Москва. Первое управление государственной безопасности НКВД СССР
— То есть, как это ликвидирован? Кем⁈ — ошеломлённо спросил своего подчинённого старший майор Госбезопасности, начальник европейского отдела Николай Всеволодович Ставровский.
— Так точно — ликвидирован! — повторил свои слова заместитель Олег Сергеевич Греков, который и сам не до конца осознавал полученную информацию.
То, что происходило сейчас в Германии, вообще не вписывалось ни в какие рамки.
Вначале пришло известие о расстреле команды тяжёлого крейсера французами, затем об освобождении заключенных и вот теперь о несчастном случае, произошедшем с рейхсфюрером СС Генрихом Гиммлером.
Час назад англичане по своим каналам радиовещания взахлёб стали рассказывать, что это не просто авиакатастрофа, а дело их рук совместно с всё тем же неуловимым французским сопротивлением.
Однако тридцать минут назад пришла шифровка от резидента в Берлине, которая раскрыла правду. В ней советский разведчик рассказал кто именно является истинным виновником всех тех «торжеств», что случились в последнее время в столице Третьего рейха.
«Забабашкин! Забабашкин и ещё раз Забабашкин!» — недвусмысленно говорил в своей радиограмме агент Старец. Также, он утверждал, что от неуравновешенного и явно психически нездорового мальчишки можно ожидать чего угодно. После чего чуть ли не слёзно просил, гневно настаивал и умолял забрать от него этого самого юношу куда подальше. В конце радиограммы, он правда не совсем логично сообщал, что на текущий момент их пути со снайпером окончательно и бесповоротно разошлись в разные стороны, ввиду того что Забабашкин отбыл в неизвестном направлении. Но тут же настаивал, чтобы «Центр» принял серьёзные меры и в дальнейшем не допустил подобных случаев, которые могли бы помешать повседневной работе по сбору разведданных.
Как только радиограмма была расшифрована, заместитель европейского отдела немедля поспешил на доклад. И вот сейчас, вместе с начальником им предстояло понять, что им со всей этой информацией делать.
Ставровский жестом попросил своего подчинённого передать ему текст радиограммы, пробежал его глазами и, положив лист на стол, в задумчивости спросил:
— И ты думаешь это правда?
— Сложно сказать, — слегка пожал плечами Греков. — Если бы эти сведения пришли бы от какого-то другого нашего агента и по другим каналам связи, то можно было бы поставить под сомнение. Но эту информацию передал нам Старец. До этого у него никогда не было проколов. И раз он это нам доносит, значит, у него нет причин сомневаться в достоверности этих сведений.
— Так что же получается, вся эта чехарда, это всё дело рук семнадцатилетнего мальчишки⁈
— Получается — так. Вот только не мальчишка он теперь…
— Не мальчишка, а воин — боец, — согласился со своим заместителем начальник европейского отдела.
— Который воюет сам по себе, — словно бы резюмировал Греков.
Повисла небольшая пауза, которую через пару секунд нарушил хозяин кабинета.
— Но как воюет! — неожиданно воскликнул Ставровский и ударил кулаком по столу. — Это ж надо — самого Гиммлера укокошил! — он откинулся в кресле и цокнул языком. — Гиммлера, это ж уму не постижимо… Кстати, подробности есть?
— Как вы могли заметить, Старец передал, что Забабашкин сумел убить пилота, управлявшего самолётом. О том, что там был рейхсфюрер СС, он якобы не знал. Удивительное совпадение.
— И не говори. Тут есть о чём подумать. Причём подумать нам нужно прямо сейчас. Эта информация — стратегическая. Её нужно будет срочно передать наверх. Думаю, ты и сам понимаешь.
— Так точно, — кивнул заместитель.
— Вот и думай, как нам всё это лучше представить Ставке, да так, чтобы самим по шапке не получить. Если это всё правда, а у нас предпосылок сомневаться в полученных сведениях нет, то может так сложиться, что именно нас с тобой сделают крайними — не контролируем своего агента.
— Так он не наш агент. Он обычный красноармеец, который служит в Рабоче-крестьянской Красной армии. Мы даже не его начальство. И нам он не подчиняется, — заметил Греков.
— Так-то оно — так. Но сейчас-то, когда он попал за границу, он же с нами вышел на связь. Значит хоть и формально — поступил к нам в распоряжение…
— Как пришёл, так и ушёл…
— И тут твоя правда. Но только не сочтут ли это за то, что мы с тобой не контролируем вверенных нам людей?
— Николай Всеволодович, — замотал головой заместитель, прекрасно понимая, что его начальник уже видит возможные для них негативные последствия, — мы должны чётко стоять на своей позиции — Забабашкин никакого отношение к нашему отделу не имел и не имеет! Все проводившиеся операции он планировал и осуществлял без нашего разрешения.
— Вы думаете это правильная позиция — так отстранятся от этого дела?
— Думаю — да. Или вы видите это иначе?
— Не то что бы иначе, — вздохнув, протянул Ставровский. — Просто — операция такого уровня… и прошла без нас! Разве это правильно?
— Но мы же не можем сказать, что уничтожение Гиммлера произошло по нашему приказу. У нас не было полномочий на такую акцию.
— Вот в этом-то и дело… Нас поставили перед фактом, и теперь имея эту ситуацию пока не совсем понятно, как нам нужно действовать и на каких деталях сконцентрировать внимание для доклада наверх.
— Согласен, нужно всё хорошенько обдумать!
— Вот и обдумайте! Давайте-ка, через полчаса жду вас с предложением, и поедем на ковёр, — начальник европейского отдела кивнул на потолок, а затем, посмотрев на подчинённого, спросил: — Ещё что-нибудь?
— Да, Николай Всеволодович, новость об уничтожении эсэсовца была первая, но не последняя. Есть и другие.
— Они могут подождать, пока мы не решим этот вопрос?
— Не хотелось бы. Понимаете ли, они тоже связанны с теми делами, что творятся в Германии, — перевернул страницу в папке майор госбезопасности.
— Что, опять про Забабашкина? — удивился Ставровский.
— Нет, Николай Всеволодович! Разве что косвенно… Это полученная информация по архивам, что были под Новском. И нашего сотрудника — лейтенанта госбезопасности Воронцова. Если помните, именно он был тем, кто пропал на болотах, выходя из окружения вместе с вышеупомянутым Алексеем Забабашкиным.
— Получены результаты от нашей поисковой группы?
— Так точно. Лейтенант госбезопасности Воронцов был найден живым. У него множество ран и контузий. Он изнеможён, но всё же — жив.
— С ним удалось поговорить? Он знает про архивы? — нетерпеливо спросил начальник европейского отдела, который переживал за то, что секретная информация могла попасть в руки врага.
— Да. Это были первые вопросы, которые ему были заданы. Он сумел пояснить, что ничего об этом не знает, — пояснил Греков.
— Как проходила операция по поиску архивов?
— После того как Воронцов был обнаружен, часть группы занялась его эвакуацией, а часть установила наблюдением за городом Новск. Вскоре, переодевшись в немецкую форму, двум разведчикам удалось проникнуть на станцию. Но никаких валяющихся под ногами бумаг найти не удалось, потому что город подвергся массированной бомбардировке. По их словам, целой там не осталась ни одна постройка. Это касаемо и железнодорожного вокзала с депо — они стёрты с лица земли.
— Вывод?
— Он прост — если ранее и были там какие-либо архивы, то все они уничтожены.
Хозяин кабинета задумчиво постучал пальцами по столу. Он понимал, что стопроцентной уверенности в полном уничтожении секретных документов нет и быть не может. Проходящая в его ведомстве проверка, пока не смогла подтвердить тот факт, что подобные документы вообще когда-либо покидали стены европейского отдела. И хотя проверка была ещё не закончена и связанные с этим мероприятия продолжались, ничего подозрительного и вопиющего пока установить не удалось.
— Хорошо. Значит Забабашкин, весь путь, что они проделали в окружении, про архивы Воронцову ничего не говорил. Они выходили через болота?
— Да. Парень нёс Воронцова по топям почти сутки.
— И что потом? Бросил?
— Нет. Воронцов, понимая, что он ранен, самостоятельно передвигаться не в силах и на тот момент фактически являлся обузой, как только Забабашкин уснул, отполз от места стоянки, тем самым освобождая своего товарища от забот о нём.
— Дальше…
— Забабашкин пытался искать Воронцова. Тот видел, как Забабашкин наматывает круги, постоянно увеличивая район поиска. Но на крики не откликался, прячась среди поваленных деревьев. Вскоре Воронцов потерял из вида Забабашкина, и что происходило дальше — не знает, потому что потерял сознание. Когда наши бойцы его обнаружили, он почти не подавал признаков жизни. Из-за множественных ранений у Воронцова большая потеря крови. Бойцы оказали первую медицинскую помощь и перевязали его. После эвакуации им сразу же занялись врачи. Сейчас состояние Воронцова хоть и тяжёлое, но стабильное. Доктора говорят, что выживет.
— Хорошая новость. Но я не понимаю, причём тут эти события и те фортели, которые исполняет за границей его подопечный? Не могу увидеть связь.
— Понимаете ли, Николай Всеволодович, на мой взгляд, в расставании Забабашкина и Воронцова есть кое-что странное и непонятное.
— Прошу вас, конкретней.
— Дело в том, что нашей поисковой группе, что нашла Воронцова, кроме всего прочего, удалось взять в плен немецкого техника с аэродрома Троекуровска. После допроса тот рассказал, что Забабашкина якобы нашли и пленили люди адмирала Канариса. Техник знал об этом потому, что готовил машину к полёту. Он видел, что некоего пленного люди из Абвера погрузили в самолёт, который впоследствии улетел в Германию…
После этих слов начальник европейского отдела аж поперхнулся. А когда откашлялся, попросил повторить, что его подчинённый только что сказал. Заместитель повторил, и Ставровский закашлялся вновь.
— Этого не может быть. Это же ерунда какая-то, — сквозь кашель хрипел начальник европейского отдела.
— Вот и я о том же…
— О чём? О чём вы⁈ Что вы этим хотите сказать? Ведь получается… — уже давно догадавшись, на что именно намекает его заместитель, вопрошал кашляющий хозяин кабинета. — Получается, что адмирал Канарис ввёз в Германию Забабашкина специально для ликвидации Гиммлера! Вы в эту сторону клоните?
— Понимаю, Николай Всеволодович, версия очень странная, — подойдя к столу, постучал по спине своего начальника Греков, — но если начать смотреть на неё прямолинейно, то начинает казаться, что данное совпадение является лишь одним из множества подобных странных случайностей, которые не бывают в реальной жизни и которые, когда собираются воедино, начинают говорить далеко не в пользу снайпера. К тому же есть и ещё один момент. Вы же помните про самолет, что перелетел к нам с аэродрома под Троекуровском?
— Это тот, что был угнан военнопленными и окруженцами? — наконец откашлялся Ставровский и выпил стакан воды.
— Он самый. Так вот, по заверениям всех участников тех событий, включая Воронцова, который принимал непосредственное участие в некоторых событиях, дело происходило так: остатки их отряда уничтожили охрану аэродрома, угнали самолёт и перелетели на нём через линию фронта. Напомню, что всю охрану аэродрома уничтожил лично Забабашкин — один.
— Да. Помню, что мы об этом разговаривали. Так и что с ними? Вроде бы они удачно приземлились?
— Приземлились-то удачно. Но там проблемы. В ходе первичной проверки среди прилетевших военнопленных и окруженцев, удалось выявить немало немецкой агентуры.
— То есть — побег, угон самолёта, это всё липа? Абвер решил под прикрытием попасть к нам в тыл?
— Скорее всего, это так. Сейчас мы занимаемся полной проверкой всех и каждого, но уже ясно, что как минимум двадцать человек из прилетевших — это диверсанты, — пояснил заместитель.
— Ничего себе! — ошеломлённо крякнул Ставровский и, поднявшись, прошёлся по кабинету. — Это что же получается, Забабашкин невольно сыграл им на руку?
— Вот и я задался этим вопросом: а невольно ли он это сделал?
— Подождите, вы хотите сказать, что Забабашкин с ними заодно? Ведь в вашем докладе говорится, что именно он помогал им захватить самолёт и бежать.
— Формально — да…
— Не может быть. Это нелепо, — помотал головой хозяин кабинета. — Не нужно забывать, что Забабашкин лично принимал участие в срыве наступления на Ленинград.
— Так-то оно так, но вот факты… А что, если всё тоньше? Что если всё не так как мы видим и предполагаем?
— Вы имеете в виду, что Забабашкин не тот за кого себя выдаёт?
— Именно! Что, если все его действия носят другой характер, и служат лишь обеспечением алиби?
— Но, если это так, и Забабашкин — враг, который под благовидным предлогом отправил к нам в тыл большую группу диверсантов, это не отменяет его действий на фронте. И тогда выходит, что снайпер весь месяц до этого убивал «своих»?
— Выходит, что так, но в этом нет ничего сверхъестественного. Мы с вами, прекрасно понимаем, что для запутывания противника с целью обеспечения безопасности агенту иногда приходится идти на крайние и нетривиальные меры.
— Но всё же, Олег Сергеевич, эти действия не должны быть чрезмерными и выходить за рамки. Ведь Забабашкин чуть ли не в одиночку разгромил пару дивизий Вермахта и уничтожил более двух десятков самолётов Люфтваффе. Если допустить что всё это делал он для обеспечения алиби, то это уже фантастика… Нам бы ещё десяток-другой таких, так называемых — агентов, и солдаты бы у немцев на фронте очень быстро бы закончились.
— Согласен. Предложенная мной версия с немецким агентом Забабашкиным, на самом деле слабая. И я бы её возможно даже сейчас рассматривать не стал, если бы не странности, связанные с этим юношей. И это я не говорю о феноменальной зоркости и меткости бойца. Я говорю о череде непонятных совпадений, которых хоть отбавляй. Прошло отступление — он остаётся город прикрывать. Город снесли, но он остался жив. В лесах, находит и догоняет отряд. Далее захватывает самолет, единолично уничтожив охрану. Набивает этот самолёт диверсантами, отправляет их к нам, а сам остаётся. После этого теряется в болотах, где оставляет Воронцова, а сам летит к Канарису.
Представленная под таким углом информация переворачивала всё с ног на голову.
Ставровский понял, что дело всё более и более усложняется.
— Ничего не понимаю, — вздохнул он. — Что за игру затеял Абвер? Не слишком ли всё это сложно? Ведь всё это нужно подстроить по времени. Да так, чтобы всё сошлось!
— Возможно, вы правы. Возможно всё это совпадения, а не целенаправленные действия, — пожал плечами Греков.
— Да в том-то и беда, что не бывает таких совпадений! Тут видна рука адмирала. Хитрый лис наверняка лично руководит этой операцией. Всё перемешалось и сплелось в клубок, где понять ничего не возможно. На это вероятно и был расчёт — запутать нас. Однако кое-что им всё же не удалось спрятать. И это осталось на поверхности. Во всех этих событиях присутствует вездесущий Забабашкин. Вот за эту ниточку и надо тянуть, чтобы докопаться до истины. И начать нужно прямо сейчас, с беседы с Воронцовым. Он сейчас где?
— В нашем госпитале, под наблюдением врачей и под охраной, — пояснил заместитель.
— Вот и хорошо. Давай-ка мы, Олег Сергеевич, перед докладом наверх, к нему сейчас и съездим, — закрывая на ключ ящики стола, произнёс старший майор госбезопасности и добавил: — Надо бы, как можно подробней, из первых уст разузнать о Забабашкине. Разузнать и попытаться найти ответ на вопрос: если допустить, что снайпер «Забабаха» глубоко законспирированный агент Канариса, и убил по его приказу Генриха Гиммлера то, что от него можно ожидать дальше? Каков будет его следующий шаг?