Няня для дракона с большим… наследством (СИ)

Глава 19 Трепетное отношение к драгоценностям и что к лицу рыжим

Ситуация походила на фарс. Я в мокром платье, воодушевлённые дети, странный вуайерист Кардус (так и не спустивший меня с рук, а даже наоборот, прижавший покрепче) и безумная тётка с бесконечными претензиями.

— Фамильные драгоценности! — возмущалась она. — Похищены этой безвкусно одетой особой легкого поведения!

Далее достопочтенная Гераклеума погрузилась в описания пропавших ценностей и их колоссального значения не только для семьи, но для всего мира. По ее словам выходило, что похитив эти бесценные безделушки, я покусилась на святое и проделала брешь в мироздании, ибо лишь бриллиантовый гарнитур, подаренный их великой семье какой-то древней королевой за какую-то не менее древнюю хрень, отделял вселенную от полного коллапса.

Затем мне сообщили, что я крайне легкомысленная особа, имеющая привычку сношаться с первыми и вторыми встречными (возможно, одновременно) ради возможности наложить свои немытые (а вот это поклёп и клевета, у меня очень трепетное отношение к гигиене) ручонки на то, что я недостойна осквернять даже взглядом.

Наверное, стоило бы возмутиться и ощутить благородную ярость, негодование от пустых обвинений. Наверное, стоило бы. Но ярость ощущаться не желала. Она начала ржать, махнула рукой и исчезла в неведомые дали подсознания, нагло оставив меня испытывать к тёте Гераклеуме что-то вроде насмешливого удивления.

Она так пыжилась, перечисляя титулованных людей (или нелюдей), которые дарили их благородному роду редчайшие драгоценности, так забавно подпрыгивала на месте, пыхтя, как закипающий на плите чайник…

Всё же настоящие чувства — это всегда что-то особенное, они делают с человеческим лицом нечто невообразимое. Искреннее негодование на лице Гераклеумы заставляло ее казаться почти привлекательной. Глаза полыхали праведной яростью, подбородок гордо приподнят… Ах, какая женщина! Огонь!

Мне бы волноваться, что могу загреметь в местную каталажку, но ни капли волнения я не чувствовала (возможно, оно ушло под ручку с яростью). Если вздумают упечь меня в тюрьму за кражу, которой я не совершала, мне и там найдется чем заняться. Слеплю из фекалий и брёвен, что выну из глаз госпожи Гераклеумы, куклу вуду Марка и буду её тыкать, пока он не проникнется и не достанет меня из тюремной камеры.

— Прошу прощения, вы что-то сказали? — невинно поинтересовалась я у тётушки. — Я просто отвлеклась после «безвкусно одетой», задумавшись о моде. Мне кажется, что платье неплохое, но словно бы не дотягивающее до совершенства. Думаю, всё дело в сочетании цветов. Полагаю, к моему цветотипу больше подошел бы глубокий фиолетовый цвет. С другой стороны, тина из озера прекрасно подчеркивает красивый серо-зеленый цвет моих глаз. Вы так не думаете?

В ответ на моё невинное замечание тётушка выпучила глаза и начала беззвучно открывать и закрывать рот. Возможно она не находила нужных слов, чтобы описать тот самый, идеально подходящий для меня цвет платья. Возможно она мысленно подбирала к этому платью подходящую обувь… вроде испанских сапожков… Но выглядела она точно как жаба, у которой застрял в горле очень толстый жук.

В общем, кажется, её сейчас приступ хватит. Почему-то именно таких нервных истеричек, как Гераклеума, до глубины души возмущает, когда им не подыгрываешь. Они обожают втягивать в свои истерики других людей и совершенно по-детски обижаются, если эти самые другие люди не втягиваются. Для них нет ничего хуже ситуации, когда уже настроился на освежающий скандал, а оппонент спокоен как удав. Как же так? Должен быть психоз, а собеседник играет во что-то другое. Бедняжка просто неудачно выбрала время, я уже выпустила пар, когда наорала на её племянника.

— Кардус, ты слышал? — наконец выхрипела Гераклеума первые слова. — Она меня оскорбила. Эта пигалица посмела отнестись ко мне без уважения! Произнесла столь возмутительную ложь в моем присутствии!

Надо же, как ее понесло. Несет психологическое здоровье Гераклеумы лиса за тёмные леса.

— Согласно цветовым схемам, которые я изучал, тебе бы действительно подошел фиолетовый цвет, Ирида. Ещё тебе к лицу зелёный и синий, но желательно избегать жёлтого. Полагаю, он будет придавать тебе несколько болезненный вид, — с мягкой, немного смущённой улыбкой сказал Арадий. — Так что, тётушка, я не думаю, что она лгала.

— Да вы тут все с ума посходили! — рявкнула тётушка — Я требую, чтобы её посадили в темницу!

— А почему не в светлицу? — громким шепотом поинтересовался Шемрок у Лето. — Давайте все посадимся в светлицу. Жабонкам свет нужен!

Над моей головой тихо вздохнул Кардус (я даже ощутила, как поднялась и опустилась его широкая грудь, заставив меня заново ощутить все детали его крепких мышц под тонкой мокрой тканью.

Я подняла голову. Судя по его лицу, больше всего на свете он желал сам посадиться в какую-нибудь светлицу и не вылезать оттуда лет сто. А может даже двести.

Он устало зажмурился, аккуратно поставил меня на землю, продолжая придерживать (видимо, чтобы не убежала) и, потерев переносицу, пробормотал что-то подозрительно похожее на «за что мне это все», а затем повернулся к Шемроку, Лето и Арадию.

— Мальчики, у меня для вас очень важное поручение. Пожалуйста, уточните у Винки, что сегодня на обед и попросите воздержаться от рыбы. С этим делом нужно справиться как можно быстрее, чтобы она не успела приготовить какой-нибудь рыбный суп.

— А остаться можно? — широко распахнутые глаза Шемрока вглядывались отцу прямо в душу.

Ну вот как можно отказать такому маленькому сокровищу? Любой растает перед этой доверчивой мордашкой с хитрющими глазами.

— Ни в коем случае.

Видимо, не любой. Железный всё-таки человек (дракон⁈) этот Кардус. Хм, а ведь если у них вся семья драконистая, тогда понятно, что с Гераклеумой происходит. Всем известно, как драконы относятся к своим драгоценностям. Это я вижу пожилую женщину с туго завитыми буклями, а на самом деле это форменный Смауг в юбке. Я огонь, я смерть и всё в этом духе. За золотую монетку голову откусит и даже не моргнёт.

Впрочем, возможно, она вообще не моргнёт в любой ситуации. Драконы же наверняка в родстве со змеями и ящерицами, значит, у них может быть такое же сросшееся прозрачное веко.

— Но я хочу остаться! — заныл Шемрок с теми интонациями, по которым всегда понимаешь, детская истерика уже близко. В самолёте в такие моменты очень важно надеть наушники и представить водопад. В любых других ситуациях — отбежать как можно дальше от эпицентра событий. Интересно, а если я сейчас сделаю вид, что я не с ними и сбегу, сработает ли?