POV Стивена Белвуда
Сегодня в Лондоне было паршиво. И это не было просто ненастной погодой. В этом новом мире, где небеса иногда могли кровоточить или изрыгать чудовищ, где само понятие "погода" стало капризом существ с нечеловеческой силой, начало октября в столице Великобритании ощущалось как приговор. Дожди шли, не прекращаясь с самого утра, мелкая, холодная морось, проникающая под воротник, заставляющая ёжиться и проклинать всё на свете. Она превращала улицы в зловонные канавы из грязи и мусора. Если в центре, где базировались штаб-квартиры транснациональных корпораций (многие из которых теперь были связаны с культами) и представительства новых государств, мостовые ещё хоть как-то убирались, демонстрируя жалкое, фальшивое подобие порядка, то на окраинах дела обстояли куда как хуже. В слякоти и грязи можно было без малого утонуть, вязкая жижа при каждом шаге норовила поглотить ботинок, оставляя на одежде мерзкие, вонючие брызги.
Да еще и на небе, как назло, не видно было ни единого проблеска света. С самого утра всё вокруг затянула серая, непроглядная дымка. Не просто туман, а что-то более плотное, вязкое, наполненное запахом промышленных выбросов, гниющей органики и, казалось, ощущением всеобщего разложения. И уж про такой район, как Скэри-сквер, "Страшный Квартал", и говорить нечего. Криминальная кишка Лондона, место, куда полиция заглядывала только за взятками или когда иначе было нельзя, не просто так называлась Ямой. Осенью здесь стояла лютая, невыносимая вонь, плотная, осязаемая. Она тянула, казалось бы, отовсюду, сливаясь в единый, тошнотворный коктейль. От пропитых, провонявших перегаром бомжей в дранных тряпках, намотанных друг на друга, спящих прямо на тротуарах, укрытых картонками. От курящих проституток, чья дешёвая, приторная туалетная вода не могла заглушить запах продажного секса, страха и безысходности. От наркоманов, чьи тела были истощены не только зельем, но и, возможно, странными болезнями нового мира, которые справляли любую нужду исключительно под себя, создавая зловонные, кишащие личинками лужи.
Воняло от продажных копов. Нет, не тем ощущаемым запахом пота или табака, а другим — "моральным". Запах коррупции, бессилия и цинизма. А разве может не вонять, когда двое рослых мужиков в униформе Евросоюза, экипированных по последнему слову магико-технологии – в бронежилетах с рунами, с оружием, заряженным магическими патронами – вяжут педофила на "горяченьком", получают благодарности от родителей жертвы, везут его в участок, а потом, когда оказывается, что тот принадлежит какой-нибудь местной банде, связанной с одним из теневых богов или культов, отпускают за пятьсот фунтов? Или, что вернее в наше время, за услугу, за информацию, за долю в контрабанде артефактов? И всего через два часа этих же самых "фараонов" видят в одном из притонов, крышуемых той же бандой, где сутенер, оказавшийся по совместительству тем самым педофилом, старчивает малолетних, смазливых дурочек, попавших в ловушку нового мира, чьи семьи были уничтожены или сошли с ума? И, что и не удивительно в этой бездне порока, эти одурманенные, ещё вчера школьницы, оказываются в объятьях "фараонов", торгующих своими душами и телами. Да, Скэри-сквер провонял не только ощутимой вонью гнили, грязи и человеческих отбросов, но и другой, той, которая ещё хуже — вонью морального и духовного разложения.
По этим темным, почти не освещенным улицам, где редкие фонари либо разбиты, либо мерцают слабым, желтоватым светом, среди вываленных на тротуар куч грязи и мусора, шла одинокая фигура. Закутанная в старую, мокрую шаль миниатюрная женщина. Её тонкая фигурка казалась слишком хрупкой, слишком неуместной для этого места. Она покачивалась, будто пьяная или больная, иногда спотыкалась о невидимые препятствия или булыжники, и всё приговаривала тихим, надрывным, почти неслышным голосом: "Тише, маленький, тише. Потерпи, скоро будет хорошо. Скоро ты будешь в безопасности." В руках она держала какой-то свёрток, прижимая его к себе, будто самое ценное сокровище на свете. Изредка из свёртка доносились странные звуки сопения и причмокивания, будто укачивая кого-то.
Никто и никогда не видел эту женщину конкретно в этом районе Скэри-сквер. Вернее, никто б не смог её узнать, ведь она не появлялась здесь уже много лет, сбежав от своей прошлой жизни, скрываясь. Возможно, именно эта анонимность и сыграла свою роль в дальнейшей, трагичной истории. Сейчас же, когда дама всё пыталась идти прямо по скользкой грязи и не падать, чувствуя, как последние силы покидают её тело, за ней следили три пары глаз. Три пары сальных, вечно пьяных, голодных глаз. Трое местных обитателей, крыс этого района, почуявших лёгкую добычу. Но их никто не видел, да и какое там — жители Ямы слишком хорошо умели скрываться в тенях, сливаться с мусором и отбросами. Ведь их, слабых, на игле, постоянно готовых продать что угодно за дозу, всегда были рады попинать более крупные хищники – члены банд и различных группировок, контролирующих район, или служители мелких, теневых культов. А сейчас этим троим представился шанс самим слегка поразвлечься на халяву, получить что-то ценное – деньги, вещи, возможно, даже душу, которую можно продать мелким демонам или культистам Барона Субботы. И уж они-то этот шанс точно не упустят. Тень скользнула за женщиной, отделяясь от стены здания.
Женщина же, не чувствуя преследования, или не имея сил обратить на него внимание, свернув на одну из узких, воняющих переулков, прошла по небольшому пустырю, усеянному строительным мусором и битым стеклом, и, наконец, счастливо, облегчённо вздохнула, увидев свою цель. Перед ней высилось четырёхэтажное здание, мрачное и неухоженное, словно вырванное из другой эпохи. Свет в нём горел лишь на первом этаже, откуда доносились приглушенные голоса, спорящие о чём-то. Но изредка можно было заметить отсветы свечей в окнах повыше, которые, впрочем, однажды промелькнув, редко когда показывались снова. Казалось, само здание дышало тайнами, скрывая что-то внутри.
Поудобнее подхватив свёрток, будто боясь уронить самое ценное, что у неё оставалось, мадам направилась к крыльцу. Это крыльцо, как и всё здание, явно требовало капитального ремонта. Оно было деревянным, с обшарпанными ступенями, на которых находилось что-то наподобие старой, расколотой плитки, скользкой от дождя и грязи. Перила же были трухлявые и покрыты уже давно потрескавшимся зелёным лаком, цвета гнили и плесени.
Девушка (а сейчас, под слабым светом фонаря над дверью, уже было понятно, что это именно молодая девушка, совсем юная) поднялась по скрипучим, дышащим на ладан ступенькам, тяжело дыша, чувствуя, как сердце стучит в висках, и наконец, с последним усилием, положила свёрток у порога. Мягко. Аккуратно. Будто боялась разбудить того, кто был внутри.
Будучи уверенной в том, что она сделала всё возможное, что выполнила свою последнюю, страшную задачу, что рассталась со своим собственным новорожденным ребенком ради его будущего, ради его безопасности, женщина расплакалась. Негромко, беззвучно, по щекам текли слёзы отчаяния и облегчения. Она быстро, почти бегом, удалялась, как можно дальше от этого дома, в темноту Ямы. Жить ей, я чувствовал это даже издалека, с помощью своих новых способностей, её жизнь угасала. Оставались считанные минуты. Её тело было истощено, отравлено. Она стала оружием в руках сил, которые простому человеку не понять, которые сломали её жизнь, превратили её в инструмент. Потому стоило ей завернуть за угол, скрывшись из виду, как она упала замертво в грязь, её жизнь оборвалась, исчерпав себя до конца. Ещё одна жертва нового мира. Ещё одна история, которая никогда не будет рассказана. Бедная девочка.
Уже через мгновение после того, как девушка отпустила свёрток, прежде чем трое теней успели выбраться из переулка и подобраться ближе, из дома вышел мужчина. Он был облачен в поношенную, тёмную рясу монаха, наброшенную поверх обычной, простой одежды. Мужчина имел вид добрейшего дедушки, с морщинистым лицом, светлыми, пронзительными глазами и ласковой, всепонимающей улыбкой. Образ святого отца, наставника, духовника. Встретив такого на улице, вы с лёгкостью расскажете ему о всех своих переживаниях и проблемах, будете плакать под его мудрые советы, а после с любовью вспоминать об этом разговоре, как об исповеди, которая принесла облегчение.
Он осторожно поднял свёрток с порога, прижимая его к себе. Сверток издал слабый, младенческий писк. Грустно посмотрев в сторону развилки, за которой исчезла и упала девушка, "монах" вернулся в здание. Внутри, в слабо освещённой комнате на первом этаже, наполненной запахом старых книг и благовоний, он встретился взглядом со своими компаньонами. Это были те самые, кого я видел в видении в той лаборатории под Берлином – таинственная блондинка с платиновыми волосами, фигура, скрытая в тени, от которой веяло нечеловеческим холодом и древностью, и... Максимилиан Фейн. Живой. Или воскресший? Его лицо было прежним, но в глазах читалась мудрость, которой не могло быть у юного прожигателя жизни.
"Монах" осторожно положил свёрток на массивный деревянный стол, который служил центром комнаты, и повернулся к остальным. В его глазах не было ни удивления, ни даже особой жалости к погибшей матери. Лишь холодное знание и непоколебимая решимость.
-Зачем Безумный Бог создал оружие против себя самого? – Проговорила молодая девушка с волосами цвета платины, чей взгляд был острым и аналитическим, устремлённым на свёрток. – Чего он хотел этим добиться? Что за многоходовой план он скрывает на этот раз? Что это за "заклинание в плоти"?
-Лжец всегда использует в своих целях других, даже самых близких, даже своих детей. Каждый его поступок, каждое слово является частью сложного, многоходового плана. Он не мог допустить случайную ошибку в этом, – С нескрываемой злобой, скрипучим, шелестящим голосом произнесла тень в углу комнаты, чьи очертания казались размытыми, неестественными, словно сотканными из самой тьмы. От неё веяло нечеловеческим холодом и древностью, превосходящей даже богов.
-Нам не известны его истинные цели и помыслы, его мотивы, скрытые за семью печатями безумия, – священник наконец заговорил, его голос был мягким, но наполненным твёрдостью убеждённости. – Но сейчас в наших руках настоящее сокровище. Нечто, способное изменить баланс сил. Оружие возмездия над этими "Богами", которое они сами нам подарили, по своей самоуверенности или необходимости.
Он перевёл взгляд на мужчину с лицом Максимилиана Фейна. Тот стоял в стороне, молчаливый, с задумчивым выражением лица. Его глаза казались старше, чем должны были быть. В них читалась древняя скорбь и холодный расчёт.
-Но почему молчишь ты, Максимилиан? – мягко спросил священник. – Ты знал об этом. Ты видел это. Мы все ни раз это обсуждали. Суть ритуала, его опасность, его потенциал. Но сейчас пришло время действовать. Мы должны решиться.
Максимилиан медленно поднял голову, его взгляд был Focused, не человеческим, а взглядом существа, видевшего иные миры.
-Друзья мои, – его голос был спокойным, ровным, но в нём чувствовалась глубина веков, усталость и решимость. – Лжец... мой отец... Ктулху... Он создал не просто оружие в привычном понимании. Он создал заклинание, воплощённое в плоти, в этом ребёнке. Заклинание, что, будучи активированным или достигшим определённой точки развития, может навечно запереть всех этих так называемых Богов – Новых Богов, как мы их зовём – в их собственных сферах или измерениях, лишить их возможности влиять на наш мир смертных. Это его запасной план. Его ultimate weapon, созданное, чтобы гарантировать господство Древних, уничтожив или нейтрализовав всех соперников, будь то светлые или тёмные боги. Он не мог допустить случайной ошибки в создании такого инструмента. Он не сделал её. Он сделал сознательный, расчётливый выбор. Этот ребёнок... оно ключ. Ключ к клетке. Мы обязаны остановить этих паразитов, этих богов, которые рвут мир на части ради собственной выгоды. Мы должны не дать им использовать этот ключ, но и не дать им уничтожить его. Мы должны использовать его сами. Использовать его ради судьбы всего человечества.
Я слушал это, скрываясь в тени переулка, чувствуя, как дождь стекает по лицу. И чувствовал, как волосы шевелятся на затылке от услышанного. Максимилиан Фейн жив. Он заодно с этими странными людьми. И у них в руках что-то, созданное самим Ктулху, способное запереть богов. Моя собственная война с Ктулху, моя жажда понять и, возможно, остановить его, только что стала намного сложнее. И намного опаснее. Я должен узнать, что это за дитя. И что они собираются с ним делать. Мои способности, моё проклятие, привели меня сюда.
POV Светозарного, Единственного Истинного Бога
Боль. Ярость. Унижение. Эти чувства, такие чуждые чистой божественной сущности, терзали меня. Королева Демонов Астара. Она посмела. Посмела вторгнуться в мои сферы влияния, осквернить мои храмы, эти маяки чистого Света в мире смертных. Убила моих самых верных и непоколебимых священников, чья вера была чиста, как горный родник, чьи души были посвящены мне. А тех, в ком вера была недостаточно сильна – привела в пучину Греха, склонила к своему мерзкому, демоническому культу, к поклонению твари из Ада. Из-за её поступка, из-за этой диверсии в самой основе моей силы, я потерял львиную долю своей энергии, того потока веры, что питал меня, поддерживал моё присутствие в мире. Теперь Ктулху, если судить по той мощи, что он показал во время битвы с Посейдоном, во время того краткого, ужасающего пробуждения, является сильнейшим из Богов в этом новом пантеоне. А ведь с тех пор, благодаря своему растущему культу, своим новым методам сбора веры и, возможно, поглощению остатков сущности Посейдона, он стал лишь сильнее. Намного сильнее.
Вторым по силе, после этого спящего кошмара, являюсь я. Пусть этого я и не признал бы открыто, даже самому себе, но это правда. Астара же, эта выскочка из Ада, эта демоническая тварь, замыкает тройку сильнейших. Если же учитывать её армию демонов, что сейчас заселили леса "Итальянского сапога", превратив их в места кошмаров, если учитывать её влияние на низменные желания смертных – похоть, гнев, зависть – если учитывать её способность вербовать не только людей, но и других, более древних существ, то эта дрянная девка может посоперничать по масштабу влияния с силой с Безумным Богом.
Сам Ктулху, или, как его называют смертные, Лжец, постоянно пытается стравливать Лживых Богов со мной. Он устраивает интриги на Совете, подпитывает конфликты между пантеонами, делает всё для ослабления своего главного противника – меня. Он видит меня как главную угрозу своим планам по господству Древних. Но в этот раз... в этот раз он проявил "жест доброй воли". Через своих агентов, через те самые осквернённые мной храмы в Берлине, куда, как я думал, я вернул контроль, он указал на основные ячейки Демонической Религии в Европе, центром поклонения которого является Берлин. Он предложил перемирие. Временное. На время моих разборок с Демонической шлюхой.
Берлин. Столица Германии. Город, ставший полем битвы для богов и людей. Город, ставший местом встречи для Совета Двенадцати. Следующее заседание Совета, которое сейчас переносится из-за ведущихся боевых действий между моими паладинами и демонами Астары в его пределах. Но заключив временный мир с Ктулху, приняв его "дар", его информацию, я смогу бросить все силы на Астару. Я уничтожу и её верующих, и её саму разом.
Не понимая до конца мотивации Лжеца – его действия всегда многослойны, полны обмана и скрытых ловушек – я начал искать ответы. Кто или что может стоять за этим? Какие последствия будет иметь этот "мир"? И ответы... ответы принесла мне Алиса. Девушка, которую я заметил давно. Её чистая, но искорёженная прошлым душа привлекла моё внимание. Кандидатка в Архангелы. Не в простые ангелы, а в Архангелов – наделённых божественностью воинов, служащих Свету, чья сила многократно превышает силу обычных паладинов. В отличии от других Богов, которые жадно цепляются за каждую крупицу силы, я не стеснялся делиться божественной силой с теми, кто достоин, кто чист сердцем и верой. Нет, жадность – смертный грех. Я создал себе армию. Незримую армию. Армию Ангелов. Созданных из чистой энергии веры и душ праведников. Во сто крат сильней любой тьмы, тысячи светлых ангелов грозно стоят за спиною моей, готовые по моему приказу обрушиться на врагов. Непобедимая армия... моя.
И высшими из ангелов моих являются Семь Добродетелей. Семь Архангелов поистине божественной мощи, каждый из которых является воплощением одной из главных человеческих добродетелей: Благоразумие, Мужество, Справедливость, Умеренность, Вера, Надежда, Любовь. Сейчас их шесть. Алиса должна стать Седьмой Добродетелью – воплощением Любви. Её вера, её чистота, её прошлое, её способность любить даже в мире полном тьмы – всё делало её идеальным кандидатом.
Молитва Алисы, исходящая из осквернённого храма, достигла меня. И ответ пришёл. Я увидел, что Ктулху пытался перехватить её. Моя ярость вспыхнула, но я сдержал её. Вместо того чтобы просто блокировать его, я позволил ему действовать, но под моим контролем. Пусть он думает, что манипулирует ей. На самом деле, это я использую его, чтобы передать Алисе информацию таким образом, каким он не сможет полностью заблокировать. Информация о маге, о его грехах, о его связи с Ктулху.
Всё оказалось до банальности просто. Астара принесла немалый вред всему пантеону Богов, нарушая хрупкий баланс и вторгаясь в чужие сферы. Но больше всего она навредила мне и Ктулху, нашему влиянию в Европе. Потому мой осминогоголовый недруг и решил уничтожить врага чужими руками, моими руками. Что же... я не имею ничего против. Уничтожить эту демоническую тварь можно и позже, когда я восстановлю силы. А пока – Астара является общей проблемой.
Пройдя по дивному саду, что является частью моего измерения, моего Рая, моё сердце наполнилось покоем и силой. Я был в раю. Настоящем раю. Созданным мною из чистой энергии веры моих последователей. Стоило мне ответить на вопрос Создателя, в тот миг Пробуждения, как я ощутил себя песчинкой в Великом Ничто, ощутил первозданный Хаос (Азатот?). Хаос, который был упорядочен во время Большого Взрыва. А в следующее мгновение я будто оказался в воде, мир смертных показался мне чуждой, враждебной средой. С каждой секундой запас "Кислорода", моей силы, необходимой для пребывания в этом мире, в материальной форме, уменьшался. Мне нужно было что-то сделать, лишь бы прекратить это мучение – эту утечку энергии. Тогда я впервые материализовался в мире смертных, принял форму, которую узнает паства. Но отток "Кислорода" лишь увеличился. Тогда я и осознал, что теперь являюсь чужим этому миру, я стал формой энергии, паразитом, которому необходима вера людей для существования. Только вера могла поддерживать меня. Тогда создал себе клетку, внутри которой моя сила растекалась, но не уходила за пределы. Эта "клетка" и была моим раем. Это было что-то вроде смещенного в координатах пространства, иного плана реальности, связанного с миром смертных через веру. Позже, когда я смог получить неимоверное количество энергии, я изменил свой мир под представление о Рае, сделал его прекрасным, сияющим, достойным моего присутствия.
Теперь, получив информацию от Алисы и отфильтровав попытки Ктулху манипулировать ею, я знал, где сосредоточены силы Астары в Берлине. Я пошлю туда своих Ангелов, свою Белую Армию. Алиса будет их земным проводником. И она выполнит свою роль в моём плане. А Ктулху... пусть думает, что победил.
POV Барона Субботы, Владыки Мертвых
Хаос, хаос. Повсюду хаос. Это хорошо. Хаос приносит смерть, а смерть приносит души. После смерти Ошун, той выскочки, практически вся негроидная раса, рассеянная по миру, стала моей паствой. Не в результате прямого обращения, а в результате естественного притяжения к сфере смерти и страданий, к моему влиянию, распространившемуся через их подсознательную связь. Мои глупые коллеги, эти Новые Боги, делают ставку на личную мощь, количество живых верующих, абсолютный фанатизм и прочую чушь, которая требует постоянных усилий по поддержанию. Я же поступил значительно умнее – забрал себе целую расу людей, связанных кровью и общей историей. Я укрепляю подчиненные мне земли, Чёрный Архипелаг, объявляя нейтралитет в войнах богов, давая прибежище тем, кто ищет его, и чьи души, в конечном счёте, всё равно попадут ко мне.
Острова Карибского Архипелага меняются до неузнаваемости. Все негодные – слабые, больные, сомневающиеся – выкашиваются болезнями, которые я насылаю, или духами, которые служат мне. На каждом острове есть портал в мир мертвых – моё измерение, мой Хайди. Туда попадают души всех умерших, если только на них не предъявляют права иные Боги – живые или мертвые. Это мой секрет. Живые и мертвые работают рука об руку, возводя монументы в мою честь, в честь Барона Субботы, Господина Перекрестков и Владыки Душ.
Изначально я не имел никакого отношения к миру мертвых в полной мере. Как Господин Перекрестков, я был лишь привратником, обязанным отправлять души мертвых туда, куда они должны или, в редких случаях, хотели попасть. Однако, вскоре они стали ВСЕГДА попадать в мой мир, в моё измерение, являясь батарейками для меня. Чистая энергия душ. Энергия, которая не иссякает с годами, в отличие от веры живых. А искусство получения веры без живых, активно молящихся верующих, искусства создания пассивных генераторов энергии, делает меня потенциально сильнейшим из Богов в долгосрочной перспективе.
Мой секрет – те самые монументы. В их постройке используются кости погибших, земля с кладбищ, артефакты смерти. Часть служит усыпальницами, местами поклонения мертвым, за счёт чего приобретают некий сакральный смысл в умах любых смертных, сталкивающихся с концепцией смерти, становясь постоянными генераторами пассивной веры в Мире Смертных. А мои жрецы вуду лишь усиливают эффект. Каждый жрец получает каплю силы при выполнении определенных действий, при создании фетишей, при проведении церемоний. Это не прямая передача силы от меня, а использование энергии места и ритуала. Получается что-то вроде маленьких ритуалов, а вся атрибутика вуду – небольшие монументы, собирающие энергию. Сама магия вуду основана на тонких манипуляциях крох энергии, которые те же куклы, фетиши, алтари вырабатывают. Этой энергии достаточно, чтобы жрец создал нужное ему заклинание, небольшой эффект. После чего все излишки переходят ко мне, питая меня. Магия проникает в душу колдующего, постепенно оскверняя его, связывая с моим миром, превращая в моего невольного раба, даже если он думает, что служит себе или духам Лоа.
Исключением является магия чумы. Это не просто ритуал, а прямое проявление моей силы над жизнью и смертью. Её использую лишь я сам, или полностью подавленные моей волей жрецы, принося множество жертв. Энергия, что появляется при ритуальном убийстве, при страданиях, лучше всего подходит именно для убийств и распространения болезней.
На самом деле, есть ещё одно исключение. Ктулху. Этот древний спящий, который забрал себе сферу магии. Его последователи, его маги и жрецы, способны обходить придуманные мною правила, использовать магию так, как другие не могут, получать силу напрямую или через иные каналы. Его прикосновение к магии и разуму фундаментально отличается от всех других. Его жрецы способны на ритуалы, которые мне неподвластны.
Почему же при этом мне принадлежит вся чёрная раса? Тут сыграла некая подсознательность этого меньшинства, которые, столетиями угнетаемые, считают себя единым целым, связанным общим опытом, общими страданиями. Из-за этого между ними проходит некая эмпатическая связь, по которой скверна моей магии, моя концепция смерти и страдания, моё знание о пути в мир мертвых, распространилась по всем, помечая их как мою паству. Они чувствуют меня. И приходят ко мне.
POV Ра, Бог-Паразит
Пусть процветают Земли Египта, да осветит нам путь Отец наш, Ра, Повелитель рассвета и заката, Царь Богов. С этой молитвы начинается любой разговор, любая работа, любая мысль в захваченном последователями Бога Солнца Египте. Новая власть, Теократия Ра, отличалась удивительной степенью фанатизма и нежелания общаться со внешним миром, который они считали нечистым, полным скверны и чужих богов. Потому люди, проживающие в Египте, даже не знали о существовании иных Богов, кроме Ра. Зато каждый, чья душа не принадлежала иному божеству, кто не был помечен силой другого бога, отдавал толику веры Богу Солнца, отдавал свою энергию мне.
Повелителю Небесного Светила было слабо интересно развивать сложные способы получения веры от собственных последователей, строить храмы, проводить ритуалы, убеждать, обращать. Зачем? Ведь каждый свободный человек, каждое живое существо на Земле, когда даже просто смотрит на Солнце – молится Ра, передавая немного веры. Каждый рассвет – это молитва, поднимающая мою колесницу в небо. Каждый закат – это молитва, сопровождающая мой путь в Дуат. Солнце – мой величайший храм. Мой источник силы.
О нет. Бог Солнца, я, мечтал о большем. Я мечтал об уничтожении других Богов, мечтал, чтобы всё население Земли, чтобы все живые существа отдавали свою веру только мне. Чтобы Солнце было единственным объектом поклонения, а я – единственным Богом. Потому Ра начал изучать саму суть божественности, искать способ бескровной узурпации "Трона" мира. Не через войны и разрушения, а через поглощение. Далеко продвинувшись в изучении Богов, в понимании их природы как энергетических сущностей, в понимании основ магии и веры, Ра нашёл способ забирать энергию из миров своих заклятых "друзей", из их сфер влияния, из их паствы, не спрашивая их согласия. Дренировать их силу. Подпитываться ими. Тем самым я забыл о необходимости следить за количеством собственной веры, получаемой от Солнца. Сразу два источника огромной мощи – пассивная вера и краденая энергия – затмили разум молодого Бога, ослепили меня. Превращая Ра в безумца, жаждущего поглощать силу из любых источников, становясь всё сильнее и ненасытнее. А вечные потери энергии, необходимые для поддержания моего присутствия в материальном мире, в мире смертных, в моей физической форме, приводили этого паразита – меня – в неописуемую ярость. Я тратил силу просто на то, чтобы быть здесь, когда мог бы использовать её на великие дела.
Вскоре опустели примыкающие к Египту земли. Я вытягивал из них жизнь, энергию, чтобы понять её суть, чтобы использовать её. Экспериментируя с плотью воплощения Ошун, которое я заполучил после её смерти, с другими пленёнными существами, с мутантами, был сделан вывод об откровенной слабости аватаров, которых материализуют себе другие Боги. Они неэффективны. Они уязвимы. Это не путь к абсолютному господству. Так начался проект по созданию совершенного аватара. Созданного не из плоти, а из чистой энергии, из чистой силы, но лишённого каких-либо недостатков. Нечто вроде отдельного мира, карманной вселенной, которая одновременно являлась бы аватаром Ра. Моим идеальным вместилищем. Моим оружием. Моим путём к абсолютному господству.