НИИ ядерной магии. Том 3

Глава 34

В момент, когда нога ведьмы коснулась потока энергии, Роман выкрикнул громогласное: «Стоять!». Не было похоже, что голос принадлежал ему, однако именно из его рта он выходил, именно его связки формировали звуки, которые сложились в слово-приказ. Милица слушать не стала бы, зато послушался поток ядовито-зелёной магии: он вдруг стал упругим, как резиновый мяч, и нога ведьмы просто напросто не смогла протиснуться сквозь него.

– Какого беса? – прошипела она и попробовала вновь.

– Я велел стоять, – уже более спокойно проговорил Роман. – И ты тоже, Хытр. Стой.

Он смотрел на Милицу, но руки его направляли магическое оружие совсем в другую сторону: дуло смотрело в густой лес на восточной стороне, хотя казалось, что ничего кроме предрассветной темноты там нет, но Роман так не считал. Он ухмыльнулся со смесью злорадства и грусти: обе эти эмоции подобно водам Тихого и Атлантического океанов соседствовали, но не смешивались.

– Выходи уже, я тебя нашёл, – он резко сменил направление рук. – Брось. Сама знаешь, что не сбежишь теперь.

Десятки духов вдруг выпрямились, их руки-орудия безвольно болтались вдоль тел, лица не выражали ровным счётом ничего. Затем одна за другой все фигуры пошли мелкими трещинами, и всего через три удара сердца они разлетелись подобно смертоносному фейерверку. Сразу все ведьмы и колдуны успели выкрикнуть защитные заклинания, и общими усилиями смогли уберечь друг друга от сотен порезов и ран.

Поляна опустела, но Роман не менял позы и продолжал целиться куда-то в темноту. Наконец послышалось шуршание орешника, и между деревьев блеснуло отражение зелёного света. Хрустальное тело духа посылало солнечных зайчиков, и они оседали на всём вокруг, будто тоже должны были сражаться на её стороне. Хытр медленно выбиралась из зарослей, держа голову гордо поднятой, вздёрнув подбородок и глядя на всех, даже на Романа, как будто бы сверху вниз. По мере того, как она продвигалась, он сменял направление своего оружия, целясь чётко ей в грудь, и при этом у него не было нужды следить за её движениями – он знал точно, куда стрелять, чтобы разделаться раз и навсегда. Неважно, в какой момент – сейчас или через минуту, или через две – он поймал её на мушку и теперь чувствовал каждое движение, мог предугадать любое действие.

– Ой-ой, – она с ухмылкой подняла руки над головой, будто сдавалась. – Попалась.

– Не ёрничай, тебе это не поможет.

Фима шагнула навстречу духу, но Красибор преградил ей дорогу.

– Не вмешивайся, – шепнул он. – Магические звери так говорят.

– Звери?

– Приглядись.

Так она и сделала: внимательно посмотрела по сторонам, но ничего примечательного не заметила. Гидра Красибора стояла чуть поодаль, а Лис свернулся клубочком над головой Александра и, казалось, ни капли его не интересовало происходящее. Красибор заметил её замешательство и, приложив руку ей к животу, одними губами произнёс:

– Зряти.

Фима вновь огляделась и не смогла сдержать удивлённый возглас: один за другим между деревьями вспыхивали и исчезали огромные животные. Некоторые были хрустальными, подобно Хытр, иные – сотканными из цветной дымки или выглядящие как самые обычные звери. На востоке встал на задние лапы гималайский медведь, окутанный золотистым сиянием, в паре метром от него разинул гигантскую пасть амурский тигр, между ними прыгали с ветки на ветку хрустальные белки-летяги. С громким клёкотом пронеслись над ними хищные птицы, оставляя за собой след из мелких звёзд, будто хотели на тёмном небе нарисовать новый млечный путь – ярче и притягательней прошлого.

– Ты давно их видишь? – взволнованно спросила Фима, замечая всё новые и новые силуэты в лесу.

– Чувствовал после тренировок с Батей Каракулиным, увидел сейчас.

Красибор был сосредоточен, серьёзен. Магические звери его не интересовали – всё внимание было направлено на Хытр, которая замерла у края поляны. Она накинула на себя струящиеся ткани, которые едва скрывали наготу и, казалось, могли соскользнуть с покатых плеч в любой момент. Дух улыбалась самодовольно, будто припасла козырь, о котором никто даже не догадывается. Внешне казалось, что направленное на неё оружие ничуть не тревожило, однако же она послушно следовала указаниям Романа.

– Сын магии, минута до рассвета, – сказал тот.

Голос его показался Красибору странным – как будто стал более низким и глубоким, чем обычно. Вопросов добавило и нетипичное обращение, но было не до цепляний к словам, и потому он просто сделал, что следовало. Милица не сопротивлялась и молча передала Океана ему на руки, позволив братьям попрощаться. Им не нужно было ничего говорить друг другу – целой жизни не хватило бы, чтобы обменяться всеми словами, что две эти души приберегли друг для друга. Спустя полминуты раздался гул – столб магических сил, что каким-то образом замедлился, приходил в движение. Постепенно в глубине его вновь начали появляться и исчезать лица, но делали они это медленно, будто плавали в густом киселе.

– Пора, – сообщил Роман.

Ведомый внутренним порывом, что оказался сильнее голоса разума, Красибор сделал шаг через зелёную преграду. Их с Океаном окутала прохлада, и всего через мгновение в ноздри пробрался ледяной, колючий воздух. Он слышал протестующий крик Милицы за спиной, но впервые в жизни его совершенно не волновало, зла ли его мать, больно ли ей, сможет ли она с этим справиться.

Они оказались в лесу, очень похожем на тот, из которого пришли. Только здесь не было ни кузни, ни зверья и ни единого звука. Ветер не колыхал сосновые ветви, не бегал наперегонки с солёным ароматом моря. Не было здесь ни жизни, ни смерти, будто весь мир встал на паузу. Красибор обернулся – переход пропал, и обратного пути не виднелось.

– А мама? – пискнул Океан.

– Она скоро придёт, – заверил его Красибор. – Сразу за нами.

– Она обещала дать мне ключик.

– От чего?

– От двери.

– Может, у меня он есть, пойдём посмотрим. Где эта дверь?

Океан уверенно указал в глубину леса, и Красибор, не задавая вопросов, направился именно туда.

– Я сам могу пойти, Карасик.

– Дай немножко тебя подержать, можно?

– Ну можно.

И мальчик удобно устроился головой на плече старшего брата. Он был рад, что хоть кто-то перестал плакать и стенать, потому что чувствовал себя неуютно и понятия не имел, что может сделать в такой ситуации. Он не хотел, чтобы кто-то лил слёзы – ему становилось ужасно грустно и холодно от этого, как будто каждая новая пролитая слеза попадала в ледяной пруд, из которого мальчик сможет выйти лишь когда тот полностью высохнет. Слушая ровное дыхание брата, чувствуя его спокойствие, Океан согревался и успокаивался, как если бы Красибор завернул его в тёплое пуховое одеяло после зимней прогулки. Мальчик сам не заметил, как задремал, и проснулся лишь когда Красибор остановился. Он сонно поморгал и увидел, что они очутились перед очень знакомой дверью. Она вся была пронизана растительными орнаментом, выжженными на дереве. Океан заулыбался, вспомнив, как мешал брату создавать этот узор – Красибору как раз подарили тогда набор для выжигания по дереву, и он сразу решил не мелочиться и не размениваться на дощечки, выбрав холст с размахом.

– Это не моя дверь, – сонно пробормотал Океан.

– Знаю, братик, это моя.

Красибор не стал слишком задерживаться перед ней и пошёл дальше. Всего через несколько шагов он заметил, как сверкнула в ярком лунном свете замочная скважина – только она одна и была видна среди густого мха. Он осторожно поставил младшего брата на землю и оторвал несколько мшистых кусков, чтобы получше очистить замок и дверную ручку. Дёрнул раз, другой – дверь была плотно заперта.

– Та тётя, которая приходила за мной, легко открыла.

– Жанна открывала совсем другую дверь, свою, они просто очень похожи у вас, – ответил Красибор, решив не пояснять, что она возвращала его в мир живых, а сейчас им нужно найти иной проход.

– Тогда надо подождать маму? Она принесёт ключ.

– Да. Подождём.

– Нужно было сразу маму с нами позвать, – бурчал Океан.

Он устроился на земле, поджал ноги к груди и уткнулся лицом в колени. Красибору показалось, что это привычная для него поза, будто он так просидел уже очень долгое время до этого. Сердце хотело разорваться от осознания того, сколько времени маленький мальчик провёл в полном одиночестве в недружелюбном мире, но Красибор усилием воли заставил себя отложить сожаления на более позднее время. Он отправился сюда, наплевав на всех – на Фиму, на Романа, на отца и весь свой мир, в конце концов, – не для того, чтобы снова сокрушаться от их общего семейного горя.

– Эй, ты чего? – сказал он с улыбкой и, подцепив подбородок Океана, заставил его поднять голову и показать лицо. – Она скоро придёт, а мы подождём её вместе. Я же здесь, с тобой. Ты не один.

Губы Океана медленно, будто отвыкнув от этого движения, растянулись в улыбке.

– Расскажи мне, – попросил он, глядя на брата с обожанием.

– Что рассказать?

– Всякое.

Невозможно было оценить, сколько времени прошло: то ли годы, то ли четверть часа. Красибор говорил с Океаном, рассказал ему всё: про то, как чуть не вылетел из школы, а потом всё же закончил её с медалью. Как искал потом применение этой медали и оказалось, что лучше всего она сгодилась в качестве новогодней игрушки на ёлку, а диплом из университета оказался отличным ковриком для мыши, хотя через время ему стало совестно и он перестал использовать его таким образом. Пересказал сюжет любимых игр, как однажды смог внести вклад в любимую из них. Рассказал о том, как сначала наслаждался своей неотразимостью среди девушек, а потом оказался в одиночестве среди толпы, не зная, что такое – настоящие чувства. Поделился историями о друзьях, о том, как выбрал путь научных исследований, и как свернул с них на магическую колею. О любви к девушке, о том, как впервые его отвергли. И о том, что каждую минуту очень-очень скучал по непоседливому младшему брату, несмотря на стёртые воспоминания и много минувших лет. Он успел даже пересказать самые любимые свои фильмы, рассудив, что для четырёхлетки сказки про супер-героев и майоров, любящих питерскую шаурму, намного интереснее, чем истории про колобков и прочую традиционную хтонь. Океан задавал много вопросов и слушал взахлёб, он наконец так хорошо ощутил, что перед ним его вредный старший брат, и его больше не смущало, что Красибор стал вдруг взрослым. Мало ли как он выглядит, если внутри – всё тот же?

За разговором они не успели соскучиться, им было так интересно друг с другом, что даже воздух вокруг стал ощущаться теплее, приветливее. Когда рядом с ними опустилась на колени третья фигура, они не вздрогнули и не удивились, даже не прекратили общаться, лишь кивнули в знак приветствия, да Океан качнулся в бок, обнимая маму за талию. Милица чувствовала смятение и смущение, глядя на своих детей. Она шагнула в переход сразу же за ними, но пришлось поблуждать по мёртвому лесу, прежде чем она нашла их. Казалось, можно провести так вечность: глядя на них, улыбающихся, оживлённых разговором, перебивающих друг друга и смеющихся над глупыми шутками. Но в какой-то момент Красибор вскинул голову и вгляделся в небо: оно всё ещё было чёрным, однако на востоке уже занималась заря.

Он вздохнул глубоко, шумно, но без горечи. Крепко обнял Океана, поцеловал его в макушку и проговорил:

– Братик, мне пора. Когда мы снова увидимся, у меня будут новые истории для тебя.

– И про супергероев тоже?

– Про них – обязательно.

Они разомкнули объятия, и Красибор обратился к матери. Его речь была спокойной, ровной, но глаза не скрывали грусти:

– Ты уверена в этом?

Она сдержанно кивнула и ответила, немного запинаясь:

– Обратного пути нет. Я должна исправить то, что сделала.

Красибор обнял её и сказал тихо, так, чтобы Океан не услышал:

– Я не могу ни оправдать, ни винить тебя. Но я, – он ощутил, что теряет самообладание, и сделал короткую паузу, чтобы выровнять дыхание, – тоже не хочу терять маму.

– Ведовской народ казнит меня.

– Ты заранее это знала.

– Да. Прости.

Красибор отстранился более резко, чем хотел, с силой сжал челюсти и сделал глубокий вдох. Его губы вытянулись в тонкую линию, ноздри раздувались от обиды, но вдруг одна единственная мысль вмиг его успокоила.

– Я в тот день вас обоих потерял, просто не понял этого.

Милица хотела что-то сказать, доказать, что раскаивается, но слов подобрать не смогла.

– Ты знаешь, как открыть дверь?

– Жанна сказала, что она откроется после прощания на живой стороне, – Милица отвела глаза, не найдя в себе достаточно смелости, чтобы встретить взгляд Красибора.

Он не стал говорить, что годами Океан сидел перед запертой дверью именно из-за неё – несгибаемое желание вернуть сына стало главным источником его же страданий. Милица и так это знала и накажет сама себя сильнее, чем кто-либо смог бы сделать это вместо неё.

– Хорошо, – только и ответил он. – Прощайте. Я очень, – он сделал паузу, перевёл взгляд с брата на мать и обратно, – люблю вас. Однажды свидимся.

Красибор ещё раз взглянул на небо, затем положил руки им на плечи и, посмотрев обоим в глаза в последний раз, молча встал и сделал два шага назад. Они были самыми тяжёлыми, на третьем шаге фигуры близких стали более размытыми, на четвёртом – исчезли, будто он сам не сидел с ними на мягкой подстилке из мха какую-то минуту назад. И только после этого ноги стало передвигать проще. Красибор не стал спорить с астралом по этому поводу, он на интуитивном уровне понял, что его время здесь пока что подходит к концу. Без труда вернувшись к двери с жжёными узорами – копии той, что терпеливо ждала своих жильцов в доме Бологовых – он потянул за ручку. Дверь без труда поддалась, тело окунулось в знакомую прохладу, а через мгновение на кожу легло почти летнее тепло, блуждавшее по дальневосточным землям.

Было тихо. Красибор обернулся и понял: бешеная энергия, что била в небо, исчезла. На её месте остался лишь горелый след на каменном полу кузни, от которого исходил дымок. Красибор нашёл глазами Романа – тот стоял там же и так же, как перед тем, как он ушёл проводить брата. Посмотрел на остальных – каждый будто бы находился в той же позе, что и раньше.

– Сколько меня не было? – спросил он Фиму.

– Секунду, может.

– Так быстро… – Пробормотал он сам себе, безрезультатно пытаясь отогнать размышления о том, как же ощущались в астрале двадцать лет. Тряхнув головой, обратился к Роману: – Это ты сделал? Как?

Тот в ответ пожал плечами и ответил с неподходящей ситуации дурашливостью и глупой улыбкой:

– Не-а, не я, бесы его знаю, как… – вдруг он замялся, резко надел на лицо маску серьёзности, а затем продолжил голосом более низким, чем обычно. – Это я.

На долгую минуту поляну накрыла тишина. Первые солнечные лучи лениво пробирались сквозь лес и касались изумлённых лиц. Никто не смог бы внятно ответить, что именно вызвало такое удивление: оно шло из самой глубины души, было неосознанным, животным. Затем вернулся шорох еловых лап на ветерке, который был резко растревожен сухим кашлем Александра. Фима встрепенулась и подбежала к нему, помогла встать, с облегчением поняв, что все раны на его теле затянулись, не оставив даже отметин. Лис забегал вокруг них кругами, тявкая от радости, будто самый обычный зверёк.

– Что я пропустил? – спросил Александр шёпотом.

– Да если бы я знала.

Лис, будто вспомнив, что он умеет намного больше земных хищников, подпрыгнул и завис в воздухе, глядя на Романа:

– Матушка! Сто лет, сто зим, хе-хе!

Фима услышала шёпот Жанны, которая, по всей видимости, обращалась к Аметисту Аметистовичу:

– Да какая он матушка, у него же борода?

Роман, будто услышав её, медленно улыбнулся и погладил себя по бороде:

– Сосуды не выбирают, но тем не менее разве этот не хорош? – проговорил он вязко, до пугающего медленно. – По мне так самый симпатичный из вас, – ухмыльнулся и перевёл взгляд на Александра. – Приятно снова тебя видеть в добром здравии, любый мой собеседник. Давненько не говорили.

Все, даже Хытр, повторили его движение и посмотрели на Александра: он удерживал зрительный контакт с Романом, и в его глазах разгоралось голубое, совсем светлое пламя. Спустя несколько секунд оно погасло, и Александр ошарашенно произнёс:

– Магия!

Кто-то подумал, что это был вопрос, кто-то – что призыв. Но его возглас был ни тем и не другим: он просто узнал давнего друга и назвал его по имени.

– Саша, о чём ты? – тихонько спросила Фима.

Александр выдержал небольшую паузу, дождавшись короткого кивка от Романа, и только затем сказал громко и чётко, чтобы его услышали все:

– Через него говорит магия. Не духи или звери, а сама магия.