— Очень приятно, — тряхнул его крепкую ладонь Ровнин, — Олег… Ну, вы знаете уже. Лейтенант.
— Долго нас искал, лейтенант? — уточнил Францев, добро улыбнувшись. — В этих переулках заплутать проще простого.
— Да нет, — улыбнулся юноша, — что вы. Вот Петровку — это да, если бы не патрульные, долго бы бродил по городу. А тут как раз все просто оказалось. Свернул в переулок, потом сразу в этот двор, а тут вы!
— Ну и хорошо, — кивнул Аркадий Николаевич. — Приятно такое слышать. Сигарету?
— Да я не курю, — замешкавшись всего на секунду, ответил Олег. — Как-то не сложилось.
— Совсем молодец. — Начальник отдела потушил окурок в банке, прикрученной к перилам. — Хоть кто-то у нас дымить не будет, а то остальные — что твои паровозы. И я сам не лучше.
Хлопнула входная дверь, на крыльцо вышла немолодая женщина в синем халате с ведром в руке.
— А это наша тетя Паша, — пояснил Ровнину Францев. — Запомни — ее надо слушать, уважать, а иногда и бояться. И лучше никогда с ней не спорить.
— Здрасьте, — хлопнув глазами, произнес Ровнин, не очень понявший, как именно ему обращаться к этой строгой на вид особе с непонятным статусом. Вроде бы уборщица, так чего ее бояться? Но при этом и не похоже, что новый начальник шутит. — Я Олег.
— Аркаш, мне показалось или в твоем кабинете недавно часы в неположенное время бамкнули? — не обращая внимания на него, спросила у Францева тетя Паша. Голос у нее, кстати, оказался вовсе не старческий, без какого-либо пришепетывания или дребезжания.
— Нет, не показалось, — ответил мужчина. — Кстати, для справки — Олег нас нашел сразу. По окрестностям не бродил, по дворам не мыкался, сразу в нужную арку свернул.
— В самом деле? — Уборщица наконец глянула на Ровнина, а после выплеснула воду из ведра в клумбу. Прямо так, не сходя с крыльца. — Любопытно. И сразу — вот для него я тетя Паша. Для тебя до поры до времени — Павла Никитична.
— Ясно, — послушно кивнул Олег. — Как скажете.
— Покладистый, — усмехнулась старушка. — Ладно. Давай-ка, раз ты такой джентльмен, дверь мне открой. У нее пружина тугая, а я все же уже в годах. Резвость, понимаешь ли, давно не та.
Олег поднялся на крыльцо, с силой дернул ручку, ожидая сопротивления, и чуть не треснулся спиной о перила. Не было там никакой тугой пружины, поскольку дверь распахнулась с невероятной легкостью.
Ему захотелось сказать что-то вроде «ну и шуточки», но он сдержался.
— О как, — произнес Францев. — Ну, хоть какие-то хорошие новости на общем унылом фоне. Теть Паша, ты рвалась внутрь, так заходи. Чего топчешься?
— Да я чуть не забыла, чего хотела, — пояснила суровая бабка. — Нечасто такое видишь.
— Ну, вот ты сама в который раз? — заинтересовался новый начальник Олега.
— Чтобы лично — в третий, — ответила тетя Паша. — Про четвертый понаслышке знаю, мне об этом Вязовой рассказывал. Говорил, что перед Мариной Крюгер дверь едва ли не сама распахнулась. Перспективная была девонька, факт, но с характером. И инстинкта самосохранения почти не имела.
— Я про нее слышал, — покивал Аркадий Николаевич. — Она на войне погибла вроде?
— В сорок четвертом, — подтвердила старушка. — Да и остальные трое не зажились на свете, чего уж там. Шелепихина в двадцать восьмом планетник погубил, Рокотова Хозяин кладбища задавил, причем за дело, даже предъявить ему тогда нечего было, ну а Никитская без вести пропала где-то в Мещере. Случилось это в шестьдесят седьмом, будь жива, давно бы объявилась. Так что статистика не на стороне этого паренька.
Олег слушал их разговор, и ему становилось ясно, что вообще ничего не ясно. Театр абсурда какой-то. Да, видно, что бабка сильно немолода, но не сто же ей лет? Какой двадцать восьмой год? Ну и остальное все тоже, конечно, смахивает на бред. Кладбища какие-то, планетники…
И потом — сколько ему дверь-то держать? А главное — ведь фиг отпустишь.
Потому стоял Ровнин, слушал странный разговор начальника отдела с уборщицей и нейтрально улыбался. Он понимал, что, возможно, из-за этого выглядит глуповато, но, с другой стороны, функции привратника, которые он выполнял уже пару минут, тоже особо интеллектуальными не назовешь.
— Не с той ноги ты сегодня, Павла Никитична, встала, — попенял старушке Францев. — Чего нового сотрудника сразу статистикой пугать? Вот он как скажет сейчас: «Ну вас куда подальше», да и ходу отсюда.
— Этот не скажет, — возразила ему уборщица, и Ровнин поразился, насколько изменилось выражение ее лица после того, как на нем появилась улыбка. Куда девалась только что стоящая тут строгая, не сказать злая, бабка? Не было ее вроде бы и вовсе. — Наш он. Видно же. Да и потом — я ж про пятый раз забыла совсем. Заговорил ты меня, Толя.
— Это какой? — заинтересовался начальник отдела. — Ты про кого?
— Про кого, про кого. — Старушка мотнула головой. — Про тебя самого, про кого еще-то?
Она зашла в дом, за ней направился Францев, на ходу подмигнув Олегу, мол, «вот так у нас новеньких встречают». Олег, немного ошарашенный увиденным, последовал за ними, аккуратно притворив за собой массивную деревянную дверь.
Внутри все было не менее чудно. Вместо привычного обезьянника с парой храпящих бомжей и поста, где за стеклом сидел бы дежурный в форме, а также прилагающейся к любому стандартному ОВД легкой сутолоке, его встретила тишина, полумрак и даже некоторая теснота.
Здесь имелись лишь пара древних даже на вид скамеек, вделанных прямо в стену, да некое подобие все того же поста напротив входа. Но именно что подобие, поскольку ни о какой закрытости от мира речь тут не шла. Это было просто огороженное деревянными стойками пространство, в которое человек попадал не через дверь, которая по инструкции должна быть всегда закрыта, а просто откинув доску на петлях. Внутри этого условного квадрата находились: стол (на котором лежала одинокая сушка), стул да несколько на вид антикварных шкафов, до отказа забитых разномастными папками. Один, что любопытно, был на колесиках.
— Что-то не так? — поинтересовался Францев не без хитринки. Он явно заметил недоумение новоприбывшего сотрудника.
— Непривычно, — не стал врать Олег. — Дома по-другому.
— Так то дома, — похлопал его по плечу начальник. — Там щи-борщи, холодец да селедка под шубой. А у нас — вот так.
— В смысле — в ОВД, — поправился юноша.
— Ноги вытираем, — велела тетя Паша. — Только полы помыла, а вы давай натаптывать!
— Кстати, ты разместишься именно здесь, — шаркая подошвами кроссовок, сообщил Францев Олегу и ткнул пальцем в сторону рабочего стола: — Это и есть твое новое место. Отдельно отмечу — пока. И не думай, что мы тебя запихиваем туда, куда другого, который свой, не посадим. Не один сотрудник начинал службу в отделе именно отсюда, с дежурки. Не все, врать не стану, но многие.
— И вы? — не удержался от вопроса молодой человек.
— И я, — кивнул Аркадий Николаевич. — Меня Пиотровский, тогдашний начальник отдела, сюда сразу законопатил, за что я ему благодарен по сей день. Почти год тут просидел и считаю, что это время мне очень на пользу пошло. Здесь старые дела, которые читать не только можно, но и нужно, ибо опыт предшественников может предостеречь от ряда ошибок и промахов; вовлеченность во все текущие проблемы отдела, поскольку все происходит на твоих глазах; плюс пара неплохих советчиков, которые иногда весьма разумные вещи изрекают. Хотя, что скрывать, случается, и всякую чепуху мелют.
Олег было хотел высказаться на этот счет в той связи, что, мол, он не гордый и много о себе не понимает, потому сядет туда, куда посадят, но сделать этого не успел, поскольку в этот самый момент у него случилась галлюцинация. Показалось ему, что из-за шкафа вынырнул сильно немолодой мужик в очень-очень старомодной одежде, какую можно увидеть на актерах в фильмах про девятнадцатый век (у Олега в голове даже мелькнуло слово «вицмундир», как видно, вылезшее откуда-то из подсознания), укоризненно глянул на Францева, покачал головой, дескать, «как же такое говорить можно» и обратно за шкаф забрался.
Потому вместо пространной речи Олег моргнул, потер глаза ладонью и выпалил:
— Блин!
— Чего? — удивился Аркадий Николаевич.
— Да мерещится невесть что, — немного жалобно сообщил ему Ровнин, внезапно вдруг ощутив доверие к этому тертому жизнью, но несомненно доброжелательному дядьке. — У меня вчера-сегодня ой-ой выдались, видно, на нервах и видится разная ерунда.
— Пойдем в мой кабинет, — предложил Францев. — Там чайку попьем, а после ты мне о своих приключениях и расскажешь. Ну а я после тебе о том, как оно дальше обстоять станет, разъясню.
— И особо турусы на колесах не разводи, — добавила тетя Паша, которая из красной лейки с выпуклым зайчиком на обоих бортах поливала алоэ, стоящее на подоконнике единственного окна в дежурке. — Этот все поймет как надо. Сразу же видно.
— Молчи, грусть, — вздохнул начальник отдела. — Всякий раз одно и то же — не знаю, с чего с вновь прибывшими начать разговор. С нашим поколением как-то проще было.
— Да так же, — хихикнула уборщица. — Себя вспомни. Я ж тогда в кабинете была, все видела. И сегодня, пожалуй, загляну. Вот цветы только протру — и зайду.
Поднявшись по лестнице на второй этаж, который был чуть попросторнее первого, Олег огляделся. С левой стороны коридора он увидел закрытые двери нескольких кабинетов, причем из-за одной раздавался приглушенный смех и неразборчивый матерок. Справа же дверей было всего три — две напротив друга, а одна в самом конце, массивная, железная, с вделанным в нее большим круглым сейфовым замком.
— Оружейка? — предположил Ровнин, заметив, что Францев наблюдает за ним.
— Скорее хранилище. Давай заходи, чего застыл?
Кабинет начальника был не сильно велик, но, пожалуй что, уютен. В центре его расположился стол. Даже, наверное, с большой буквы, вот так — Стол. Огромный, массивный, дубовый, на ножках, которые даже мамонту бы подошли, с зеленой кожей в центре, он поражал воображение. На нем, наверное, можно было даже спать. И, что примечательно — никакого хаоса там в помине не наблюдалось, папки и бумаги были аккуратно сложены в стопки, пепельница сияла чистотой, а телефон, стоящий на углу, оказался вполне себе современный, кнопочный.
На стене, что напротив стола, висела карта Москвы, причем явно не очень новая и не имеющая почти ничего общего с той, что лежала у Олега в сумке. Тут и шрифт был пожирнее да покрупнее, и улицы прорисованы детальнее. А еще в ней торчало десятка три хаотично воткнутых булавок с красными головками.
— Садись, — усевшись, предложил Францев новому сотруднику. — Чего застыл?
— Это места преступлений у вас отмечены? — преодолев некоторую робость, осведомился Ровнин, устраиваясь в очень удобном кресле, которое по возрасту, несомненно, являлось ровесником тех шкафов, что стояли внизу. А то и предшественником. — Да?
— И да и нет, — не стал тянуть с ответом Францев. — Преступления случились, но речь, скорее, идет о тех, кто их совершил, но пока не понес за это наказание. Вот как полный расчет оформим, тут я булавку и выну.
— То есть задержите их? — уточнил юноша.
— То есть накажем, — негромко, но веско объяснил Францев. — В буквальном смысле. Видишь ли, Олег, наш отдел существует в некоем отрыве от стандартной правовой системы страны, у нас тут все проще и быстрее происходит. Нам прокуроры, адвокаты и судьи не нужны, мы сами себе правосудие. Понимаю, что звучит это странно, но уж что есть.
— Вы «Белая стрела»? — Глаза Ровнина раскрылись шире пределов, определенных им природой. — Да?
Слава одиозной и безжалостной организации, созданной офицерским составом МВД и вершившей моментальную кровавую расправу над перешедшими черту допустимого авторитетами преступного мира, до Саратова докатилась еще несколько лет назад. Кто-то в нее верил, кто-то говорил, что байки это все, которые народ придумал для того, чтобы верить в хоть какую-то справедливость, а кто-то и побаивался. Про того же Чикунова ходили слухи, что его именно «Белая Стрела» в «Грозе» положила, а никакие не конкуренты. Не просто же так из Москвы объединенная следственная бригада прилетала, о чем вчера коллеги как раз вспоминали? Что им в столице до обычного авторитета, пусть и лидера немаленькой группировки? Убили и убили, велика забота.
Относительно Олега — он, как человек здравомыслящий, подвергал сомнению существование этого тайного ордена мстителей, но при этом предложи ему кто вступить в их ряды — согласился бы не раздумывая. И дело хорошее, и очень уж красиво все это смотрелось.
— Что? — расхохотался Францев. — Вот удивил так удивил! Разное мне тут говорили те, кто приходил к нам на работу, но ты, пожалуй, всех переплюнул. Олег, нет никакой «Белой Стрелы». Сказки это все. Да и зачем она нужна, братва отлично сама со всем справляется, отстреливая друг друга пачками. Еще год-два — и основные беспредельщики, которые только на пальбу и способны, переведутся. Одни под мраморные памятники лягут, а других наши коллеги закроют на такие сроки, что они только в следующем веке на свободу выйдут. Причем, надеюсь, уже в совсем другой стране, не похожей на ту, в которой мы сейчас живем. Это наказание, поверь, пострашнее пожизненного срока и смерти.
— Почему?
— Потому что поймут, что пока они находились там, за колючкой, мир изменился настолько, что им в нем места просто нет, что они никому не нужны. Вообще никому. Ни единой душе. А для человека хуже, чем жить среди людей и при этом быть для всех чужим, ничего нет. И вот это я бы назвал высшей справедливостью.
Олег не был уверен в том, что верно понял все, что услышал, но и этого ему хватило для осознания простого факта — дядька, что сидит напротив, все-таки правильный начальник. Такой же, как Емельяныч.
— Какие-то обломки останутся, конечно, но их в расчет можно не брать. Повторюсь — поле боя сместится в бизнес, и сражения, которые начнут разворачиваться там, любой «стрелке» фору дадут. Там может случиться на толковище? Встретились, перетерли, может, разошлись, может, постреляли — и все. Малая кровь.
— А в бизнесе большая?
— Конечно. — Францев достал из ящика стола пачку сигарет. — За большими деньгами всегда стоит большая кровь, причем часто людей, которые к ним отношения не имеют. Нет, причастных тоже обязательно будут взрывать, травить, отстреливать, это-то никуда не денется, но они хоть знают, за что на риск идут. Потому их и не жалко. Но вот обычных людей, тех, что по улицам ходят… Впрочем, к твоей будущей службе это все отношения никакого не имеет, поскольку экономическими преступлениями ГУБЭП занимается. А у нас совсем другой профиль.
— Если честно — вообще что-то перестал понимать, — признался Ровнин.
— Может, все же чайку? — предложил Аркадий Николаевич, щелкая зажигалкой.
— А кофе нельзя? — поинтересовался Олег.
— Нельзя, — раздался у него за спиной хриплый низкий голос. — Не держим мы тут такого. И какаву тоже. Басурманская забава, на Руси она ни к чему.
Юноша резко, чуть ли не с креслом вместе, развернулся и увидел невысокое, ему по пояс, существо. Было оно изрядно волосато, но аккуратно расчесано на прямой пробор, круглоглазо, одето в длинную, расшитую по вороту рубаху, завязанную на талии флисовым поясочком, а довершали все это великолепие потрепанные подшитые валеночки.
— Так чай тоже не сильно наш, — ошарашенно возразил этой странной чуде-юде Олег. — Он то ли из Китая пришел в Россию, то ли из Индии.
Наверное, следовало как-то по-другому среагировать на происходящее — вскрикнуть там, шарахнуться в сторону, выбежать из кабинета. Просто не каждый же день вот такое диво дивное встречаешь? Но Ровнину делать этого не хотелось. Да и зачем? Чудной волосан на него не бросается, клыки не скалит, позицию свою внятно излагает. А что кофе не любит… Бывает. Отец Олега тоже его не пьет, ссылаясь на то, что оно плохо на нервную систему влияет.
— Может, и так, — проворчал обладатель валенок и почесал бок рукой, которую так и подмывало назвать «лапой». — Только чай у нас с давних пор знали. А кофий малахольный царь завез, который все порушил. И никоциану поганую тоже! И календарь поменял! Новый год по зиме, а не по осени — видано ли?
— Ну сколько можно? — поморщился Францев, дымя сигаретой. — Да, Олег — вот это Аникушка, наш домовой. На первый взгляд суров, но на деле все не так, поверь. За своих горой стоит, чужих гоняет так, что только шерсть летит.
— Домовой, — произнес Ровнин, глядя на волосатика, который, в свою очередь, не мигая таращился на него. — О как!
— И что тут такого? — раздался голос тети Паши, которая сдержала свое слово, пришла в кабинет Францева и услышала последние слова Олега. — Они спокон веку рядом с нами живут. Просто показываться не любят, потому их, кроме детей малых, что еще речью не владеют, да домашних животных никто и не видит. А уж поговорить с кем новым — это вовсе не жди. Хотя… Мне показалось или Аникушка тебе что-то сказал?
— Ну да, — перевел на нее взгляд молодой человек. — Что кофе не признает, объяснил. И Петра Первого поругал.
— Все интереснее и интереснее, — потерла ладони старушка. — Да, Аркаш?
— Выходит, что так, — кивнул Францев. — Кстати, Аникушка, вот что. Я ведь читал, что, оказывается, купцы кофе на Русь задолго до ненавидимого тобой Петра Алексеевича завозили. Царь Иван точно частенько им баловался. Который Грозный, последний из Рюриковичей.
— Враки это, — насупился домовой. — Поклеп. Все подменыш усатый. Все он! Так ты чай будешь?
Последний вопрос относился к Ровнину, тот кивнул.
— Принесу, — проворчал Аникушка. — Жди.
Куда домовой пропал из кабинета, Олег так и не понял. Вроде только что был — и как не существовало его.
— Раз юноша уже в курсе, я все же скажу. — В тот же миг прямо из стены, как видно для того, чтобы окончательно разрушить материалистическое сознание Ровнина, в кабинет пожаловал совсем уж странный персонаж. Странный, но при этом молодому человеку знакомый. Именно этого прозрачного старикана с вытянутым лицом из тех, которые называют лошадиными, он приметил в дежурке, но тогда решил, что мозг закипел настолько, что видится бог весть что. Выходит — не мерещилось. — Мы с Аникушкой чепуху никогда не мелем. Мы стараемся донести до молодого поколения нашу вековую мудрость, только не все это по достоинству оценивают.
— Позволь тебе представить, Олег, Тита Титыча, — выпустив облачко дыма, усмехнулся Францев. — Наш с тобой коллега, правда, в прошлом. Си-и-ильно в прошлом. Он, дружище, век как помер, и теперь вот тут, в отделе, обитает в качестве призрака.
— И наставника! — требовательно произнес обладатель вицмундира. — Добрый день, юноша. Уверен, вы, в отличие от некоторых, по достоинству оцените как глубину моих познаний, так и отеческую заботу!
Олег не был уверен в том, что ему хочется получать какие-либо знания, а тем более заботу от этого странного старика в допотопной одежде, через которого, блин, стену видно, но спорить не стал и изобразил улыбку класса «мы рады, что вы рады».
— Вот! — умилился Тит Титыч. — Сразу видно — вьюнош из хорошей семьи. Воспитание — оно или есть, или его нет. В нашем случае родители явно…
— Титыч, проваливай, — лениво велела уборщица. — Мешаешь. Вот сядет он попозже за стойкой внизу, там и стрекочи сколько угодно.
На лице привидения отразилась обида, но спорить он не стал и молча нырнул в стену. Кстати, выглядело это очень впечатляюще.
— Все-все, — успокоил нового сотрудника начальник отдела. — Самое диковинное в этих стенах ты, считай, уже увидел. Ну, из того, что тебе пока можно показывать. Дальше — проще.
— Очень хочется верить, — немного мученически выдохнул Олег, ощущавший, что еще чуть-чуть, и он начнет беспредметно смеяться, прыгать, пускать слюнки и даже, возможно, бегать голым по двору. — Просто это все какое-то… Ненастоящее. Потому что его же нет? Но оно вот, есть!
— Хорошо держится, — неожиданно одобрительно заметила тетя Паша. — Ты, Аркадий, когда Титыча в первый раз увидел, на шкаф полез.
— Не было такого, — потушил сигарету начальник отдела. — Просто споткнулся.
— Все есть, Олежка. — Уборщица подошла к Ровнину и потрепала его по плечу. — И то, и это, и пятое, и десятое. Просто прими на веру все сразу, оптом. А после потихоньку, помаленьку разберешься.
— Ой, не знаю, — повторно вздохнул молодой человек, который не испытал восторга от того, что его снова назвали этим уменьшительно-ласкательным именем. Если совсем честно, обращение «Олежка» и в Саратове его изрядно подзадолбало. Ясно, что на «Олега Георгиевича» он никак пока не тянет, но все же… — Не уверен.
— Так прямо сейчас и не надо. Со временем все придет. В глобальном смысле за тебя теперь вот — Аркадий Николаевич думать станет. Твоя же ближайшая задача — учиться, ума-разума набираться и глупостей сверх меры не творить. Аникушка, лодырь! Ты нам чаю подашь или нет?
И опять домовой вынырнул невесть откуда, но уже не с пустыми руками, а с подносом, на котором стояли стаканы в подстаканниках, два чайника — обычный и заварной, розетки с вареньями, тарелка с сушками и вазочка с обсыпанными сахаром сухарями. Он быстро расставил все на столе, налил в каждый стакан чаю, прихватил пепельницу с окурком и нырнул за шкаф, стоящий в углу.
Олег хотел было удивиться увиденному, поскольку расстояние между ним и стеной измерялось в считаных сантиметрах, но не стал. Как видно, лимит удивления на сегодня, а то и на всю ближайшую неделю, был исчерпан. Пролез — и пролез. Бывает.
— Теперь рассказывай. — Францев отпил чаю. — Как тебя к нам занесло, откуда, почему? Я о твоем существовании узнал несколько часов назад, детали мне не сообщали.
А вот тут у Олега математика в голове не сошлась. Ну да, он попал в очень странное место, которое привычную картину мироздания в его голове частично раком поставило, но то, что кадровый расклад вразброд пошел, — это уже совсем перебор. Документы-то оформляли вчера? Ясно, что генерал скажет — подполковник под козырек возьмет, только чтобы совсем без согласования?
— Только давай честно, как есть. — Тетя Паша сжала в кулаке сушку, отчего та с треском распалась на составные части. — Мы же не просто так интересуемся, нам надо понимать, что ты, Олег Ровнин, за человек такой есть.
— Поясню. — Аркадий Николаевич тоже взял сушку. — Мы не любопытства ради спрашиваем, понимаешь? Отдел совсем мал, людей в нем всего ничего работает, текучка… Она невелика, но всякий раз очень ощутима, как раз по той причине, что я озвучил. Мы даже не столько подразделение, сколько коллектив единомышленников, потому большинство явлений, которые не редкость в других отделах, у нас отсутствуют. Я про подковерную возню всех видов речь веду. Нет, случаются и конфликты, и ссоры, и непонимание, мы же люди, но даже в этом случае на личности никто не переходит и интриги не плетет. Мы ежедневно друг другу спину прикрываем, какие тут дрязги и секреты?
— Да мне особо скрывать и нечего. — Олег решил отставить в сторону свои планы насчет выдумывания относительно правдоподобной истории и поведать этим двоим все, как оно есть. Не то чтобы слова Францева пробудили в нем желание пооткровенничать, просто если он потом возьмет да и проверит услышанное, и одно с другим не совпадет, может выйти очень некрасивая ситуация. А ему тут работать, причем не меньше полугода. Наверное. — Как есть — так и расскажу. Короче, пришла ко мне оперативная информация…
Вроде и много всего случилось за вчера-сегодня, а в итоге весь рассказ уместился в пять минут. Ну, может, семь.
— По сути, ребята твои правильно все сделали, — одобрила решение бывших коллег Олега тетя Паша. — Останься ты в Саратове, сейчас был бы или мертвый, или живой, но в таком состоянии, что лучше сдохнуть.
— Слышал я, что на местах встречается беспредел лютый, но чтобы настолько власть ни в грош не ставить? — покачал головой Францев. — Не скрываясь, ничего не боясь…
— А у нас лучше? — бросила на него взгляд уборщица. — Себе не ври, Аркаша. Нет, братва попритихла за последний год, это да. Хотя, если в спальные районы сунуться, там и похлеще вещи встречаются. Вон в Булатниковском двух ребят в том году застрелили — и чего? По три пули в каждого, головы в кашу, а кроме громких слов про «наказать убийц — это наш священный долг» ничего. На Гончарном троих положили… Хотя да, там ответку вкрутили как надо. Но брали всех подряд, не разбираясь.
Про Гончарный Олег нынче уже слышал. Как видно, сильно резонансное дело, если оно у всех на слуху.
— Ну а наша публика… — Павла Никитична встала, подошла к карте и припечатала к ней ладонь. — Вот она. Пропавшие дети, досуха выпитые юные девки, вырванные сердца, которые твари мохнатые еще теплыми жрут… Не боясь ничего. Днем. Днем, Аркаша! Когда такое было? После войны и то в них страха было больше.
— Теть Паш, ты чего меня за советскую власть агитируешь? — отодвинул от себя подстаканник подполковник. — Или я тут штаны просиживаю, от работы прячась? Мне тоже это все вот тут уже сидит. По самый кадык! Только мы в тот хреновый расклад попали, когда наше частное от общего страны зависит. И пока наверху гайки накрепко не завинтят, у нас работы меньше не станет. Да и вообще — чего ты завелась? Вон парня совсем запугала.
Последнее было неправдой. Олег совершенно не встревожился, поскольку не очень понимал, о каких детях и сердцах идет речь. Он просто сидел и ждал, пока эти двое перестанут гавкаться и про него вспомнят.
— Значит, ты к нам где-то на полгода? — уточнил Францев. — Я верно понял? А потом обратно домой?
— Предполагается, что так, — вот тут уже немного уклончиво ответил Ровнин. — Как Равиля завалят, так, наверное, вернуться можно будет. А когда это случится — поди знай? Но потом, конечно… Дом есть дом.
— Так и вернешься, — еле заметно, уголками губ, улыбнулся Францев. — Если захочешь. А если остаться задумаешь — тоже можно. Разумеется, при условии, что ты нам подойдешь.
— Испытательный срок? — понимающе покивал Олег.
— Что-то вроде, — подтвердил новый начальник. — Но на самом деле все видно почти сразу. Неделя-другая, и появится ясность — с нами ты дальше работаешь или отправишься пересиживать свою напасть в другой ОВД, где все для тебя понятно и привычно.
— Про это мне в кадрах не сказали, — насторожился Ровнин.
— Бывает. Но вот, я сам тебя проинформировал, считай, что ты в курсе.
Пока Олег переваривал услышанное, Аркадий Николаевич продолжил:
— Ну и откровенность за откровенность. Давай-ка я тебе расскажу, чем мы тут занимаемся. Ну, все детали коротенько не изложишь, но в общих чертах, контурно — попробую.
Если бы не домовой и не привидение чиновника, то Ровнин, скорее всего, ни одному слову не поверил бы. Более того, стал бы прикидывать, как так половчее сюда скорую вызвать и свое новое руководство на принудительное лечение определить.
Но поскольку он сначала небывальщину увидел, а уж потом услышал, то повода сомневаться в правдивости услышанного не приходилось. Нет, формально можно было не принять на веру слова Францева, но что-то внутри Олега подтверждало, что все сказанное — правда.
Так что есть на свете и вампиры, которых новый начальник называл вурдалаками, и оборотни, и ходячие мертвецы, которые не очень-то опасны и уж точно, укусив кого-то, его в себе подобного не превратят, и еще куча разной нечисти. Про иных, вроде гулей или арысей, Олег даже не слыхал никогда. И все они жили вот здесь, в Москве, бок о бок с людьми. Да и не только в Москве, в других городах, деревнях и селах тоже.
А за этим всем и наблюдал отдел 15-К. Вернее — не наблюдал. Он пресекал возможные преступления и карал тех, кто все же что-то противозаконное совершил. Ничего сказочного в этих фольклорных элементах не было, более того, в ряде моментов они от людей не сильно отличались, иные даже бизнес свой имели, как те же вурдалаки или ведьмы.
Но не все хотели сосуществовать с людьми мирно. Безвластие последних лет и то, насколько обесценилась человеческая жизнь, позволило многим из поднадзорных отдела решить, что наконец-то настало их время и расплаты за любые грехи теперь можно не ждать. Именно про это и говорила тетя Паша в своей речи. Слишком много крови лили те, кого вроде бы и нет. И слишком легко они это делали. А самое главное — охотно.
— Рвемся из жил, — невесело подытожил Францев, доставая из пачки очередную сигарету. — Но пока счет не в нашу пользу.
До сидящих в кабинете донесся пусть и приглушенный, но все же различимый смех.
— Живая иллюстрация к твоим словам, — язвительно заметила тетя Паша, вставая с кресла. — Перетрудились, бедолаги.
— И правда, — поморщился Францев, кладя неприкуренную сигарету в вымытую пепельницу, которая невесть когда снова оказалась на столе. — Пойдем-ка, Олег, со мной, убьем сразу двух зайцев. Я тебя и коллегам представлю, и глянешь заодно, что я с этими бездельниками сейчас сделаю. Считай, что твоя учеба началась.