НИИ ядерной магии. Том 3

Глава 31

Первым на помощь подоспел Роман, он опустился рядом с подругой на колени и проверил её пульс и дыхание. Всё будто бы было в норме, но он не мог сказать об этом с уверенностью.

– Аметистыч! – окликнул он. – Тут нужна твоя помощь!

Аметист Аметистович отреагировал не сразу, Роману пришлось звать его ещё дважды. Было видно, с каким трудом он встал на ноги и заставил себя отойти от близких.

– Что произошло? – спросил он хрипло, задержав руку на шее Ольги. – Пульс очень слабый.

Тётушка Негомила быстро обрисовала случившееся, и это никак не прояснило картину для Аметиста Аметистовича.

– Зрачки на свет не реагируют, – констатировал он, проведя простой тест со слабым огоньком, который загорелся на кончике его пальца. – Её нужно увозить отсюда немедленно.

Тётушка Негомила произнесла заклинание – и Ольгу так же как и чету Каракулиных подхватила дымка, которая неспешно понесла девушку в сторону прохода. Это привлекло внимание Красибора. Он крикнул, не отходя от брата и родителей:

– Что случилось?!

Все, кто был рядом с Ольгой, либо пожали плечами, либо помотали головами, давая понять, что ответа у них нет. Красибор, покачиваясь, направился к ним. Каждый шаг давался с трудом, сердце глухо билось о грудную клетку, будто хотело вырваться и вернуться туда, где он должен был быть – к семье. Но Ольга с Романом за столько лет тоже стали частью его семьи, и потому игнорировать происходящее он не мог. Заклинание перемещало её медленно, так что Красибор успел поравняться с ней и взять за руку.

– На ней нет никаких травм, – сказал он через пару секунд. – Я проверил.

– Мы все тоже проверили, зятёк, – ответила Тётушка Негомила, почти скрыв сарказм в голосе. – Ясно только что ей на этой вашей вакханалии делать нечего.

Вмешалась Фима:

– Почему не срабатывает амулет?

Жанна и Аметист Аметистович переглянулись, лица обоих выражали крайнее изумление.

– И правда, – сказала девушка. – Фима, твой браслет практически вытащил Ромчика с того света! Разве у Оли не такой же?

– Такой, – подтвердила Фима. – Все обереги почти одинаковые. Твой же сработал? – она обратилась к Роману. – Что случилось?

– Я упал, очнулся, гипс. То есть, очнулся – браслет сломался.

– Всё верно, – задумчиво отозвалась Фима. – Обереги должны срабатывать, когда что-то угрожает жизни, на мелкие неурядицы не реагировать. Может, она переутомилась?

Роман ответил резко:

– Фима, вот ты иногда умная, а иногда ощущение, что в НИИ по блату пробралась.

– Спасибо хоть не через постель, – огрызнулась та.

– Не сочти за оскорбление, что про постель не подумал. Подумай сама: разве похоже, что Оля просто переутомилась, бесы тебя дери?

Будто какой-то внутренний барьер дал трещину, и Фима с Романом продолжили препираться, отбиваясь от попыток окружающих примирить их, как от назойливой мошкары. За шумом перебранки и по-прежнему бушующей магии, никто не услышал тихие слова Милицы.

– Нет, – проговорила она, с ужасом глядя на Ольгу, которая уже практически добралась до перехода. – Не может быть… Тварь! – завопила в полный голос, глядя на Фиму. – Обманула!

Ругань между Фимой и Романом вмиг прекратилась, оба они в растерянности посмотрели на ведьму.

– Ты обманула меня! – вопила Милица, прижимая к груди сына. Океан, казалось, задремал на её руках и даже не дёрнулся. – Иначе не сработало бы заклинание!

Роман, первым поняв что к чему, грозно шагнул навстречу:

– Так это ты?..

– Жизнь за жизнь, – выплюнула ведьма. – Я предупреждала. Обманешь – будешь платить.

– О чём вы? – нахмурилась Фима. – Наш уговор был в том, что я постараюсь сделать что смогу. Я не обещала вам ничего конкретного.

– А ты сделала всё, что могла? – губы женщины растянулись в кривом оскале.

Фима дрогнула. Она с надеждой посмотрела на Красибора, но тот не нашёлся что сказать. Он очень хотел защитить её перед матерью, сказать, что Фима сделала всё правильно, но не мог заставить себя, потому что сам в эти слова не верил. Он посмотрел на неё с нескрываемой болью и спросил:

– Ты действительно не можешь помочь? Уверена?

– Крас, так нельзя…

– Прекрасно знаешь, что можно. Иначе тебя бы здесь не было.

Внезапно перед лицом девушки выросла широкая спина Александра:

– Следи за тем, что говоришь, – потребовал он. – Уверен, ты отдаёшь себе отчёт в том, что она права. Мы все здесь кого-то теряли.

– И ты не хотел бы это изменить, если бы мог?

– Конечно хотел бы, но не той ценой, что последует. Вам и так дали больше, чем кому-либо другому – вы можете попрощаться с ним по-настоящему, но ты стоишь тут и требуешь невозможного вместо того, чтобы использовать самую, бесы тебя дери, потрясающую возможность!

Фима буквально физически чувствовала, как разбивается сердце Красибора. Она понимала, что отнимать брата у него во второй раз будет бесчеловечно, но и не сделать этого не могла. Вышла из-за спины Александра и, глубоко вздохнув, сказала:

– Крас, я не могу, извини.

Она не стала уходить в объяснения и перечислять миллион причин, почему это опасно, нечестно и несправедливо. Это всё сожрало бы драгоценное время и не принесло бы никакого облегчения. Потому она лишь добавила:

– Совсем скоро заря, у вас ещё несколько минут. Попробуй узнать у мамы, что за заклинание она наложила на Олю. Я надеюсь, что мой оберег сдержит его, но не думаю, что спасёт.

Красибор кивнул, но подошёл не к семье, а к Фиме. Девушка сжала предплечье Александра в успокаивающем жесте и сделала шаг в сторону, чтобы они с Красибором оказались друг напротив друга, без практически непреодолимой преграды в виде рослого блондина. Пересиливая мелкую дрожь, которая нанизывала на себя звуки из его рта как бусины на леску, Красибор сказал:

– Но он же здесь, Фима. Я обнимал его, трогал вот этими руками! – он выставил перед собой заходящиеся в тряске ладони. – Он настоящий, дышит, у него бьётся сердце! Я чувствовал это! Проверил его пульс!

– Это иллюзия, – Фима едва сдерживала слёзы. – И она угасает. Посмотри сам.

Красибор резко обернулся, и колени подвели его: ноги окунулись в такую слабость, что он едва не рухнул наземь. Фима с Александром успели его подхватить, что дало Красибору несколько секунд, чтобы восстановить равновесие. Но сам он ничего из этого не замечал, всё его внимание сконцентрировалось на маленьком мальчике, который мирно спал в объятиях матери, а на руках его уже начали проявляться ожоги. Пока совсем слабые и почти незаметные, но постепенно они наливались и набирали цвет. Отсчёт пошёл, и Красибор наконец-то понял это.

– Мне жаль, – просипела Фима и всхлипнула. – Мне правда очень жаль.

Красибор не ответил. Он не верил в её слова, и чертовски хотел схватить её за шкирку и заставить сделать всё как надо. Вынудить вернуть брата насовсем, а не на глупые несколько минут. Он хотел этого так сильно, что семиглавая гидра ощетинилась, подняв гребни, и была готова атаковать.

Но разум в этот раз победил. Он твердил, что если Красибор потратит последние минуты воссоединения таким образом, то не простит себе упущенной возможности. Зная Фиму достаточно хорошо, нетрудно было догадаться, что она не сломается так скоро, раз не сломалась до сих пор. Чувствуя настроение магии и ожидавшей за границей купола Хытр, он не сомневался, что никто из них его не поддержит. И, наконец, он знал, что если бы был шанс поменяться с младшим братом местами, он точно не хотел бы, чтобы ценой его возвращения были жизни близких людей. Иллюзий о том, какой именно была бы плата за такое колдовство, он не питал. А потому на негнущихся ногах двинулся к родителям и снова уходившему от них брату.

– Мама, – глухо сказал он, опустившись рядом с ними на колени и погладив брата по мягким волосам, – какое заклинание ты наложила?

– Не сниму, – прошипела она в ответ.

– Расскажи, пожалуйста.

– Жизнь за жизнь, обман за обман!

Милица принялась покачиваться взад и вперёд, вжимая мальчика в себя, глаза её лихорадочно заблестели, но Красибор продолжал говорить с ней мягко.

– Мама, Оля ни в чём не виновата. Хочешь мести – наказывай меня.

Милица вдруг замерла и перевела на Красибора безумный взгляд.

– Нет. Ты не виноват.

– И Оля тоже.

– Так выпал жребий. А ты не виноват. Не виноват. Не виноват.

Она вновь начала раскачиваться, амплитуда и скорость её движений увеличивались. Красибор с трудом сглотнул, не зная, как подступиться, но оказалось, что знал кое-кто другой.

– Мила, свет мой, дыши, – сказал Бажен, переместившись и обняв женщину со спины. Она пыталась раскачиваться, но в хватке мужа делать это было сложно, и постепенно она начала успокаиваться. – Твой сын прав, послушай его.

– Мой сын умер. Умер. Умер, – она предприняла новую попытку двигаться, но Бажен держал крепко.

– Посмотри на него. Он жив.

Милица уставилась на спящего в её объятиях мальчика, но Бажен ухватил обеими руками её за скулы и заставил повернуть голову в сторону Красибора.

– Посмотри, Мила. Он жив.

Красибор молчал, с трудом дыша через приоткрытый рот. Нос заложило, глаза налились тяжестью, он чувствовал, как силы покидают его, как безумно хочется опустить руки. Милица смотрела на него, не моргая, будто видит впервые. Она попыталась снова перевести взгляд на Океана, но Бажен был неуклонен, снова заставив её смотреть на Красибора.

– Мама, прошу тебя. Оля не виновата.

– И ты не виноват.

Красибор вдруг будто увидел её впервые: разбитую, уничтоженную множество раз и столько же раз собранную вновь, движимую лишь одной идеей: вернуть драгоценную жизнь, что потеряла. И будто впервые в голове Красибора промелькнуло понимание, какую именно жизнь она пыталась вернуть всё это время. Он прикрыл глаза, борясь с нахлынувшим головокружением, и с неожиданной для самого себя лёгкостью сказал, снова посмотрев на мать:

– Как и ты. Ты тоже не виновата, мама.

Милица замерла. На секунду Красибору показалось, что она прекратила жить одной лишь силой мысли: перестала дышать и заставила сердце заглохнуть, как старый мотор. Но спустя чертовски долгую минуту потрескавшиеся губы женщины шевельнулись, едва слышно она сказала:

– Отказ от жизни. Это заклинание я наложила.

Бажен отпустил жену, снова обняв её со спины, а Красибор поблагодарил её и порывисто поцеловал в лоб. Он обернулся и прокричал остальным то, что узнал. Аметист Аметистович выругался, рванул к переходу, за ним поспешила Тётушка Негомила. На бегу она бросила:

– Дело дрянь, но мы справимся.

Фима ухватила её за локоть и быстро спросила:

– Почему оберег не сработал?

– Да потому что она под заклинанием не хочет жить сама, это не травма и не болезнь. Но мы разберёмся.

Фима нерешительно разжала пальцы, и тётушка Негомила сразу же скрылась за переходом, который стал заметно меньше. Лис кружил вокруг, поддерживая его, но магический зверь был не всесилен.

– Пора, – сказала Фима, глядя на Жанну. – Мальчика нужно возвращать в его мир. В идеале, пока переход открыт, чтобы вы все могли сразу отсюда скрыться.

– Ох, – только и ответила Жанна.

Она с тоской наблюдала за воссоединившейся семьёй, и ей до боли в зубах не хотелось снова их разлучать. Но она лучше других понимала, что мёртвым нечего делать среди живых, это не делает счастливее ни одну из сторон.

– Я скажу им, – Фима успокаивающе погладила Жанну по плечу. – Возьму удар на себя. Саша, подожди здесь, пожалуйста.

Александр замер на полушаге – он собирался сопровождать её каждую секунду этой ночи. Однако не было повода сомневаться в том, что Фима настроена серьёзно, п потому он лишь крепко сжал её ладонь, проникновенно заглянув в глаза, и отпустил. Аметист Аметистович же пошёл следом, а на полпути преградил Фиме дорогу:

– Неужели ничего нельзя сделать? – спросил он шёпотом. Так, чтобы никто другой его не услышал.

Фима молча покачала головой – тоже незаметно, едва уловимо. Со стороны показалось бы, что они просто обменялись долгими взглядами, но девушка могла поклясться, что прямо у неё на глазах лицо Аметиста Аметистовича испещрило несколько глубоких морщин. Не требовалось ни магии, ни владения секретами колдуна, чтобы понять, что в этот момент он испытывал чудовищную боль. Однако он отказался от уговоров, крепче стиснул челюсти – настолько, что заходили желваки – и шагнул в сторону, пропуская Фиму.

Подойдя к Бологовым, она присела на корточки и потянулась к плечу Красибора. Он вздрогнул и отстранился, глаза его были широко раскрыты, а губы наоборот почти исчезали от того, как сильно он их сжимал.

– Уже? – спросил он почти неслышно, и Фима медленно кивнула.

Бажен наблюдал за их диалогом с глубочайшей тоской. Меж его бровей залегла тёмная морщина, всё лицо осунулось, одрябло. Белки глаз покраснели так, будто кто-то насыпал в них песка и потёр. Мужчина стал похож на живого мертвеца, и Фима на мгновение испугалась, что они упустили время, ведь иллюзия моря и прохода над его тёмными водами уже совсем пропала. Что если они были слишком медлительными, и призраки уже прорвались к живым и начали свою жатву? Фима едва заставила себя повернуться к лучу энергии: шея будто онемела, насаженная на ржавые шарниры. Но, к счастью, она разглядела за дымкой лица мертвецов, которые по-прежнему были заперты на своей стороне. На всякий случай она спросила у Красибора:

– Ещё не началось?

Он понял её с полуслова и, обменявшись взглядами с гидрой, ответил хрипло и глухо:

– Нет, врата ещё держатся.

– Это хорошо. Но время на исходе, – она помолчала и добавила. – Мне жаль.

Бажен протянул руку и с нежностью коснулся щеки девушки самыми кончиками пальцев:

– Нам тоже, дитя. Спасибо.

Фима не посмела шевельнуться: ни отстраниться, ни прижаться крепче. Она не знала отцовской любви и растерялась, видя её пример. С удивительной лаской Бажен Бологов смотрел и на своих детей, и на жену, от которой натерпелся не меньше, а может и больше других, и на Фиму, которая принесла ужасную весть: пришла пора прощаться с его мальчиком снова. И всё же он был благодарен за эти короткие минуты единения и семейной близости. Чего не скажешь о его супруге.

Милица вцепилась в сына так крепко, что казалось, даже впятером её руки было не разомкнуть. Она стала похожей на каменное изваяние: будто за ночь прошли сотни тысяч лет, превратившие её в окаменелую фигуру, жизни в которой давно нет. Бажен пытался говорить с ней, а когда понял, что это бесполезно, потянул одну из её рук в сторону, но безуспешно. Красибор тоже предпринял попытку, но ни единых мускул в теле его матери не дрогнул. Он даже проверил, дышит ли та – и она дышала, хотя, казалось, могла прекратить делать это в любой момент.

Фима не успела ничего предпринять, поскольку Милицу пробудил тот единственный человек, что был на это способен: Океан вдруг пошевелился, улыбаясь во сне. Ведьма вздрогнула и, казалось, вцепилась в него ещё сильнее.

– Ай, мама, – захихикал мальчик, – задушишь.

Милица не ответила, но будто очнулась ото сна. Она ослабила хватку и погладила сына по щеке. С содроганием заметила, что ожоги на красивом детском личике уже стали совсем тёмными, почти как в тот момент, когда она видела его таким малышом в прошлый раз. Однако, судя по всему, волдыри и рытвины не причиняли ему боли.

Океан увернулся от ласки и в удивлении поглядел на остальных:

– Почему вы опять плачете? – спросил он, переводя взгляд от одного лица на другое. – Я вас чем-то обидел? Меня будут ругать?

Бажен ухмыльнулся и потрепал его по волосам:

– Нет, ни в коем случае.

– А что тогда… – Океан вдруг прервался на полуслове.

Его взгляд, напуганный и острый, был устремлён за спины родителей – туда, где пестрели одинаковые хрустальные лица. Мальчик издал глухой звук, будто кто-то ударил его в живот и выбил весь воздух из лёгких. Воспоминания об астрале обрушились на него все разом: годы в пустоте и одиночестве, невозможности найти свой путь, тоска и постоянная, бесконечная боль.

– Та тётя, – выдохнул он, указывая пальцем на нескончаемый хоровод из копий Хытр. – Она приходила к нам. Это… Это она! Я вспомнил!

В тот же миг ожоги разом стали реальными, и мальчик закричал. Боль пронзила всё маленькое тело от кончиков пальцев до каждого сустава.

– Дублия Животь! – в один голос выкрикнули Красибор с Фимой, и, к их счастью, раны Океана начали затягиваться, его крик утих, сам он обессилено обмяк в родительских объятиях, бормоча:

– Не пускайте эту тётю домой. Она злая.

Милица впервые за долгое время подала голос:

– Не впустим, не бойся. Спи, сынок. Спи.

Никто не хотел тревожить последние секунды их ласки, но тишина не продлилась долго. Раздался голос Романа:

– Крас, разреши мне стрелять!

– Что? – он хмуро поглядел на друга, не сразу поняв в чём дело. – Нет.

– Сними с меня клятву! – завопил тот. – Срочно!

– Иди ты к бесам!

– Крас! Она сейчас нападёт!

Фима видела, как неожиданно пропасти зрачков Красибора расширились от понимания. Он выкрикнул разрешение, снимавшее узы клятвы с Романа, а сам тут же вскочил на ноги, затравленно оглядываясь вокруг. Фима последовала его примеру, и через мгновение десятки копий Хытр, будто только и ожидая, когда на них обратят внимание, вдруг ринулись внутрь купола. Они изменялись на глазах: руки одних вытягивались и заострялись, становясь гигантскими лезвиями, из тел других вырастали длинные изогнутые шипы, готовые нанизывать на себя врагов. Одна из таких Хытр неслась на Бологовых: Бажен рефлекторно, почуяв опасность, накрыл собой жену и сына, но магические копья были такими длинными, что хрустальная фигура могла пронзить сразу всех троих.

Красибор в ужасе попытался прорваться через туман, что заволок его сознание, но уже понимал, что не успеет ничего сделать: опасность слишком близко, и она надвигается со всех сторон. Десятки фигур неслись к ним, готовые сметать всё на своём пути, и никакая магическая мощь не справится с таким численным перевесом. Он слышал, что Фима выкрикнула какое-то заклинание, и пару ближайших Хытр отбросило на несколько метров, но те сразу же вскочили на ноги и побежали к ним ещё быстрее. Было слишком поздно что-то предпринимать: за столько времени он не понял, что Хытр стояла за барьером добровольно, ей ничто не мешало преодолеть его. И теперь всё кончено – потому что он, Красибор, оказался слишком медленным.