"Новое назначение"

Глава 3

— То есть? — Олег даже головой тряхнул, как видно, надеясь на то, что странные слова, услышанные им только что, высыплются из ушей прочь.

— То и есть. — Старший товарищ выпустил кольцо дыма. — На полгода, может, чутка побольше. Как пойдет.

— А куда? — растерянно спросил молодой человек.

— Комедь, мля! — расхохотался вдруг подполковник.

— Да чего же тут смешного? — уставился на него Ровнин.

— Чему вас в школе учат, а? Грибоедов в свое время писал, мол — поеду в деревню, в глушь, в Саратов, к тетке. Ну или как-то так. А у тебя, Чацкого недоделанного, наоборот все.

— Может, его в какой район спровадить? Хоть бы даже и участковым, — предложил Нестеров. — Мало ли у нас деревень? Поживет там, грибы пособирает, свиньям хвосты покрутит. Единственное — не спился бы. Там от тоски даже такой, как Олежка, запьет.

— Да нельзя его тут оставлять, даже в самой жопе нашего окрестного мира, — отмахнулся от него начальник ОВД. — Перевод хочешь не хочешь, а делать придется, иначе нас первая же комиссия по личному составу может нахлобучить. А без перевода как? В табеле имя значится, зарплата начисляется, а человека под это все нет.

— Ну да, а перевод через наши же кадры и пойдет, — понимающе кивнул Васек. — У нас в ОВД крыс, может, и нет, хотя не поручусь, а к главку подходец найти реально, были бы деньги да желание.

— Про то и речь. — Емельяныч с трудом поднялся на ноги, в коленях у него что-то отчетливо хрустнуло. — Ох, мать твою так. Так вот — надо его спровадить туда, где искать не станут. А если и станут, то задолбаются.

— На Чукотку, что ли? Перепись ягеля устраивать?

— Говорю же — комедь. Все наоборот — Чацкий из Москвы в Саратов отправился, а этот долбоклюй в Москву поедет.

— В Москву? — совсем уж опешил Олег.

— Ты глаза радостно не пучь. Это еще порешать нужно. Тут, на твою удачу, когда карась на нерест шел, к нам с генералом приятель один заезжал на рыбалку. Когда-то начинали вместе, только он в Белокаменной теперь высоко, мля, сидит и далеко глядит, а мы тут остались. Так вот он говорил, что там у них с кадрами не лучше, чем у нас здесь, а местами и хуже. Дошло до того, что чуть ли не учителей и художников в опера берут, лишь бы хоть какой документ о высшем образовании имелся. У тебя же вон диплом юриста, ты им по всем статьям подходишь.

— Надо бы весь расклад приятелю вашему дать, — вкрадчиво посоветовал ему Васек. — От греха.

— Поучи меня еще! — рыкнул на него Маркин. — Ясное дело, что надо. Одна радость — он хоть начальником и стал, а мент правильный, старой закалки. Не совсем вроде скурвился. Пойду наберу. А вы ждите!

И, тяжело ступая, подполковник вышел из кабинета.

— Сдает Емельяныч, — негромко произнес Васек, когда закрылась дверь. — Как бы инфаркт его не хватил. Сан Саныч, ты скажи ему, чтобы он в такую жару водку поосторожней употреблял, особенно после бани. Сосудик какой в башке перекроет — и привет. А если вместо него, например, Пузыря посадят, то беда. Я так точно свалю.

Пузырем в ОВД называли недавно переведенного к ним из Энгельса невысокого пузатого майора, который почти не выходил из кабинета и вообще непонятно чем занимался. Вреда он никому никакого не делал, на мозги окружающим не приседал, но отчего-то в ОВД его невзлюбили, причем сильно. Возможно, потому, что почти сразу пошел слух о том, что именно этот тихий и серый человек сменит старое начальство.

— Не послушает он меня, — поморщился Нестеров, — и никого другого тоже. Что до остального — его и без кондрашки могут сменить. Не просто же так он с генералом ханку трескает третий месяц, понимаешь? Под нашим стул шатается, а под приятелем его в больших погонах вообще отчетливо трещит. А общая беда — она сближает.

— Погодите, — попросил их Ровнин и обхватил голову руками. — По-го-ди-те! Вы о чем вообще? Какая Москва? Куда я поеду? А родители как? Что, если эти меня не найдут и к ним пойдут?

— За своих не переживай. — Васек затушил сигарету в пепельнице. — Уже подумал и переговорил. Ты одно дело, ты мент, твои проблемы — это твои проблемы. А стариков твоих никто им тронуть не даст. Родители — святое. С чертом этим кто надо перетрет, все объяснит. Он не дурак, на рожон переть не станет, понимает, что отвечать после придется по-любому, а положение у него не то, чтобы с парамоновскими скубаться.

— А дядя? — продолжил Олег. — Что, если они до него доберутся?

— Ты совсем дурак? — изумился опер. — На кой хрен им твой дядя? Да и потом — он же на Крытом работает? Ну вот, значит, под теми же парамоновскими ходит. Ясно, что родич твой не того полета птица, чтобы его персонально опекали, так, обычный барыга, но крыша на то и крыша. Короче — с этой стороны засады не жди. Я тебе слово даю. Но сам им звонить в ближайшие месяцы даже не думай, понял?

— Я все объясню, — мягко произнес Сан Саныч. — Не переживай.

— А документы? — продолжил Олег. — Диплом там, все остальное? С ними как?

— Потом с оказией пришлем. — Как видно поняв, что его юный коллега «поплыл», Васек начал с ним разговаривать немного мягче, как с не очень здоровым человеком. — Не сразу, не завтра, но пришлем. И даже, может, вещи какие получится передать. Хотя ты ж в Москву едешь, а в ней всего завались.

— Черт меня дернул! — выпалил Олег, уселся за стол и опустил голову на руки. — Вот зачем?

Чуть ли не впервые с далекого и солнечного детства ему захотелось заплакать. Жизнь, еще несколько часов назад такая понятная и простая, стала какой-то жутью, из которой, казалось, нет выхода.

— Прозвучит странно, но, может, оно и к лучшему? — произнес Сан Саныч. — Нет, серьезно. Ну, сидел бы ты тут, у нас — и чего? Ты не такой, как вон Васек, тебе шахер-махеры крутить самолюбие не позволит. Да и слишком ты для подобного чистоплюй. А мозги есть, и работать хочешь. Вот и выходит — в столицу тебе надо. Попробуй, штурмани златоглавую, вдруг чего выйдет? Ну а если нет — сюда вернешься. Недобор кадров никуда не денется.

— Как ты меня сейчас, Саныч, приложил. — Воронин закурил очередную сигарету. — И не поймешь сразу — то ли похвалил, то ли обосрал. В смысле — то ли гордиться начинать, то ли обтекать?

— Каждому человеку личное место в жизни суждено. — Нестеров достал из сейфа еще одну бутылку «Ессентуков». — Ты на своем, оно под тебя отлито. А Олежка — нет. Сам же видел — мается парень, не знает, куда себя приткнуть. Еще вот так покултыхался бы до осени да и свалил куда подальше. А жаль! Башковитый ведь. Опыта пока нет, эмоции прятать не умеет, мир на черное-белое делит, но оно все придет, никуда не денется. Просто время нужно.

— Что да — то да. — Васек подошел к окну и глянул в него. — Стоят родимые. Ждут.

— Минералки хочешь? — спросил у него Сан Саныч.

— Налей, — согласился оперативник. — Они ждут — и мы ждать станем. Только каждый своего.

Емельяныч появился минут через десять, он вошел в кабинет явно довольный собой и потирая волосатые руки.

— Сложилось? — утвердительно поинтересовался у него Сан Саныч.

— Любит тебя Боженька, Ровнин, потому давай не куксись. — Подполковник подошел к Олегу и потрепал его по волосам. — Марк на месте оказался, а при его должности такое нечасто случается. Если честно, думал, что придется ему домой, мля, звонить, чего не хотелось бы. И совещания у него никакого не оказалось, и соединили сразу, и выслушал он меня. Вот все же правду говорят — коли с самого начала присутствует в человеке оперская косточка, то какие бы погоны ему на плечи ни легли, никуда она не денется. Есть оно, есть братство ментовское. Никакие перестройки с демократиями его не сожрут.

Судя по всему, их начальник в своем кабинете на радостях ахнул пару стопок, поскольку глаза его заблестели, лоб снова покрылся испариной, а запах водки и лаврового листа расцветился новыми нотками.

— Чего сказал-то? — поинтересовался Васек. — Если в деталях?

— Ты не наглей, мля, — велел ему подполковник. — Нашел, понимаешь, баечника!

— Так одно дело делаем! — и не подумал тушеваться опер.

— По ситуации сказал, что решение мы приняли правильное. Парень наш, понятно, накосорезил, но по молодости всякое случается. Тем более что стрелял вторым. И вообще — если так каждого нашего на ножи отдавать, скоро работать некому будет.

— Резонно, — отметил Сан Саныч. — Вот что значит столичный руководитель. В корень зрит! В самую мякотку.

— Кадровый недобор у них наличествует, мест полно, — продолжил Емельяныч. — Понятно, что в центре Москвы тебе делать нечего, потому обещал он пристроить тебя, Ровнин, в какое-то Перово. Сказал, что в те края не то что джигиты-мстители не доберутся, туда даже не всякая проверка ехать соглашается. Я про такое не слыхал никогда, но, думаю, что-то вроде нашей Рокотовки, которая в Заводском районе. Ну, где кладбище несанкционированное недавно обнаружили, на котором половина пропавших без вести лиц за последние лет пять лежит. Туда, может, и доберешься, а вот оттуда — уже не факт. Для тебя, Олежка, такой расклад — самое оно.

— И то верно, — вновь поддержал его Нестеров. — Ты же хотел работы побольше да поинтереснее? Вот она тебе в руки сама и пришла.

— А кем? — подал голос Ровнин.

— Не знаю пока, — признался Маркин. — Не спросил. Может, опером в тамошнее ОВД, может, участковым на землю. Да какая разница? Главное — там у тебя шансов уцелеть больше, чем здесь.

— И очень прошу — больше не косячь, — попросил его Васек. — А то правда в следующий раз на Чукотку придется валить. Посиди спокойно какое-то время, а за него тут, глядишь, все и устаканится. Может, окраинные сраться перестанут и кавказов перебьют к нехорошей маме или осетины расстараются. Они со своей паленой водкой крепко в город вошли, а Алирзаев, насколько мне известно, тоже по ней работать собирается.

— Не было печали, — проворчал начальник ОВД. — Одна радость — заводы свои они не на нашей земле ставят, а то вообще хоть вешайся. И ведь не сделаешь ничего, их кто-то очень серьезный из мэрии крышует.

— А может, через полгодика Алирзаева некто, оставшийся для следствия неизвестным, просто завалит ночною порою. — Васек очень светло, почти лирично, улыбнулся. — Два в спину, контрольный в голову, штука обычная, штатная. Сколько подобных дел за последние года три в архив с «отказниками» ушло? Не сосчитаешь.

— У меня в сейфе прямо сейчас таких четыре лежит, причем в одном ни убийцы неизвестны, ни личность убитого, — подтвердил Сан Саныч. — Все никак не соберусь заняться.

— И здесь то же самое запросто случится. А его бойцам, Олежка, ты не всрался. У них дела поважнее появятся, они сразу начнут выяснять, кто теперь самый главный. Про тебя просто не вспомнят.

— Это мне уже объяснили, причем почти такими же словами, — грустно сказал Олег. — Петр Емельяныч, ехать-то когда?

— Сейчас, — немного удивился тот подобному вопросу. — Когда же еще?

— Поезд ему не подходит. — Обсуждение перешло в практическую плоскость, потому в голосе Васька появились деловые нотки. — Они, конечно, не чекисты, но чем черт не шутит? Там же регистрация, то есть палево. Можно, конечно, попробовать договориться с проводником, но не хотелось бы. Да и на вокзале кто-то может топтаться. Надо тебе, друг сердешный, дергать в Энгельс, а уж оттуда до Москвы ехать на автобусе. Оно и проще, и спокойнее, и не так уж долго. Где-то полсуток пути, не больше. Купи кроссворд и пирожков полтора десятка, вот дорогу и скоротаешь.

— Только не с мясом! — икнув, влез в беседу Сан Саныч. — Брал я их пару лет назад на той автостанции, понимаешь… До сих пор от одного запаха воротит!

— Спасибо, — вздохнул юноша, загрустив от того, что даже с родителями не попрощается.

Собственно, он вот так, чтобы надолго, вообще никогда еще из дома не уезжал. Неделя-две — максимум. Еще в детстве ездил в пионерлагерь, но там его мама навещала.

— Пистолет сдай, — постучал по столу пальцем подполковник. — Это раз. Два — рапорт о случившемся нужен.

— Уже готов. — Ровнин пододвинул ему исписанный листок, а сверху придавил его табельным макаровым. — И вот еще мой рапорт о реализации оперативной разработки. Сан Саныч сказал, что он тоже пригодится.

— Верно сказал, как без него. — Емельяныч мельком глянул полученные документы, а после уставился на Олега. — Ты чего удумал, мля? Раздеваешься на кой?

— Кобуру снять надо, — пояснил Ровнин, стягивая с плеч куртку. — Она казенная, мне ее выдавали под роспись.

— Тогда ладно, — смахнул со лба пот подполковник. — А то уж подумал, что ты от расстройства совсем того…

— Чуть не забыл. — Васек достал из внутреннего кармана своей кожаной куртки сложенные вчетверо листы. — Свидетельские показания. Нашел парочку видоков, они от начала до конца представление наблюдали. Сначала, конечно, ерепенились, боятся, как и остальные, что за длинный язык может прилететь по голове, но я нашел кое-какие аргументы.

— Ну и все. — Подполковник разгладил протоколы и положил их к остальным документам. — Если кто нагрянет проверять, бумаг за глаза хватит. Ну и еще чем-нибудь подложимся потом. Что ты мнешься, Ровнин?

— Удостоверение, — пояснил молодой человек. — Его тоже сдавать?

Делать это ему очень не хотелось. Во-первых, он к красной книжечке привык и сам себе с ней очень нравился. Во-вторых, тогда он оставался вообще без хоть каких-то документов.

— Не надо, оставь при себе, — покачал головой начальник ОВД и протянул Ровнину листочек, наполовину исписанный его размашистым почерком. — Ксива все же, какая-никакая, а защита в пути. После в Москве сдашь. Вернее, заменят ее тебе на тамошнюю, как в штатное расписание включат. Да, вот чего не сказал! Марк сам тебя не примет. Но оно и ясно, не хватало ему еще с каждым летёхой лясы точить. Подъедешь по адресу, что на бумажке, с проходной наберешь внутренний номер, вот этот, ответит тебе Антонина Макаровна. Объяснишь, кто ты, откуда, а дальше что скажут, то и делай. Все понятно?

— Понятно. — Минуту назад понурый Олег вдруг чуть приободрился. Просто в его жизни снова появилась хоть какая-то ясность, а это не могло не радовать. Человеку, особенно тому, который только-только ворвался во взрослую жизнь, всегда надо точно знать, куда и зачем он идет, поскольку наличие цели придает уверенность в себе. — Единственное — в Энгельс-то мне как попасть?

— Так я подброшу, — пояснил Васек. — Что тут ехать? В десять вечера уходит автобус на Москву, вот на нем и отправишься. Даже кроссворды не нужны, просто продрыхнешь почти всю дорогу.

— Времени девять, — глянул на часы Нестеров. — Поторапливайтесь, ребятки.

— А? — Олег потыкал оттопыренным большим пальцем правой руки себе за спину, намекая на сторожей за окном.

— Через детский сад уйдем, — улыбнулся его коллега. — Там-то нас никто не ждет.

Неизвестно кому пришла в голову идея ставить рядом здания ОВД и детского сада, но те, кто возводил этот район, поступили именно так. Мало того — эти полярные по своей сути заведения обладали одним подвалом на двоих, чем сотрудники милиции время от времени пользовались, особенно когда нужно было, как сейчас, незамеченными уйти из здания.

Впрочем, случались и обратные визиты. Как правило, обе двери, отделяющие милицию от педагогики, были закрыты, но вечно спешащие куда-то сотрудники то и дело забывали о том, что щеколды не просто так придумали или руководствовались какими-то другими умозаключениями. Вот потому как-то раз парочка особо шустрых огольцов из подготовительной группы отыскала переход, не побоялась пройти по нему, темному и страшному, а после оказалась на территории закона и порядка. И все бы ничего, если бы каждый из этой парочки, состоящей из глазастого пацаненка и девчушки с бантиками, не держал в руках по початку вареной кукурузы, которую им давали на обед, а младший сержант Котенков, что нес вахту на входе, аккурат накануне по видику фильм «Дети кукурузы» не посмотрел, усидев при этом в одну калитку поллитровочку беленькой под тещины огурчики. А тут еще, как назло, на улице откуда-то грозовые тучи натянуло, отчего белый день изрядно померк.

Стоит, значит, Котенков, смотрит через окна дверей на улицу, где ветер вихорьки из пыли по асфальту гоняет, и слышит за спиной писклявое:

— Дядь, а дядь. А у тебя автомат настоящий?

Оборачивается он, а перед ним парочка малышей с кукурузинами в руках, лица у обоих серьезные, и главное — взгляд какой-то недобрый. А тут еще гром с небес шандарахнул! Вот у кого в такой ситуации нервы не сдадут? Особенно если с хорошего похмура…

Впрочем, так и осталось тайной, кто кого больше напугал — дети Котенкова или наоборот. Просто после дикого, рвущегося из самого сержантского нутра вопля неугомонные малыши так припустили по коридору в сторону спасительного перехода в родной и уютный детский сад, что догнать их возможным не представлялось. А уж опросить — тем более.

Но в целом тайные подземные хоромы ОВД выручали крепко и не раз. Именно туда во время проверок относили то, что ни к чему видеть представителям комиссии, там время от времени отсыпались не до конца протрезвевшие к началу дня сотрудники, да и разных захоронок хватало. Одних незарегистрированных стволов по хорошо замаскированным нычкам отыскать можно было, возникни у кого такого желание, с десяток. Но оно не возникало, ибо существовало негласное правило на то, что у каждого могут быть свои тайны. Равно как ни один сотрудник ОВД никогда не упоминал при посторонних о данном любопытном архитектурном решении, зная, что эта тайна только для своих. Даже после увольнения молчали, понимая, что вот тут-то тебя точно настигнет справедливое возмездие товарищей.

Что же до детсадовского персонала — конечно, и они все знали, но тоже предпочитали языки не развязывать. Во-первых, потому что никогда не стоит портить отношение с соседями, особенно если речь идет о милиции. И во-вторых — у них тоже проверки случались.

По причине позднего времени в детском саду никого уже не было, он в ночном режиме не работал, а сторожа из-за недостатка финансирования там со времен Горбачева не имелось.

Васек двигался по коридорам уверенно и тихо, словно кошка. У Олега так не получалось, за то время, пока парочка пробиралась к выходу, он налетел лбом на дверь и случайно пнул ногой ночной горшок, который какой-то беспечный карапуз оставил прямо на дороге. Хорошо еще, что хоть пустой.

— Что ж ты как слон-то? — недовольно бросил ему спутник. — Учись ходить тихо, это основа основ.

— Я стараюсь.

— Хреново стараешься. — Васек остановился около двери, ведущей на улицу, достал из кармана связку ключей, нашел нужный и сунул его в замок.

— А он откуда у тебя? — удивился Ровнин. — Где раздобыл?

— Соседку свою, тетю Зину, сюда еще позатой зимой устроил нянечкой, — пояснил Воронов. — Ну а она мне по дружбе и из благодарности после ключик на часок раздобыла, чтобы я дубликат сделал. Штука-то нужная. Сейчас вот сам видишь — пригодилась.

По присадовой территории продвигаться было куда легче, хоть сумерки уже и упали на город, видно было как днем. Вскоре опера добрались до забора, Васек первый через него перебрался, огляделся и велел:

— Давай сюда. Никого нет. Так, только молодняк бродит по любовной нужде.

За то время, что Олег потратил на преодоление забора, Васек уже успел забраться в не новую, но ухоженную «четверку» и даже повернуть ключ в замке зажигания.

— Ты ее не того? — чуть опасливо поинтересовался юноша. — Не угоняешь?

— Делать мне больше нечего, — фыркнул коллега. — Просто просчитал ситуацию и одному знакомому коммерцу звякнул из автомата еще тогда, когда в контору ехал. За ним кое-какой должок числится, он ее сюда и подогнал.

— Слушай, у тебя прямо и тут должник, и там, — без иронии, скорее, с легкой завистью произнес Олег. — Круто!

— А только так и надо, — пояснил Васек, крутанув руль. — Как там у писателя? «Спешите творить добро». Очень правильно сказано, очень верно. Никогда не упускай сделать какому-то ближнему или даже дальнему что-то хорошее и нужное, особенно когда тебе это не в труд и не создает проблем. Хотя иногда и в блудняк можно влезть, если сильно полезный человечек, от которого после получится благодарность сторицей получить. Но всегда надо соразмерять затраченные усилия и то, что тебе обломится после. Если первое больше второго, то это уже благотворительность, а от нее таким, как мы, проку мало. Для этого есть специальные организации, пусть они подобным занимаются.

— Раньше ты мне такого не говорил, — заметил Олег.

— Так ты взрослеешь, — хмыкнул оперативник, то и дело поглядывающий по сторонам. — И потом — может выйти так, что это наш последний разговор, надо же кому-то жизненный опыт передать? Пусть не весь, но хоть часть.

— Чего ты сразу меня отпеваешь? — насупился молодой человек.

— А может, себя? Времена веселые, сейчас пулю поймать — как высморкаться что тебе, что мне. Опять же — не в Тьмузадрищенск едешь, в столицу нашей Родины. Парень ты хоть и недотепистый, но хваткий, я это сразу понял, тебе надо только пообтереться, опыта поднабраться, и толк выйдет. А путного сотрудника кто же отпустит? Азер этот до следующей весны точно не доживет, голову кладу, но вот вернешься ты после обратно или нет — бо-о-ольшой вопрос.

— Вернусь, — заверил его Ровнин. — Тут мама, папа, вы все. Алена тоже.

— Это светленькая такая? — уточнил Васек. — Видел ее с тобой, симпотная. Но таких Ален и в Москве будет пруд пруди, уж поверь. И не спорь со мной! Знаю, что говорю.

— Не буду, — согласился юноша. — А вот скажи — как ты им говоришь, что они теперь тебе должны? Ну, людям, которым добро делаешь. Это как-то неудобно.

— Во-первых, подразумевается, что они не дураки и сами понимают, что к чему. — Васек одной рукой достал из кармана сигареты. — С дураками или, того хуже, с прекраснодушными идеалистами, которые верят в то, что когда-нибудь добро победит зло, дела вообще иметь не стоит. Самая проблемная публика, от них никогда не знаешь, чего ждать. Ты одну комбинацию разработал, а они раз — против всякой логики поступили, зато по велению сердца. Как результат — все пошло юзом, а ты в жопе. Во-вторых, неудобного тут ничего нет, вопрос только в подаче. Ты же делал то, что тебе самому не нужно? Так ведь?

— Так.

— Ну вот. Время потрачено, силы тоже, возможно — связи задействованы, и человек про это должен быть в курсе. Но! Запомни две простые истины. Первая — никогда не лупи собеседника в лоб, мол, «ты мне теперь обязан». Есть куча хороших и мягких прокладочек, вроде «Свои люди, сочтемся», «Так ведь в народе как говорят — долг платежом красен», «Ничего, сегодня я тебе, завтра ты мне». Второе, не менее важное — никогда не прессингуй должника напоминаниями о том, что он тебе обязан. Поверь, правильный человек сам про такое не забудет. А если забудет — в нужный момент напомнишь, не развалишься. Но если ты ему при каждой встрече станешь мозг выжигать тем, какой ты хороший и его выручил, то получишь обратный эффект. Он тебя потихоньку начнет ненавидеть, и может получиться так, что вместо помощи ты проблему получишь на выходе. К примеру, как сегодня машину попросишь, но не на вечерок, а на недельку. Должник тебе ее даст, мол, езди, Васек, а сам возьмет и сразу заяву накатает, что ты ее угнал, и свои же после душу помотают так, что хоть всех святых выноси. Плюс в личном деле следок останется. Ясно, что после это я ему жестко бубну выбью, но толку-то с того? Если же наоборот, без прессинга, с улыбкой, не давя на чье-то достоинство носком ботинка, сработать, то выйдет, как сейчас. Сам видишь — коммерц сразу после звонка подхватился и машину без звука пригнал. Заметь, с полным баком. И сделал он это не по принуждению, почти с удовольствием. А почему?

— Потому что рад тебе отплатить добром за добро?

— Потому что я его гнуть под себя не стал после того, как выручил. По-людски подошел, понимаешь? Хотя и мог, ситуация позволяла. Так что это, Олежка, называется «глубокое уважение».

— Целая наука, — уважительно заметил Олег.

— Опыт, — коротко ответил Васек. — Сын ошибок трудных.

И вот тут Ровнин задумался: а не стал ли он сам таким же должником своего попутчика, как владелец той машины, в которой они сейчас едут? По всему выходило, что да, стал. Если бы не Васек, который отправил его в отдел, сразу поняв, чем может обернуться случайная перестрелка, то сейчас он, возможно, уже был бы мертв. Или орал от боли, теряя одну за другой части тела.

А еще есть показания свидетелей, которые его коллега выбил и без которых куда сложнее было бы отчитаться за смерть Малика, куча добрых советов и даже то, что он сидит в этой машине. Такое не забывается, и если когда-то Ваську понадобится его помощь, то он в лепешку расшибется, а для него все сделает.

Или он себе все это сейчас придумал, отталкиваясь от услышанного? И нет никаких далекоидущих планов у человека, который смотрит на дорогу, сидя за рулем, а есть то самое упомянутое Емельянычем ментовское братство?

Олег даже головой несколько раз тряхнул, настолько он запутался в своих мыслях. И только одно ему было предельно ясно — против Васька он со своими схемами и разработками — что школьник против не так давно посаженного в тюрьму Майка Тайсона.

Автовокзал становился все ближе. «Четверка» с операми проскочила через мост, а после закрутилась на стремительно пустеющих вечерних улицах Энгельса.

— Сейчас подъедем — из машины не вылезай, — велел Ровнину его спутник, когда они наконец добрались до места назначения. — Сам сначала по станции пробегусь, посмотрю, что да как, а после тебе билет куплю. Береженого, Олежка, бог бережет.

Он подмигнул юноше, выскочил из машины и двинулся туда, где стояло несколько автобусов и суетились люди, решившие на ночь глядя куда-то поехать. Олег проводил его взглядом, а после его снова охватила зыбкая тоска. Неизвестность, в которую он нежданно-негаданно устремился, немного пугала. Там, за спиной, остался привычный мир, где все было просто и ясно. А Москва… Как она его встретит? Какая она? Он этот город только по телевизору и видел.