Глава 11

— Угощайся. — Свешников протянул Олегу раскрытую пачку сигарет, и тот, подумав, вытянул из нее одну. Во-первых, было неудобно отказываться, во-вторых, глупо стоять, когда все курят, а ты нет.

— О, Ревина чешет, — сообщил коллегам Славян, щелкнув «зипповской» зажигалкой. — Все прямо как у Юры Хоя — «сверкают ноги в солнечных лучах». Так бы глядел и глядел. А еще лучше — пощупал.

Правды ради Елена, сменившая брючный костюм на короткую, сильно выше колен юбку и светлую блузку, выглядела на самом деле здорово, Олег даже на нее загляделся.

— Слюну подбери, — посоветовал Баженову Савва, усаживаясь на верхнюю ступеньку небольшой лесенки. — Сто раз говорил — ничего тебе тут не обломится. Прими как факт — встречаются в жизни женщины, которые, как ни бейся, твоими не станут. Можно даже не пытаться.

— А я тебе в сто первый раз повторю — терпение и труд все перетрут. Здорово, Ревина. Соскучилась по мне?

— Уж-ж-жасно! — не скрывая ехидства, ответила Елена. — Доброе утро, мальчики. О, Олежка, да ты приоделся? Красивый какой стал! С тобой теперь, если что, в приличное место сходить не зазорно. Или на вечер встреч выпускников, чтобы одноклассницы обзавидовались.

— Да ладно тебе! — чуть смутился Ровнин, который с радостью осознал, что может курить без особого отвращения. Не то что в прошлый раз, ночью, у автобуса.

— Серьезно говорю. — Лена взяла его под руку, при этом парень ощутил тонкий цветочный запах духов, исходящий от нее. — В следующий раз пойду, тебя с собой возьму. Ой, да ты еще и краснеть не разучился? Какая прелесть!

— Не сбивай мальчонку с верного пути, — приказал ей Славян. — А ты, Олежка, ее не слушай. Она тебя плохому научит!

— Ну, вообще все ровно наоборот, — философски заметил Свешников, ловко выпуская сизоватые кольца дыма.

— В смысле? — уточнил Баженов.

— Плохому, скорее, ты его научишь. Водку пить, сквернословить, шляться, где не нужно, и сначала делать, а потом думать. А Ленуська другое дело. Она даст новенькому тот опыт, который называется приятным.

— И ты козел, и ты козел, — наманикюренный пальчик девушки по очереди показал сначала на одного оперативника, потом на другого, — а ты, Олежка, прелесть. Одно плохо — пара-тройка месяцев, и ты от этих оглоедов ничем отличаться не станешь. Жаль!

— Как говорил Блез Паскаль, «мы должны питать жалость друг к другу, но к одним жалость должна рождаться из нежности, к другим — из презрения», — произнес Савва. — У тебя к Олежке какое чувство из перечисленных сильнее?

— Пока никакое, — было заметно, что Ревина начала злиться, — но вот ты — бесишь. Такое утро было хорошее, блин! Эрудит хренов!

И девушка зашла в здание, громко хлопнув при этом дверью.

— За что ты ее так? — поморщился Баженов. — Какая между вами кошка пробежала?

— Никакая. Просто не люблю, когда она начинает перья распускать, дабы себе самой доказать, что лучшая и все ей должны восхищаться. Ладно где-то в кабаке или, там, в театре. Желаешь приключений на свою пятую точку — пожалуйста. Тут-то зачем? К чему парня с панталыку сбивать? А если Олежка в нее втрескается? Как тогда?

— Не собираюсь я, — заявил Ровнин, понявший, куда гнет белобрысый оперативник. — Зачем? У меня девушка есть.

— Девушка в… — Савва пощелкал пальцами. — Откуда ты? Мне Титыч не сказал.

— Из Саратова.

— Вот. Девушка в Саратове осталась, потому считай, что ее у тебя уже нет. И тебя у нее тоже. Любовь на расстоянии случается только в кино и книгах, в жизни подобное большая редкость. А тут вон наша королева с Сухаревки ногами длинными раскидывает перед тобой. И как устоять? Ты же не из железа сделан.

— Савва, все, заканчивай проповедь. — Баженову явно был неприятен этот разговор, он спустился с лестницы и затушил сигарету о край урны. — Ленка нормальная, это просто ты женоненавистник.

— Я реалист, — возразил Свешников, поднимаясь со ступеньки. — Еще Виктор Гюго говорил что?

— Что? — устало спросил у него Славян.

— «Меняйте ваши мнения, сохраняйте ваши принципы: меняйте листья, сохраняйте корни». А мой принцип таков — на работе — работа, остальное от лукавого. Пошли к Францеву, пять минут уже истекли.

Он зашел в здание, за ним последовал Баженов, на ходу сообщивший Ровнину:

— Савка у нас реально эрудит, Ревина все правильно сказала. Постоянно каких-то гениев прошлого цитирует, так что ты не удивляйся.

— Рад бы, только пока так себе получается, — признался ему Олег. — Но я со временем привыкну!

— Ну, не настолько Савва и чудной, чтобы вот так реагировать.

— Я вообще про все.

— А, ну это нормально. Здоров, теть Паша!

— Морозов уже у Аркадия, а вы где-то бродите, — недовольно пробурчала уборщица, натиравшая тряпкой перила лестницы. — Бардак!

— Здрасьте, Павла Никитична, — поприветствовал ее и Олег.

— Доброе утро, — ответила старушка. — Ну вот, на человека стал похож. А то вчера точно бедный родственник из провинции выглядел.

— Стараемся, — гаркнул Славян уже со второго этажа. — Умыли, приодели.

— Особо вперед пока не лезь, — придержав Ровнина за локоть, негромко велела ему старушка. Именно что велела, это были не совет и не просьба. — Сначала узнай, после пойми, потом научись, а уж дальше — геройствуй. Хотя лучше и после того с пистолетом на танк не переть. Умереть — легко, жить куда сложнее. Но для дела — нужнее. Усвоил?

— Ага, — кивнул Олег.

— Ладно, потом авось поймешь, о чем я, — поджала губы уборщица, которую ответ юноши явно не убедил. — Если успеешь. Дуй наверх, там тебя и остальных сильно веселые новости ждут.

В результате в кабинет Францева Олег зашел последним и понял, что придется ему пешком постоять, ибо все сидячие места уже были заняты. Баженов, например, вообще на ручку кресла, в котором расположилась Елена, пристроился.

— Заставляешь себя ждать, Ровнин, — сухо заметил начальник отдела. — У нас так не принято.

— Виноват, не повторится, — мигом отчеканил Олег.

— Врет, — мигом заявил Баженов. — Повторится. Просто Олежка пока не до конца понял, что здесь как.

— Не равняй его с собой, — заступилась за Ровнина Лена. — Он — не ты. Сказал — сделал. И вообще свали отсюда, от тебя перегаром разит!

Она столкнула Славу с подлокотника и жестом пригласила Олега занять это место. Тот сделал вид, что ее предложение не понял, и остался стоять у стенки, резонно рассудив, что так оно спокойнее.

— Поупражнялись в остроумии и пустословии? — холодно осведомился у подчиненных Францев. — Все? Мне можно начинать?

— Чего случилось-то, Аркадий Николаевич? — спросил у него Морозов, который, похоже, пришел на работу раньше всех. — Ясно же, что ты вчера не просто так в отдел не вернулся. И нас строишь с утра пораньше неслучайно.

— Случилось. — Францев невесело вздохнул и сунул в рот сигарету, Баженов тут же поднес к ней огонек зажигалки. — Митрохина убили.

— Ух ты! — глаза Морозова расширились. — Это как?

— Насмерть, как еще-то? — глянул на него Францев. — Причем не вчера, а недели две назад. Там тело в таком состоянии, что его судмедэксперты по частям упаковывали. Но даже с учетом этого можно сказать с уверенностью — умирал он долго и мучительно.

— Митрохин, Митрохин, — потерла виски Лена. — Что-то знакомое.

— Не тупи, — попросил ее Савва. — Ты с ним в том году пару раз даже общалась. Суровый такой старикан, зовут Анатолий Дмитриевич… Ну?

— Да ладно! — ошарашенно захлопала ресницами девушка. — Тот самый? Хранитель кладов? Не может быть! Кто у нас настолько смертник?

— Первая разумная реплика за сегодня, — выдохнул дым Францев. — Остальное — словесный мусор и эмоции. Сразу скажу — вопросом «кто» сейчас задаюсь не только я, многие в Ночи ищут на него ответ. Покойный Митрохин был человек непростой, это факт, но время от времени кое-какие заказы он все же брал, что всех более чем устраивало. Да, лотерея, но лучше что-то, чем ничего. Теперь все, хранители кладов и в Москве, и в России в целом отсутствуют как вид, значит, куча нелюди и нежити осталась на бобах. Это как минимум. Следовательно, убийцу они искать станут на совесть, чтобы как минимум зло на нем выместить. Нам его надо найти первым. Зачем именно — объяснять надо?

— Надо, — произнес Олег, чуть помедлив, а после добавил: — Извините.

— Не надо извиняться за незнание, — осек его Аркадий Николаевич. — Лучше спросить сразу, чем потом в процессе напортачить. Дело в том, Ровнин, что Хранитель кладов в иерархии Ночи фигура хоть и не самая влиятельная, но очень всем нужная, ее абы кто и абы почему в расход выводить не станет. Если на такое кто-то решился, значит, у него на то имелись очень веские причины, и нам их надо узнать непременно, поскольку лиходей, способный на подобное, может и дальше пойти. Или, как вариант, он его по чьему-то приказу убил, тогда нам нужно имя заказчика узнать. Ну и добавим туда тот факт, что Митрохин был не колдун и не волкодлак, а человек, то есть он подпадает под нашу юрисдикцию, сей факт никак со счетов сбрасывать нельзя.

— И нам он несколько раз крепко помогал, — добавила погрустневшая Ревина. — И мне, и Алле, царство ей небесное. Вредный был дедок, но знал очень много! Жалко его.

— Если же до него раньше нас доберутся те же ведьмы или, к примеру, вурдалаки, то разговора никакого не будет, — пояснил Морозов. — Они этого паршивца просто убьют.

— Ну, не то чтобы просто, — возразил ему Баженов. — Скорее наоборот, процесс затянется надолго и для пациента окажется крайне мучительным, но нам от того пользы никакой не последует.

— Все так, — подытожил Францев. — Не сомневаюсь, что те же ведьмы, конечно, всю информацию пытками из объекта вытянут, но делиться с ней с кем-то, а особенно с нами, точно не станут.

— Сам займешься? — уточнил Морозов. — Верно понимаю?

— Да, — кивнул начальник отдела. — Потому в ближайшие день-два вся текучка на тебе. Плюс свои источники тряхните, может, кто что слышал, видел, знает — и в виде рапорта мне на стол. Я в отдел вечером постараюсь заскочить. Да и завтра утром тоже подъеду.

— Ясно, — кивнул Саша.

— Да, вот еще что. Мне звонили из Ильинского ОВД, там у них какая-то непонятка в Архангельском случилось, семейная пара пропала. Были, были, а под вечер как корова языком слизала. Дети остались, бегают, родителей ищут, а тех след простыл, и никто ничего. Ночь прошла, а они так и не объявились, потому надо съездить, поглядеть. Место старое, может, и по нашему профилю потеряшки. Начинай плясать от колоннады, ну как в ком-то из супругов юсуповская кровь текла? Род старый, ответвлений много, запросто их могли в подземные склепы утащить. Тем более что детей не взяли, им туда дороги нет. Если нет — в Английский парк загляни, может, учитель-француз шалит.

— Днем-то? — усомнился Морозов. — Призрак?

— Так француз же? Ему правила не писаны. Я его как-то в полдень видел, а в это время даже тени, как известно, исчезают.

— Я тогда с собой молодого захвачу, — мотнул подбородком в сторону Ровнина Морозов. — Ему полезно будет.

— Нет, — качнул головой Францев, отчего Олег чуть напрягся.

— Чего так?

— Он со мной поедет, — пояснил Аркадий Николаевич. — На подхвате будет. Мало ли что понадобится? Да и для представительности.

— Вот так-так! — Лена обернулась и окинула взглядом юношу. — Не успел прийти, а уже в любимчики попал! Ой, смотрите, он опять краснеет! Ну что за лапочка, я не могу просто!

— Все, разбежались. — Францев затушил сигарету, добитую почти до фильтра, в пепельнице. — Баженов.

— Чего? — откликнулся Славян.

— Жалуются на тебя опять. Говорят, что на язык слишком остер, а на расправу скор.

— Даже знаю кто. Гадалки с Киевского вокзала, да?

— Они. Ну да, клейма там ставить уже негде, согласен. Но мордобой зачем учинил?

— Сами виноваты. — Рыжие волосы на голове оперативника встали дыбом, что смотрелось весьма забавно. — Я с ними по-хорошему — валите отсюда, гражданки, нечего народ дурить и мешать ему товаром на рынке закупаться. Тем более что тут для этих целей вон цыган полным-полно, у них это семейный бизнес. А они хамить принялись, стращать, сначала проклятьями, потом «крышей». После два каких-то облома подвалили, принялись меня на «фу-фу» брать, а под конец кулаками махать. Ну я их обоих и уронил маленько.

— Так, что теперь эта парочка в травматологии на пару недель прописалась, — в тон ему закончил Францев. — Одно тебя и извиняет, что они первые в драку полезли.

— Вот!

— Дали ему год! — припечатал ладонь к столу начальник. — Вот… Смотри, нарвешься на проклятие похуже того, что на тебе уже висит. Эти гадалки на Фомину работают, ей хорошую копеечку несут. И не только копеечку.

— И чего, их теперь не щемить? — абсолютно искренне удивился Славян.

— Щемить, но не так же? Тут наскок не сработает, это бабы матерые, хитрые, с врожденной, хоть и слабой ведьмовской силой. Им твои угрозы — плюнуть и растереть. А вот если их прихватить тогда, когда они у какой-то дуры молодой начнут жизненную энергию тянуть, — тогда да. Тогда им труба, потому что в такой ситуации Фомина их прикрывать не станет не за что, ей проблемы с нами не нужны. Сдаст она их нам с потрохами, да еще и должна останется. Но вот пока у меня только жалоба на тебя есть — и все.

— Понял, дурак, исправлюсь! — приняв вид бравый и слегка придурковатый, ровно так, как когда-то завещал служивым людям столь нелюбимый Аникушкой царь Петр, проорал Баженов. — Разрешите отбыть?

— Отбывай, — со вздохом разрешил Францев. — Кунсткамера, иначе и не скажешь…

— А мне куда? — уточнил Ровнин, отлепляясь от стены. — Тут ждать или внизу?

— Да сейчас и поедем, минут через пять, — ответил Аркадий Николаевич. — Сходи перекури, если хочешь. Или ты табаком не балуешься? Забыл, извини.

— Уже начал, — поведал ему юноша. — Так получилось.

— И зря, — сообщил ему начальник. — Курение вредно для твоего молодого здоровья. Давай иди. Встретимся у входа.

Ровнин вышел из кабинета начальника, почесал затылок, а после отправился в «оперскую». Так он для себя назвал то место, где обитали его новые коллеги.

— Видал, как мне за хорошее дело влетело? — осведомился у него Баженов, копавшийся в груде бумаг, лежавших на одном из столов. — Да где же она, елки-палки?

— Чего ищешь? — спросил у него Олег, подходя к сейфу. — Ребята, а у кого ключ? Мне бы пистолет взять.

— А ты зачем его туда убрал? — удивился Морозов, вставая со стула.

— Как положено, — пояснил Ровнин. — Уходишь со службы — сдай личное оружие. Порядок такой. «Оружейки» тут нет, я в сейф и положил, а его закрыл. Ключ в замке был просто.

О своих вчерашних сомнениях на тему, правильно он поступил или нет, Олег упоминать не стал. Просто его очень здорово смущал факт того, что кто-то точно так же может сейф открыть и пистолет забрать, но, с другой стороны, там не только его оружие лежало, но и еще два макарова в кобурах. С одной стороны, бардак жуткий, с другой — кто знает, как у них тут заведено? Может, это по местным меркам норма?

К тому же у него имелись серьезные сомнения в том, что кто-то посторонний не то что этот сейф откроет и из него что-то возьмет, а в целом попадет на второй этаж, а после сможет из здания выйти на улицу. Собственно, если бы не эти подозрения, он бы оружие и не оставил вот так просто.

— Если решил накиряться вечером вусмерть — то, конечно, можно и оставить «ствол» в отделе, но у нас вроде таких планов вчера не имелось. А, вот она! Нашел! — Он гордо продемонстрировал всем черную записную книжку, а после даже ее поцеловал. — Хвала яйцам, думал, потерял!

— В том сраче, что ты на рабочем месте развел, скоро биологическая жизнь заведется, — заметил Саша, отпирая сейф. — Все понимаю, но это же жуть какая-то. Вон у Саввы — чистота, порядок, все разложено аккуратненько.

— Если вы ищете друга без недостатков, вы навсегда останетесь без друга. — произнес Свешников, меланхолично под чаек поглощавший бутерброд с сыром. — Ирландская народная мудрость.

— Кстати, об ирландцах, — возвестил Баженов, листая страницы записной книжки. — На Смоленке паб открылся. По слухам, там прямо вот настоящий эль наливают. В смысле ирландский. Может, после аванса завалимся, попробуем? Интересно же попробовать?

— Ты до него еще доживи. — Морозов протянул Ровнину его пистолет. — Чую, сейчас, после смерти Хранителя, пойдет вода горячая. Особенно если его грохнули из-за какого-то клада, который он по чьей-то наводке поднял, а владельцу отдать не успел.

— Это да, — согласился с ним Свешников. — Но лучше бы ты ошибся. Не хочу еще одной войны на улицах. От прошлой, зимней, пока не отошел.

— Что до тебя, Олежка, — Морозов положил руку на плечо юноши, — сдавать пистолет каждый вечер не обязательно. Во-первых, у нас тут все проще в этой связи. Понятно, что со стороны может показаться, что это непорядок жуткий, недопустимый, но на деле все не так. Просто такова специфика этого места. Во-вторых, тебя могут дернуть прямо из дома в любой момент, но не в отдел, а на место преступления, и окажешься ты там с пустыми руками. Да, в большинстве случаев от «табельного» проку никакого не будет, но лучше что-то, чем ничего. И тебе спокойнее, голым себя ощущать не станешь. Ну и в-третьих — времена на дворе беспокойные стоят, увы. Тяжело нынче в деревне без нагана.

— Получишь нож — перестанешь таскать пистолет, — добавил Баженов. — Ага, вот и номерок нужный!

— Как говорил Артур Конан Дойл, «револьвер – лучший довод, который может привести джентльмен», — добавил Свешников. — Бутер хочешь? Хороший сыр, костромской.

Кстати, он, разумеется, тоже являлся владельцем ножа, о котором упомянул Славян, того самого, который закреплял за сотрудником некий статус. Из ножен, притороченных к поясу, высовывалась рукоять — чуть изогнутая, сделанная из красного дерева, с впадинами, приспособленными для пальцев, чтобы хват был надежнее.

— А Ленуську не слушай, — продолжил Морозов и по-доброму улыбнулся. — Никакой ты не любимчик. У Командора их вообще не бывает, он ко всем относится одинаково. За косяк нахлобучит, за толково сделанную работу похвалит.

— Спасибо, — поблагодарил его Олег, снова надевая куртку и с радостью убеждаясь, что сидит она ровно, не топорщась в том месте, где находится наплечная кобура. — А то я уж загоняться начал…

— Да она просто развлекается так, нравится ей тебя смущать, — пояснил Савва. — Скоро во всем разберешься, заматереешь, краснеть перестанешь по любому поводу, она и отстанет. Неинтересно ей станет, понимаешь? И вообще, Ревина еще ничего. Вот Алла — это да! Она тут такие концерты устраивала! Ленка, у которой она наставницей была, на ее фоне так, послушница из Бетюнского монастыря.

— А что с ней стало? — Олег понимал, что уже опаздывает, но не задать этот вопрос не мог. Чем дальше, тем больше история отдела захватывала его воображение.

— Сгорела, — откусил кусок бутерброда Свешников. — Феникс. Тварь тупая, но очень опасная и крайне живучая. Выбор был прост — либо он из подвала выбирается в дом, что над ним, устраивает там жуткий пожар, а после устремляется в город, где тоже бед натворит немало, либо… Астапова выбрала второй вариант, спалила его вместе с собой. Я, к слову, до сих пор считаю, что это было неверное решение. Можно было вопрос по-другому решить. Можно! Просто Алка, как обычно, пошла по пути наименьшего сопротивления. Со стороны подобное выглядит как героизм, но по факту — глупость.

— Знать, что нужно сделать, и не делать этого — худшая трусость, — вдруг произнес Ровнин, причем, возможно, того не осознавая, пародируя Свешникова. — Конфуций.

Савва перестал жевать, подумал пару секунд, положил бутерброд на стол и несколько раз хлопнул в ладоши, давая понять юноше, что его порыв и подход к вопросу оценены по достоинству.

— Феникс создан из огня, потому убить его можно только другим огнем, — пояснил молодому человеку Морозов. — Вот такой парадокс.

— А вода?

— Она его только разозлит. Все, давай топай. Францев очень не любит непунктуальность. И вот еще что — пустые разговоры Командор тоже не жалует, но если задавать ему путные вопросы, то он всегда на них отвечает. А больше, чем он, о Ночи в городе, наверное, никто не знает. Так что используй этот шанс, Олежка.

— Подожди, — остановил его Баженов, кладя на телефон было уже снятую трубку, залез в ящик стола, чем-то там погремел, а после перебросил юноше колечко с двумя ключами. — Держи. Мало ли что да как сложится, так и будешь под дверью сидеть. Большой от верхнего замка, второй от нижнего.

Морозов оказался прав, Францев уже находился во дворе и неодобрительно глянул на припозднившегося Ровнина, когда тот подошел к нему.

— Пистолет из сейфа взял, — пояснил Олег. — Как без оружия? Мало ли что?

— Мне бы хватило простого «виноват, опоздал», — произнес Аркадий Николаевич. — Не люблю, когда под собственные ошибки подводят базу, это выглядит нелепо. Садись, поехали. Дел много, времени в обрез.

Бежевая «четверка», про которую вчера упомянул Баженов, выглядела чуть получше, чем «рафик», но все равно становилось ясно — материальная база отдела 15-К хромает на обе ноги. На заднем стекле ее имелась приличных размеров трещина, оба крыла тронула ржа, причем преизрядно, к тому же и мотор то и дело чихал, вызывая мысли о том, что вот-вот — и автомобиль заглохнет.

— Чем богаты, — сообщил сотруднику Францев, как видно поняв, о чем тот думает. — Хорошо еще, что у нас Славка есть, который в машинах неплохо смыслит, без него вообще пешком ходили бы.

— Ну да, — односложно ответил Олег, не очень понимая, как на сказанное надо реагировать.

— Удивил, — глянул на него Аркадий Николаевич. — Думал, сейчас выдашь что-то юношески-максималистичное, вроде «не понимаю, почему так» или «это же неправильно».

— Два дня назад, скорее всего, так и поступил бы, — признался Ровнин. — А сейчас уже нет, потому что кое-что осознал. Принять — не принял, но более-менее понял.

— А и не надо принимать, — посоветовал ему начальник. — Потому что, если так поступить, это все равно что остановиться на середине дороги. Конечно, проще себе самому сказать: «Сейчас еще ничего, могло быть хуже», но при такой позиции завтра у тебя нет. Есть только бесконечное серое сегодня. Да и с пониманием, думаю, ты торопишься. Вот тот же Баженов — его жизнь крепко ведь приложила, исковеркала в душе почти все, во что он верил. И тело покорежила будь здоров, он к нам в отдел пришел после того, как на вытяжке пару месяцев в больнице пролежал. Но все равно не сломался, потому знает, ради чего живет. Да, иногда Славу крепко заносит, и он творит такую ерунду, что у меня зла не хватает. Но он настоящий, понимаешь? Как, собственно, и все остальные сотрудники отдела. Они не ангелы, у каждого есть какие-то слабости, они время от времени ошибаются, но это все мелочи. Главное другое — каждый из них знает, ради чего в отдел пришел и почему в нем остался. Я, собственно, к чему тебе все эти красивые слова говорю — как только ты сможешь ответить себе на два эти вопроса, тогда станет ясно, что ты понял и что принял. И как дальше нам с тобой быть — тоже. А пока — смотри, учись, больше от тебя никто не требует. Мне вообще очень жаль, что ты в настолько неудачный момент к нам пришел, когда ни охнуть, ни вздохнуть. Тебе бы сейчас в дежурке со старыми делами несколько недель посидеть, чтобы база в голове сформировалась, да время от времени чередовать чтение с выездами на не самые сложные происшествия вроде того, что я Морозову сегодня поручил. Но вот, нет такой возможности.

— И мне жаль, — сказал Олег, причем вполне искренне.

Штука в том, что он на самом деле понял, насколько это правильный подход. Одно дело обычные бандиты, грабители, мошенники. Они люди, с ними проще.

А тут все совсем другое. Абсолютно. И чтобы это другое понимать, надо учиться у предшественников, ибо ничто не ново под луной, все уже когда-то было и повторится вновь. Конечно, и Морозов, и Баженов пытались ему что-то рассказать, но этих обрывков информации, изложенной на ходу, Олегу очевидно мало.

Например — почему Савва считал, что феникса тогда можно было по-другому нейтрализовать. И кто на самом деле прав — живой он или мертвая Алла?

Или вот ведьмы. Почему — ковен? Один он в Москве или их много? И какую выгоду главная ведьма имеет с гадалок?

И таких вопросов у Олега скапливалось чем дальше, тем больше. А ответов — нет.

— Что, сильно я тебя загрузил? — спросил у него Францев. — Просто молчишь, призадумался, видно.

— Да нет, все нормально, — тряхнул головой Ровнин. — А можно вопрос?

— Нужно, — разрешил начальник. — Если по делу.

— Надеюсь. Вам же Саша рассказал про вчерашнюю ситуацию с гулями?

— Правильное слово «доложил», — поправил его Аркадий Николаевич. — Положим. И?

— Я вот все кручу случившееся в голове, и чем дальше, тем больше мне кажется, что этот в галстуке… Ну, который…

— Ближник Джумы, — подсказал ему Францев.

— Именно. Вот он явно что-то за спиной у Джумы крутит. Так почему ее не предупредить? Может, не впрямую, а как-то по-другому.

— Насколько я знаю, этот вопрос ты Саше задавал и ответ получил.

— Да. Но так и не понял — почему?

— Потому что наша репутация складывается из миллиона мелочей. А основа ее — честность и верность данному слову. Звучит банально, в наше время даже глупо, но это так. Сделай я, как ты говоришь, и да, Джума будет мне очень благодарна, даже если подозрения не подтвердятся. Но в то же время она запомнит, что ради пользы дела я, ты, Морозов — мы можем чуть-чуть изменить ту позицию, которую отдел занимает с давних времен. Что это не случайность, не оплошность, а обдуманный выбор. И, как следствие, то, что с нами реально договориться, если найти нужный аргумент. Или, как вариант, что судных дьяков заставить — добром или силой — сделать нечто противное их принципам. И тогда маленькая победа здесь и сейчас превратится в большое поражение где-то в будущем. Потому что в Ночи скрыть ничего невозможно, и то, что известно нынче только Джуме, завтра проведают вообще все.

— Судных дьяков? — переспросил Ровнин.

— Так наших предшественников называли в давние времена, — пояснил Францев. — Хотя и сейчас кое-кто нас так кличет. А еще «гончими с Сухаревки», например. Скажи, это все, что ты из моих слов понял?

— Остальное тоже, — вздохнул Олег. — Только все сложно…

— Вовсе нет, — покачал головой Аркадий Николаевич. — Давай вместе подумаем — как можно использовать полученную информацию так, чтобы волки были сыты, а овцы целы. В смысле — и слово не нарушить, и свои интересы соблюсти. Только сразу тебя попрошу: не строй сложные комбинации с большим количеством ходов, у нас на это нет ни времени, ни людей. У подобных задач, уж поверь мне, всегда есть как минимум одно простое, но вполне эффективное решение. Здесь — тоже.

Олег погрузился в раздумья, даже не замечая, что начальник время от времени поглядывает на него с ироничной, но доброй улыбкой.

— Мы уже подъезжаем, потому говори, что в голову пришло, — минут через пять сообщил он Ровнину. — Потом может времени не быть на обсуждение.

— Да чушь в основном пришла, — признался юноша. — Тупой я, наверное.

— Просто молодой ты ишшо. Не печалься, это ненадолго. Давай сначала — у нас есть слово, запрещающее нам рассказывать Джуме о случившемся. Так?

— Так.

— А о чем мы ей рассказать можем? Только не шути в стиле Баженова, мол, о бабах и о пиве, не порти мое благоприятно складывающееся о тебе впечатление. Просто подумай о том, что мы можем сделать и с чем к ней прийти?

У Олега в голове царил какой-то кавардак, он словно копался в куче спутанных нитей, пытаясь понять, где из них какая.

А потом вдруг понял, о чем говорит Францев.

— Свое расследование, — чуть удивленно произнес юноша. — Мы можем провести свое расследование и с его результатами прийти к Джуме. Тут-то мы ничего никому не обещали? Наверняка ведь эти гады какого-то другого ребенка все же утащили. Блин, собственно, даже расследование можно не проводить, просто выяснить, не пропал ли ребенок в тот день, прийти к ней и высказать свои претензии. А после добавить подозрения! Мол — не желает ли кто-то ее скомпрометировать? И этот кто-то явно из ее ближнего круга. Мы, конечно, это не гарантируем, но мало ли?

— Молодец, — улыбнулся Францев. — Ты нашел самый простой вариант, который почти наверняка сработает. Дальше она все сделает сама, чем здорово облегчит нам жизнь. И заодно сократит поголовье гулей, что тоже, несомненно, замечательно. Хотя, конечно, разузнать, для чего им ребенок живым нужен был, далеко не лишнее. Обычно за таким стоит или очень нехороший ритуал, или что-то еще более скверное. Ладно, это потом. Все, приехали. Кстати, ты сегодня завтракал вообще?

Загрузка...