— Возможно, теперь вы захотите извиниться, — голос Кардуса звучал, как острая сталь, нежно обёрнутая бархатом. Вроде и мягонько, но если наткнешься, не поздоровится.
— Я? — искренне изумилась тетушка Гераклеума. — Ах, конечно, — оскалилась она в неискренней улыбке. — Мне так жаль, что твой персонал, Кардус, настолько некомпетентен, что при первой же возможности стремится обворовать одинокую беззащитную женщину. Может быть, тебе стоит ответственнее подходить к подбору кадров? К примеру, эта твоя няня…
— Извиниться перед Иридой, — продолжал вымораживать интонациями комнату Кардус.
Я тихонько стояла и не отсвечивала. Извинения тётки мне были нужны, как жабе бриллианты. По опыту знаю, если человек паскуда, то это надолго. Фальшивые извинения от женщины, готовой обвинить меня во всех смертных грехах? Нет, спасибо, пусть оставит их себе и вкушает за ужином…
— Перед няней? — непритворно изумилась Гераклеума. — Зачем?
— За несправедливые обвинения. Как считаете, заслуживает ли это извинений? — сам вид Кардуса подсказывал, что вопрос не риторический и правильный ответ на него имеется.
— Кардус, но ведь это я здесь жертва! — ахнула дама. — Меня ограбили! Я пострадала!
— Дети голодны, — вовремя вспомнила я о своих обязанностях. — Если не возражаете, я займусь своими подопечными.
Все что угодно, лишь бы убраться отсюда.
— Идите, Ирида, — вздохнув, махнул рукой многодетный владелец заводов, газет, пароходов и прудов с жабами, наряженными в бриллианты, правильно прочитав на моём лице желание поскорее оказаться где-нибудь не здесь.
Из комнаты я вылетела, как пробка из бутылки. Ванна. Ванна и ужин.
Тётушка Гераклеума покинула дом тихо. Всего лишь четырежды останавливалась на пороге дома и спрашивала, «уверен ли дорогой Кардус, что он не желает собрать детей и переехать из этого ужасного места в столицу».
Я стояла в холле, выглядывая из-за угла. Мне было необходимо лично убедиться, что эта эпопея с бриллиантами закончилась, и Гераклеума действительно покидает дом. Подобное зрелище надо видеть своими глазами, иначе можно не поверить своему счастью.
— … там и библиотеки получше. Твоему мальчику понравится. И волосы мы перекрасим, у меня есть отличный зельевар. Будет не стыдно на улицу выйти, — вздыхала Гераклеума, прижимая платочек к глазам.
— Шемрок вполне доволен цветом своих волос, спасибо, тётушка, — терпеливо отвечал многострадальный Кардус.
— Разве этого хотела бы его мать? — глухо пробормотала тетушка.
— Его мать хотела бы, чтобы он был счастлив, — последовал невозмутимый ответ.
Почтенная драконица высморкалась, тяжело вздохнула, посмотрела на облака, на Кардуса…
— А он… он счастлив? — наконец, спросила она неуверенно.
— Полагаю, что да.
— Она ведь была моей любимой племянницей. Всегда следила, чтобы в моей комнате были подушечки с лаваррсем. Иногда задавала такие странные вопросы. Я никогда ее не понимала. Однажды спросила, как понять, что мужчина влюблён. Я сказала, что по размеру кольца, которое он дарит. А она рассмеялась. А потом она вышла замуж за тебя и уехала сюда, — пожилая дама неловко похлопала Кардуса по груди. — Вот так-то, — непривычно мягкое выражение ненадолго задержалось на ее лице, а потом исчезло, как роса под жарким лучом солнца. — Поэтому лучше уволь свою няню как можно скорее, Кардус. Может, во влюбленных мужчинах я разбираюсь плохо, но женщину, которая спит и видит, как бы охомутать одинокого мужчину, вижу за милю.
— Я прислушаюсь к вашему совету и поступлю так, как будет лучше для меня и моей семьи.
— Как знаешь, — снисходительно фыркнула тетушка и наконец удалилась.
Несомненно, ей не терпелось стряхнуть со своих ног пыль этого дома, но, как ни странно, она действительно любила его обитателей. Настолько, насколько такая женщина в принципе способна любить. Она лезла в чужие дела и не могла запомнить имен детей своей любимой племянницы, но каким-то странным образом она все равно желала им всем добра. Просто её понятие о добре отличалось от представления Кардуса и его детей. Мне же оставалось только надеяться, что тетушка Гераклеума переключится на истязание своего нового дворецкого и решит на некоторое время оставить родственников в покое.
— Смею предположить, что скучать по ней ты не будешь, — вкрадчиво проурчал мне на ухо знакомый голос.
— Не буду, — фыркнула я. — А вы бы лучше не подкрадывались к няне, которая спит и видит, как бы вас охомутать. Это может плохо кончиться.
— Не успею оглянуться, как окажусь в твоих сетях? — легкомысленно прищурился Кардус. Подумать только, тот самый тип, который совершенно серьезно обвинял меня в попытках соблазнить его.
— Вас не подменили ли, милостивый государь? Кажется, именно вы твердили, что я проклятущая шпионка, прибывшая сюда соблазнять своими сомнительными прелестями.
— Я бы никогда не назвал твои прелести сомнительными, — его веселый взгляд скользил по моей фигуре.
Скрестив руки на груди, я пренебрежительно хмыкнула.
— Неужели? С трудом верится. Кажется, отсутствие присмотра со стороны родственницы делает вас сущим бесстыдником. Распоясались вы, господин дракон.
— О-о-о, ты еще не представляешь, на что я способен, — пылающим взглядом Кардуса можно было обогреть целый город. Нет уж, в это русло уводить беседу я пока не готова. В конце концов, что бы ни говорила Гераклеума, я в действительно не имею никаких видов на Кардуса.
— А вот я способна сейчас исключительно на вечер тихих игр с вашими детьми, — сменила я тему. — Мы вымотались до такой степени, что даже Шемрок не возражал против безобидных развлечений. И тут выяснилось, что в библиотеке есть какая-то невероятно интересная настольная игра, в которую мы все и сыграем сегодня.
Вот так. И никаких горящих взглядов. Только дети и игры.
Впрочем, он ещё не знает, что ночью мы снова должны пойти ловить пажучков. Прошлого запаса хватило ненадолго, и полдюжины активно растущих (и орущих) жабонков настоятельно требовали своих пажучков насущных. Кстати да, у них начали появляться разноцветные пёрышки, по которым изредка пробегали радужные искры. Это выглядело невероятно красиво, особенно в темноте!
В общем, куда мне с таким плотным графиком ещё и Кардуса⁈