Глава 8 Берлин

Берлин

— Франц, у вас всё нормально? Вы будто бы чем-то обеспокоены, — обратился к адмиралу подошедший, не кто-нибудь, а рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.

Начальник службы военной разведки и контрразведки в нацистской Германии Вильгельм Франц Канарис кивнул и приветливо улыбнулся.

— Здравствуй, Генрих. Спасибо. Никакого беспокойства. Просто устал.

Они стояли в зале совещаний и ждали прибытия Гитлера. Тема предстоящего заседания ещё была не озвучена, но все понимали, что речь пойдёт о последних событиях на фронте и в тылу. Доблестным войскам Вермахта после ожесточённых боёв удалось сломить сопротивление русских на линии Новск-Троекуровск. Фронт, наконец стабилизировался, и группа армий «Север» продолжила наступление на Ленинград. Все понимали, что если фюрер и решит давать выволочку за ситуацию на этом направлении, то уже не будет в своих обвинениях так категоричен, как ранее. Ведь, в конце концов, неожиданная проблема с остановкой наступления на стратегически важный город русских была решена — войска вновь атакуют неприятеля по всей линии фронта. Так что с положением дел у Вермахта всё более-менее стабильно и ясно, а значит, истерики Гитлера по этому поводу не ожидалось. А вот за то, что происходит в тылу уже два дня, ответ предстояло держать всем собравшимся. В первую очередь, конечно же, Генриху Мюллеру, отвечающему за работу гестапо. Но и адмиралу Канарису тоже намечался нагоняй, ведь возглавляемая им служба Абвер должна была заниматься, в том числе, и контрразведкой. А так как что при нападении на тяжёлый крейсер «Адмирал Шеер», что при освобождении рецидивистов под Берлином, по мнению свидетелей и всего руководства, была задействована глубоко законспирированная французская организация, то её появление и активность должны были быть вовремя раскрыта, а все её члены арестованы.

В том, что в тылу, в самой Германии, действуют именно французы, были убеждены все… кроме адмирала. Кто-кто, а уж он-то знал правду. Знал и боялся её.

Как только поступила первая информация о том, что на рейде снайпером был атакован военный корабль, начальник Абвера тут же понял, чьих это рук дело. После чего сразу же поспешил предпринять необходимые в данной ситуации шаги, чтобы на как можно большее расстояние удалиться из Германии. Точнее будет сказать, что эти шаги он предпринял ещё раньше. Сразу, как только стало известно, что тело сумасшедшего кровавого Забабашки не найдено среди погибших при авиакатастрофе. Уже тогда Канарис осознал, что дело приобретает крайне опасный оборот.

В тот же день он отдал приказ о ликвидации своего любимчика и прекрасного помощника генерала Пикенброка, который отвечал за операцию по доставке русского снайпера в Третий рейх. А Забабашка тем временем уже занялся своим кровавым делом, которым он ранее прославился на восточном фронте. Удача явно благоволила этому русскому, и тот мало того, что выжил после падения самолёта, но уже сумел найти и форму, и оружие, и подходящую цель.

Карманный линкор «Адмирал Шеер» должен был быть задействован против русских судов в Арктике. Эта операция должна была показать противнику, что и на море у Германии есть непревзойденное превосходство, но теперь, после знакомства команды корабля со снайпером, выйти в море им будет уже сложно.

Конечно, срыв предстоящей операции поверг «Кригсмарине» в шок. По донесениям агентов главнокомандующий военно-морских сил гросс-адмирал Редер рвал и метал, впрочем, как и сам Гитлер. По полученным данным, между фюрером и гросс-адмиралом произошёл срочный телефонный разговор. В этом разговоре была попытка поиска мотивов, побудивших «французов» совершить такую ужасную диверсию. В конце концов оба собеседника пришли к мысли, что русские, зная о грядущем рейде, не имея возможности предотвратить его самим, запросили помощи у французов. И те своими действиями сумели добиться результата, чем поспособствовали срыву предстоящей операции. Исходя из этого, Гитлер и Редер сделали вывод, что данной операции противник Германии очень опасается. А раз так, то и командующий флотом, и фюрер пришли к единодушному выводу — операцию не отменять! По сообщению осведомителей, Гитлер так и сказал: «Раз русские этого боятся и мешают нам это осуществить, значит, мы полностью угадали с направлением и должны как можно скорее ударить в эту болевую точку».

Впрочем, для Канариса вся эта суета была сейчас второстепенной. Его беспокоило лишь то, что он не успел улететь во Францию, и мало того, что будет вынужден выслушивать выговор о якобы французском сопротивлении, какового, по сути, в Германии нет и никогда не было, так ещё и подвергать свою жизнь опасности. Ведь снайпер находится где-то рядом!

Вначале версия о французах возникла из-за двух свидетелей. Те утверждали, что самолично видели, как одетый в форму наполеоновских войск якобы «французский» снайпер стрелял с чердака рыбацкого домика, а потом и носил оружие в стоящий рядом мотоцикл. Один из свидетелей оказался астрономом-любителем. Он и поведал, что вечером того дня, когда снайпер напал на команду военного корабля, в смотровую трубу наблюдал за небом и звёздами. Из-за живущего у него в доме кота, подзорная труба, стоящая на штативе, наклонилась, поскольку кот задел её, прыгая с кровати на шкаф. И тогда мужчина, случайно посмотрев в оптический прибор, в сумраке вечера увидел действия стрелка, что находился в доме на противоположном берегу реки Эльбы.

Всё это адмирал узнал из доклада его людей, которые уже через полчаса после происшествия были на месте. Свидетелем был не только астроном, но и его жена, которая тоже несколько раз смотрела в подзорную трубу на действия так называемого «француза». Они всё подробно рассказали полиции правопорядка и твёрдо стояли на своём: хоть и были уже сумерки, они чётко видели человека, одетого во французский мундир гренадёра прошлой эпохи.

История сама по себе была более чем нелепой.

«Зачем французам одеваться в столь экстравагантные одежды?» «Что они этим хотели сказать?» Не переставали задавать себе вопросы следователи. И к разумному ответу никто из них прийти не мог.

Ввиду того, что логика в нападении отсутствовала, и факты между собой никак не связывались воедино, все заинтересованные стороны решили списать это на акцию мести.

Однако вскоре произошедшие события близ Берлина, где при освобождении заключённых тоже был замечен французский гренадёр непобедимой армии, показали, что трагедия, произошедшая с экипажем «Шеера», была отнюдь не случайна.

Разумеется, эти два дела тут же были объединены в одно, и была сформирована группа следователей из разных служб, в том числе и из Абвера. Расследование обещало быть скрупулёзным, но, как бы странно это ни звучало, самому руководителю Абвера как раз хотелось совершенно другого. Он очень желал, чтобы это расследование, наоборот, велось не тщательно, а из рук вон плохо, и вообще поскорее бы было закрыто. Ему совершенно не нужна была истина, которая вполне могла вскрыться, если следствие сумеет поймать «французского» снайпера. Ведь самая настоящая истина была всего одна — никакого французского снайпера и сопротивления в Германии нет и в помине! А устроенная вакханалия — это дело рук всего одного советского Забабашки, который, вероятно, без крови жить уже не может!

«И это не метафора. Это не иносказание. Это тоже правда. Да и по-другому и быть не может! Это же самый настоящий кровопийца! Не успел прилететь в Германию, а уже два кровавых нападения совершил! Да ещё каких масштабов!» — сетовал на злую судьбу адмирал, который прекрасно знал настоящего виновника происшествий.

Как знал он и другое — как только расследование выйдет на русского снайпера, возникнет закономерный вопрос: а как этот снайпер оказался на территории Третьего рейха, да ещё и в самой столице? И вот тогда адмирала ждало полное фиаско. Не было ни капли сомнения, что как только это станет известно, его немедленно арестуют и подвергнут самым жесточайшим и жутчайшим пыткам, чтобы узнать все детали, касающиеся этого дела. Его будут обвинять во всём, в том числе и в подготовке убийства высших должностных лиц Рейха, включая самого фюрера. И нет сомнения в том, что отвертеться от таких тяжёлых обвинений ему будет не то что непросто, а вообще невозможно. Ему попросту никто не поверит. Впрочем, пытки — это самый лёгкий из возможных вариантов. Куда страшнее оказаться под действием химии, которая вытащит из него всю возможную информацию, но превратит мозг в кашу, а его самого — в овощ.

«И нет никакой возможности выкрутиться, — лихорадочно думал адмирал, когда впервые узнал весть о нападении на тяжёлый крейсер. — После того, как я отдал приказ о ликвидации своего заместителя, я никак не докажу, что всё, что произошло с Забабашкой, это не спланированная операция, а чистая случайность. И прилёт в Германию снайпера был обусловлен совсем не тем, о чём все будут думать. Русский должен был показать всему высшему руководству Рейха, что Абвер работает лучше всех. И что поимка возглавляемой мною службой держащего в страхе весь западный фронт психопата — плёвое дело. А теперь всё пошло далеко не по плану, и этот привезённый кровавый шизофреник всем демонстрирует совсем другое. Да такое, что после его демонстрации ни у фюрера, ни у других руководителей Германии не будет ни одного сомнения, что этот снайпер привезён не как трофей, а для их ликвидации. Именно это будет вменяться мне в первую очередь и будет моим концом, ведь никакого алиби у меня нет. Да и если будет, то в него никто не поверит!»

Канарис совершенно не хотел умирать и становиться слюнявым идиотом на медицинской койке тоже не хотел. Он находился на хорошей должности, карьера его была на высоте, а потому он принял единственно верное решение: переждать сложное время за пределами Рейха и надеяться, что с Забабашкой либо что-то само случится, либо он, напившись крови, в конце концов вернётся в свой СССР.

Но не успел. Вначале всё было хорошо. Когда произошла трагедия с крейсером, и когда всплыла версия о французах, то неожиданная командировка стала вполне логичной и обоснованной. У адмирала сразу же появилась необходимая для отлучки причина. По его представлению дело могло обстоять так: по его, Канариса, личным агентурным данным Франция готовила акт мести. Он дал задание своим людям в Германии усилить работу, а сам собирался вылететь в Париж, чтобы на месте руководить операцией по поимке диверсантов и ликвидации подполья.

И, нужно сказать, это алиби вполне бы себе сработало. Ведь получалось, что агентура Абвера знала и хотела предотвратить трагедию, которую якобы готовят французы, но, к сожалению, не успела — не хватило времени. То есть, работа велась, и никто из его службы хлеб даром не ест. Стало быть, хотя выговор ему был бы обеспечен, это был бы всего лишь выговор. По идее, ничего серьезного, что угрожало бы жизни или карьере адмирала, скорее всего, не произошло бы.

Но задуманное осуществить не удалось. Когда самолёт уже был приготовлен к полёту, ему в канцелярию пришло секретное сообщение. В нём говорилось, что Гитлер настаивает на срочном совещании. Пришлось начальнику Абвера лететь не в Париж, а в Берлин.

Когда его самолёт приземлился в столице Третьего рейха, то он узнал о случившемся в пригороде — побег зэков, которых теперь ловят по всем окрестностям. Сама по себе эта история тоже была на грани фарса. Но лишь до тех пор, пока не было выяснено, что их освободил тот же человек, что расстрелял команду карманного линкора.

И вот это уже Канарису показалось очень серьёзным. Нет, не то, что беглые рецидивисты нападают на порядочных бюргеров. Это, конечно, было прискорбно, но лично для него никакой особой опасностью не являлось — у него была вышколенная охрана. Смертельной опасностью же было совсем другое, ведь адмирал прекрасно понимал, кто именно всё это осуществил.

«Никакие это не французы, а сумасшедший русский, который неизвестно зачем напялил купленную в музее форму», — прекрасно понимал весь расклад начальник разведки Абвера.

К этому времени смотритель музея, что продал форму русскому, был уже задержан и давал признательные показания, описывая покупателя. Из его слов было понятно, что покупателем выступил немецкий офицер Теодор Линдеманн, который очень молодо выглядел. Канарис не сомневался, что имя офицера было вымышлено. Как и в том, что молодо выглядящий офицер был самым настоящим Забабашкой, которому, как он помнил из доклада покойного Пикенброка, было всего семнадцать лет.

В том, что этот кровавый юнец не считает за ценность ни свою жизнь, ни тем более чужую, не было никаких сомнений. Более того, адмирал небезосновательно полагал, что из-за такого количества убийств немецких солдат и моряков, у снайпера могло измениться сознание. Скорее всего, теперь он уже не обычный человек, а псих, жаждущий только крови.

«И этот человек сейчас находится в том же городе, в котором нахожусь и я!» — паниковал Канарис, желая как можно быстрее получить разнос, сесть в самолёт и улететь из неспокойной Германии куда угодно, лишь бы куда-нибудь подальше.

И вот за этими грустными мыслями его и застал рейхсфюрер СС.

Мрачное настроение адмирала не ускользнуло от Гиммлера, и он, самодовольно улыбнувшись, спросил:

— Ждёте выволочки?

— Не больше, чем все, — вздохнул начальник Абвера.

— Понятно, — слегка кивнул человек, одетый в чёрную форму и, шагнув вперёд, приблизившись на расстояние менее полуметра, сделав каменное лицо, прошептал: — Где он, Франц?

Адмирал опешил от такого резкого перехода, но совладал с собой, чуть склонив голову на бок, удивлённо подняв брови, спросил:

— О чём ты, Генрих?

— Ты знаешь — о чём! А точнее будет сказать: о ком именно, я у тебя хочу узнать.

— И о ком же? — не сдавался Канарис, продолжая играть, хотя в груди у него в одночасье похолодело. И холод это был не простой, а смертельный.

Гиммлер, как бы невзначай потирая шею, покосился по сторонам и, убедившись, что их никто не слышит, процедил:

— Прекрати играть в эту игру. Ты меня прекрасно понял. Я говорю о том, кого ты привёз в Германию, дорогой Франс. Я имею в виду, — он подался вперёд и прошептал: — Алексея Михайловича Забабашкина.

Сказать, что адмирал был удивлён столь быстрой работой СС, это ничего не сказать. Он был просто шокирован.

— Я вас не понимаю, рейхсфюрер, — запаниковал адмирал, стараясь изо всех сил не показывать виду.

В голове его метались мысли:

«Всё — это конец! Этот чёртов Гиммлер, если вцепился, то не отпустит. Сейчас он вымарает меня в грязи и представит перед фюрером предателем, готовившим заговор с целью переворота! И хотя я этого не делал, я ничего никому не докажу! Из этого зала меня выведут в наручниках, если не пристрелят прямо здесь! Это конец! Конец!!!»

А между тем Гиммлер покачал головой, не поверив в неосведомлённость адмирала.

— Дорогой Франц, если думаете, что вы самый умный и что вам удастся меня обойти, то это не так. Я знаю про русского. Знаю, что вы его ввезли в Германию!

— И… — только и смог вымолвить Канарис.

— И я хочу знать, что случилось? Почему вы его не довезли? Из-за чего произошла авария самолёта?

«О боже! Возможно, я спасён! Судя по всему, он не знает, что снайпер жив⁈ — облегчённо выдохнул адмирал. — Он думает, что Забабашкин сгорел при аварии! Вероятно, он не смог сопоставить тот факт, что русский — снайпер и команду „Шеера“ тоже уничтожил снайпер. Значит, они идут по ложному следу, ведущему к французам. И это замечательно! И раз так, то не буду его в этом разубеждать! Главное, чтобы они ни в коем случае не связали работу снайпера с гибелью экипажа тяжёлого крейсера. Хотя бы до тех пор, пока я не вылечу во Францию».

— Мы проводим расследование, — наконец собравшись с мыслями, произнёс Канарис. — К тому же, дорогой Генрих, раз вы так хорошо осведомлены о том деле, то добавить мне нечего.

— Так значит, просто авария?

— Да.

Гиммлер прищурился и прошипел:

— Знаете, что, адмирал, я не верю ни одному вашему слову! Вы слышите? Ни одному! Все эти сказки про аварию оставьте кому-нибудь другому. Как и рассказ о самоубийстве вашего заместителя. Я ещё не знаю, что и как именно произошло. Но я обязательно докопаюсь до правды. Мне уже и так известно, что именно Пикенброк занимался операцией по перевозке русского. А потом неожиданно умер. Как и русский. Вы так это хотите нам представить?

— Дорогой Генрих, я не понимаю, о чём вы говорите. Мой бедный заместитель умер своей смертью и об этом говорят экспертизы, которые провели следователи.

— Ваши следователи!

— И мои, и ваши, и наши, ведь были подключены все ведомства, — отмахнулся Канарис. — А что касается какого-то русского, то я не был осведомлён обо всех операциях, которыми руководил мой заместитель. Как вы изволите знать, я скромный начальник разведки и контрразведки Абвера. И руковожу я всей этой структурой, а не курирую какие-то мелкие и несущественные дела.

— А вы считаете дело с русским — несущественным?

— Повторяю вам: я не понимаю, о чём вы говорите.

— А я думаю, понимаете, — натужно улыбнулся рейхсфюрер. — И мне кажется, я всё правильно угадал, — он снял очки, протёр их платком и ухмыльнулся:— Имейте в виду, адмирал, я узнаю, где находится этот Забабашка. И тогда призову вас к ответу.

— Желаю вам удачи, — пожал плечами Канарис.

— А я вам не желаю. Кстати, мне доложили, что вы решили полететь со срочной проверкой во Францию. Это так?

— Такова моя работа. Всё во благо Германии.

Собеседник согласно покивал.

— Да-да, работа — это важно. Только скажите, а не слишком ли много совпадений? Вы только-только во Францию собрались, а французы уже тут как тут. Чуть ли не в самом Берлине диверсии совершают. Вам не кажется это странным?

Начальник Абвера улыбнулся.

— Я разведчик, дорогой мой Генрих. И смею вас заверить, что совпадений в нашей работе почти не бывает. Но заметьте, я говорю: почти! Иногда они всё же случаются. Впрочем, вы правы, в этом случае никакого совпадения не было.

— Вот как? Очень интересно. Тогда хотелось бы узнать, как вы всё это объясните?

— Очень просто. Открою вам небольшой секрет. У меня были кое-какие сведения о французах, полученные совсем недавно. И, разумеется, я собирался их лично досконально проверить. И если бы меня не отвлекли дела в Гамбурге, а затем не это срочное совещание, то я уже обладал бы более свежей информацией, полученной от нашей агентуры во Франции. Причём выслушивал бы я её из первых уст и сразу бы доложил фюреру. Но, к сожалению, из-за совещания я, как и вы, нахожусь здесь, а не в Париже. И теперь мне остаётся только ждать.

Гиммлер, видя сальную улыбку на лице собеседника, тоже улыбнулся ему в ответ. Правда, вышло у него плохо, ибо вместо улыбки у него получился оскал.

— Набор общих фраз и никакой конкретики. Адмирал, вы в своём репертуаре. Но я знаю, что вы затеяли и ведёте пока не понятную мне игру. Имейте в виду, без меня вам её сыграть не удастся!

Сказав это, рейхсфюрер резко развернулся и отошёл к своему месту за столом.

Он совершенно не верил главе Абвера. Он чувствовал, что адмирал хитрит и намеревался во всём лично разобраться. Сейчас войска Вермахта и СС уже в полной мере контролировали непокорные города Новск и Троекуровск. И раз это было так, то Гиммлер собирался немедленно, как только закончится это ненужное совещание, направиться туда. Он должен был лично увидеть место силы осколков Гипербореи, у которого русские проводили свои ритуалы, и откуда Забабашка черпал бездонную космическую энергию.

Загрузка...