Глава 2 Бриллианты и вздорные особы

— Немедленно убирайтесь из моей постели, юная леди! — наконец перешёл незнакомый и, надо признать, чрезвычайно неприятный, голос к членораздельной речи. Отчаянно выпутываясь из тёплого и душного плена одеял, я пыталась сообразить, сколько же лет даме, если она зовет меня юной леди. Или это был выстрел наугад? Наверняка. Ведь в конце концов, в темноте же не видно.

— Нахалка! Бесстыдница! Интриганка! — продолжала разоряться непонятная, но явно скандальная особа. — Хотели довести меня до сердечного приступа, чтобы потом беспрепятственно ограбить! Я знала, я всегда знала, что Кардус бесчестен! Зачем я позволила моей бедной племяннице выйти замуж за это чудовище!

Я, наконец, нашла выход и высунулась наружу, только чтобы на меня выплеснули стакан ледяной воды. Неприятно, но терпимо. Даже бодрит. Могло быть хуже. И бывало хуже. К примеру, как-то раз в семьдесят шестом… ах, я опять отвлеклась.

— Вы кто? — выпалила я женщине, стоящей надо мной. На незнакомке была длинная ночная рубашка с рюшами, папильотки и суровое выражение лица. После моего вопроса оно посуровело ещё сильнее.

— Не смейте делать вид, будто не знаете, кто я! — возмутилась она. На вид ей было не меньше пятидесяти. При условии хорошего ухода за собой и плохого освещения, может, конечно, и больше. Её темные глаза практически вылезали из орбит, а впалые щеки побагровели от возмущения.

— Не стану! — пообещала я, поднимая руки. Зачем зря спорить с человеком?

Сонный мозг соображал вяло, но даже при этом я ясно видела, что обстановка комнаты резко сменилась. Можно, конечно, спросить, куда умыкнули нашу фамильную ширму и где мой гарнитур, но это явно не поможет ситуации.

Происходило что-то странное. Что-то очень странное. Чутье подсказывало мне, что я уже не в Канзасе*. Тогда где же? И как я в этом «где» оказалась?

Сердитая незнакомка продолжала что-то вещать о неизвестном мне Кардусе, о том, как она, незнакомка, возмущена и о том, как испортилась нынешняя молодежь. Последнее особенно умиляло и забавляло. Молодёжь, похоже, испорчена перманентно. Везде и в любое время. Помнится, моя бабушка была в ужасе, когда я носила джинсы клёш. Штанины были такие широкие, что я рисковала рухнуть, запутавшись в них. Вдобавок я тем летом уговорила маму на безумно модные туфли на огромной платформе. Это был писк. Мне было пятнадцать, и я была уверена, что это самый лучший наряд на всем белом свете. Что до бабушки, то она была уверена, что я совсем забыла про стыд, совесть и экономию, ведь «из этой ткани можно было две пары приличных брюк пошить».

Итак, если наркотические средства я не употребляю, плита у меня электрическая, так что утечки газа быть не может, а шизофрения наверняка проявилась бы раньше, значит… значит, это либо старческий маразм (но он в одну ночь не случается — отбрасываем), либо смерть (но тогда где тоннель и свет? Некомплект какой-то. Про ругачих злых баб я ни в одной книге о посмертии не читала), либо… либо что похуже. А что, кстати, может быть хуже? Возможно, головная боль от этих мерзких воплей. От них уже звенело в ушах.

Я поморщилась и застонала.

— Помогите, она меня убивает! — с новым энтузиазмом заголосила вредная мерзкая сте… особа.

Никто её, разумеется, убивать не собирался, хотя, если она по жизни такая вот истеричка, не удивлюсь, если желающие есть. Вот чего она орёт так? В конце концов, мы обе оказались в незавидном положении, обе не понимаем, что происходит, но почему-то я молчу и пытаюсь думать, а она бьётся в истерике и сыплет обвинениями.

Именно в этот момент, когда я собиралась попросить ее заткнуться и дать мне хоть немножечко, самую малость обдумать ситуацию, дверь распахнулась, и в комнату ворвался ещё один участник этого спектакля. Участник был молод, высок, сердит и одет только наполовину. На нижнюю. Уж не знаю, к счастью или к сожалению, так что верхняя предстала взорам всех желающих и нежелающих, позволяя легко оценить пластины грудных мышц и при желании пересчитать все кубики на прессе. Так вот, я — не желала. Хотела бы посмотреть на обнаженную натуру — съездила бы в Ватикан, поглазеть на Бельведерского и прочих мраморных красавчиков. А я хотела всего лишь выспаться. В мои годы здоровый сон — единственное, что отделяет меня от невыносимого приступа мигрени, которая, впрочем, и так явно подкрадывается на когтистых лапах… просто чувствую , как они уже впиваются мне в виски.

— Кардус, она меня убивает! — обвиняющий перст особы с папильотками указывал прямо на меня. Вот же стерва! Врёт и не краснеет.

— Неправда! — ощетинилась я, решив наконец сказать слово в свою защиту, раз уж адвокатов тут не предоставляют. И вообще, ну почему надо сразу набрасываться с обвинениями? — Да я вас вообще не знаю!

— Тогда что ты делаешь в моей спальне? — взвизгнула она, потом оглядела себя и взвизгнула ещё раз, но уже громче. Быстрым движением сорвав с кресла халат, она закуталась чуть ли не по уши. — Бесстыдница! Хотела убить пожилую женщину прямо в постели. Вот оно, твоё гостеприимство, Кардус! Если после подобных выходок ты рассчитываешь на какую-то поддержку для своих детей, можешь забыть об этом. Мои бриллианты достанутся тем, кто оценит по достоинству и их, и меня.

— Сплю! — успела буркнуть я, прежде чем меня перебили.

— Тетя Гера… — начал мужчина.

— Кардус! — взвизгнула она, и я мысленно оплакала свои барабанные перепонки. Интересно, моя страховка покрывает лечение от повреждений, вызванных вздорными истеричками?

— Тетя Гераклеума, — исправился тот с усталым видом человека, готового сказать что угодно, лишь бы его оставили в покое. Ишь, как она его выдрессировала. Жуткая женщина. Я замолчала и решила послушать. Авось что-нибудь удастся выяснить.

— Прошу, прекратите говорить об этих бриллиантах, — продолжил мужчина. — Моим детям они ни к чему, ни один из них не проявляет интереса к драгоценностям, особенно к вашим.

— Мои бриллианты! — схватилась за грудь она, видимо, не в силах снести такого пренебрежения. Видимо, бриллианты действительно были хороши. — Мои бриллианты! — заголосила она еще громче.

Если я хожу во сне, то почему именно сюда? Почему я не могла зайти к кому-нибудь более спокойному? Меланхоличный сосед Террант Четтфильд очень подошел бы. Террант вот даже бровью не повел, когда его дом протаранил на внедорожнике шестнадцатилетний Виктор Ванберг, что ему какая-то лунатичка, решившая вдруг ошибиться дверью?

* * *

* «Тото, у меня такое чувство, что мы больше не в Канзасе», одна из самых знаменитых цитат в истории мирового кинематографа родом из фильма «Волшебник страны Оз».

Загрузка...