"Новое назначение"

Глава 19

Внутри лавки было сумрачно, тихо и пахло то ли пылью, то ли старыми красками, которыми были нарисованы десятки картин, висящих на стенах, то ли и вовсе временем. И — безлюдно, никто не пожелал сегодня глянуть ни на шкатулки с эмалевыми картинками, ни на старинные книги, ни на иконы с грустными ликами разнообразных святых.

Впрочем, звон колокольчика, висящего над дверью, незамеченным не остался. Откуда-то из задних помещений лавки в небольшой торговый зал выбежали два невысоких старичка, одетых по моде чуть ли не полувековой давности.

— Добрый день, — сказал один из них, сухенький, с лицом, похожим на печеное яблочко. — Что желаете, молодые люди?

— Что можем вам предложить? — поддержал его второй, который был пощекастее.

— Консультацию, — ответил Францев. — Мое почтение, господа антиквары.

— Аркадий Николаевич! — всплеснул руками щекастый. — Не признал, грешен!

— Да ничего, — усмехнулся начальник отдела. — Случается.

— Здрасьте, — поприветствовал старичков и Олег.

— Добрый день, — сказали в унисон старички.

— Наш новый сотрудник, — представил юношу Францев, — Олег Ровнин, прошу любить и жаловать, а если попросит помощи — не прогонять.

— Очень рады, очень рады! — затараторили владельцы лавки.

— А это, Олежка, два специалиста экстра-класса по части антиквариата, равным которым в Москве нет. Да что в Москве — в России!

— Ну уж! — засмущался щекастый старичок — Это вы уж хватили, Аркадий Николаевич.

— И правда, — поддержал его приятель. — А Хацман? А Вербицкий? Ну и Шлюндт, наконец. Вы же его знаете?

— Шлюндт, — повторил за ними Францев, причем в голосе его приязни явно не имелось. — Знакомы, не без того.

— Да-да, — закивали антиквары, — Карл Августович уже несколько лет как вернулся в первопрестольную. Так он нам фору, пожалуй, даст. Особенно в части бриллиантов, тут ему равных нет.

— Ну, у меня своя точка зрения на этот счет. Не в смысле бриллиантов, а… Впрочем, неважно, — возразил Аркадий Николаевич. — Да, Олег, совсем забыл представить тебе этих достойнейших господ. Вот Вениамин Ильич. А это — Михаил Игнатьевич.

— Очень приятно, — пробормотал молодой человек.

— А нам-то! — снова синхронно повторили хозяева лавки, а после Вениамин Ильич спросил: — Может, барышне чаю предложить? Есть сушки, пастила, мармелад.

— Нет, спасибо, — отказалась Елена, созерцающая картину, на которой коварный Зевс, принявший облик лебедя, склонял к внебрачному сожительству наивную грудастую Леду.

— Или квасу? — поддержал инициативу приятеля Михаил Игнатьевич. — Дивно хорош! Не покупной! Нам одна добрая женщина его на заказ делает.

— Квасу можно, — вдруг согласилась Ревина. — Почему нет?

В отличие от владельцев лавки, у Францева ее покладистость восторга не вызвала, поскольку пришлось ждать, пока эта парочка куда-то сбегает, после принесет Елене пенного напитка в приличных размеров фужере с царскими вензелями, причем еще и на серебряном блюде, а затем еще с восторгом станет созерцать, как юная прелестница жажду утоляет.

— Напилась? — осведомился у подчиненной Аркадий Николаевич, когда та опустошила фужер и поставила его обратно на поднос. — Господа, мы можем вернуться к нашему делу?

— Конечно же, — отозвался Вениамин Ильич. — Так чем мы можем быть вам полезны?

— Есть одна вещичка. — Францев извлек из кармана пакетик с серьгами. — Очень хочется узнать про нее все, что возможно.

Михаил Игнатьевич невероятно ловким движением сцапал украшение, которое моментально покинуло пакет и оказалось на зеленом сукне столика, стоявшего рядом с кассовым аппаратом начала двадцатого века.

— Очень и очень неплохая работа, — промурлыкал Вениамин Ильич, вставляя в глаз круглую штуку под названием «монокуляр». Откуда у Олега в голове имелась эта информация, он и сам не сказал бы, просто знал — и все. — Не уникальная, но весьма, весьма. Даже более чем! Мишенька, твое мнение?

— Середина восемнадцатого — начало девятнадцатого века, — отозвался второй старичок, вооружившийся огромной лупой. — Клейма нет. Может, Бельский? Хотя тут рубины, а его камнями были алмазы и топазы.

— Нет, это не Бельский, не Ларионов и не Милюков. Скорее — Холмстрём.

— Господь с тобой, Венечка. Сроду этот чухонец подобных высот в ремесле не достигал. Огранка какова, посмотри? Внучка его на пике формы — может быть, но он сам? Абсурд. Да и не делали так в те годы, когда он работал. Обрати внимание на плетение золота, явно же не северная манера.

— Верно-верно, — покивал Венечка. — Странное смешение стилей, непонятное. Впрочем… Мишенька, мы два осла! Смотри на загиб штифта! Это же…

— Дюваль! — в один голос подытожили антиквары.

— Яснее не стало, — заметил Францев.

— Работа Якова Давидовича Дюваля, — пояснил Михаил Игнатьевич, поднимая серьгу так, чтобы на нее упал луч света из окна. — Великолепный ювелир! Великолепный! Ах, какая огранка!

— Павел Петрович и Мария Федоровна были без ума от его изделий, — добавил Вениамин Ильич. — Потому он и получил титул «коронный ювелир» и чин полковника, так-то!

— А Павел Петрович и Мария Федоровна — они кто? — уточнила Елена.

— Император всероссийский Павел Первый и его супруга, — любезно ответил ей щекастый старичок. — Впрочем, «молодой двор» Дюваля тоже жаловал, причем даже тогда, когда перестал таковым быть. Именно Яков Давидович создал малую императорскую корону, которую возложили на голову Елизаветы Алексеевны во время коронации ее супруга Александра Первого на царство в Успенском соборе! Да-с!

— Прекрасно и познавательно, — тактично согласился с ними Францев, — но нас больше интересуют эти серьги.

— Не раритет, — ответил Вениамин Ильич. — Просто одна из многих вещей, сделанных замечательным мастером. Впрочем… Мишенька, у нас ведь где-то лежит каталог де Морни? Я ничего не путаю?

— Сейчас поищу, — кивнул его приятель и снова скрылся в коридоре, который вел в служебные помещения лавки.

— В свое время граф Шарль де Морни приобрел у наследников Дюваля коллекцию картин, часть его ювелирных работ и полный список сделанных им украшений, — пояснил Венечка, — эдакий архив, все серьезные мастера подобный вели. Кому что делали, когда, за какой гонорар. А поскольку граф являлся большим поклонником таланта Дюваля, то он со временем опубликовал каталог, куда включил не только то, чем владел, но и иные изделия, которые ему не достались по тем или иным причинам. Кто знает, может, и ваши серьги в нем отыщутся?

Каталог оказался здоровенной толстенной и пыльной книжищей, да еще и на французском языке. Бедный старичок даже вспотел, пока нес его в торговый зал.

— Смотри после восемьдесят восьмого года, — посоветовал напарнику Михаил Игнатьевич. — Как батюшка Якова Давидовича помер, стало быть. До того Дювали работали под патронажем Позье, а он все, что выходило из его мастерской, своим клеймом метил. У Дювалей же клейма не имелось вовсе.

— То я не знаю, — листал страницы Вениамин Ильич. — Так. Аграф о двенадцати бриллиантах — не то. Брошь с топазом в окаймлении рубинов — любопытное решение, но снова не то. О, а вот этот перстень я в руках держал. Мишенька, помнишь сию вещицу?

— А как же! Году в семьдесят шестом или около того нам его Отари приносил на оценку. Исключительной красоты предмет! Да-с! Дюваль его изготовил по заказу Гаврилы Петровича Гагарина, относящегося к младшей ветви сей славной фамилии. Это был один из свадебных подарков свекра невестке, а именно красавице Анне Лопухиной, ставшей женой его сына Павла.

— Какова ирония судьбы! — захихикал Мишенька, шаловливо глянув в сторону Ревиной. — От Павла к Павлу. Забавность ситуации в том, друзья мои, что сия ветреная особа некоторое время состояла в фаворитках Павла Петровича. Впрочем, император лично брак сей благословил, и следствием того стало немалое укрепление позиций младшего Гагарина при дворе.

— Зато Александр его послом в Сардинию после спровадил, — заметил Венечка. — Так, не то, не то… А, вот! Золотые серьги с рубинами, изготовлены в 1799 году по заказу отставного полковника Кандаурова Петра Тимофеевича. Что в описании?

И старички склонились над листом книги для того, чтобы через минуту в очередной раз дружно сказать:

— Они!

— Осталось только узнать, кто такой этот Кандауров, — произнес Францев, не сводя взгляда с антикваров.

— Что-то вертится в голове, Мишенька, но что? — почесал седой затылок Вениамин Ильич. — Годы не те, память не та. Не сочти за труд, поищи список помещиков Российской империи.

— И такой есть? — изумился Олег.

— А как же, молодой человек! — вновь всплеснул руками старичок. — Как же! Наши предки, что бы про них после ни говорили, любили во всем порядок! Переписи велись регулярно. Раз в двадцать лет — полный список землевладельцев. Раз в пять — местный, по волостям и уездам, с реестрами собственности. Иначе как подушный да земельный налог взымать? Читали, поди, «Мертвые души» то? Ревизские сказки помните?

— Ну да, — покивал Олег, который и в школе, да и после нее не особо увлекался чтением классики. — Конечно!

Том, который припер Мишенька, был еще толще, здоровее и пыльнее предыдущего, но зато на русском языке. И там, пусть не сразу, отыскались и нужные им Кандауровы, как выяснилось, некогда обитавшие в Орловской губернии.

— Где он только денег на то, чтобы у Дюваля заказ сделать, нашел? — удивился Михаил Игнатьевич. — Душ всего ничего, пахотной земли тоже не сильно много. А что у полковника с семейством? Жена Авдотья, сын Виктор, коей умер в младенчестве, дочь Мария.

— Точно! — хлопнул себя по лбу ладошкой Вениамин Ильич. — Мария Кандаурова. «Кровавая жена»!

— Какая? — мигом зацепился за последнюю фразу Францев. — Кровавая?

— Весьма пикантная и скандальная история была, — захихикал Венечка. — Хотя, если поглядеть с другой стороны, то, пожалуй, где-то страшная. Супруг Марии, как и все отставные военные, выпить любил, был до слабого пола охоч и на расправу скор, что супруге, ясное дело, не по нраву пришлось. Вот, если верить слухам, она его сама на тот свет и спровадила. Но доказать ничего не смогли, да-с! Поскольку — чужими руками. Ну и еще разное про нее говорили, например, то, что она деревенских девок, которых ее благоверный лаской одаривал, намертво запарывала, причем лично.

— Было-было, — поддержал коллегу Мишенька — Верно! Не одна Салтычиха в нашей истории есть, и других таких же жестоких барынек хватало. Уж поверьте!

— Вот и славно. — Францев взял серьги, убрал их в пакетик, а тот — в карман. — Огромное спасибо за помощь следствию, господа. И, случись у вас какие проблемы, всегда рад выручить.

— Какие у нас проблемы? — переглянулись старички. — Доживаем, любезнейший Аркадий Николаевич, свой век. Доживаем. Никому не нужные, всеми забытые.

— По нашим временам лучше быть забытым, чем на виду, — не согласился с ними начальник отдела. — Да и бодрость духа в вас ощущается. Вон как на мою сотрудницу поглядываете!

— Так ведь красавица, — умильно произнес Михаил Игнатьевич.

— Хоть картину с нее пиши! — подтвердил Вениамин Ильич. — Да-с!

Елена засмущалась, и Олег впервые увидел румянец на ее щеках. Мало того — она пробормотала «спасибо» и устремилась к двери, за ней последовал и Францев.

— Дражайшей Павле Никитичне поклон! — антиквары, поняв, что гости покидают их лавку, наперебой затрещали. — Нижайший! Со всем почтением! И здоровья ей! На многие годы!

— Передам-передам, — заверил их Аркадий Николаевич. — Еще раз спасибо!

— Какие они забавные! — сообщила коллегам Лена, усевшись в машину. — И такие милые!

— Ну да, ну да, — поддакнул ей Францев, заводя мотор. — А как ты думаешь, почему этим забавным и милым старичкам поддержка органов в наше веселое время ни к чему? С учетом специфики их бизнеса? Лакомый кусочек, да еще в центре Москвы — и никому не нужен?

— В самом деле — почему? — заинтересовался Олег.

— Да потому, что их лавку братва седьмой дорогой обходит, — пояснил начальник, — даже залетная. Их тронуть — смертный приговор себе подписать.

— Кто же они такие? — опешил Ровнин. — Чтобы вот так?

— Эти два вроде бы забавных дедка — персоны ох, какие примечательные! Они, Олежка, в свое время с Рокотовым работали, — веско произнес Францев. — Слышал про такого?

— Нет.

— Самое громкое валютное дело времен СССР, с неимоверными по тем временам суммами, фигурирующими в нем. Самого Рокотова и его ближний круг к стенке поставили, а эти двое смогли через меленькую сеть, которой тогда власть всех причастных гребла, уйти. И даже срока не получили. Причем не с пустыми руками выскользнули, большая часть казны валютчиков у них осталась. Не знаю, сколько там было, но только у одного Рокотова изъяли добра на полтора миллиона долларов. И не нынешних, а тогдашних, 60-х годов. Чтобы понятнее было, соотношение где-то один тогдашний к трем нынешним. А то и к пяти.

— Офигеть! — выдохнула Ревина.

— А казна та была сильно непростая, им не принадлежащая, зато после кому надо возвращенная. Вот за это у Венечки с Мишенькой теперь пожизненная индульгенция, поскольку люди, что с ними тогда работали, знают, что такое благодарность. И временного порога у нее нет.

— А тетю Пашу эти двое почему так уважают? — уточнила Ревина.

— Потому что именно она им тогда и помогла головы сберечь. В деталях не расскажу, сам их не знаю, в курсе только, что история очень сложная, путаная и вовлечены в нее были чуть ли не первые лица государства. Ну, и еще могу сказать, что Павла Никитична сильно ее вспоминать не любит. Но, как бы то ни было, в итоге у отдела появились консультанты высочайшего уровня, что само по себе очень здорово. Да вы и сами все только что видели.

— И квас у них вкусный, — добавила Лена.

— Так, теперь вот какой момент, — крутанул руль Францев. — Если что, если какая проверка нагрянет — серьги, что мы изъяли, работы хорошего, но самого обычного мастера, имя которого не сохранило время. Они не раритет, исторической и культурной ценности ни для кого не представляют, штамповка девятнадцатого века. Ни к чему посторонним знать, что у нас в хранилище музейной ценности предмет лежит. Понятно, что там и похлеще экземпляры найдутся, но они так, как эта цацка, не светились. А серьги много кто видел, а, значит, рассказать про них может. Здание у нас непростое, конечно, и домовой сильный, но бывают ситуации, которые и им не по плечу. Ясно?

— Предельно, — кивнул Олег, отметивший, что проверки в отделе все же бывают. Он-то начал думать, что они совсем сами по себе существуют, а, оказывается, нет. — Но вот что странно — почему те, кому они принадлежали, ничего про их реальную стоимость не знали?

— А откуда? — иронично поинтересовался у него Аркадий Николаевич. — У военных вот таких Венечки и Мишеньки под рукой нет. Серьги и серьги, золотые с рубинами. Ну, не новые, наверное. И что? Мало ли по шкатулкам старого золота у русских женщин лежит, того, которое от матери к дочери переходит? Даже после всех причуд нашего веселого двадцатого века?

— Так ведь и другие оценщики есть?

— Олежка, вот твоя мама пошла бы с украшениями, что ей, к примеру, от бабушки остались, к оценщикам? Да еще платить за это стала бы?

— Нет, — мотнул головой Ровнин. — Точно нет. От греха.

— Ну и эти не ходили. А попади они к тем, у кого мы в гостях только что побывали, так вообще шиш им, а не сережки. Эти два старых плута их заболтали бы, а после купили украшение по цене золотого лома. Вы не глядите, что они с нами такие добрые и ласковые, на деле это те еще волчары. Да и среди других их коллег разные люди попадаются. Кто правду скажет, но есть и такие, что лихих людей навести могут. Говорю ведь — времена неспокойные. Поневоле поверишь в звезду Полынь.

Что это за звезда такая, Олегу было неизвестно, но в целом последние слова начальника навели его на размышления о том, что он, наверное, фиговый сын. Родители в Саратове, скорее всего, места себе не находят, гадая, что с чадушком родимым, как он, где. А чадушке, выходит, до их терзаний дела нет, потому что он за последние дни про них ни разу не вспомнил даже, погрузившись в столичную круговерть.

И ведь даже позвонить нельзя. То есть можно, конечно, но Васек просто так предупреждать не станет, если сказал, значит, надо его слушать.

Впрочем, печальные мысли как пришли, так и ушли, потому что Францев завернул в чебуречную, что находилась в двух шагах от метро «Сухаревская», лично в нее отправился и вскоре вернулся с пакетом, из которого шел призывный запах теста, мяса и лука.

— Будем считать, что это ваша компенсация за потерянный выходной, — сообщил он оживившимся молодым людям. — Хотя лично я с большим удовольствием бы горохового супа похлебал.

— Вот бы нам после него весело ехалось в вашей машине! — фыркнула Ревина. — Особенно с учетом того, что суп столовский! Нет уж! А вот чебуреки — это хорошо. Плохо то, что они потом норовят на талии задержаться, но ничего, это я как-нибудь да переживу.

Есть, правда, им их пришлось вдвоем и чуть остывшие, потому что в дело вмешался Морозов. Он отирался у входа в здание, взбудораженный и даже немного злой.

— Командор, вот где тебя носит? — осведомился он чуть повышенным тоном, бросив недокуренную сигарету в урну. — А?

— Работал, — невозмутимо ответил Аркадий Николаевич. — Ты чего как на шарнирах?

— Потому что три раза звонили те, с кем мы вчера общались, и очень хотели тебя слышать, — пояснил Саша. — Не меня, не вон Олежку, а конкретно тебя. Чисто конкретно, я бы даже сказал. У них там субординация тоже будь здоров какая!

— Телефон оставили? Куда перезванивать?

— С третьего раза — да. А еще предупредили, что у них суббота, потом водка охлаждается, мясо жарится и девок вот-вот привезут, потому если нам ничего не надо, то им уж точно. И так за уважуху с тобой разговоры разговаривают, но всякому почету есть предел.

— Аргумент. — Францев вручил пакет с едой Елене. — Приятного аппетита, ребята. Но — без меня. Саша, пошли.

— Ты как хочешь, Аркадий Николаевич, а нам хоть одна мобильная трубка на отдел нужна, — заявил Морозов, открывая дверь и пропуская вперед сначала начальника, а после, махнув рукой, и коллег. — Иначе в нынешних условиях не выживешь.

— Саша, не тяни из меня жилы. Ну нет денег на нее. Просто — нет. Если ты не в курсе, то мы даже не по принципу достойной бедности живем, а за его пределами. Наш возможный максимум — пейджер. И то опять же — один на всех. Причем не прямо завтра, потому что сначала мне надо будет пять кило бумаг написать в разные службы, причем в некоторые не по разу.

— Бардак, — хлопнул дверью, закрывая ее, Александр. — Когда же наконец государство повернется к нам не жопой, а хотя бы в профиль, а?

— Думаю, скоро, — уверенно сообщил ему Францев, идя к лестнице. — Два-три года бардак еще продлится, а после ситуация начнет устаканиваться. И начнется все как раз с нас — армия, медицина, милиция.

— Опять мы в самом конце, — отметила Ревина.

— Такая уж планида, — рассмеялся ее начальник, а после остановился, помедлил секунду и добавил: — Ну или наоборот — развалится всё на фиг, причем так, что после не соберешь. Но я думаю — вряд ли. Это Россия, у нас так заведено — сначала рушим, потом создаем. Сейчас мы все барахтаемся под обломками империи, значит, скоро начнем их складывать в новый дом. Олег, не забудь, у тебя в три часа созвон с Яной.

— С какой это Яной? — заинтересовалась Елена. — Кого ты уже успел подцепить, скромный мальчик из провинции?

— Много будешь знать — плохо будешь спать, — осек ее Морозов и глянул на часы. — Так уже почти три. Ничего себе время летит. Но Командор, это все потом. Пошли, пожалуйста!

— Пойдем, — согласился Францев и бросил на ходу: — Олежка, минут через десять загляни ко мне.

— Не получишь, пока не расскажешь. — Ревина приподняла пакет с чебуреками и призывно им махнула. — Желаю знать все в подробностях. А то нечестно выходит — я уже губы на тебя раскатала, спланировала все — какое платье на нашу свадьбу надену, где мы ее праздновать станем, как мальчика назовем, как девочку — и тут какая-то Яна!

— Пойду чайник налью, — увернулся от ответа Олег. Ну, по крайней мере, ему так показалось. — Чебурек без чая — деньги на ветер.

— Без пива, — поправила его Лена. — На святое не замахивайся. И не рассчитывай на то, что у меня память короткая. Я не такая!

В услышанном Ровнин не сомневался, потому выждал ровно восемь минут, занес чайник в кабинет Лены и тут же удалился со словами «Мне ж к Командору пора».

Не то чтобы он Ревину боялся или стеснялся, ничего подобного. Просто пока до конца не понимал все расклады. Да, они тут не чужие друг другу люди, но при этом Олег прекрасно осознавал, что не просто так Францев ему землячку столь активно сватает. Проще говоря, он стал частью какой-то оперативной разработки, причем задуманной на ходу. Да, юношу немного задевал тот факт, что вместо того, чтобы напрямик сказать: «Своди-ка ты эту девчонку в клуб Ленца, так нужно для дела», в ход идут какие-то шутки, словно он дитя малое, но раз так — значит так. Не тот у него срок службы и опыт, чтобы обиженно дверью хлопать или губы дуть. И уж точно он не должен делиться фактами о происходящем с Леной, будь она хоть трижды своей. Потому как неясно пока — что рассказывать ей можно, а что нет.

В кабинете Францева стоял дым столбом, поскольку и он, и Морозов дымили сигаретами, и лица при этом у обоих были то ли задумчивые, то ли даже чуть расстроенные. Как видно, важный разговор прошел не очень.

— А, Олежка. — Аркадий Николаевич глянул на часы. — Ну да, без двадцати три. Пунктуальность — наше все, но спишем более ранний звонок на юношескую нетерпеливость. Согласен?

— Как скажете, — уселся на кресло Ровнин и протянул руку к телефону. — Набираю?

— Погоди, — остановил его начальник. — Запомни вот что — во время беседы не давай ни Яне, ни кому-то другому никаких обещаний.

— «Кому-то другому» — это кому? — уточнил молодой человек.

— Ну, например, ее тете, которая захочет убедиться в том, что ты не шалопай какой-то, а серьезный юноша. Перехватит трубку и скажет: «Даете слово, что племяшка моя домой вернется целая и невредимая?» И вот тут выкручивайся как хочешь, отшучивайся, только чтобы никаких «обещаю» или «слово даю», не прозвучало.

— Потому что если прозвучит, то шиш твоя Яна до дома доберется без травм средней, а то похуже, тяжести, — добавил Морозов. — Или вовсе несовместимых с жизнью.

— Думаешь? — засомневался Олег. — Прямо так жестко?

— Конечно. Выгодный размен. Начинающих и перспективных ведьм не так и мало, а вот возможность подловить на долге крови сотрудника отдела, пусть и без году неделя в нем работающего, подворачивается не каждый день. А это, брат, такой долг, который можно всю оставшуюся жизнь выплачивать, но так и не рассчитаться по нему до конца.

— Все верно, — подтвердил Францев, — никаких обещаний. Причем не только сейчас, но и потом, в клубе. Не сомневайся, она тоже тебя попробует на чем-то да прищучить. И еще — внимательно следи за тем, что пьешь, и отслеживай, не прикасалась ли Яна к твоей рюмке. Или бокалу, уж не знаю, в чем там выпивку подают.

— Понял, — кивнул Ровнин.

— Что еще? — пощелкал пальцами Аркадий Николаевич. — Ничего я не забыл?

— Так это самое. — Морозов пару раз хлопнул раскрытой левой ладонью по сжатой в кулак правой.

— Да-да, — покивал Аркадий Николаевич. — Прости, Олежка, но и тут попрошу воздержаться. По крайней мере сегодня. Ты же понял, о чем речь?

— Не дурак, — усмехнулся Ровнин, — и не дитя.

— Она ведьма, — продолжил Францев. — Сладкое дело для них — один из мощнейших механизмов воздействия, а ты только-только делаешь первые шаги… Да елки-палки, что я вам, проповедник, что ли? Сроду такие разговоры не вел. Короче — сегодня ее не петрушишь, а дальше видно будет. Вопросы?

— Нет вопросов, — отчеканил Олег.

— Неправда, есть, — лукаво глянул на него начальник. — Ведь затаил же обиду за то, что мы тебя втемную играем? Так?

— Вовсе нет.

— Не ври старшим, — посоветовал Морозов, — особенно начальству. Да нет никакого особого плана, Олежка. Просто очень интересный расклад может сложиться, когда Ленц узнает, что тебя девки Марфы обхаживают.

— Ты пойми, в ближайший месяц-два на тебе много взглядов скрестится, — пояснил Францев. — Нет-нет, это не ты такой уникальный, так случается всякий раз. Новый сотрудник у большинства наших подопечных неизменно вызывает интерес, за ним наблюдают, его изучают, к нему пробуют найти подходы. А вдруг выгорит? Так почему бы не дать им тему для разговоров, особенно с учетом того, что Марфу вообще в Ночи не сильно любят. И сразу — если бы у меня были хоть малейшие опасения в том, что с тобой что-то случится, шиш бы ты в этот клуб пошел.

— А вот Яну твою по-любому поломают, если ты сейчас или потом пообещаешь за нее впрячься, — добавил Морозов. — Причем на твоих глазах.

— Она не моя, — неожиданно для себя самого произнес Олег. — Она же ведьма. Так чего, звоню?

— Валяй, — разрешил Командор. — Тем более что нам уже отбывать по делам пора.

На этот раз гудков в трубке прозвучало поменьше, чем прошлый, да и сняла ее сама Яна. Лично!

— Привет, — произнес Олег. — Звоню как обещал.

— Привет, — ответила девушка. — Прямо сразу меня узнал? Приятно!

— У меня хорошая память на голоса. Ну и вообще…

— «Вообще» — что?

— Ты алгебру сделала? — деловито уточнил у нее юноша. — Дашь завтра перед уроком списать?

— Чего? — непритворно удивилась Яна.

— Того. Разговор у нас пошел такой же, как с моими одноклассницами лет шесть-семь назад. А мы вроде как с тобой постарше чутка. Половозрелые, как мой батя говорит.

— И правда, — рассмеялась собеседница. — Ладно, один ноль в твою пользу.

— Что насчет вечера? Идешь? Или мне одному ехать?

— То есть если я откажусь, то ты все равно пойдешь?

— Прикинь, какая я сволочь, — хмыкнул Ровнин. — Ясен пень — пойду. Субботний вечер не каждый день случается, а только раз в неделю.

— А вот хрен тебе! — злорадно заявила Яна. — Теперь из принципа с тобой отправлюсь. Ой, извини, у меня тетя трубку рвет.

Морозов и Францев, которые внимательно слушали разговор, в этот момент обменялись взглядами.

— Олег, это, как вы поняли, тетя Яны, — услышал юноша приятный женский голос. — Меня зовут Марфа Петровна, мы с вами виделись не так давно в одном милом заведении, но друг с другом лично, увы, не познакомились. Не сомневаюсь, что вы замечательный молодой человек, которому можно доверять, но вы и меня поймите правильно. Есть такое понятие «ответственность», и именно ее я несу ее перед сестрой. Она как-никак доверила мне свою дочь. К чему это все — можете ли вы мне гарантировать то, что с ней ничего не случится и она вернется домой целой и здоровой?

И ведь не предупреди Саша и Францев Олега заранее, он непременно бы сказал «гарантирую». Или, как вариант, «обещаю».

— Конечно нет, — весело ответил женщине Ровнин.

— Чего? — Интонации этой ведьмы была так похожи на те, которые Олег слышал в голосе Яны, что он чуть не засмеялся.

— На Землю иногда падают метеориты, — пояснил молодой человек. — И землетрясения в Москве, говорят, бывают, хоть и редко. Да мало ли напастей на свете? Как же я могу что-то гарантировать? Меня еще в детстве батя учил - не уверен — не обещай. На сто процентов я сейчас не уверен, потому и обещать ничего не стану. Но вообще, как сотрудник правоохранительных органов, могу вам сказать вот что: криминогенная обстановка в столице на данный момент уверенно стабилизируется, преступный элемент уже не такой, как пару лет назад, потому волноваться вам не о чем. Да и охрана в клубе ого-го какая!

Морозов, чуть подавшись вперед, хлопнул Ровнина по плечу, Францев же погрозил пальцем, мол — не увлекайся.

— Вы очень красноречивы, Олег, — было понятно, что собеседница улыбается. — Умеете говорить много, но при этом ни о чем. Полезный талант. Полезный. Надеюсь, в деле вы так же сноровисты, как и в словах.

— Искренне надеюсь, что все обстоит именно так. По крайней мере к тому стремлюсь.

— Ладно, отпускаю племяшку с вами. Но чтобы утром она была дома! Ей еще вещи собирать.

Следом за тем Олег обменялись с Яной парой фраз, договорились о том, где и во сколько встретятся, а после распрощались до вечера.

— Молодец, — похвалил сотрудника Францев. — Хорошо провел беседу. Уверенно. Теперь в клубе не оплошай.

— Постараюсь.

— Не надо стараться, — качнул головой начальник, — надо не оплошать. И вздремни маленько, пока время есть, пусть голова отдохнет. Вон хоть бы на моем диване, мы все равно с Морозовым сейчас уезжаем. Да, Саш, убери в хранилище эту красоту. А то забуду, так и будет она тут болтаться, что непорядок. Все же материальная ценность.

Речь шла о небольшой деревянной коробочке, в которой, похоже, находились те самые серьги, так недешево обошедшиеся немалому количеству людей.

Остаток дня пролетел незаметно. Ревина, уже смолотившая половину чебуреков, отчего-то Олега вопросами донимать не стала, а после он и вовсе отправился на первый этаж читать старые дела. Причем увлекся ими так, что чуть все на свете не прозевал, хотя собирался выехать заранее, поскольку смутно себе представлял, где клуб находится. Карта картой, а ночной чужой город — это всегда лабиринт.

Но обошлось, он успел вовремя. Вернее — впритык, поскольку толком оглядеться не успел, как к нему подошла Яна, которую он сначала даже не узнал. Куда девалась незамысловато одетая девчонка из автобуса? Сейчас перед ним стояла красотка в золотистых туфлях на высоких каблуках, в блестящей, непонятно из какого материала сделанной, короткой черной юбке, в изумрудного цвета топе и с широкой серебристой цепочкой, которая опоясывала ее бедра. Мало того — концы цепочки уходили прямиком под юбку, но при этом функции ремня она не выполняла.

— Только не спрашивай: «Ну как, нравлюсь?», — попросил девушку Олег. — Потому что я сразу сам скажу — да, очень. Пошли уже, а то все веселье пропустим.

У входа в клуб народу, который хотел попасть внутрь, хватало, вот только, похоже, далеко не всем это удавалось.

— Мест нет. — Охранник окинул взглядом молодых людей, протолкавшихся к дверям, сделал какие-то свои выводы и решил, что им внутри делать нечего. — Извините.

— Хм? — Яна глянула на Олега. — Я зря красилась, что ли?

— Не зря, — чуть вальяжно ответил тот, достал из кармана черную с золотом карту и показал ее охраннику. — А если так? Ленц сам вручил, сказал, что в любое время рад меня видеть.

Францев ничего такого ему не советовал, но Ровнину подумалось, что почти панибратское упоминание уважаемого в Ночи вурдалака лишним не будет. Ясно же, что Яна его мимо ушей не пропустит.

— Если так — не вопрос. — В голосе привратника, который профессионально быстро ощупал взглядом карточку, прозвучали уважительные нотки. — Добро пожаловать. Хорошего отдыха!

— Ну вот. И больше никогда во мне не сомневайся. — Олег обнял Яну за талию, подумал мгновение и добавил: — Детка!

И слово «мажор», которое бросила ему в спину пара человек из числа тех, кто безуспешно пытался попасть в клуб, его не разозлило. Наоборот — почему-то даже приятно стало.