего, уже выбрались на поверхность. Быть может, даже вызвали пожарных. Нужно было догнать их как можно скорее, пока не прибыла полиция из Дома-с-синей-крышей…
Шаги доктора чавкали на какой-то слизи, отражаясь эхом от сводов, порой по сторонам подрагивали трубы, где-то капала вода. Несмотря на острое желание покинуть эту зловонь, доктор блуждал по канализации довольно долго. По пути ему попалось еще три завала, ни одного люка или лестницы наверх не наблюдалось.
В душе зародилось нехорошее предчувствие: хлам отчего-то перегораживал именно проходы – показалось, что он не просто кое-как в них нагроможден, а аккуратно и очень дотошно сложен. В этом угадывалось нечто… Доктор никак не мог сформулировать в мыслях, что именно, но с каждым шагом его подозрения все крепли. Он вдруг ощутил себя мышью в лабиринте, которую ведут строго определенным и выверенным маршрутом.
И тем не менее, полицейских в коллекторах не было, а это значило, что они либо ушли слишком далеко, либо все же нашли лестницу.
Увидев очередной завал, доктор уже открыл было рот, чтобы выругаться – даже он уже подобрал подходящие слова, – когда вдруг услышал голоса.
Свернув в тоннель с настолько низкими сводами, что пришлось даже снять цилиндр, доктор Доу наконец увидел впереди металлические скобы лестницы и люк, пробитый в каменной кладке.
Подниматься он не торопился и вместо этого прошел по тоннелю еще несколько ярдов.
– Ну разумеется…
Раздражению его не было предела: впереди, конечно же, виднелся завал. Путь ему оставили только один. Вернувшись к лестнице, доктор начал подъем.
«Надеюсь только, мы не сильно отдалились от дома сержанта, – появилась в голове мысль. – Что-то грядет. Он должен все видеть…»
Выглянув из люка, доктор Доу увидел Хоппера и Гоббина: они стояли у разложенных на земле под стеной дома, словно рыба на рыночном прилавке, мальчишек. Старший сержант держался за голову, – он явно никак не мог прийти в себя от потрясения. Констебль в своей неуклюжей манере пытался убедить его, что жизнь все еще продолжается, но тот будто не слышал ни единого слова. Вряд ли Гоббина могло сейчас что-нибудь успокоить. Доктор Доу понимал, что нет тех слов, которые способны утешить человека, чей дом сгорел.
Натаниэль Доу поднялся на поверхность. Хоппер повернул к нему голову.
– Шнорринг? – спросил констебль, на что доктор угрюмо покачал головой.
Хоппер скрипнул зубами, но ничего не сказал.
– Где мы, мистер Хоппер?
– Какой-то переулок. Вроде бы в двух или трех кварталах от Хмурой аллеи. Я плохо знаю эти места.
Переулок, в котором они оказались, был темным. Не светилось ни одно окно, если сюда вообще выходили окна. Подняв лампу над головой, доктор смог различить глухую стену тупика слева, скопление ржавых труб и паровых котлов. На стене напротив была закреплена металлическая лестница, ведущая на крышу.
Доктор Доу указал на нее.
– Мистер Хоппер, поднимитесь на крышу и зажгите пожарный прожектор – нужно вызвать людей брандмейстера Кнуггера. Мы с сержантом обождем вас здесь. Как управитесь, скорее возвращайтесь. Мне не нравится это место.
Хоппер кивнул и отправился выполнять поручение.
Когда он скрылся из виду, доктор раскрыл саквояж и достал конвертик с пилюлями. Одну протянул старшему сержанту.
– Вам это сейчас необходимо. Поможет успокоить нервы.
Гоббин взял пилюлю, но и не подумал засовывать ее в рот, а вместо этого пару секунд разглядывал, после чего швырнул в доктора.
– Считаете, ваша дрянь, Доу, поможет мне не думать о том, что мой дом прямо сейчас превращается в пепелище?! Мне не нужна ваша помощь! Если у вас там нет какой-нибудь пилюльки, которую вы можете проглотить и тут же сдохнуть, оставьте меня в покое!
– Сэр, я понимаю, что вы сейчас пребываете в весьма расстроенных чувствах и…
Гоббин сжал кулаки и шагнул к нему.
– Неужели?! Понимаете?! – прорычал он в лицо доктору, схватив его за лацканы пальто.
– Отпустите, – ледяным тоном проговорил Натаниэль Доу.
– Или что? – скривился Гоббин. – Что вы сделаете?
– Я сказал: отпустите.
Но старший сержант лишь крепче сжал пальцы.
– Это вы их привели ко мне. Вы и этот идиот Хоппер.
– Нет, они вас искали…
– И сколько еще они бы меня искали, а? Нет уж, они не знали, где я живу. Уверен, эти мрази подбросили вам наводку и проследили за вами. Просто сели вам на хвост!
– У меня нет хвоста. Мы пришли, чтобы помочь вам…
– И как? Помогли?! Отвечайте, Доу, или я сейчас порву вас на куски!
И тут доктор, сам того не желая, сказал:
– Вы правы. Ладно, провалитесь вы пропадом! Правы!
Гоббин даже опешил.
– Что?
– Мы с констеблем Хоппером косвенно причастны к тому, что произошло.
– Видите! Я же говорил! Из-за вас горит мой дом!
– Нет, – твердо возразил доктор. – Он сгорел бы в любом случае. Просто мы неосознанно сыграли на руку тому, кто за этим стоит. Все было спланировано. Буквально все, что произошло. Пожар в вашем доме был всего лишь первым звеном в цепочке событий. Дом должен был загореться. Мы должны были сбежать. Должны были попасть в этот переулок…
– Что за чушь?!
– Вы видели заваленные проходы в тоннелях? Конечно, видели. Думаете, эти баррикады появились там случайно?
– Да у вас мозги съехали набекрень, Доу! Что вы мелете?!
– Он все продумал. Просчитал каждый наш ход, каждую нашу реакцию. Провел мышей по лабиринту.
– Кто «он»?
– Мистер Блохх.
Гоббин отпустил доктора и расхохотался.
– О, таинственный мистер Блохх. Мне докладывали о нем. Консьерж преступного мира, раскинувший сети по всему Габену. Мастер планов и интриг. Тень в ночи, ускользающий шепот… Очень опасный джентльмен. Вот только его не существует.
– Он существует!
– Вы его видели?
– Нет, но…
– С меня достаточно этой чуши, Доу. Консьерж преступного мира – это просто городская легенда. Как люди-кроты, которые якобы живут под городом. Может, пока вы бродили по канализации, еще и человека-крота успели разглядеть?
– Сержант, я не шучу…
Гоббин прищурил здоровый глаз и повернулся к доктору тем, что был затянут мутной белесой пленкой.
– Я уже давно хотел вам сказать, но все не было случая. Вы мне как кость в горле, Доу. Гражданское лицо, раз за разом лезущее в дела полиции. Черный Мотылек убивает различных идиотов – и вы тут как тут. Грабят банк – вы и ваш треклятый племянник выпрыгиваете, как Джек-из-табакерки. Некромеханик похищает эту набитую дуру, Хопперовскую сестру, – и снова вы. Гигантская мухоловка крушит город – кого же мы видим в самой гуще событий? И теперь вот это… Убиты мои констебли – а доктор Доу собственной никчемной персоной стучит в мою дверь! Хотя о чем это я? Вы не удосужились постучать.
Доктор поперхнулся от возмущения.
– Если бы вы и ваши люди, сержант, как следует делали свою работу…
Гоббин не стал дослушивать и, выхватив из кармана инъектор, направил его на доктора. Но и доктор сделал то же самое.
Повисла напряженная тишина, а затем в темноте переулка раздался жуткий шипящий голос:
– Может, позволить им убить друг друга?
Доктор Доу и Гоббин резко обернулись.
За краем круга света, созданного докторской лампой, стояли пять мальчишек. Они скалили острые зубы, на подбородки текли чернила.
За ними замерла высокая женская фигура в черном. Женщина держала за гнутую ручку детскую коляску.
– Он мой, – сказала Няня. – Другого – убейте.
***
– Вы так и не сказали, что вас беспокоит, – сказал доктор Доу. – Если вы поделитесь со мной, я смогу вам помочь.
– Помочь… мне? – едва слышно спросил пациент, кромешно-черная тень с двумя крошечными мерцающими огоньками на месте глаз.
Пристально глядя на пациента, замершего на стуле у его стола, доктор Доу упер локти в стол и сцепил пальцы.
– Вас ведь привела ко мне болезнь, не так ли? Я понимаю: вам непросто рассказывать о своих симптомах, но вы можете мне доверять – я ведь доктор.
– Мои… симптомы? – спросила тень.
Доктор Доу вздохнул.
– Начните с того, как вас зовут.
– Ты знаешь, как меня зовут.
– Вы говорили. Чужак. Но как вас зовут на самом деле?
Тень чуть придвинулась – часть стола и то, что там лежало, потонуло в темноте.
– Что тебе в моем имени? Ты даже своего не знаешь.
Доктор удивленно моргнул.
– Разумеется, я знаю. Мое имя написано на входной двери этого дома. Джаспер Доу, я доктор частной практики, это мой кабинет и…
– Нет, – прошептала тень. – Это не твой кабинет. И ты не доктор. Ты даже не Доу. Ты – всего лишь…
Внезапно оборвав себя, пациент качнул головой и застыл, словно к чему-то прислушиваясь.
– Он здесь.
– Кто? – ничего не понимая, спросил доктор Доу.
– Он здесь! Ты должен схватить его, пока он не сбежал!
– Вы о чем? Простите, но я не…
– Хватит! – Тень заорала и поднялась со стула. – Схвати его!
– Я не…
– Проснись!
Пациент бросился к доктору, а затем в одно мгновение будто врос в него.
Доктор почувствовал, что задыхается, дернулся и…
Джаспер открыл глаза. Он был в своей комнате. В окно проникал свет уличного фонаря.
– Что за шушерное непотребство? – спросил себя мальчик. – Почему я в постели?
Он поднялся и сел в кровати, пытаясь вспомнить, как здесь оказался. Не вспоминалось… Последнее, что Джаспер помнил, это разговор с дядюшкой. Они сидели в гостиной, и дядюшка говорил что-то странное: о маятнике, который качнулся.
Из-за стены раздался стон. Тихий, болезненный стон.
Кабинет!
Джаспер соскочил с кровати и выбежал из комнаты. Вот и дверь кабинета… Он распахнул ее и застыл на пороге. Темно… Ничего не видно!
Нащупав колесико газового рожка на стене, он крутанул его. Появилась искра, и под плафоном забился огонек.
У Джаспера отвисла челюсть, когда он увидел, что творится в кабинете.
Стул, стоявший в центре помещения, был опрокинут, фиксирующие ремни сиротливо провисли. У дядюшкиного стола ничком на полу лежал Найджел Боттам. Все его тело исходило мелкими судорогами, он дергал головой, обтирая щеку о паркет. Руки царапали пол, у правой лежал пустой шприц.
– Мистер Удильщик! – потрясенно воскликнул Джаспер, и Найджел Боттам повернул к нему голову.
Мальчику предстало ужасное зрелище. Рот Найджела Боттама был совершенно пуст, и только сейчас Джаспер заметил россыпь окровавленных острых зубов рядом с ним. А его глаза! Они были обычными человеческими глазами и взирали на него с мольбой.
– Оно… здесь… – прохрипел Найджел Боттам. – Не дай… Не дай ему… сбежать…
– Что здесь? О чем вы говорите? Я не понимаю!
– Оно вылезло… из меня…
Джаспер услышал…
Хлюп… хлюп…
Он повернул голову на звук и выпучил глаза. По полу, у стены кабинета, оставляя за собой чернильный след, ползла неимоверно мерзкая тварь, похожая на багровый комок щупалец. Размером с человеческое сердце, она перебирала уродливыми отростками, все приближаясь к двери.
«Не дай ему сбежать!» – прозвучало в голове.
Джаспер, сам не понимая, что делает, рванул к ближайшей полке и сорвал с нее большую банку, наполовину заполненную пилюлями. Вытащив пробку, он высыпал пилюли, после чего одним прыжком настиг уже подползшую к порогу тварь и накрыл ее банкой. Резко наклонив банку, мальчик просунул под горлышко пробку и с силой вдавил ее.
– Поймал! Я поймал тебя!
Джаспер перевернул банку. Пленник шлепнулся на донышко, щупальца заелозили по стеклу, оставляя черные потеки на стенках. Тварь шевелилась, клубясь и перекатываясь, но выбраться наружу у нее ни за что бы не вышло.
Решив не рисковать, Джаспер метнулся к стенному шкафчику, выдвинул ящик. Достав один из мешочков с сухими лекарственными листьями и бечевку, он вытряхнул листья, надел мешочек на горлышко банки и принялся обматывать его бечевкой – виток за витком. Завязал узел, перерезал хвост бечевки…
– Теперь точно не выберешься, – сказал мальчик, глядя на пленника.
Поставив банку на дядюшкин стол, он поднял стул и с трудом затащил на него пациента. Тот трясся, голова его ходила ходуном. Изо рта текла кровь.
– Голова… раскалывается…
– Дядюшка! – позвал Джаспер.
– Он… ушел… – прохрипел Найджел Боттам. – Ушел…
Джаспер сжал кулаки. Ну вот, когда дядюшка нужен, его нет!
Пациент меж тем выглядел так, будто вот-вот потеряет сознание от боли.
– Потерпите, я вам помогу!
Повернувшись к шкафу с лекарствами, Джаспер распахнул дверцы и пробежал взглядом по склянкам с растворами. Нашел те, что снимали боль.
«Какой же из них действует быстрее всего? Зеленый? Или гадко-зеленый? Что дядюшка говорил? Вроде бы, гадко-зеленый…»
Сняв с полки склянку, Джаспер взял со столика с инструментами чистый стеклянный шприц и наполнил его на треть раствором. А потом почесал затылок, пытаясь вспомнить дядюшкины наставления.
– Я должен назвать вам все побочные эффекты, прежде чем вколоть средство, но я их не помню. Это было так скучно, что я не слушал… Ну почему я не слушал?! Ладно, неважно!
Сжав зубы от напряжения, Джаспер взял руку Найджела Боттама и ввел ему под кожу иглу, затем аккуратно, но уверенно надавил на поршень – сколько раз он это делал, даже не перечислить. Дядюшка хорошо его обучил, будто знал, что однажды Джасперу придется его подменить.
Прошло довольно много времени, прежде чем лекарство начало действовать. Но вот наконец Найджел Боттам перестал трястись, складки на его лбу разгладились, даже дыхание выровнялось, хотя из горла все еще вырывались хрипы с легким присвистом. Его беззубый окровавленный рот выглядел по-прежнему жутко, но казалось, Джаспер справился.
– Мистер Удильщик, вам лучше?
Пациент поднял голову. Несколько раз подряд моргнул. Издал стон.
– Все тело онемело.
– Так и должно быть… Наверное. Расскажите, что здесь произошло? Вы… освободились и ввели себе лекарство от занфангена?
– Доктор сказал, что начнет лечение сразу, как вернется. Я не мог ждать… Больше не мог, понимаешь?
– Куда он ушел?
– Письмо. Там, на столе.
Поверх дядюшкиной рабочей тетради и правда лежал конверт, подписанный: «Джасперу». Рядом с ним соседствовала банка с черной жидкостью.
С чувством, что все это не к добру, племянник доктора Доу вытащил из конверта письмо и прочитал:
«Джаспер,
Я пишу это на случай, если я все еще не вернусь, когда ты проснешься.
Нам с мистером Хоппером предстоит довольно опасное дело, но я надеюсь, что оно завершится успехом. Между тем твое участие могло все усложнить и создать ненужные риски. Не стану лгать: мне пришлось тебя усыпить, чтобы избежать долгих утомительных споров и запретов, которые с большой долей вероятности были бы нарушены.
Уверен, ты возмущен и, видимо, обижен, но у меня и правда не оставалось выбора.
Тем не менее я на тебя рассчитываю. В случае, если все пойдет не по плану и я вынужденно задержусь, ты должен позаботиться о наших пациентах, мистере Боттаме и Винки с Чемоданной площади (полагаю, он по-прежнему находится под присмотром миссис Трикк).
Как видишь, на столе я оставил большой запас лекарства от занфангена. В тетради на последней странице ты найдешь подробный перечень действий, процедур и указания дозировки лекарства.
В первую очередь займись Винки: если я правильно просчитал периодику, этапы и течение болезни, лекарство следует ввести ему до полуночи, пока не выпал первый зуб. Я не уверен, отрастают ли обычные зубы заново, поэтому хотелось бы уберечь нашего юного друга от их потери.
В случае, если лекарство не подействует или последует ухудшение состояния пациентов, немедленно вызывай доктора Горрина – он переправит зараженных в больницу, где им предоставят помощь.
Помни: именно от тебя сейчас зависит, что с ними будет. Сейчас ты их доктор, Джаспер. Я признаю, что с моей стороны довольно безответственно оставлять это на ребенка, но, видимо, в этом доме попросту нет тех, кто знает, что такое ответственность. За исключением миссис Трикк, разумеется.
Теперь самое важное, Джаспер. В случае, если обстоятельства сложатся таким образом, что я не вернусь, мистер Пенгроув, эсквайр и мой поверенный, обладает всеми требуемыми инструкциями. Миссис Трикк знает, что делать.
Подобный исход маловероятен, но тем не менее я обязан его учитывать.
Уверен, у тебя появится желание покинуть дом и отправиться искать меня, но напоминаю, что твои пациенты рассчитывают на тебя – ты не можешь их бросить. В мое отсутствие именно ты – доктор Доу.
Дядюшка Натаниэль.
По эпилогу: Прошу тебя, воздержись от ругательств, когда дочитаешь письмо, – доктор Доу должен быть хладнокровен и сдержан.
Н. Ф. Доу»
Сложив письмо, Джаспер издал глухое рычание, которое ничего общего с хладнокровием и сдержанностью не имело. Было очевидно, что дядюшка решил преподать ему урок! Хотел, чтобы Джаспер почувствовал себя на его месте, когда племянник сбегает из дома и ввязывается в разные опасные дела.
– Вот ведь мстительная тошнотворная ворона! – воскликнул он.
Найджел Боттам глядел на него непонимающе.
– Что за ворона?
Джаспер не ответил. Взяв со столика очередной шприц и склянку с лекарством, он сердито глянул на мистера Боттама. А потом встрепенулся, собрался и нацепил на себя весьма серьезный вид, отчего стал напоминать своего дядюшку.
– Я скоро вернусь, – сказал он. – Сейчас моего внимания требует еще один пациент. – Джаспер бросил взгляд на пленника, извивающегося в своей стеклянной тюрьме. – И кажется, мне нужна еще одна пустая банка.
***
Холодная осенняя ночь. Завывает ветер, снуя меж крыш. Потрескивает фитиль, раздаются топот ног и хихиканье, похожее на царапанье заточенных ногтей по двери, что-то лязгает, звуки ударов, нарастающее тяжелое дыхание и… крики…
Если бы все это было лишь аудиодрамой, потрясенные слушатели, прильнув к раструбам радиофоров, застыли бы, боясь шевельнуться, боясь сделать вдох.
Происходящее в глухом темном переулке, затерянном где-то в глубине Тремпл-Толл, накалилось до такой степени, что, вздумай кто-то из воображаемых слушателей коснуться воображаемого рога радиофора, он точно обжег бы палец.
В тугой узел звуков добавился глухой щелчок – и ампула не вылетела, застряв в стволе.
Инъектор заклинил!
Доктор Доу выругался и ударил им бросившегося на него мальчишку по голове. Зубастый взвыл и отпрыгнул на пару шагов. Но другие этого будто бы и не заметили.
Ситуация складывалась, мягко говоря… неприятная. Искать более подходящий эпитет к ней у доктора не было ни возможности, ни желания.
На земле в стороне лежало двое усыпленных мальчишек – в стране забвения они составили компанию тем, что были обезврежены еще в доме, но остальные трое носились кругом, то и дело появляясь из темноты, пытаясь добраться до доктора, а потом снова ныряя за дрожащий круг света, который создавала его лампа. Мелькали черные глаза, клацали острые зубы. Казалось, эти капканьи пасти были повсюду.
Доктор Доу вжимался в стену дома, держа лампу над головой, – если мальчишки ее достанут, все будет кончено. Если фитиль погаснет, в кромешной темноте эти маленькие монстры попросту загрызут свою жертву.
Ловушка захлопнулась. Выбраться из переулка не представлялось возможным – Няня и ее мерзкие прихвостни перекрыли все пути к отступлению. Кроме открытого люка в канализацию…
Доктор уже думал о том, чтобы спуститься, – сбежать, разумеется, не выйдет, учитывая завалы в тоннелях, но через проем мальчишки смогут последовать за ним лишь по одному. И все же люком Натаниэль Доу пока не мог воспользоваться: если он спустится, Гоббин останется здесь один.
Где же констебль Хоппер?! Его помощь сейчас была бы кстати, ведь на старшего сержанта полагаться не приходилось…
– Гоббин! – закричал доктор. – Да очнитесь же!
Старший сержант стоял в нескольких шагах от него и не шевелился. Не обращая внимания ни на крики, ни на схватку у стены, он просто стоял и потрясенно смотрел на женщину в черном. А она смотрела на него, всем своим видом являя воплощенную ненависть.
Мальчишки тем временем сменили тактику. Если прежде они нападали по очереди, то сейчас, уяснив, что доктор больше не может в них выстрелить, двинулись к нему все разом. Медленно и осторожно, неумолимо сокращая расстояние.
Но так ли их жертва была безоружна?
Отбросив в сторону бесполезный инъектор, Натаниэль Доу выхватил из внутреннего кармана пальто скальпель.
– Не заставляйте меня! Гоббин!
Старшего сержанта будто не волновало, что доктора вот-вот сожрут. Всем его вниманием завладела женщина в черном. Он не верил в призраков, но прямо сейчас перед ним предстал мстительный дух, выбравшийся, словно из могилы, из морских пучин, в которых когда-то исчезла Лилли Эштон. Осталось ли в этом существе что-то от той прекрасной женщины, с которой он встретился на борту парохода «Гриндиллоу»?
Гоббин не видел ее лица, но мгновенно узнал. До последнего момента он полагал – надеялся! – что все это ложь, глупая выдумка раздражающего доктора и отбившегося от рук вокзального констебля. И при этом все его существо желало, чтобы это оказалось правдой. Она жива! Она здесь! Словно и не прошло столько лет…
Гоббин отмер и сделал шаг в ее сторону.
– Лилли… – он произнес ее имя так, словно они никогда не расставались, словно между ними не было черной морской пучины. – Не делай этого! Позволь мне объяснить!
– Ты ответишь за все, – будто порыв ледяного, пропитанного яростью ветра выскользнул из-под вуали. – За то, что сделал со мной и с моими детьми…
– Я ничего не делал, Лилли! Я пытался их спасти!
Голос старшего сержанта прозвучал блекло, словно он и сам не верил своим словам. Как будто он кричал в пустоту и не было никого, кто мог бы его услышать. Время для разговоров и оправданий прошло. Все, что было нужно Лилли, – это отчаяние на его лице, страх в его глазах, а еще обреченность и понимание того, что вот-вот произойдет.
– Ваш выход, мистер Заубах, – сказала Няня и отпустила коляску.
Та вдруг качнулась и, скрипя колесами, покатила к старшему сержанту сама, как большая заводная игрушка. Из-под черного капора раздалось шипение.
С ужасом глядя на коляску, Гоббин попятился и оступился. Рухнув на землю, он попытался отползти, хватаясь руками за ломаную брусчатку, но коляска неумолимо приближалась.
– Тебе не сбежать, – сказала Лилли Эштон, и колесо стукнулось о ногу старшего сержанта. Коляска замерла.
В следующий миг из нее вырвались пять длинных черных щупальцев. Шипение превратилось в многоголосый хор и заполонило переулок.
Гоббин вскинул руку в нелепой попытке защититься и закричал…
…Доктор Доу ощутил холод во всем теле, конечности будто онемели.
Вот он и появился – тот, о ком рассказывали Джаспер и констебль Хоппер. Тот, в чье существование он, признаться, до сего момента боялся поверить.
Ворбург явил свое уродливое лицо.
Как и говорил племянник, тварь походила на спрута, но в ней не было ничего от обычного морского животного. Порождение тьмы и оживший кошмарный сон, нечто древнее, что, казалось, обитало в недрах земли и однажды выбралось на поверхность через какую-то каверну. Прячущаяся в детской коляске тварь – скольких она уже успела сожрать?
Безумие, подлинное безумие – рассчитывать, что этого монстра можно остановить. И все же…
Пытаясь сохранить остатки самообладания, Натаниэль Доу крикнул: «Прочь! Пошли прочь от меня!» – и махнул перед собой скальпелем, отгоняя мальчишек. Когда они отпрянули, он быстро склонился над стоящим у его ног саквояжем. Поставив лампу на землю, доктор щелкнул замками и вытащил каминные часы. Вот только повернуть стрелки он не успел.
Трое прихвостней Няни прыгнули на него одновременно. Доктор оттолкнул от себя одного, но второй вцепился в лацкан пальто, а третий вырвал из его руки часы и с размаху швырнул их на землю.
Часы разбились со звоном, в стороны брызнули шестеренки и пружины. А затем в предплечье доктора впились острые зубы, и он выронил скальпель.
Все трое мальчишек повисли на его пальто. Они царапались и тянулись к лицу. Щелкали пасти, кто-то из маленьких монстров схватился за шарф и потянул доктора, пригибая его ниже.
Натаниэль Доу пытался стряхнуть их, вертелся и отбивался локтями, но они облепили его, как слепни. Он метался, дергался изо всех сил – и только это позволяло ему пока что избежать новых укусов. Цилиндр слетел с головы и покатился по земле…
Тем временем одно из щупалец твари из коляски уже оплело запястье Гоббина.
– Нет, молю тебя! – кричал старший сержант. – Нет! Лилли, отзови это!
Лилли Эштон с виду безучастно наблюдала за расправой…
Схватив за ворот пиджачка одного из мальчишек, доктор ударил им другого, швырнул в третьего. Но эти мелкие гаденыши не чувствовали боли. Злобно скалясь и ухмыляясь, они поднялись на ноги и приготовились напасть снова.
И вдруг один из них замер, обернулся и задрал голову.
Доктор проследил за его взглядом и разобрал какое-то шевеление на карнизе дома напротив. Там кто-то стоял.
Хоппер?!
Темная фигура двинулась вдоль стены, а затем остановилась у пожарной лестницы. Что-то блеснуло в руках у незнакомца – стекло…
Человек на карнизе швырнул блестящий предмет туда, где стояла коляска. Стекло разбилось, и в воздух вырвалась туча фиолетового дыма. Она беззвучно затянула собой и коляску, и монстра, и старшего сержанта.
Тварь издала пронзительный визг, с хлюпаньем расплела щупальце. Няня отшатнулась, сотрясаясь в кашле. Мальчишки в один голос заверещали и бросились прочь, к выходу из переулка.
Доктор попытался разглядеть человека на карнизе, но там уже никого не было.
Меж тем поднимающийся дым окутал монстра, словно костюм. Коляска кренилась из стороны в сторону, а кошмарное существо в ней било щупальцами по всему, до чего могло добраться.
С каждым мгновением туча расползалась, ширилась и становилась все плотнее. В какой-то момент доктор смог разобрать в дыму лишь очертания твари, а потом ему показалось – всего на миг – что и коляска, и монстр исчезли, словно растаяли. Дым растворил это кошмарное существо?
Но нет, туча вдруг начала редеть, в ней снова проявился силуэт пришельца из Ворбурга. Тем не менее движения монстра стали какими-то странными, ломаными. Дым как-то на него повлиял, вызвал судороги…
И все же тварь приходила в себя. Щупальца снова потянулись к лежащему на земле и выворачивающемуся наизнанку от кашля Гоббину.
Доктор подобрал скальпель и шагнул к старшему сержанту, даже не представляя, что будет делать, когда доберется до твари, – наивно было полагать, что скальпель ему поможет…
Со стороны выхода из переулка неожиданно раздался крик:
– Сдохни, мерзкая тварь!
Доктор Доу повернул голову и обомлел, не в силах поверить своим глазам.
Шагах в двадцати от того места, где монстр из коляски пытался схватить Гоббина, стоял…
Шнырр Шнорринг! Живой и с виду невредимый!
Но как?! Как это возможно?! Как он смог спастись из пожара?! Как ему удалось выбраться из горящего дома?!
В руке Шнырр Шнорринг держал бутылку, из горлышка которой торчала тряпка. По тряпке полз огонек.
Размахнувшись, бродяга швырнул бутылку в коляску. Бросок пришелся точно в цель. Ударившись о бортик коляски, бутылка разбилась.
Все произошло так быстро, что никто из тех, кто был в переулке, не успел отреагировать. Огонь охватил коляску всего за мгновение, как будто она была сделана из бумаги, одно за другим загорелись и щупальца монстра.
– Уаяа-а-ая-а! – пронзительно завизжала тварь, и доктор зажал уши руками.
– Не-е-ет! – закричала Няня, бросившись к коляске.
– Лилли, стой!
Гоббин вскочил на ноги и ринулся к ней наперерез. Схватив женщину, он сжал ее в объятиях, и в следующий миг прогремел взрыв.
Оглушающий грохот прошел по мешку переулка. В ночной темноте расцвел багровый огненный цветок.
Доктора отшвырнуло в стену. Справа в кирпичную кладку врезалось погнутое колесо.
Эхо разошлось по ночному Тремпл-Толл, и город пожрал его.
Доктор Доу поднял голову – та отдалась звоном. Перед глазами все плыло. На месте взрыва горел костер. Гоббин и Няня лежали в объятиях в нескольких ярдах от него и не шевелились.
Доктор обернулся. Шнорринг? Бродяга исчез, словно он и вовсе примерещился. Что с Гоббином? Мертв?
Натаниэль Доу нащупал ручки саквояжа и разогнулся. На первом же шаге он покачнулся и рухнул на колено. Дрожащей рукой упершись в землю, поднялся. Второй шаг дался легче, хотя переулок перед глазами все еще качался, трубы ходили ходуном, а дома заваливались.
Подойдя к распростертым телам, он склонился над Гоббином, проверил его пульс. Также проверил и женщину.
Живы. Без сознания…
– Доктор! – позвал кто-то, или это прозвучало в голове?
Расцепив объятия Гоббина и Лилли Эштон, Натаниэль Доу начал осматривать тело старшего сержанта на предмет ранений. Мундир обожжен, на шее порез, ожог на спине, все тело покрыто слизью от щупалец твари…
– Доктор Доу!
Кто-то схватил его за плечо, развернул. Над ним нависала смутно знакомая громадина с синей щетиной на квадратном подбородке.
– М-мистер… Х-хоппер? Это вы?
– Да кто же еще, стоптанный вы башмак?! Что здесь стряслось?!
Лицо констебля расплывалось. Доктор зажмурился. Потер глаза.
– Где вы… были?
– Да я никак не мог сладить с этим треклятым пожарным фонарем! Пока я его еще нашел! Так и топливо было лишь на дне! Вас и на минуту нельзя оставить! Что, я вас спрашиваю, тут за безобразие?!
– Няня. И мальчишки. Укусили… Мой цилиндр… Тварь из коляски… Потом дым и Шнырр Шнорринг…
– Шнырр ведь сгорел!
– Нет, он был здесь. Я его видел. Он поджег коляску, и она взорвалась. – Доктор уже окончательно пришел в себя. Как минимум в той степени, чтобы мысли начали увязываться в единую нить. – Почему она взорвалась? Там была бомба или?.. – Он пронзил констебля колючим взглядом. – Что вы бросили в коляску? Что это за дым?
– Кажется, вас неслабо… э-э-э… приложило. Я ничего не бросал.
– Вы были на карнизе. – Доктор поднял руку, указывая на то место, где видел темную фигуру. – Там.
– Чего? Да я же на крыше был! В двух домах отсюда!
– Значит, там был кто-то другой, – забормотал доктор, ощупывая ссадину на скуле старшего сержанта.
– Что вы делаете, доктор? – спросил Хоппер, озираясь кругом. – Вам помочь?
– Нет, вызывайте…
– Кого?
– Всех! Констеблей из Дома-с-синей-крышей! Нужно сообщить в Больницу Странных Болезней. А потом… Осталось трое зараженных мальчишек. Они сбежали, когда… Неважно! Следует их отловить. Я останусь здесь и окажу им помощь. Да не стойте же столбом, Хоппер!
Констебль передернул плечами и сорвался с места. Вскоре топот, издаваемый его башмаками, стих.
Доктор придвинулся к Няне, снял перчатки и аккуратно приподнял вуаль.
Узкое лицо, молодое – на вид ей было около двадцати лет. Но даже в смешивающихся на лице женщины ночной темноте и отсветах от огня догорающей коляски было видно, что кожа пепельно-серая, точно покрытая пылью.
В груди у доктора появился ком. Это лицо казалось совершенно обычным, но лишь на первый взгляд. В нем читалось что-то неуловимо отвратительное – что-то, нет, не мертвенное, но и не живое. Нечто… чужое. Эта женщина словно просто напоминала человека, но являлась чем-то иным.
«Вероятно, так выглядит печать Ворбурга», – подумал доктор.
Неподалеку раздался рокот двигателя, и у входа в переулок остановился экипаж.
«Неужели помощь, которую должен был вызвать Хоппер, прибыла так быстро?»
Но что-то подсказывало: это не так.
Дверцы экипажа открылись, и из него вышли двое. Быстрым шагом они направились к доктору.
Натаниэль Доу крепко сжал в руке скальпель и поднялся на ноги.
Когда эти двое приблизились, он разглядел их как следует. Один – молодой джентльмен в дорогом пальто и цилиндре, являлся обладателем голубых глаз и очков в тонкой круглой оправе; при нем был черный кожаный саквояж. Другой – толстяк в годах с лицом свекольного цвета и внушительными пышными усами – был вооружен. В одной руке он держал большой чемодан, во второй – револьвер незнакомой доктору Доу модели.
– Угроза? – спросил молодой джентльмен спутника.
– Не представляет, – с одышкой ответил тот, спрятав револьвер.
– Согласен. Вы можете убрать скальпель, сэр, – мы не причиним вам вреда.
Доктор Доу не торопился верить ему на слово.
Усач чуть приподнял котелок и, когда он это сделал, доктор Доу увидел на его указательном пальце большой гербовый перстень. И мгновенно его узнал, поскольку видел похожий перстень не так давно.
– Клуб охотников-путешественников? – спросил он, на что усач лишь хмыкнул. – Кто вы такие? Представьтесь.
– Вам не нужно знать наши имена, – сказал молодой джентльмен.
Натаниэль Доу кивнул на его саквояж.
– Вы доктор?
– Полагаю, как и вы. Где сейчас тварь?
– Уничтожена.
– Это упрощает задачу. – Молодой доктор глянул на спутника. – Проверьте переулок на предмет «Присутствия».
– И сам знаю, – проворчал усач.
Отойдя на несколько шагов, он поставил на землю чемодан, что-то переключил на нем, и тот прямо на глазах у доктора Доу разложился. Наружу выбрался какой-то причудливый прибор, походивший одновременно и на большие часы, и на миниатюрный маяк. Щелкнув тумблером у его основания, усач отодвинулся и замер.
Прибор заработал. Лампа загорелась и принялась вращаться, заливая переулок болезненно-белым светом. И правда, как маяк… При этом из его глубин начало звучать отчетливое тиканье. Звук был таким низким, что доктор Доу тут же почувствовал, как слегка заложило уши.
Молодой доктор, испытующе глядя на Натаниэля Доу, раскрыл саквояж и достал очередное странное устройство. С виду оно напоминало браслет с вентилями и шарнирами, в который была вмонтирована стеклянная капсула, до середины наполненная прозрачной жидкостью.
– Вы позволите? – спросил незнакомец. – Мне нужно ваше запястье.
– Зачем?
– Вы взаимодействовали с Чужим. Я должен убедиться, что не произошло заражение.
– Оно не произошло.
– Я должен убедиться, – твердо повторил молодой доктор.
Натаниэль Доу сверкнул глазами и процедил:
– Я не дам проводить над собой никакие эксперименты, пока вы не представитесь и не объясните, что здесь происходит. Кто вы такие?
Молодой доктор вздохнул.
– Вам достаточно знать, что мы – те, кто противостоит угрозам извне и охотится на… гм… существ, с одним из которых вы столкнулись.
– Вы из Министерства?
– В некоторой степени.
– Не выношу «некоторые степени». Эй, что это вы делаете?!
Пока они говорили, усач, оставив свой маяк, подошел к одному из усыпленных мальчишек и опустился перед ним на колено, разглядывая его.
– Он делает свою работу, – ответил за спутника молодой доктор. – Прошу вас, сэр, я ведь сказал, что мы не причиним вам вреда. Вашу руку, будьте любезны.
Доктор Доу нехотя расстегнул пуговицу на рукаве пальто, высвободил запонку и оголил запястье.
Незнакомец надел на него браслет, щелкнул замок. Поворот винта – и доктор Доу почувствовал укол. В стеклянную капсулу поступила кровь, смешиваясь с прозрачной жидкостью.
Молодой доктор во все глаза наблюдал за капсулой, и Натаниэль Доу ощутил, как тот напряжен, хотя незнакомец всячески пытался это скрыть.
– Данное устройство непохоже на те, что используют врачи из Хирург-коллегии Старого центра, – сказал он.
Молодой доктор улыбнулся.
– Откуда вы узнали, что я?.. Ах да, герб на саквояже. Вы наблюдательны. Хм… никакой реакции.
Он снял браслет и подошел к старшему сержанту Гоббину, собираясь провести точно такое же исследование.
– Опишите тварь, которую вы видели.
– Это была… чернильная клякса. Я не успел ее толком рассмотреть – видел лишь щупальца. Большая часть тела твари, если оно у нее и было, скрывалось в детской коляске.
– Кто еще здесь был? Помимо вас, присутствовали те, кто взаимодействовал с Чужим?
– Нет.
– А как же дети, которые там лежат?
– Послушайте, доктор, – раздраженно сказал Натаниэль Доу, – я безмерно счастлив, что люди, которые отлавливают этих тварей и, как вы выразились, противостоят угрозам извне, обратили внимание на происходящее и заявились, когда все уже закончилось, но…
– Но?
– Это полицейское расследование. У меня есть предписание от комиссара Тремпл-Толл. Эти несчастные дети заражены занфангеном. Их ждет лечение – лекарство уже готово.
– Это значительно облегчает задачу, – молодой доктор повторил уже ранее сказанное. Сняв браслет с руки Гоббина, он поднялся.
Маяк тем временем погас, тиканье стихло, а затем прибор вернулся в чемодан. Усач подошел к докторам.
– Уровень «Присутствия» не дотягивает даже до полуторной отметки, – сообщил он спутнику. – Полагаю, колебание создают они. – Он указал на детей. – Занфанген. Что делаем? О них нам ничего не говорили. Вызываем остальных?
Молодой доктор пристально поглядел на доктора Доу.
– У нас есть приказ. Все остальное… Уверен, этот джентльмен предоставит требуемую помощь зараженным. Мы здесь закончили.
Усач покряхтел, но спорить не стал. Передав спутнику чемодан, он подошел к Лилли Эштон и, просунув руки ей под колени и плечи, поднял ее.
– Что вы?.. – возмущенно начал доктор Доу, но тут же последовал ответ:
– Мы забираем ее, – сказал молодой доктор. – Она – ценный источник сведений. По сути, мы явились сюда за ней.
– Вы не можете…
– О, мы можем. Прошу вас, не препятствуйте. Так или иначе она попадет к нам, даже если сперва ее доставят в… как называется Дом в Тремпл-Толл?
– Дом-с-синей-крышей.
Молодой доктор снова улыбнулся своей отвратительно обворожительной улыбкой.
– Мы рассчитываем получить все отчеты из Дома-с-синей-крышей. Полагаю, ваше полицейское расследование на этом окончено. Начинается наше расследование: мы должны выяснить, как, где именно и когда произошло проникновение в Габен.
Усач напоследок даже не глянул на доктора Доу и, развернувшись, направился к экипажу. Руки Лилли Эштон безвольно покачивались с каждым его шагом.
Доктор Доу хотел возразить, что-то сказать, но ни единого аргумента, чтобы помешать им забрать ее, не находил.
– Хорошего вечера. – Молодой доктор кивнул ему и пошагал следом за спутником.
Вскоре они сели в экипаж, и тот скрылся в ночи.
– Хорошего вечера? – проскрежетал доктор Доу.
До него донесся рокот пропеллеров, и над переулком проползла туша багрового пожарного дирижабля. Где-то вдалеке раздались колокола полицейских фургонов.
Доктор Доу вдруг почувствовал невероятную, удушающую усталость. Больше всего ему сейчас захотелось просто оказаться в своей гостиной – усесться в кресло с чашкой кофе, закурить папиретку и развернуть газету. Просто посидеть в тишине и покое, где нет никого: ни непослушных племянников, ни тупоголовых полицейских, ни ворбургских тварей, ни треклятого Блохха.
Окинув взглядом переулок, похожий на поле сражения и по сути им и являющийся, он тяжело вздохнул: кресло, папиретка, кофе и газета откладывались.
***
Голова болела неимоверно, словно накануне по ней лупили башмаком. Да она и вовсе казалась чужой, эта дрянная голова, как будто ее приштопали к телу, предварительно набив опилками.
Шнырр Шнорринг шевельнулся и открыл глаза. Кругом темно. И тихо. Нащупав под пальцами знакомую драную шерсть старого ковра, служившего ему постелью, он убедился: «Я дома, в своей трубе…»
Все остальное тонуло в тумане. Он не помнил, когда вернулся, не знал, сколько проспал, сколько сейчас времени, да и вообще, какой сегодня день.
Повернувшись набок, Шнырр попытался подняться, но тело, пока он лежал, успело едва ли не окоченеть.
«Может, я того, смертвя́чился?» – подумал он испуганно, но тут же поймал себя на мысли, что вряд ли у мертвяков может болеть голова. Это его слегка успокоило.
Онемевшие пальцы и заледеневшие конечности с каждым мгновением все лучше вспоминали, что им положено не просто висеть, а еще что-то делать. Удалось опереться и сесть в постели.
Шнырр опустил лоб в ладони. Его мучил один лишь вопрос: «Что я вчера пил?»
Привокзального торговца слухами вдруг посетило неприятное ощущение, как будто это «вчера» было вовсе не вчера, а…
Живот свело и скрутило. Знакомое ощущение – Шнырр называл его «голодком».
«Когда в этом рту последний раз что-то было?»
Шнырр попытался восстановить в мыслях события своего накануне. Воспоминания походили на разбросанные в грязи пуговицы, но он ведь настоящий мастер в том, что касается рытья в грязи.
Что-то вырисовывалось… Шнырр точно помнил, как отирался у станции кебов на Чемоданной площади и подловил того мерзкого хорька-левшу. Удалось отобрать у него немного денег. Потом появился Длинный Финни и сообщил, что его ищут Дылда и Пузан. Он их нашел… Дело было в…
Ах да, они ведь искали пропавших фликов. Нашли искусанного мертвяка на чердаке, ну а потом…
– Они направились в парк Элмз, – пробормотал Шнырр, мысленно потянулся к новой «пуговке» в «грязи» и вдруг обнаружил, что там больше ничего нет. Почти.
Дылда и Пузан его куда-то отправили, но прежде он заглянул на задворки Рынка-в-сером-колодце, где всегда обедал. И там, у ящиков с протухшей рыбой…
– Голос! – воскликнул Шнырр и поморщился. Он слишком резко дернул головой, и та едва не отвалилась.
Он вспомнил голос, глубокий баритон. Человек что-то ему сказал, но что именно?..
Больше Шнырр не помнил ничего.
Надеясь, что если утолит голод, то и память прекратит показывать ему «чайку», он сполз с постели и подошел к заслонке, привычно взялся за вентиль, попытался его провернуть и так и застыл.
Вентиль не поворачивался!
«Заперли?! Меня заперли?!»
Шнырр еще несколько раз подергал за вентиль, но итог был тем же.
В отчаянии повиснув на металлическом колесе, обитатель трубы возопил. Ведь думал же, что подобное может случиться, но так и не доделал запасной выход наружу. Все время были дела поважнее…
Положение выглядело препаршивым. Задохнуться он тут не сможет – хвала воздуховодам, но воздух, как известно, съестной ценности особо не представляет, и суждено ему, несчастному и обездоленному Шнырру Шноррингу, умереть здесь от голода и жажды. А он и так уже на грани смерти: все его запасы лежат в другой трубе!
Одна надежда, что кто-то услышит его крики и откроет заслонку.
Шнырр чуть вдохновился этой мыслью и прислушался. Никто вызволять его не спешил. Ах да, крики…
– Помогите! Я тут! Заперт! Спасите!
Саквояжня – не то место, где случаются чудеса, но даже здесь порой павший ниже всех нищий способен разобрать в луже отражение своей счастливой звезды.
Счастливая звезда Шнырра Шнорринга обычно пьянствовала в пабе, валялась в канаве или страдала от провалов в памяти, позабыв о том, что пора надевать свою звездную форму и вылезать на пост где-то на небосводе. Но сегодня, видимо, был особенный день.
Снаружи раздалось:
– Вы там?! Я услышал ваши призывы о помощи! Погодите, я сейчас вас выпущу.
Шнырр прочистил пальцами уши, решив, что ослышался.
Но нет, вентиль крутанулся. Кто-то потянул заслонку, и та отодвинулась на скрипучих петлях.
Шнырр вывалился наружу, боясь поверить в такую-то удачу. Но кто же тот добродетель, что его спас?
Разогнувшись, Шнырр сделал два шага и остановился.
Перед ним кто-то стоял. Свет уличного фонаря падал на пальто и котелок незнакомца.
И тут Шнырр понял, что никакой это не незнакомец.
– Ты! – потрясенно выдохнул он, увидев… себя же.
– Ты, – словно эхо, ответил другой Шнырр.
– Как?! Что здесь творится?!
Чувствуя, что сходит с ума, Шнырр, который вылез из трубы, схватился за котелок, придавив его к макушке и пытаясь тем самым заставить ум никуда не уходить.
Другой Шнырр широко улыбнулся, демонстрируя точно такой же набор кривых коричневых зубов, что был и у него самого.
– Ты просто перебрал накануне угольного эля, – сказал он доверительно. – Вот тебе и мерещится… А может, ты просто спятил? Или все проще: и я – это ты.
– Я – это я! – воскликнул Шнырр-из-трубы. – Ты – не я.
– Ты так в этом уверен, дружок?
– Уверен, и… Да если ты – это я, скажи то, что могу знать только я!
– Например?
– Как меня зовут?
– Это просто. Шнырр Шнорринг.
– Нет, как меня зовут на самом деле? Мое настоящее имя никто не знает, я его ни разу не назвал.
Другой Шнырр на мгновение замер, почесался, сплюнул через щель в зубах.
– Вот видишь, так я и…
– Вильберт Хэмишед Делакруа III.
Шнырр выпучил глаза.
– Но откуда? Откуда ты знаешь?!
– Я ведь сказал, дружок. Я – это ты. Но не волнуйся, скоро я исчезну, ты придешь в себя, у тебя еще немного поболит голова и все снова станет, как прежде.
Шнырр задумался.
– Поболит голова?
– Очень сильно. Неприятное ощущение, надо сказать.
Другой Шнырр резко кивнул, и тут дубинка опустилась на голову первого Шнырра. Вскрикнув, тот рухнул на землю.
Стоявший в шаге от него джентльмен в пальто, котелке и с шарфом на лице, поправил круглые защитные очки и убрал дубинку.
– Вы как всегда вовремя, мистер Паппи, – сказал мистер Блохх. – И хоть это было забавно, но мистер Шнорринг уже начал меня утомлять.
Разглядывая лежащего на земле без сознания Шнырра Шнорринга, он задумчиво почесался.
– Знаете, мистер Паппи, досконально повторить подобные грязь, мерзость и отвратительность даже мне оказалось не под силу. Хотя я очень старался. Надеюсь, никто не заметил разницы.
Мистер Паппи в ответ пожал плечами.
– Вы готовы? – спросил мистер Блохх.
– Странный вопрос, сэр, учитывая, что вы его задаете мне.
– И то верно. Берите ее. Возвращаемся в переулок Фейр. Мне пора переодеться. Как бы привычка чесаться не прицепилась…
Мистер Паппи исчез в тупике переулка, но вскоре раздался скрип колес, и верный подручный вернулся, катя перед собой черную коляску.
Вместе они покинули переулок и двинулись по ночному Тремпл-Толл.
Прохожих не было, экипажи с погашенными фонарями стояли вдоль обочин. На охоту вышли крысы. Они заполонили канавы, расселись на гидрантах и проходящих под карнизами трубах. Ночной Тремпл-Толл порой называли Городом Крыс.
– Нет, ну какова пьеса! – воодушевленно провозгласил мистер Блохх. – Вы согласны, мистер Паппи?
– Пьеса как пьеса, – последовал ответ из-под шарфа.
– Тем не менее, даже такой зануда, как вы, не может спорить с тем, что все прошло, как по ноткам. – Мистер Паппи и не спорил; его хозяин продолжал: – Какова драма! Я будто вернулся в хорошие деньки чудесных марионеточных постановок. Актеры блистали. Все выходы из-за кулис были произведены невероятно точно и в нужный момент.
Мог бы мистер Паппи вздыхать, он сейчас непременно это сделал бы, ведь ему лучше других было известно: за восторгами Хозяина всегда следует критика. И он не ошибся.
– «Рокировка» удалась на славу, – сказал мистер Блохх. – Кукла отыграла свою роль, но, положим, можно было и поменьше положить в коляску взрывчатой смеси. Нашего доктора едва не задело.
– Вы сказали, что следов куклы не должно остаться, – проворчал мистер Паппи.
– Верно. В любом случае – итог вышел таким, как я его и задумывал. Это главное. Второе действие пьесы оказалась проще, чем первое. «Свет Фонаря» был близок к провалу ровно три раза. Я недооценил мистера Хоппера – его скрытую до сего времени тягу помогать окружающим.
– Зачем он вам? Почему вы его привлекли?
Мистер Блохх помолчал, обдумывая ответ, а затем сказал:
– У меня для него припасена еще одна роль в будущем. Что касается моей пьесы… Мальчишка бы не справился без его помощи – братья Финлоу слишком плохие актеры.
– К слову, о мистере Хоппере. – Мистер Паппи остановился и вытащил из кармана пальто конверт. – Вам передали письмо – не было возможности вручить его раньше.
Они продолжили путь.
Мистер Блохх на ходу вскрыл конверт и развернул бумагу. Прочитал вслух:
«Дорогой мистер Блохх!
Я хотела бы от всего своего необъятного сердца поблагодарить вас. Встреча в кабаре «Три Чулка» оказалась даже радушнее, чем я ожидала. Прослушивание прошло с блеском, и мадам Велюрр утверждает, что счастлива взять меня в кабатруппу.
Мне было безмерно приятно оказать вам услугу. Особенно, учитывая, что она касалась такого красавчика, как мистер Кенгуриан Бёрджес. Вы должны мне новое сердце взамен разбитого.
Если в дальнейшем вам понадобится еще одна услуга, вы знаете, где меня найти.
С любовью,
Бланшуаза Третч»
Дочитав, мистер Блохх с удивлением уставился на нечто, что было в самом низу письма.
– Что это, как думаете, мистер Паппи?
Мистер Паппи, не поворачивая головы, сказал:
– Полагаю, помада. Отпечаток губ.
– И зачем здесь этот отпечаток? Это какой-то тайный знак? Не могу разгадать его.
Еще один несуществующий кукольный вздох, и мистер Паппи пробурчал:
– Теряюсь в догадках, сэр.
Мистер Блохх убрал письмо. Какое-то время они шли молча.
Мистер Паппи превосходно умел улавливать настроение Хозяина и понял: того что-то беспокоит.
– Что-то не так, сэр?
– Нечто в этом деле не дает мне покоя. Это не столь важно, но…
– Значит, не все прошло, как по ноткам? – поддел Хозяина мистер Паппи. – Мне отправиться поискать ускользнувшую ноту?
– Я не люблю, когда вы дерзите, – отстраненно проговорил мистер Блохх. – В такие моменты вы напоминаете мне своего брата. То, что меня беспокоит, связано с сэром Крамароу. Он кое-что сказал. По его словам, им овладела мания, и именно данная мания заставила его сделать то, что он сделал.
– Он догадался, сэр?
– Пока нет. Не думаю, что он в принципе догадается, но нужно это учитывать.
Мистер Паппи повернул голову к Хозяину.
– Считаете, что наш друг со странными глазами не справился?
Мистер Блохх поднял руку, чтобы по привычке почесаться, и не нашел аргументов, чтобы этого не сделать: все же, пока он в образе, его манеры диктует именно образ.
– Я считаю, – сказал мистер Блохх, – что наш друг со странными глазами оставил что-то в мыслях сэра Крамароу. Некий подвох, видимо, мне назло. Он не может не справиться – вероятно, это самый талантливый человек, которого мне доводилось встречать. Поэтому я уверен, что ошибка исключена. Думаю, таким образом этот хитрец подает мне знак. Пока что это не бунт, но марионетка решила, что способна запутать мои нити.
– Мне приглядеть за ним?
– Сперва его нужно найти. После дела Черного Мотылька он скрывается.
– Займусь этим сразу же.
Мистер Блохх и его помощник свернули с улицы Бремроук и двинулись по переулку Фейр. Вскоре они уже были у входа в «Лавку игрушек мистера Гудвина».
Коляска неожиданно дрогнула. Из ее глубин раздалось шипение.
– Он просыпается, сэр.
– Замечательно. Дальше я сам, мистер Паппи. Отправляйтесь в Гарь и отыщите человека со странными глазами. Мне же предстоит еще одна беседа и обновление гардероба.
Мистер Паппи развернулся и пошагал обратно, к выходу из переулка. А мистер Блохх и коляска скрылись в лавке игрушек.
Дверь закрылась. Звякнувший колокольчик смолк. Город Крыс остался во власти своих хвостатых хозяев.