НИИ ядерной магии. Том 3

Глава 27

Нет ничего проще, чем нырнуть в самого себя. Но в то же время нет ничего сложнее.

Красибор обвил руки вокруг талии юной ведьмы и, чуть сгорбившись, уткнулся лицом ей в шею. Ему казалось, что он дома. Что всё вокруг наконец-то именно такое, каким должно быть. В том числе – Фима, прижимающаяся к его груди. Теперь всё правильно.

– Мы придумаем, как исправить, – хрипло говорит он, не поднимая головы. – То, что происходит.

Фима его не трогает, её руки расставлено свисают вдоль тела. И это самое болезненное, это ранит даже сильнее, чем если бы она его оттолкнула. Но вот он чувствует, как её ладонь опускается ему на голову и медленно, едва касаясь волос, движется к шее. Затем на один миг прикосновение прерывалось, но вскоре ладонь вновь касалась его затылка. Она гладила его невинно и искренне. Красибор улыбнулся, Фима почувствовала это по тёплому выдоху на шее, прямо на чувствительном месте. Она не понимала, чьё это было желание – её самой или магии, но решила подчиниться и показать Красибору – не смотря ни на что, он не один.

– Где мы? – спросила она тихонько, продолжая гладить его.

– В том месте, откуда исходит моя магия. Я прихожу сюда во время медитаций. Не волнуйся, время здесь не связано с временем на нашей струне. Мы вернёмся прямо в то же мгновение, в которое сюда попали. Другие даже не заметят, что нас не было.

– Уверен?

Он коротко кивнул, потёршись лбом о её шею.

«Ну, тогда можно подождать», – подумала она и прикрыла глаза, расслабляясь. Вокруг них шелестел лес, несколько небесных светил транслировали им своё тепло. Фима без труда узнала силуэт кузни Каракулиных, но, казалось, никто здесь не бывал уже много десятков лет. Девушка была уверена, что это место полно чудесных проявлений, но сейчас хотелось дать глазам отдых, а Красибору – каплю любви.

Нельзя было сказать, долго ли они так простояли. Но сколько бы минут или часов не прошло – этого было недостаточно. Наконец, Красибор вздохнул и выпрямился, слегка ослабив объятия, но не разнимая их. Фима неторопливо, как после глубокого сна открыла глаза и посмотрела на него. К своему неудовольствию, она ощутила слабость в коленях. Красибор казался ей сейчас в сто крат красивей, чем даже несколько месяцев назад, когда на неё всё ещё действовали его чары. Тогда он был хорош собой, полон задора и непосредственности, и всё равно на уровне подсознания и души чувствовалось, что он был пуст. Сейчас всё изменилось. Искры в его глазах плясали безостановочно, как будто магия не успокаивалась в нём ни на секунду. Кожа стала розовее, черты чуть жёстче. И всё же самые большие изменения коснулись именно взгляда. Даже если отринуть нескончаемые зелёные взрывы на его радужке, взгляд его был настолько осознанным и целостным, что непроизвольно Фима успокаивалась и начинала верить, что они действительно как-то смогут всё исправить.

– Для начала, я бы хотел тебя кое с кем познакомить, – сказал он, и вдалеке за его спиной плавно показались головы гидры.

Фима практически привыкла к этой магической твари, постоянно мерцающей за ним туманным флёром, но сейчас на неё смотрели восемь пар совершенно живых и настоящих глаз, устроившихся на живых и настоящих головах. Гидра мерно вышагивала, приближаясь к ним. И чем ближе она становилась, тем ближе Фима была к тому, чтобы закричать. Огромная, она встала позади своего компаньона, и казалось, была размером с пятиэтажный дом. Конечно, Фиме это почудилось из-за страха, а в действительности она была немного меньше – но незначительно.

– Не бойся, – голос Красибора звучал спокойно и даже ласково. Он погладил зверя по бледному брюху и сказал: – Это моя магия. Она вот такая.

И добавил, глядя уже на гидру и говоря с ней, а не с Фимой:

– Красивая.

Фима криво улыбнулась:

– Очень приятно.

Все восемь голов гидры опустились до самой земли, будто зверюга хотела покланяться. Когда они оказались совсем близко к девушке, ей показалось, что каждая голова была достаточно большой, чтобы проглотить её целиком. Успокаивало только понимание того, что зверь – магический, а магия ей точно вреда причинить не хочет. Не по своей воле, как минимум. И потому Фиме удавалось стоять ровно и не выдавать страх.

Гидра же, будто всё равно его почувствовав, выпрямилась. Она коснулась при этом Красибора одной из голов, а тот погладил её между огромных ноздрей. Фима увидела в этом жесте столько признательности и нежности, что ей стало даже немного стыдно за свой страх. Однако, когда гидра отдалилась от них метров на тридцать, почувствовала облегчение.

– Как мы можем всё исправить? – перешла она к главному.

– Сначала нужно поговорить, Фима.

– О чём? – хотя она уже знала ответ.

Он ответил коротко:

– О нас.

Фима поджала губы и мягко отстранилась от него, заставив окончательно разомкнуть объятия. Она не торопилась что-то говорить, но не торопился и Красибор. Он вёл себя так, будто мяч был на её стороне. Фима вспомнила их прошлый разговор и поняла, что так и есть. Она нехотя сказала:

– О каких «нас», Крас? Есть мы коллеги, есть мы друзья, есть…

– Есть мы любовники. И я люблю те…

Фима его перебила:

– А вот таких нас нет. Меня любит твоя магия, – она говорила с нескрываемой горечью. – Как и моя – тебя.

– Неправда.

– Правда, Крас. Ты не заметил сам? Твоя, – она махнула в сторону гидры и сразу снова почувствовала себя неуютно, как будто зверюга могла сорваться с места и откусить ей руку за такой небрежный жест. – Твой магический зверь нападал на всех, кроме меня.

– И это проблема? – Красибор нахмурился и посмотрел на неё со скепсисом. – По-моему, наоборот. Она не трогала тебя потому что чувствовала, как сильно я тобой дорожу.

– Крас, это красиво звучит, но…

– Но что? Ты пообщалась с Хытр и поверила, что она смогла нас столкнуть лбами, как будто героев из какой-нибудь игры?

– А не должна верить?

– Нет, конечно! – он сказал это резче, чем хотел. – Она, как дух, не может жить без обмана, в этом её природа. Ей скучно.

– А ты откуда знаешь? Говорил с ней?

– Говорил. А потом – очень много говорил с магией во всех остальных её проявлениях. И не верю, что наши чувства можно было как-то подделать. Если ты права, и наша магия любит друг друга, в моём понимании это наоборот аргумент «за» то, чтобы быть вместе.

– Послушай, – Фима защипнула переносицу и вздохнула, собираясь с мыслями. Все её выверенные аргументы, которыми она давно успокоила саму себя, посыпались прахом от слов Красибора. Она не могла сформулировать толком мысли. – Неужели ты этого не замечаешь?

Она смотрела на него умоляюще. Красибор ненавидел её в этот момент. Хотелось, чтобы она замолчала.

– Не замечаю что?

– Все чувства обостряются, когда мы рядом.

– Это происходит, когда тебе кто-то нравится!

– Если на расстоянии я думаю, что ты симпатичный, то вблизи готова умереть от того, какой ты красивый, – она говорила быстро и громко, чтобы не дать ему шанс снова себя перебить. – Я вижу тебя – и сразу ревную ко всему миру. Ты далеко – вполне могу без тебя жить, ты рядом – и всё вокруг меня кричит, что только с тобой я должна быть, а без тебя – умру. Пока мы были в разлуке, моё сердце оставалось спокойным. Но сейчас вижу тебя – и оно разрывается, будто твоя зверюга уже вырвала его и разгрызла. Я буквально чувствую, как вот здесь, – она с силой похлопала себя по груди, – находится огромный магнит, который тянется к тебе. Это неестественно, понимаешь? Когда люди по-настоящему влюбляются, они не забывают о человеке в случае разлуки. Наоборот, на расстоянии любовь крепнет, ты скучаешь по второму человеку. Но мои чувства, мою симпатию форсирует магия. Если злюсь – хочу тебя убить. Если рада видеть – расставание подобно смерти. Всё, что у меня внутри, возводится в сотую степень, стоит тебе оказаться рядом. И приходит в норму, если ты далеко.

Красибор молчал. Фима видела, как движется его кадык, когда он сглатывает, как дёргаются губы, которые он не был готов разомкнуть для ответа. Она шумно дышала, приходя в себя после тирады, и не могла даже вспомнить, что именно ему наговорила. Наконец, он сказал:

– Я чувствую одно и то же и когда ты рядом, и когда далеко. Для меня ничего не меняется.

Фима посмотрела на него с недоверием, но не стала ничего говорить. Она в это не верила, но сказать открыто «Врёшь!» было бы несправедливо. В конце концов, она не может знать, что чувствует другой человек. Но и принять его слова на веру тоже не могла, потому что свои-то чувства она осознавала хорошо: чем больше на него смотрела, тем сильнее жало сердце и бледнее становился перед её внутренним взором образ Александра. Она физически ощущала, как реальные её чувства вымывало, и душа заполнялась чувствами навязанными.

– Не веришь? – спросил Красибор.

Голос его был спокойным, без горечи или надрыва. Он принимал её недоверие как данность, а не причину для обиды. Фима едва заметно покачала головой:

– Магия усиливает всё. Рядом с тобой каждая эмоция бьёт по мне как по оголённому нерву, – она посмотрела на него виновато.

– Хорошо.

Он говорит это так спокойно, что становится не по себе. Вдруг гидра издаёт какой-то утробный рык, Красибор оборачивается на неё и прислушивается. Они молча друг на друга смотрят и создаётся ощущение, что в действительности между ними происходит беседа, неслышная для других. Красибор кивает, будто что-то для себя решив, и снова обращается к Фиме:

– Подожди меня здесь, пожалуйста.

– Ладно.

Она поёжилась, хотя холода не почувствовала. Пугали непредсказуемость и понимание, что от Красибора можно ждать чего угодно. Он же преодолел расстояние между ним и гидрой, и теперь все восемь голов склонились к его ушам и как будто шептали что-то. Он слушал внимательно, сосредоточенно.

«Зверюга его позвала, чтобы меня снова не пугать», – подумала Фима с благодарностью.

По её ощущениям прошло несколько минут перед тем, как Красибор вернулся. Он выглядел взволнованным и воодушевлённым.

– Есть способ выяснить всё, – сказал он. – Понять раз и навсегда, кто из нас заблуждается.

– И как?

– Есть заклинание, которое как будто придумали для таких вот ситуаций, – он запустил пятерню в волосы и почесал голову, широко улыбаясь. – Бесы, волнительно. Но должно сработать.

Фима насторожилась:

– Что за заклинание, Крас?

– Оно позволяет через личную вещь ощутить чужие эмоции как свои собственные.

– Такого не бывает, – она глядела на него хмуро, с недоверием.

– Бывает. Похоже, его придумали когда-то в семье Аметиста Аметистовича. О-о-очень давно.

– Даже если так, тебе откуда его знать?

– Ну, – он немного смутился, – магия подсказывают мне иногда. Вот как сейчас.

– Я не понимаю…

– Считай, что гримуары – это компьютеры, а магия – локальная сеть. Ты загружаешь что-то в один – и можно скачать в другой, если есть связь. У меня она есть. Мне не очень часто удаётся проделывать такой фокус… пока что. Но, опять же, я только учусь.

Фима смотрит на него внимательно, смотрит вглубь. Пытается разобраться, правду ли он говорит или играет с ней. И, будто почувствовав это, Красибор сказал:

– Доверься мне, пожалуйста, – протянул ей руку, – помнишь, как ты поделилась со мной воспоминаниями о багульнике на той скале?

Фима оставалась настороженной, но всё же сделала шаг навстречу и вложила свою руку в его. Она молчала, и Красибор продолжил:

– Ты доверилась мне тогда, позволила заглянуть в прошлое. Сделай так снова.

Она не успела ничего сказать, но это было и не нужно. Красибор мгновенно ощутил, как изменилась пульсация магии. Она стала мягче, потоки частиц обволакивали тело, а не врезались в него.

Фима неосознанно улыбнулась, увидев первый лепесток. Розовая лодочка взялась из неоткуда высоко над их головами и плавно опустилась на землю, лавируя по воздуху. Аромат багульника коснулся носа и так захотелось им дышать, дышать и дышать. Через несколько секунд сотни лепестков порхали вокруг них, а в небе распускались густые кусты, усыпанные цветами.

Рука девушки обмякла, и Красибор принял это за хороший знак. Наконец-то она немного расслабилась, защита истончилась. Теперь можно было пробиться к её эмоциям.

– Для заклинания нужно что-то твоё. Небольшое, как украшения или какая-то другая личная вещь. По-настоящему личная.

Фима выжидающе смотрела на него, и Красибор предложил вариант первым:

– Я отдам тебе свой пропуск в институт. Столько лет носил его с собой, что, наверное, ничего более личного у меня и нет, – он хмыкнул и потряс пластиковой карточкой.

– Хорошо, – Фима запустила руку в рюкзачок, который каким-то чудом уцелел после всех злоключений, и достала из него блокнот.

Это была не та книжица с маяком на обложке, которая таила в себе множество опасных заклинаний, которые она ещё не довела до ума и не тестировала. То был маленький блокнот с прозрачной обложкой, сделанной из эпоксидной смолы, в которой навсегда застыли сухие цветы. Она смущённо протянула его Красибору:

– Только не открывай.

– Не буду.

Она всё равно внимательно следила за тем, чтобы он за заглядывал внутрь. Ведь именно с этим блокнотиком она делилась своими мыслями, когда в самый первый раз ехала в родовое гнездо Бологовых. Тогда она была в самом начале, как думала, самого лучшего периода в жизни. Глядела на красавца перед собой и пила ведьминское молоко, чтобы хоть как-то успокоить колотящееся сердце. Это были прекрасные воспоминания – момент, когда зарождалась новая любовь.

Красибор поднёс пропуск и блокнот близко к лицу и произнёс «Любы ориентс». Он сделал это совсем тихо – так, будто не хотел, чтобы Фима его услышала. Подождал пару секунд и, будто в чём-то удостоверившись, протянул девушке пластиковую карточку.

– Активировать нужно по очереди, иначе можем заблудиться в чувствах друг друга. Как в зеркальном коридоре. Это, кхм, небезопасно.

Фима задумчиво разглядывала пропуск, пытаясь почувствовать что-то необычное в нём. Её смущало, что никаких особых изменений она не заметила, это настораживало. Красибор же тем временем снова подошёл к гидре и что-то ей сказал. Зверюга зарычала и принялась яростно бить хвостом, выбивая здоровенные комья земли. Но Красибор ухватился за первую скалящуюся голову ящера и поцеловал её в лоб. Эта голова затихла, но не остальные. Он повторил манёвр со второй, третьей, и тогда уже остальные головы смиренно пригнулись, ожидая свою порцию ласки. Красибор начал отдаляться от гидры спиной вперёд – он шагал наугад и не отрывал взгляда от своего зверя. Фима была готова поклясться, что громадный хищник боялся за своего человека. Несколько минут гидра выжидающе смотрела на Красибора, но потом всё же сдалась и медленно, нехотя, начала пятиться глубже в лес. Практически дойдя до Фимы, Красибор остановился, но не оборачивался, продолжал смотреть на уменьшающуюся фигуру гидры. Когда та совсем скрылась из виду, он обернулся:

– Готово.

– Что ты сделал?

– На ближайшие минут пятнадцать вокруг нас нет магии. Но, как я говорил, время тут течёт не совсем как мы привыкли, так что…

– Так не бывает.

– Как именно?

– Ты не мог прогнать магию.

Он улыбнулся:

– Ну попробуй, поколдуй.

Нахмурившись, Фима использовала первое заклинание, которое пришло ей в голову: «Зелие». Она произнесла это слово и уставилась себе под ноги. Ожидала, что земля закипит от свежей травы, пробивающей свой путь к солнцу. Но ничего не происходило. Фима подняла взгляд на Красибора:

– Какого беса?!

– Теперь ты можешь быть уверена, что магия не влияет ни на твои, ни на мои чувства.

– Да как же ты это делаешь?.. – она выглядела одновременно испуганной и поражённой.

Красибор по-мальчишески смущённо пожал плечами:

– Попросил.

– Ты просто попросил магию уйти? И она… ушла?

– Ненадолго, – он посерьезнел. – Не сказал бы, что она была рада, так что лучше не испытывать её терпение.

Фиме хотелось закричать от того, насколько диким всё это казалось. Она, выросшая среди волшебства и чудес, не могла поверить в то, что происходило у неё на глазах. Да, были те, кто общался с духами время от времени, кто слышал их. Как Александр, например. Но чтобы кто-то говорил с самой магией? Да Бога и богов ради, до этого момента Фима, как и весь остальной ведовской народ, была уверена, что духи – и есть магия. А теперь оказывалось, что можно было действовать и вот так? Это сбивало с толку.

– Ч-что нужно делать? – спросила она, повертев пропуск в руках.

– Коснись его дважды и просто подумай, что хочешь пустить меня. Мои чувства, то есть.

– А чтобы отключить?

– Так же, но мысленно закрой путь.

– Но как же это сработает, если магии нет?

– Сейчас только в этих двух вещах, – он крепче сжал её блокнот, – есть несколько магических крупиц. Мы воспользуемся заклинанием, и они уйдут в землю. Уверен, что их слишком мало, чтобы повлиять на твои чувства.

Фима набрала полные лёгкие воздуха и выпустила его тонкой струйкой. Она и хотела всё прояснить, и не хотела. Сердце устало от метаний и желало спокойствия. Но отчего-то было страшно прерывать эту историю – её и Красибора. Он не был ей безразличен – и оттого не хотелось причинять ему боль. И хотя она чувствовала, как дар его пробирается ей под кожу, заставляя больше и больше очаровываться, верила, что он уловит разницу.

– Кто первый? – спросил он с нервной улыбкой.

«Чуйка наверняка подключилась, – думала Фима. – Говорит ему хорошего не ждать, вот и запереживал».

– Всё равно, – сказала она вслух.

– Хорошо, – Красибор немного помялся и решительно сказал: – Тогда я начну, если ты не против.

Фима махнула рукой в приглашающем жесте и плотно сжала губы. Она не меньше Красибора боялась узнать правду. Легко поверила в то, что они находятся во временном кармане или чём-то вроде этого, и что сейчас, пока они разбираются с делами сердечными, весь остальной мир стоит на паузе. И всё же главная причина того, что она пошла у него на поводу, заключалась вовсе не в драме, которая между ними разворачивалась. А в том, насколько эта драма влияла на способности Красибора. В какой-то мере ей было даже стыдно за это – за то, что ей важнее было его стабилизировать, чем любить или утешить. И страшновато было, что он сейчас и сам это почувствует.

Фима была совершенно сражена его невероятным прогрессом. То, какая тонкая и в то же время крепкая связь с магией была у него, восхищало и даже пугало. Сложно было поверить, что он обучается магическому мастерству всего пару дней – казалось, не было двух десятков лет, что он провёл с магией в разлуке. И всё равно Фима заметила, что его эмоции выводят силу из-под контроля. У неё была даже мысль подыграть, сделать вид, что влюблена в него без памяти. Но эту идею быстро отмела – он бы понял и разозлился. А она не хотела выяснять, что может натворить его сила, когда хозяин оскорблён и обижен.

«Раз уж есть шанс устаканить эмоции здесь и сейчас, – думала она, – нужно его использовать».

Были опасения, что очередной отказ тоже выведет его из равновесия – но то хотя бы здесь, а не рядом с теми, кто нуждается в его защите. Да и чего таить – Фима как и прежде верила в Красибора. Знала, что он лучше и даже сильнее, чем о себе думает.

Он прикусил нижнюю губу и глубоко вдохнул, собираясь с силами. Наконец, Фима увидела, как его указательный палец дважды касается застывших в смоле сухоцветов. Он смотрел на неё с обожанием и надеждой, но на глазах лицо его менялось.

Красибор побледнел. Мышцы лица расслабились, перестав скрывать грусть. Он бурил Фиму взглядом, и она буквально слышала, как рушатся его ожидания.

– Что ж, по крайней мере ты меня не ненавидишь, – сказал он хрипло.

– Не могу.

– А если бы я убил тогда Сашу? Тоже не смогла бы? – он спросил это и печально улыбнулся. – Не отвечай, я чувствую.

Фима протянула было ему руку, но Красибор отшатнулся от неё, будто прикосновение причинило бы боль. Он отошёл и сел прямо на густой мох, крепко сжимая блокнот в руках. Какое-то время молчал, а потом горько хмыкнул:

– И всё же Саша?

– И всё же Саша, – эхом отозвалась она и едва поборола желание виновато потупить взгляд.

– Простила ему три года унижений?

Фима молчала. Она знала, что Красибор и так всё поймёт – он в буквальном смысле был сейчас ею, если заклинание работает именно так, как она поняла. А значит, говорить горькие слова вслух не обязательно.

– Простила, – заключает Красибор и цокает языком. – Не пойму, ты дурында с синдромом спасательницы или просто…

Он не стал договаривать вслух:

«Или просто настолько его любишь, что даже не усомнилась, что по своей воле он не мог причинить тебе боль».

Красибор почувствовал ровно то, о чём она говорила. Безусловную симпатию и даже увлечённость. Восхищение. Интерес. Но не любовь. Он мог бы воспользоваться заклинанием ещё раз позже и убедиться, что как только магия вернётся – все чувства девушки усилятся многократно. Но от этого было бы только больнее. А потому он коснулся обложки блокнота дважды и махнул рукой в сторону Фимы, передавая ей эстафету.

– Что ж, поздравляю, – заметив её вопросительный взгляд, он добавил: – Похоже, всё у вас разрешилось. Ус-пеш-но.

Он отвёл взгляд и мысленно отругал себя за эти обиженные слова. К счастью, отвечать Фима не стала. Она в нерешительности покрутила пропуск в руках, не уверенная, что хочет что-то выяснять.

Разве что-то это изменит?

«Вину с себя сбросить хочу, – подумала она. – Пусть магия усиливала мои чувства по отношению к нему, но она не создавала их из ниоткуда. Он правда мне нравился. И нравится. Просто не так, как мы оба хотели бы».

Уже почти отказавшись от возможности заглянуть в душу Красибора, она всё же коснулась пластиковой карточки дважды.

«Так честно будет», – подумала она и мысленно впустила чужие чувства в себя.

Бесы, он не врал. Он действительно был от неё без ума – с магией или без. Её колени задрожали, и Красибор едва успел подбежать и подхватить её, чтобы не упала. Фима взглянула на него и позволила усадить себя на землю. От каждой секунды, что он находился рядом, ей становилось хуже, и она слабо оттолкнула его:

– Пожалуйста, – только и смогла произнести.

Но Красибор всё понял, в конце концов, она озвучила его собственное желание удерживать хоть какую-то дистанцию, потому что сейчас, держа Фиму в объятиях, он хотел умереть. Он выполнил их общую просьбу и отошёл на десять шагов.

– Не отворачивайся, – попросила Фима, зная, что Красибор собирался сесть к ней спиной, но всей душой хотел продолжать её видеть. Разобраться в том, чьи чувства она озвучила, Фима не могла.

Он обернулся через плечо, и взгляд его как будто был холоден. Но девушка слишком отчётливо ощущала, как разрывается сердце и как больно внутри. Его чувства были запутаны. Она подозревала, что это хитросплетение было намного сложнее её собственного. Она погладила мох, стараясь через тактильные ощущения немного успокоиться и замедлить пульс. Красибор всё же опустился на землю спиной к ней, и Фима не могла его винить. Она ленту за лентой расплетала сложный узор его ощущений, и уже поняла, что больнее всего ему не из-за её отказа так такового. Больнее всего от того, что единственная девушка, которой за его сознательную жизнь он понравился без участия дара, в которую он влюбился так сильно, что был готов справиться с любыми испытаниями и потерями, зная, что она его поддержит и будет рядом, которая… Которая влюбилась в него из-за магии.

«Думает, что никто его не полюбит по-настоящему, – разбиралась Фима. – Что если дар вдруг не работает – магия всё равно делает своё дело. Что честной любви не достоин».

Она не представляла, как объяснить ему, что всё не так. Что они стали заложниками игры духов, но о них самих это ничего не говорит. Что она действительно могла, она хотела полюбить его. И что он достоин любви настоящей, искренней.

Но всё, что она могла сейчас, это концентрироваться на мягком бархате мха под руками. Она не ощущала, как катятся по щекам слёзы, не заметила даже как закрыла глаза. Она вся была чувствами Красибора. Его разбитым сердцем, изломанными надеждами.

Неожиданно она ощутила, как кто-то обхватил её запястье и приподнял. Указательный палец дважды коснулся гладкой поверхности, и над самым ухом прозвучал шёпот:

– Закрой поток. Ты узнала достаточно.

Фима всхлипнула и повиновалась. Она не могла больше терпеть всю ту боль, что её наполнила, не представляла, как с этим внутри можно жить и что-то делать. Чувства начали покидать её постепенно – сначала ушла боль от неразделённой любви – как бы плохо Красибору не было, это чувство было самым простым, он с лёгкостью мог с ним справиться – и потому оно быстрее других покинуло сознание Фимы. Последним уходило ощущение одиночества. Оно было настолько сильным, что, казалось, успело пустить корни в душе и не хотело теперь Фиму покидать. Она изо всех сил пыталась его изгнать, закрыть для него лаз в свой разум, как вдруг в него ворвалось нечто, что не просто заглушило одиночество, а будто раздавило его и стёрло в мелкий порошок.

Фима так резко втянула воздух, что закашлялась. Она распахнула глаза и судорожно искала то, что вызвало такой неконтролируемо сильный поток… Что же это было за чувство?

«Любовь?», – поняла она, и дыхание перехватывало от ощущений.

Она заметила лёгкую улыбку Красибора и проследила за его взглядом. Вдалеке между деревьев уже виднелся огромный ящер. Магия возвращалась, и, за секунду до того, как заклинание перестало работать, Фима в полной мере ощутила, что больше всего на свете Красибор любил её – чистую, живую магию. Несмотря на все потери, через которые пришлось пройти. И не нужны были никакие обереги, чтобы понять, что магия отвечает ему взаимностью.

Наконец, заклинание прекратило действовать, и Фима с облегчением откинулась на спину, приходя в себя. Ей понадобилось несколько минут, чтобы успокоиться.

– Теперь мы можем разобраться с заклинанием? – спросила она, сразу пожалев, что не подобрала более вежливую формулировку.

– Да, – Красибор прочистил горло. – Ты готовила какие-то способы безопасной отмены? Галю будем звать?

– Какую Галю?

– Ну как же, – он широко улыбается. – Галя, отмена!

Фима снова села рядом и сначала посмотрела на него с видом строгой учительницы, а потом вдруг начала хохотать, да так, что снова слёзы брызнули из глаз. Смех быстро перешёл в истерический, а потом и вовсе в плач. Красибор обнял её одной рукой и прижал к себе, а второй принялся гладить по голове.

– На нас всех много навалилось, – сказал он. – Поплачь. Здесь можно.

– Почему ты меня утешаешь? – спросила она, всхлипывая. – Это же я…

Красибор перебил её и, обняв уже обеими руками, начал легонько убаюкивать:

– Ты цела и здорова, а в перспективе ещё и счастлива. В моих глазах это уже довольно неплохо. А утешать тебя должен я, потому что именно я всё и наворотил, не думаешь?

– Сейчас точно ты наворотил, – сказала она обиженно.

Её тон прозвучал так мило, что Красибор прыснул и прижал её крепче, стараясь заблокировать мысленно боль разбитого сердца. Он обожал её. Любил. И в глубине души знал, что именно поэтому магия и сыграла с ним такую злую шутку.

«Хотела дать мне то, чего хотел, сделать счастливым. Как умеет», – думал он, и дышать становилось труднее.

Фима немного успокоилась и, вытерев нос тыльной стороной ладони, сказала:

– Нет, отмен не придумывала.

– Тогда придумай сейчас.

– Ты простой такой, – она хмыкнула. – Прямо так возьми и придумай. Думаешь, это просто?

Гидра подошла совсем близко, но остановилась в десяти метрах от них. Фима была благодарна за такую деликатность со стороны зверюги. Спустя пару минут Красибор задал вопрос, и голос его звучал глухо и бледно.

– Так ты не сможешь вернуть его? Моего брата?

Она с досадой помотала головой:

– Боюсь, что нет. Я правда искала способ, но это слишком опасно. Хытр показала мне варианты будущего, в котором мы попытались, и там… Ну, ничего хорошего. Совсем.

Красибор зарылся пальцами в волосах, скрывая за предплечьем лицо, но Фима успела заметить наметившиеся слёзы в уголках его глаз. Впрочем, они не пролились. Спустя несколько секунд он сказал сухо:

– Жаль. Но, боюсь, так будет правильно.

Она молча прижалась к его груди и слушала, как мерно бьётся его сердце. Мелькнуло желание снова дважды коснуться пропуска, что по-прежнему был сжат в её ладони, но Фима отмела эту идею. И без заклинаний знала, что сейчас Красибору стало лучше и спокойней – потому что его гидра была рядом. Связь между ними поражала.

– Точно! – воскликнула вдруг Фима, подскочив. – Связь!

– Что?

– У вас же есть родственная связь с Милицей! Я не смогу отменить заклинание, но можно перевести его на неё. И дальше всё снова пойдёт по плану.

– По тому, где ты оставляешь мою мать без сил, а потом.?

Фима задумалась и предложила:

– А потом мы блокируем её возможность восстановить силу и отводим на ведовской суд? Ну, восстановление блокируем точно.

– Её казнят? Как у вас вообще наказывают, казни бывают?

– Бывают, но я не знаю, что её ждёт, – сказала она тихо.

Про себя же подумала, что, скорее всего, так и случится. Красибор сощурился, будто прочитав её мысли, но спорить не стал.

– Хорошо, давай сделаем это. Что нужно?

– Да только ты и нужен, – улыбнулась она. – А если сохранил заклинание – вообще класс.

Он спохватился и принялся проверять карманы. Достал смятый лист бумаги и с извиняющимся видом расправил его как смог. Фима была готова поклясться, что вину он чувствует при этом не перед ней, а перед самим заклинанием.

– А есть чем писать? – спросила она.

Красибор прижал кулак к губам и сказал что-то, а когда раскрыл его – там уже лежал маленький грифельный карандаш.

– Да ты просто волшебник, – улыбнулась она.

Фима села по-турецки, устроила лист на коленке и добавила несколько строчек да перепроверила весь текст. Довольная результатам, встала и протянула руку Красибору:

– Ну что, давай покончим со всем этим?

Он ответил не сразу. Бросил взгляд на неё, на заклинание, думая о чём-то своём. Наконец пожал её руку:

– Давай.

Фима ощутила, что он сильнее стиснул её ладонь, а через секунду земля под ногами утратила свои твёрдые свойства, и оба они провалились под воду. Короткий миг паника захватила Фиму, но, видя насколько Красибор был спокоен, она тоже расслабилась. Лёгкие не горели в борьбе за кислород, мышцы не трясло от удушения. Они вдвоём находились под водой, и не было вокруг них ни суши, ни воздуха, сколько не плыви. Глаза Красибора загорелись зелёным, и водная тоща вокруг них тоже пропустила через себя десятки лучей, будто сверху, снизу и по сторонам находились пылающие зелёные солнца.

Красибор грустно улыбнулся, его глаза скользнули по губам Фимы, но не задержались. Он осторожно, едва прикасаясь к коже, положил ладони ей на щёки и приблизился. Их лица оказались совсем близко, и у Фимы предательски забилось сердце под влиянием то ли магии, то ли воспоминаний. Краем глаза она заметила лепесток багульника, одиноко вальсирующий в воде. Он медленно проплыл между ними, опускаясь ниже, туда, откуда исходило сияние. Красибор убрал всякое расснияние между ними, и на секунду Фима подумала, что он её поцелует. Мысли были заторможены, они растекались по бескрайним водным просторам. И она не успела сказать ему, что не хочет поцелуев, когда его губы уже коснулись её лба. Фима удивлённо ахнула, но вода поглотила звук. Она закрыла глаза и позволила ему это короткое мгновение близости, понимая, что это последний раз, когда они могут позволить себе что-то подобное. Боль и грусть расползлись по телу Фимы, как если бы они снова использовали то коварное заклинание, передающее чужие эмоции.

Когда она перестала ощущать его губы на коже, их место занял порывистый ветер. Затем вернулись шум и крики. Фима раскрыла глаза и огляделась. Потребовалось время, чтобы все органы чувств адаптировались к новому окружению, но вскоре она поняла, что Красибор говорил правду: они вернулись практически в то же мгновение, что и ушли. Столб силы продолжал разрастаться, обдирая черепицу с дома Каракулиных, а сами домочадцы пятились в лес, пытаясь создать достаточно крепкий защитный купол вокруг поляны. Он начинал расти по периметру и тянулся вверх, но рассыпался в труху, стоило подобраться к зелёному столбу.

Фима услышала, как Александр зовёт её по имени. Он бежал к ним, но, когда был уже совсем близко, яркая молния отсоединилась от энергетического столба и метнулась прямо ему в грудь. Фима завопила от ужаса, видя, как молния ударяет с оглушительным хлопком, и Александра отбрасывает от них на несколько метров. Однако он тут же вскочил на ноги, и девушка заметила, как перед ним появилась и тут же погасла тонкая мерцающая пластина, отливающая рыжим.

– Что ты творишь?! – крикнул он, обращаясь к Красибору. – Опять?!

Он вновь направился к ним, уже медленнее и внимательно глядя на столб света. Как только сверкнула новая молния, он крикнул: «Спона!» и отразил удар пластиной, образовавшейся вокруг его предплечья, будто щитом.

– Что, тыква снова стала каретой? – спросил Красибор холодно, когда Александр подобрался к ним, применив защитное заклинание ещё несколько раз.

– Не твоё дело, – отрезал тот. – Отключи эту штуку немедленно!

– Работаю над этим, – ответил Красибор со всей серьёзностью.

Александр взял Фиму за руку и удостоверился, что с ней всё в порядке. Красибор завистливо отметил, как они переплели пальцы, но усилием воли заставил себя отвернуться.

«Есть дела поважнее», – подумал он и достал из кармана заклинание с новыми строчками.

Если прошлая его версия пела подобно сирене и манила к себе, то эта – опасно шипела. Воздух вокруг строчек вибрировал и нагревался, набухал. Казалось, если что-то не сделать прямо сейчас – само естество мира взорвётся, и точкой прорыва будет это заклинание.

Все волшебные слова, которые он уже прочитал ранее, засияли зелёным, новые же оставались бледны. Потому Красибор решил начать именно с них – одно за другим, они прыгали ему в рот, драли острыми шипами пищевод и желудок, а после возвращались в мир, не скрывая собственной опасности. Впервые ему физически было больно колдовать, но останавливаться было нельзя – он знал это наверняка, чувствовал кожей. Однако ещё на середине он чуть не сбился, когда издалека послышался крик:

– Арифметика!

Красибор вздрогнул, узнав голос. Поднял глаза и разглядел прибидающийся к ним силуэт его матери. Она неслась на метле, и кто-то без сознания был перекинут через древко перед ней. Метла явно не была рассчитана на двоих – её мотыляло из стороны в сторону, качало. Подлетая к разрушенной кузнице, она уже подметала землю прутьями и сухоцветами. И всё же рухнула в пятидесяти метрах от цели.

Красибору стоило немалых сил продолжить чтение заклинания, когда мать, схватив бесчувственного попутчика под мышки, потащила его к центру поляны. Паника схватила Красибора за пальцы ног и, царапая острыми когтями, поползла вверх. Она как крыса цеплялась за ткань и пробиралась к самой шее – туда, где удобнее всего прокусить кожу и позволить бойкой крови вырваться на волю.

Он узнал попутчика. Несмотря на то, что его голова безвольно болталась, прижимаясь подбородком к груди, и лица было не разглядеть. Несмотря и на то, что человек абсолютно наверняка был мёртв: огромная дыра в боку явственно говорила об этом. Но по поведению матери, по своим собственным чувствам он моментально понял, кто именно перед ним.

И всё же прекращать читать заклинание было нельзя.

Милица добралась до остальных и, щурясь от слишком яркого света, опустила тело Океана на землю. Она наложила на себя заклинание тени и, адаптировавшись, первым же делом попыталась схватить Фиму, но Александр пресёк попытку, ударив по запястью.

– Какого беса, бессильный мальчишка? – прошипела Милица, потирая ушибленное место. – Мне нужна ведьма, отдай мне её.

Александр молча вырос между ней и Фимой, давая понять, что её требования его не заботят. Милица зашипела, и с её рук скользнули на землю два сияющих зелёных хлыста, ставшие продолжением ладоней. Она размахнулась и щёлкнула первым в воздухе рядом с ухом Александра, а вторым – ему по рукам. Однако обманный манёвр не сработал – в обоих местах на мгновение появились мерцающие пластины, от которых хлысты отскочили, как резиновые мячики. Милица замахнулась вновь, собираясь удар усилить, но хлысты зацепились за что-то за её спиной. Она дёрнула руками раз, другой – но не только не смогла высвободить оружие, но ещё и ощутила, как руки её тянет назад.

Ведьма обернулась через плечо и обомлела: Красибор держал согнутые в локтях руки перед собой, а его предплечья крепко обхватывали кончики хлыстов. Они впивались в кожу, стягиваясь на добыче, и с локтей уже капала кровь, но мужчина стоял с равнодушно-каменным лицом, будто совершенно не чувствовал боли.

– Сынок? – позвала Милица голосом более высоким, чем обычно.

Но Красибор не отозвался и не изменился в лице. Он продолжал зачитывать магические слова, хотя листок с заклинанием был зажат в руке и из-за хлыстов невозможно было повернуть его к себе. Но заклинание рокотало вокруг него, подсказывая нужные слова. Не прекращая колдовать, он сделал шаг назад.

– Красибор, сынок! – повторила Милица, чувствуя, как ей выворачивает руки.

Он сделал ещё один шаг, и ведьма поняла, что оружие придётся бросить. Выкрикнула, как ворона, нужные слова и тряхнула руками. Только вот это не помогло. Хлысты по-прежнему росли из её запястий, а Красибор пятился. Она повторила заклинание ещё дважды, а на третий раз сбилась, когда руки заныли от боли, и ей пришлось сделать шаг назад. Поза была неудобной и болезненной: руки отведены назад, суставы уже начинали ныть от перенапряжения. Милица крутанулась на месте, чтобы перекрестить хлысты, встать к Красибору лицом и как минимум поберечь плечи. Но всё снова пошло не так.

– Какого беса?! – завопила она, когда поняла, что не может двинуть ногами.

Ведьма не заметила, как тонкие корни обвили её ступни и затвердели будто камни. Её взгляд заметался по поляне, и совсем скоро она разглядела среди деревьев хитрый взгляд старика, который сидел на корточках и, ухмыляясь, гладил землю.

– Истаяти! – завопила Милица, но ничего не произошло.

Она металась в своих путах и, хотя Красибор больше не отдалялся, её попытки выбраться делали только хуже. Она закричала не своим голосом, когда плечевые суставы не выдержали. Вывихи причиняли острую пульсирующую боль, от которой темнело в глазах. Лодыжки тоже ныли – корни стискивали их сильнее и сильнее, грозясь сломать.

Милица снова обернулась через плечо:

– Сынок, за что? – прохныкала она.

Красибор замер и даже перестал читать заклинание. Он смотрел на свою постаревшую мать, которой сейчас было по-настоящему больно, и подумал: «Действительно, за что?». И всё же он опомнился и прочитал последнее слово заклинания:

– Навь.

Милица снова закричала. Всё её тело покрылось мерцающей перламутровой дымкой, которая поднялась над ней на полметра и затем тонкой струйкой потянулась к столбу света. Дымка разрасталась и, переходя к огромной силе, начинала окутывать её, частично вплетаясь внутрь, частично оставаясь снаружи. Луч света начал уменьшаться на глазах. Он оставил в покое уцелевшую часть дома и продолжил сжиматься, пока не стал толщиной в ствол добротной старой сосны. Он был ярким, но теперь перестал слепить – дымка смягчала сияние. Лица больше в нём не появлялись. Стало тише, исчезли молнии. Красибор отчётливо ощутил, что теперь перед ним сила враждебная, ему не принадлежащая.

Милица ослабевала. Она хныкала и подвывала, а когда ноги перестали её держать, и она повисла на вывернутых руках, Красибор всё же отпустил хлысты. Его руки покрывали глубокие рытвины порезов, но казалось, боли он совсем не чувствует. Он опустился перед ней на колени, помог сесть и погладил её по щеке. Милица отпрянула, будто прикосновение её обожгло.

– Сынок, что происходит?

– Это должно закончиться, мама.

– Всё закончится только когда твоя ведьма выполнит своё обещание, – прошептала она сквозь слёзы.

– Нет, мама, тебя нужно остановить. Давно пора было. Извини, что делаю это только сейчас.

Милица всхлипывала и стонала от боли, но глаза её оставались острыми и ясными. Она вглядывалась в лицо сына, и уголки губ её вдруг потянулись вверх. Осклабившись, она заговорила неподходяще довольным тоном. Слишком довольным для той ситуации, в которой оказалась.

– Обмануть меня решили?

– Да.

– И вместо помощи силу мою забрали? – догадалась она. – Ну тогда на себя пеняйте, – она зашлась в тихом, зловещем хихиканьи.

Фима, заверив Александра, что всё в порядке, обошла его и опустилась на колени рядом с Красибором. Она старалась не думать о том, какого ему сейчас – всё же она имела дело с безумной ведьмой, которая готова пожертвовать кем угодно ради своей цели. Ей было легко не сочувствовать и не жалеть её. А перед ним была мама.

– Это не совсем так, – сказала Фима осторожно.

– И что же, девочка, ты хочешь мне поведать?

– Вы встретитесь с сыном, как и хотели.

– Мой сын лежит там, – она, не отрывая злого взгляда от Фимы, кивнула в сторону. – По-прежнему мёртвый. А ты обещала мне сделать его живым.

– Я обещала, что сделаю что смогу…

Милица её перебила:

– И что же, не нашлось такого заклинания?

Фима замялась, а на лице ведьмы снова расплылась улыбка, которая, казалось, была слишком широкой для её лица. Она качнулась вперёд и клацнула зубами перед самым лицом девушки, заставив её отшатнуться. Александр бросился к ним, а Красибор успел дёрнуть Фиму назад, чтобы уберечь от матери, но тут же стало понятно, что та лишь пугала, а не нападала всерьёз. Она неожиданно рассмеялась и так же резко затихла.

– Силу отобрать – это умно, – сказала она с серьёзным видом, глаза её были ясны. – Вот только уже сотворённые мною заклятия вы этим не снимите.

– К чему вы клоните, Милица? – испуганно спросила Фима.

За их спинами раздался голос Александра:

– Она как-то подстраховалась.

Фима обернулась к нему с обеспокоенным видом и сразу вернула внимание Милице:

– Он прав? Вы что-то сделали?

Старая ведьма осмотрела окружение со скучающим видом, будто ничего необычного не происходило. Она попыталась даже пожать плечами, но тут же взвыла от боли. Фима заметила, как заходили в этот момент желваки на лице Красибора. Он протянул руку и, хотя Милица пыталась вырваться, сжал её плечо и сказал:

– Дублия животь.

Милица в миг перестала брыкаться и успокоилась. На глазах суставы её вправились, и женщина немного расслабилась. Хлысты также отпали от её ладоней, облегчив состояние. Никто на поляне, включая подошедших ближе Каракулиных, не сказал ни слова против. Свои раны, впрочем, Красибор лечить не торопился. Как и не пытался высвободить ноги Милицы.

– Что ты сделала, мама?

– Жизнь за жизнь, – ответила она глухо, обращаясь к Фиме. – Если ты, девочка, не возвращаешь мне жизнь, которую обещала – я заберу другую в счёт долга.

– Она кого-то убила? – спросила Фима, глядя на Красибора. – Ты что-то знаешь?

Он отрицательно помотал головой и выжидающе поглядел на мать. Та растирала плечи и от души веселилась:

– Ещё нет, но совсем скоро. Кто же, кто же, кто же это, – хихикала она. – Эники-беники – клёц! Вышел советский матрос! Ха-ха-ха! Эники-беники – клёц! Вышел советский матрос!

В животе Фимы похолодело. Она попеременно посмотрела на Александра с Красибором и спросила:

– А где Жанна и Оля с Романом?