В последующие дни они часто ходили посмотреть на пылающие багрянцем клёны.
— В Японии время, когда люди любуются кленовыми листьями, называется Момидзи Мацури. Если цветение сакуры вместе с весной перемещается с юга на север, то с клёнами происходит всё наоборот, как заправский экскурсовод, поясняла лиса. — Осень всегда приходит с севера.
Момидзи так и переводится — красные листья.
Сначала шикарные момидзи появляются в горах Дайсецу на острове Хоккайдо, это в сентябре. К октябрю уже весь остров украшен багряными оттенками, в ноябре — Хонсю, а к самому концу ноября и в декабре — Кюсю.
В отличие от нежных цветов сакуры кленовые листья не опадают очень длительное время, почти целый месяц делают очаровательной каждую местность, поэтому люди могут насладиться этим ярким зрелищем вдоволь. Что тут говорить, ты и сама видишь, какая красота.
Здесь в Японии есть такой сезон года, называется он «akibare» или «осенняя прозрачность». Это тоже, что и «бабье лето», только длится намного дольше, не неделю, как у вас в Москве, а до самой зимы.
В это время наступает пора момидзи-гари, слово «гари» означает «охота» — охота за красными листьями. Такое развлечение прижилось давно, ещё с конца семнадцатого века. Природа цветёт ярче, чем весной, всеми оттенками от нежно-розового до тёмно-бордового, а желтизну дарит дерево ите, по-русски оно называется гингко.
Есть легенда, что кормилица японского императора Наихаку-Коджо, когда почувствовала на своих щеках холодное дыхание смерти, то попросила не делать на её могиле памятника, а посадить дерево ите. Очень уж она хотела, чтобы душа её продолжила жить в нём. С той самой поры ите считают священным деревом храмов и гробниц. Дерево как дерево. Умеют люди из обычных вещей делать священные.
Всё, что рассказывала Кицу, Люба почти не слышала, казалось, её голос звучал где-то далеко. Девушка любовалась клёнами, этими чудесными реками багрянца, плавно перетекающими из одного оттенка в другой, и священное дерево ите, о котором только что говорила лиса, она увидела между клёнов сразу, оно чудесным образом оттеняло золотом царственный наряд осени.
Вся эта красота заставляла светиться от счастья восторженные лица людей, которые специально пришли посмотреть на роскошное увядание природы.
— Как жаль, что у нас «бабье лето» такое коротенькое, иногда недельку всего, а потом холодные дожди и ветер, срывающий листья. А иногда и этой недели нет, сырая холодная осень незаметно перетекает в зиму, в одну-две ночи сорвав все красоты ветром и присыпав снегом, — думалось ей. — Возможно, если бы такая тёплая сухая погода как здесь, длилась бы целый месяц или даже дольше, то люди тоже выезжали бы из городов на природу, чтобы полюбоваться или просто бродили все выходные напролёт по паркам и скверам.
— Это вряд ли, — ответил на её мысли Мартын, — отношение к природе совсем другое. В Японии её считают чудесным даром, а не чем-то само собой разумеющимся, да и клёнов с такими яркими листьями у тебя на родине нет, там осень золотая. Тоже очаровательное зрелище, но ты видела там восхищающихся осенними красками? Я не говорю, что они совсем не замечают красоту, только всё как-то между делом, на ходу. Будто чего-то стесняются. Пару секунд посмотрят, подумают «ух ты, как красиво», и дальше по своим делам помчатся. В Москве видел пожилых людей, гуляющих по паркам и скверам осенью, да мамаш с детьми, а там где ты родилась, даже парков-то почти нет.
— Наверное, ты прав, — задумчиво произнесла Люба, глубоко вздохнув. — У нас вечно люди чем-то заняты, отдыхать совсем не умеют. Тут даже камнями восторгаются, помнишь, как том в саду, где мы позавчера были. Вот что бы казалось такого? Камень он и в Африке камень. А они и из него объект любования сделали.
Бес кивнул.
Наступил вечер, и все собрались за ужином.
В этот раз Кицу приготовила к чаю небольшой сюрприз. Люба очень удивилась, когда та принесла на тарелке красиво разложенные листья клёна, зажаренные в тесте.
— Это называется «мапл-темпура», — заявила лиса. Правда, красиво?
— Красиво, но…
Люба, взяв двумя пальцами кулинарный шедевр, недоверчиво разглядывая его.
А листья собирают прямо под ногами? — спросила она. — Мне Пелагея Ивановна говорила, что к осени в листьях накапливаются яды.
Кицу засмеялась и замахала руками.
— Ну, что ты, листья собирают и вымачивают в бочках с солью очень долго, больше года. Затем достают и жарят в панировке из муки, семян кунжута и сахара в течение двадцати минут, чтобы подрумянились до хруста. Продукт, конечно, на любителя, но многим нравится, к тому же в сезон Момидзи Мацури пользуется отличным спросом. Люди любят символы. И обожают тратить деньги на ненужные вещи. Я бы лучше кусок мяса купила или рыбу, ну и сладостей, конечно.
— А мы помнится, когда я девочкой была, ели сосульки с клёнов, — задумчиво произнесла неожиданно появившаяся Пелагея. — Весной со сломанных веточек сок капал и застывал мутными, но вкусными сосульками, на улице-то ещё холодно было, я ведь в детстве не на юге жила. Ребятишки с удовольствием грызли этот лёд, сладко, как фруктовое мороженое, о котором в наших краях тогда и не слышали. А вот жареные листья, как-то странновато. Но раз японцам нравится, пусть едят. Ты, деточка, тоже попробуй, хоть знать будешь, что за дрянь такая. Согласна с лисой, я бы лучше кусок мяса пожарила и съела, чем жевать листья, как коза.
— Ой, Пелагея Ивановна, как же долго вы не приходили. Я соскучилась, — радостно воскликнула Люба.
— Так позвала бы.
— Беспокоить не хотелось, да и произошло тут многое за последнее время, голова шла кругом.
— Знаю. Если я не появлялась, это не значит, что сидела в книге безвылазно. Осень в Японии красивая пора, ночью не меньше, чем днём, тем более в полнолуние, да и фонари сейчас не такие как когда-то, видно всё отлично. Я гуляла по паркам, любовалась.
— Это не безопасно! — встревожилась лиса. — Здесь есть такие духи, которые поедают подобных вам.
— Мне бояться нечего, не забывай, я ведьмой была. На живых, возможно, повлиять, как прежде, не могу, но уж с духом-то справлюсь. На той стороне после своей смерти я сильна не меньше, чем при жизни на этой, — уверенно заявила в ответ Пелагея, гордо вскинув голову, — так что ко мне им лучше не соваться.
Кицу не стала спорить.
— Что ты, внучка, решила с тем итальянским мальчиком? Он уже выписался? — поинтересовалась старуха.
— Выписался, конечно, его Кицу отлично подлатала, пока везли в больницу, хотя приписывает своё излечившееся от недуга сердце встрече со мной. Я объяснила Альфредо, что мы будем только друзьями. Он уже уехал из Японии, обещал ждать, пока я передумаю, и надеяться на то, что захочу за него замуж, — с улыбкой поведала девушка.
— Жалко, что вы не успели толком пообщаться, но не переживай, таких парней у тебя будет ещё много. А ты знаешь, что его имя имеет английские корни, произошло оно от древнеанглийского имени Aelfread, которое состоит из двух слов «aelf» (эльф) и «read» (совет)? Так что он почти «советник эльфов», — сказала и улыбнулась Пелагея.
— Да, мне Мартын говорил. Забавно так, неужели эльфы действительно существовали в Англии? — поинтересовалась Люба.
— Почему существовали, они и сейчас живут и в Шотландии, и в Ирландии, ну, и в Великобритании, само собой.
Кстати, я тут недавно рассматривала его подарок, могу сказать точно, ювелир он весьма талантливый, хорошо, что ты, Кицу, поправила ему здоровье, пусть мальчик радует своим даром людей.
Теперь я, пожалуй, пойду, погуляю, полюбуюсь осенней природой, а то возможно, в следующий раз окажемся тут нескоро, да ещё в такую прекрасную пору.
Она, словно шаловливая девчушка, кокетливо взмахнула рукой. Люба даже улыбнулась, заметив этот жест и то, как её прабабушка повеселела.
А Пелагея продолжила:
— Вы ведь скоро собираетесь домой? Насколько я поняла по сообщению от твоих, Мартын, информаторов, Любоньку не выслеживали специально, случайно наткнулись, только и всего. С такими проблемами разобраться не сложно. Девочка входит в силу, истинную, могучую, со временем равных ей, думаю, в Европе не будет точно, да и в России, если только несколько сильных вместе соберутся, а один ей уже не угроза. Мы не ошиблись, выбрав именно эту девочку.
— А можно спросить, если ты не торопишься, конечно, — немного стесняясь своей неосведомлённости, обратилась к прабабушке Люба.
— Я давно никуда не спешу, даже если бы и собралась куда-нибудь, то это вряд ли было бы столь срочным, — улыбнулась старуха. — Спрашивай.
— А есть какие-нибудь школы для ведьм? Я в книжках читала, в кино смотрела, что даже институты имеются. Это правда?
Все присутствующие рассмеялись.
— Нет, девочка, это — сказки, придуманные наивными ничего не понимающими писателями, совершенно не знакомыми с магией. Такому в учебных заведениях не научат. Такие вещи передаются в каждой семье, где есть ведьмы, из поколения в поколение, получить их можно частично через родовые книги, кое-что узнать от призванных личных помощников, и из уст в уста при передаче знаний, когда предшественница покидает этот мир.
Тут важны даже не тексты, а желание принять магию. Некоторым ведьмам, конечно, нельзя отступать от заговоров ни на одно слово, ни в коем случае, так как они могут выполнить что-то только с их помощью, а иначе натворят бед непоправимых.
Я такая была.
Мне матушка моя не единожды говорила, что силы во мне «с гулькин нос», да и таланта к нашему делу маловато. Потому никаких заморочек, с которыми мне не справиться, я сама не затевала, для всего более-менее сложного существовал Мартын.
Бес кивнул, подтверждая слова бывшей хозяйки.
— Ты же, Любочка, сильнее меня во сто крат, с твоими способностями текст почти любого заклинания не имеет значения, конечно, некоторые требуют особой точности даже в порядке слов, но далеко не все, для тебя это скорее исключение, чем правило. В твоём случае нужно только сильно чего-то захотеть и ты это получишь. Пока такой нужды не было, но вспомни, как ты разметала по берегу детей океана. Разве тебе нужны были какие-то особые слова или заклинания?
Теперь закивала головой лиса, укоризненно глядя на беса, давая понять, что она была права, когда говорила, что его хозяйке ничего не угрожало.
Мартын же сделал вид, что этого не увидел, и отвернулся.
— Любая фантазия, деточка, по сути, материальна. Очень многое зависит от личности человека, от его способностей и силы его желания. В некоторых случаях ещё и от упорства. Заметь, я не говорю именно о ведьмах, я говорю о людях, обычных, ничем не выделяющихся и не имеющих таких сил, как у тебя.
Толика магии есть в каждом, да и вообще во всём, что нас окружает. Но одни могут добиться чего-то и потом передать эту силу, накапливающуюся от поколения к поколению, а другие нет.
Поэтому выучиться магии, если её в крови почти нет, нельзя, можно лишь зазубрить заклинания, но так и не суметь ими воспользоваться.
А ещё нужен характер.
Я брала именно характером, так как великих способностей не имела, хоть и получила особые силы в подарок с кровью матери. Именно так я и вызвала в своё время Мартына, заговором, который не сработал бы, без моей настойчивости и умения требовать подчинения.
— Получается, ведьмы не могут обучать других ведьм, не родных по крови? — удивилась Люба.
— Могут, только не станут. Любая (или любой) из них — собственники. И все друг другу соперники. Это уж поверь на слово. Помочь могут, чтобы показать при этом, что они сильнее, но это ради тщеславия. Впрочем, они ничем не отличаются в этом смысле от простых смертных.
— А как же ученики ведьм и ведьмаков? Я читала, что берут иногда в ученики не кровного родственника.
— Берут. Если нет родных детей и передать знания некому. У моей матери был ученик. Даже имя помню, его Матвеем звали. Обычный парнишка, магов в роду не имелось, но силы в нём было от рождения через край, светлой чистой силы, и способности к нашему делу тоже были, матушка лишь знаниями поделилась, но книгу ему передать бы не смогла, кровь бы не позволила.
Помнишь, я тебе рассказывала, что окажись ты нам не роднёй, змеи, защищающие книгу, не позволили бы тебе жить.
Такое случается. Природа не всегда поровну награждает своих детей особыми талантами. Мне вот с малолетства не суждено было, совсем. Кровь дала о себе знать лишь в зрелом возрасте. А талантливый ученик… тот даже превзойти своего учителя может. В магии, всё как в любом искусстве.
Бывало, убивали ученики своих наставников, чтобы те не мешали им совершенствоваться, и ещё из желания заполучить знания, которые передаются любому, кто находится рядом, при уходе обладающего силой из жизни. А так же ради доступа к его записям, ведь не всё помещают сразу в родовую книгу, что-то хранится в сундуках и столах, до того, как маг отточит до совершенства новое заклинание.
Но чаще происходило наоборот. Чувствовали колдуны или ведьмы, что ученик становится слишком сильным ещё при их жизни и убивали его, чтобы самим не оказаться раньше времени трупом.
— А тот Матвей сильным был? А потом что с ним стало?
— Я про то, что с ним потом стало, не знаю, уехала из родительского дома, когда он ещё совсем мальчиком был. Хотя, уже тогда паренёк обладал способностями не по годам. Он грехи матушкины на себя взял, спасибо ему за то и низкий поклон, мне по наследству не достались, потому и к тебе тоже магия чистой крови пришла. Возможно поэтому у тебя и сила такая необычная. Ты же слышала, что ведьмы часть силы, какую можно, передают, когда умирают?
— Да, — ответила девушка, внимательно слушавшая её.
— Так вот, к этому подарку есть довесок — грехи рода, которые частично переходят к получившему силу, как плата за возможность ею пользоваться. Потом, когда он будет умирать, отдаст всё вместе с полученным довеском приемнику, если успеет, а если нет, то станет злым духом, вечно скитающимся в ночи.
Голос рассказчицы стал низким и таинственным.
— Неспроста все люди боятся темноты, — зловещим шёпотом произнесла Пелагея. — Духи — это души, не нашедшие покоя, а душа отягощённая грехами — тяжела, ой как тяжела! От неё так и веет страхом и холодом.
Днём-то, при свете солнца, даже я выйти не смею, а они и подавно. Таятся в подвалах, разных заброшенных, закрытых от света, помещениях, а ночью им самое раздолье. Немало их бродит, лишь тьма покрывает землю своими чёрными крыльями.
Я надеюсь, что на вопрос твой ответила? — неожиданно улыбнувшись, совершенно спокойно спросила старуха.
Ощущение было такое, будто после фильма ужасов в кинотеатре включили свет.
Люба утвердительно кивнула, вопросы у неё, конечно же, ещё были, но так же необходимо было время, чтобы осмыслить уже сказанное.
— Тогда всем пока! Я вас на сегодня покидаю.
Пелагея произнесла последние слова очень весело, будто до этого не рассказывала ничего пугающего, снова сделала свой излюбленный легкомысленный жест рукой и растворилась в воздухе.