POV Ктулху, Спящий Древний, Знающий, Лжец
Сегодня в Лондоне было паршиво. Да и вообще, в это время года — в начале октября, найдётся мало мест по эту сторону Ла-Манша, где не было бы так же паршиво, как и в столице. Дожди шли, не прекращаясь, стекая по грязным стенам, превращая каждую выбоину в зловонную лужу. Центр, залитый неоновым светом и отражающий его в мокрых мостовых, ещё держался, но на окраинах дела обстояли куда как хуже. Там, где асфальт был разбит, а тротуары завалены мусором, в слякоти и грязи можно было без малого утонуть. Небо, словно затянутое траурной тканью, не давало ни единого проблеска — всё вокруг поглотила серая, непроницаемая дымка, скрывая даже намёк на солнце или луну.
А уж про такой район, как Скэри-сквер, и говорить нечего. Криминальная кишка Лондона не просто так называлась Ямой. Осенью здесь стояла лютая вонь. Тянуло, казалось бы, отовсюду: от гниющих отходов в переполненных баках, от сточных вод, что текли прямо по улицам. От пропитых, провонявших перегаром бомжей в дранных тряпках, намотанных друг на друга, словно для защиты от холода и отчаяния. От курящих проституток, чья дешёвая туалетная вода не могла заглушить запах продажного секса, въевшийся в каждую их пору. От наркоманов, которые справляли любую нужду исключительно под себя, забыв о человеческом достоинстве. Воняло от продажных копов. Нет, не тем ощущаемым запахом, а другим — «моральным». Запах разложения души. А разве может не вонять, когда двое рослых мужиков, так называемых «фараонов», вяжут педофила на «горяченьком», везут в участок, а потом, когда оказывается, что тот принадлежит какой-нибудь местной банде, отпускают за пятьсот фунтов? И всего через два часа этих же самых «фараонов» видят в одном из притонов, где сутенёр, оказавшийся по совместительству тем самым педофилом, старчивает малолетних, смазливых дурочек. И, что и не удивительно, эти одурманенные, ещё вчера школьницы, оказываются в объятьях фараонов. Да, Скэри-сквер провонял не только ощутимой вонью разложения, но и другой, той, которая ещё хуже – вонью морального разложения.
По этим тёмным, почти не освещённым улицам, среди вываленных на тротуар куч грязи и мусора, шла закутанная в шаль миниатюрная женщина. Её шаль была пропитана дождём, прилипла к тонкой фигуре, подчёркивая её хрупкость. Она покачивалась, иногда спотыкалась о невидимые препятствия, и всё приговаривала: «Тише, маленький, тише». Голос её был едва слышен, на грани плача и шепота. В руках она держала какой-то свёрток, изредка издавая странные звуки сопения и причмокивания, словно укачивая нечто живое. Никто и никогда не видел этой женщины в Скэри-сквер. Вернее, никто бы не смог её узнать, ведь она не появлялась здесь уже много лет. Возможно, это и сыграло свою роль в дальнейшей истории. Сейчас же, когда дама всё пыталась идти прямо и не падать, за ней следили три пары глаз. Три пары сальных, вечно пьяных глаз, сверкающих хищным огнём в полумраке. Но их никто не видел, да и какое там — уж очень хорошо умели скрываться крысы района. Ведь их, слабых, на игле, всегда были рады попинать более крупные хищники, члены банд и различных группировок. А сейчас им представился шанс самим слегка поразвлечься на халяву. И уж они-то его точно не упустят.
Женщина, свернув на одну из узких, заваленных мусором дорожек, прошла по пустырю и, наконец, счастливо, хотя и с обречённостью, вздохнула. Перед ней высилось четырёхэтажное здание. Его фасад был обшарпан, окна в большинстве своём выбиты или заколочены досками. Свет в нём горел лишь на первом этаже, но изредка можно было заметить отсветы свечей в окнах повыше, которые, впрочем, однажды промелькнув, редко когда показывались снова, словно кто-то бесшумно передвигался внутри, избегая внимания. Поудобнее подхватив свёрток, мадам направилась к крыльцу. Это крыльцо, как и всё здание, явно требовало ремонта. Оно было деревянным, с обшарпанными, прогнившими ступеньками, на которых находилось что-то наподобие потрескавшейся плитки. Перила же были трухлявые и покрыты уже давно облупившимся, ядовито-зелёным лаком. Девушка (а сейчас уже было понятно, что это именно девушка, несмотря на усталое, измученное лицо) поднялась по скрипучим, дышащим на ладан ступенькам и положила свёрток у самого порога.
Будучи уверенной в расставании со своим собственным новорождённым ребёнком, которому она только что дала жизнь, женщина расплакалась. Не громко, а беззвучно, сжимая кулаки, пытаясь сдержать подступающие судороги. Её тело дрожало. Быстро удаляясь как можно дальше от дома, она знала, что жить ей оставались считанные минуты. Моё влияние уже поглощало её. Моя воля вела её к предначертанному концу. Поэтому стоило ей завернуть за угол, как она упала замертво. Бедная девочка стала оружием в руках сил, которые простому человеку не понять. Моя пешка.
Мне жаль тебя, девочка, – пронеслось в моей голове, лишённой эмоций, – ты была полезна, ты была наивна, ты была удобна. Твоя жертва послужит великой цели. Моей цели.
Уже через мгновение после того, как девушка отпустила свёрток, из дома вышел мужчина. Облачённый в рясу монаха, он излучал ауру спокойствия и благости. Мужчина имел вид добрейшего дедушки, святого отца, наставника. Встретив такого на улице, вы с лёгкостью расскажете ему о всех своих переживаниях и проблемах, будете плакать под его советы, а после с любовью вспоминать об этом разговоре. Этот фасад был безупречен. Идеален. Грустно посмотрев в сторону развилки, за которой исчезла девушка, “монах” вернулся в здание. Его глаза, только что наполненные печалью, стали острыми и холодными. Он встретился взглядом со своими компаньонами. Не проронив ни слова, он положил свёрток на стол.
Неужели они столь наивны? – промелькнула мысль в моём разуме, наблюдающем за происходящим из глубин Р’льеха. – Неужели думают, что я стал бы создавать что-то себе во вред? Создавать оружие против себя самого, или даже против других Богов, но оставлять его без присмотра, без защиты? Как же предсказуемы эти смертные.
– Зачем Безумный Бог создал оружие против себя самого, чего он хотел этим добиться? – Проговорила молодая девушка с волосами цвета платины, её голос был полон недоумения. Она была умна, но её человеческий разум был слишком ограничен, чтобы постичь божественное коварство.
Действительно, зачем? Как они вообще могли прийти к таким выводам? Как они посмели думать, будто сумели перехитрить Бога? Как же печалит меня невозможность влезть в головы этих идиотов. Впрочем, я и не стремился к этому. Моё вмешательство должно быть тонким. Любое грубое "давление" на их сознание, о котором так любит рассуждать Ра, разрушило бы их. Либо они станут безвольными идиотами, под давлением божественной силы погаснет в них та искра творения, которая делает их полезными. Либо моё вмешательство ещё раньше заметят другие Боги и уничтожат мои планы в зародыше. Я не Ра. Я не Светозарный. Я не пытаюсь овладеть душами. Я их использую.
– Лжец всегда использует в своих целях других, каждый его поступок, каждое слово является частью сложного плана, он не мог допустить случайную ошибку! – С нескрываемой злобой произнесла тень в углу комнаты. Её голос был низким, полным недоверия.
Неужели кто-то из них всё же умеет включать голову? – Я "усмехнулся" в своей бездонной пустоте. – Однако, люди слишком подвержены стадному инстинкту, порой чужое мнение для них много важнее собственных мыслей и желаний. Они видят то, что хотят видеть, а не истину.
– Нам не известны его цели и помыслы, – Священник наконец заговорил, его голос был мягким, но твёрдым, – но сейчас в наших руках настоящее сокровище, оружие возмездия над этими “Богами”. – Он указал на свёрток, который на столе, казалось, слегка светился. – Но почему молчишь ты, Максимилиан? Мы все не раз это обсуждали, но сейчас пришла пора решаться.
А вот и моя любимая пешка. – Я сконцентрировал своё внимание на Максимилиане. – Мой якобы тёзка. Вот только он совсем не тот, за кого выдаёт себя. Он – часть меня. Моё продолжение. Моё семя, посеянное в этом мире смертных, чтобы взрастить урожай.
– Друзья мои, – голос Максимилиана был уверенным, внушающим доверие, – Лжец создал заклинание, что может навечно запереть всех этих так называемых Богов. Мы обязаны остановить этих паразитов. Ради судьбы всего человечества. – В его словах звенела праведность. Ложная праведность. Моя праведность.
Прекрасно. Всё идёт так, как я задумал. Каждый шаг. Каждое слово. Каждое их действие – это часть моего Гранд-спектакля.
Всё это началось в первые дни моей новой жизни. Сущность, выбранная мной, сущность Древнего, обязывала меня владеть практически любой информацией. Как Ра имел особую власть над солнцем, над душами, как Барон управлял мёртвыми, так я Знал. Знал практически всё и обо всех. Не было бы человека или Бога, о котором я ничего не знал. Информации могло быть мало, но она всегда была, всегда доступна моим бесконечным щупальцам разума. За одним лишь исключением…
Изначально я не мог понять, кем был и чем стал последний из Богов. Я ЗНАЛ, что он должен быть. Знал, что он был. Но после он будто терялся. Словно был не виден. Словно сам мир отказывался его видеть. По крайней мере для меня. Первое, о чём я думал – что он подобен мне. К примеру, один из Древних, значительно более могущественных, ежели я:
Азатот — верховное божество пантеона мифов Ктулху. Среди его эпитетов присутствуют такие как «слепой безумный бог», «вечно жующий султан демонов» и «ядерный хаос». "...тот последний бесформенный кошмар в средоточии хаоса, который богомерзко клубится и бурлит в самом центре бесконечности — безграничный султан демонов Азатот, имя которого не осмелятся произнести ничьи губы, кто жадно жуёт в непостижимых, тёмных покоях вне времени под глухую, сводящую с ума жуткую дробь барабанов и тихие монотонные всхлипы проклятых флейт, под чей мерзкий грохот и протяжное дудение медленно, неуклюже и причудливо пляшут гигантские Абсолютные боги, безглазые, безгласные, мрачные, безумные Иные боги, чей дух и посланник — ползучий хаос Ньярлатотеп."
Йог-Сотот - известный под названиями Затаившийся на Пороге, Ключ и Врата, Всесодержащий. "...Правдива история Ибн Шакабао о том, что лицо Йог-Сотота - это лицо самих небес. Он и его огромное пространство - одно и то же, и вращающиеся пересекающиеся круги сфер - это упорядоченное движение его мыслей, некоторые из которых движутся быстро, а другие - медленно. Его видят в лицо, у него нет тела, поскольку его тело - это сама вселенная, однако не само вещество творения, а неосязаемая сущность и его можно воспринимать только как мерцающий диапазон постоянно меняющихся цветов, таких, какие можно увидеть на панцире жука или крыле стрекозы в лучах солнца. Ему поклоняются люди, которые восхищаются его воротами как Всем в одном, которое является единством Всего...Все эти безобразия меньше, чем тот, кто охраняет ворота, тот, кто будет руководить безрассудным путешественником, который говорит слова правильно за пределами всех сфер и в пустоте невыразимого голода. Поскольку его называют Тавил Ат'Умр, Первый Древнейший...Когда дорога луны и дорога солнца пересекаются на небесах, тогда Йог-Сотот приходит, восторженный и мощный, чтобы открыть пространства между звездами..."
Шуб-Ниггурат - также Чёрная коза Лесов с Тысячным Потомством (иначе Чёрная коза Лесов с Тысячью Младых - божество извращённой плодородности.
Выбери я кого-либо из них и им подобных, то мир уже лежал бы у моих ног, ведь мощь их бесконечна. Почему же я стал Спящим? Почему именно Ктулху? Я и сам не могу понять. Эта загадка терзала меня. Но те Древние, что сильнее меня, легко смогли бы защититься от моего воздействия, от моего знания. Они были бы непроницаемы.
Кроме Древних есть и множество других врагов у моей расы, к примеру Старшие боги – сильнейшие враги Древних. Древние, Внешние боги, Великие, но есть множество и небожественных сущностей, вроде Подземных, Старцев, Гулей.
Старшие боги - группа сверхъестественных существ, противостоящих Древним, а также другим, менее крупным божественным «фракциям» — Внешним богам и Великим.
Баст — божество, заимствованное у египтян. Традиционно связывается с солнцем, плодородием и благополучными родами у женщин. Баст имеет два воплощения — женщина с кошачьей головой (добрая сущность) и львиной (агрессивная). Считается, что, находясь во второй форме, Баст превращается в Секхмет — львицу, которая однажды едва не уничтожила все человечество. Её удалось усмирить лишь с помощью хитрости — по земле было разлито пиво, подкрашенное минеральными красителями в красный цвет. Львица приняла эту жидкость за кровь, напилась и уснула.
Гипнос — персонификация сна из греческой мифологии. Мать Гипноса — Никс (Ночь), брат — Танатос (Смерть). Его чертоги находятся в пещере, куда не проникает солнечный свет. У входа растут маки и другие сонные растения.
Ноденст — Охотник, Повелитель Великой бездны. Как уже было сказано ранее, впервые он появился в рассказе Лавкрафта «Дом на туманном утёсе». Представляет из себя пожилого мужчину с длинной густой бородой и седыми волосами. Ноденс путешествует по миру в колеснице, сделанной из огромной морской ракушки. Его призвание — охота, причём в качестве жертв он чаще всего выбирает себе существ, принадлежащих к пантеону Древних. Это вовсе не говорит о том, что Ноденс — защитник добра. Просто злые чудовища представляют для него наиболее сложную, а, следовательно, — привлекательную добычу.
Большинство из них, теоретически, могли бы защититься от меня. Скрыться. Спрятать своё присутствие и свою суть. Размышления о возможностях, что стояли предо мной, поражали. Но по какой-то причине я выбрал Ктулху. Пусть и не самого слабого, но и далеко не самого сильного Древнего. Вопрос “почему?” каждое мгновение терзает меня.
Пусть размышления о утерянных возможностях, о выборе, который, казалось бы, был сделан за меня, позволили мне многое понять. А со временем и преподнесли идеи о собственном усилении и способах уничтожить моих врагов. Но самое главное было иное: Я осознал удивительный факт нашего создания – мы не выбирали то, кем станем, какими мы станем. Более того, пусть это и просто теория, наш выбор был предопределён изначально. Истинная природа Пробуждения. Много позже, когда я обнаружил последствия влияния божественных сил на смертных, на ту самую искру творчества внутри людей, моя теория дополнилась. Уже сейчас я мог наставить смертного на строго определённый путь, заставить его делать то, что я хочу, используя моё "давление" на его сознание. Думаю, влияние того, кто нас создал, было не меньше. А значит, всё, что происходит в мире – чья-то воля. Чья-то давно задуманная постановка.
Как говорил Шекспир: Весь мир — театр. В нём женщины, мужчины — все актеры. У них свои есть выходы, уходы, И каждый не одну играет роль. Семь действий в пьесе той. Сперва младенец, Ревущий громко на руках у мамки... Потом плаксивый школьник с книжкой сумкой, С лицом румяным, нехотя, улиткой Ползущий в школу. А затем любовник, Вздыхающий, как печь, с балладой грустной В честь брови милой. А затем солдат, Чья речь всегда проклятьями полна, Обросший бородой, как леопард, Ревнивый к чести, забияка в ссоре, Готовый славу бренную искать Хоть в пушечном жерле. Затем судья С брюшком округлым, где каплун запрятан, Со строгим взором, стриженой бородкой, Шаблонных правил и сентенций кладезь,— Так он играет роль. Шестой же возраст — Уж это будет тощий Панталоне, В очках, в туфлях, у пояса — кошель, В штанах, что с юности берег, широких Для ног иссохших; мужественный голос Сменяется опять дискантом детским: Пищит, как флейта... А последний акт, Конец всей этой странной, сложной пьесы — Второе детство, полузабытье: Без глаз, без чувств, без вкуса, без всего. В.Шекспир
Весь мир театр, то взаправду. Но вот ВСЕ ли мы актёры? Нет, конечно. Я сильно сомневаюсь, что наш создатель затесался в нашу дружную компанию богов. Нет. Но не мог ли он остаться последним? Будучи первым. Стать неизвестным, при том что раньше был лишь он.
Со временем я выяснил, что среди нас его нет. Но судьба последнего из ставших Богами, того, кто явился тринадцатым, слишком уж меня интересовала. И в первую очередь его сила, что была выше моей. Моё знание говорило мне, что он был. И что он есть. Но не мог показать, где. Потому я и занялся его поисками. Скрытыми. Тщательными.
Как найти иголку в стоге сена? Правильно, проще всего использовать магнит. А как тогда найти иголку, неотличимую внешне от сена и имеющую неизвестное строение, а следовательно, и физические свойства? Нужно лишь перебрать весь стог и изучить его составляющие, даже если таких компонентов около 7 миллиардов. Медленно. Систематично.
Со временем решение было найдено – я просто искал самых невзрачных, самых незаметных, самых неинтересных для меня, как для Бога, людей и зверей. Тех, кого ни один другой Бог не выбрал бы. Тех, кто жил в пустоте.
Дава Чжасчи – последователь Дхармы. Буддизм в просторечье. Люди, которые нашли иной путь, нежели вера в каких-то абстрактных богов. Так после нескольких лет наблюдения за своим сознанием Будда Шакьямуни пришёл к выводу, что причиной страдания людей являются они сами, их привязанность к жизни, материальным ценностям, вера в неизменную душу, являющаяся попыткой создать иллюзию, противостоящую всеобщей изменчивости. Прекратить страдания (вступить в нирвану) и достигнуть пробуждения, в котором жизнь видится «такой, какова она есть», можно путём разрушения привязанностей и иллюзий устойчивости с помощью практики самоограничения (следования пяти заповедям) и медитации.
Последователи Дхармы следуют Четырём Благородным истинам:
Существует дуккха («всё есть дуккха») — страдание. Более точно под дуккхой понимают: неудовлетворённость, беспокойство, тревожность, озабоченность, страх, глубокую неудовлетворённость непостоянством, «неполноту», фрустрацию.
У дуккхи есть причина (тришна или жажда: чувственных удовольствий, существования, а также несуществования и изменения, которая основана на ложном воззрении человека о постоянстве своего «Я», о существовании атмана).
Существует возможность освободиться от дуккхи (прекратить действие её причины.
Существует путь, который ведёт к избавлению от дуккхи (восьмеричный путь, ведущий к нирване).
Пусть даже моё смертное "я" считало ЭТО сомнительным, а уж после становления Богом тем более, но ЭТОТ человек верил. Истинная и истовая вера творит чудеса. Со временем я начал медленно и незаметно влиять на этого удивительного смертного. Я узнал его историю. Познал его силы. И нашёл способ использовать… Его. Для своих целей. Он был идеальной кандидатурой для носителя силы, которую я не мог контролировать. Для оружия.
В те мгновения, когда асфальт окроплялся моей кровью, когда моя смертная оболочка была разорвана, а Алиса не могла поверить в собственный поступок, Дава прибывал в медитациях, пытаясь познать собственное Я, избавиться от иллюзий и прочее-прочее. Наступило время Х. Пришла пора выбирать. Но вместо того, чтобы выбрать…
Он отказался. Он просто отказался. От силы. От предназначения. От борьбы. Почти до самой его смерти я не мог понять, почему же он так поступил. Почему он отверг такой дар? Но потом я понял. Он не отверг. Он просто… завершил свой путь. А истинное оружие. Истинный Мессия. Был другим. Он был здесь. В свёртке. В младенце. И план наконец-то начал сбываться. Мой план.