Неправильный разведчик Забабашкин (ФИНАЛ)

Глава 22 Другая судьба

Шёл обычный ничем не примечательный день в Москве, а по всему миру вышли первые газеты, сообщающие о громком событии. «Полное уничтожение верхушки Третьего рейха!» «Немецкий нацизм повержен!» «Русские одним махом поставили точку!» и «Русский ужас в Берлине!» — пестрили заголовки этих газет. В статьях они сообщали то, что известно к этому моменту — убит Гитлер и четыре его ближайших соратника. После чего многие издания сделали вывод, что, скорее всего, после этого произойдёт окончание военных действий и подписание договора вначале о перемирии, а затем и о мире.

Большинство мировых политиков и аналитиков склонялись к тому, что сделать это будет непросто, ибо уже к этому моменту почти все руководители высшего звена Германии были в той или иной степени замешаны в преступлениях против человечества и должны быть непременно наказаны.

Верил в это и находящийся на лечении лейтенант госбезопасности Григорий Афанасьевич Воронцов, который после визита к Сталину, лёжа в отдельной охраняемой палате, не находил себе места. С одной стороны, он, как обычный боец, героически воевал в окружении, как командир, умело командовал и направлял людей, как сотрудник спецслужб, выявлял шпионов и немецких диверсантов, за что и получил не только благодарность, но и представление к ордену Ленина и ордену Красного знамени. А вот с другой стороны, он получил выговор. Да не просто от своего начальства, пусть даже и самого высокого, а от самих вождей — товарища Сталина и товарища Берии. В том памятном разговоре, руководители страны недвусмысленно и не раз спрашивали чекиста, в своём ли он был уме, когда, видя, что делает Забабашкин с одной винтовкой, не решился предпринять все силы, чтобы эвакуировать этого необычного человека в тыл, пусть даже и ценой гибели воинского подразделения.

— Как вы могли не подумать, что, если так может делать один Забабашкин, то таких Забабашкиных мы сможем попробовать воспитать ещё⁈ Нам необходимо было приложить все силы и узнать, в результате чего у него возникли эти уникальные способности, которые вряд ли есть у кого-нибудь ещё в целом мире. А потом внедрить эти способности другим людям, другим разведшколам, другим снайперским и диверсионно-разведывательным подразделениям. Если столько всего сделал один человек, то, что будет, когда подобных феноменальных бойцов у нас будут десятки, сотни, а может быть, и тысячи⁈ Представляете, что мы тогда сможем сделать? Вот мы с товарищем Сталиным представляем! А вы не представляете! А если бы представляли, то давно бы сумел сообщить нам о таком героическом красноармейце. Но вовремя не сообщили! Мы узнали о нём случайно, и тогда уже было поздно! Да и узнали не от вас, товарищ Воронцов, а от нашего человека, что работает там — в тылу врага. У того сотрудника было, в отличие от вас, мало времени, но он сумел разобраться и вовремя нам сигнализировал. Но, как я уже сказал, там уже времени не хватило, чтобы найти общий язык с этим юношей. А теперь его и след простыл! Диктор по радио сообщил о пяти трупах? А ведь их должно было быть больше! Вы не знаете, Григорий Афанасьевич, так я вам скажу: он у нашего человека на операцию требовал ящик патронов. Сказал, что устроит Третьему рейху такие весёлые похороны, что в веках об этом событии останется память. Говорил: сотни поколений немцев будут в обморок падать при упоминании о русском Забабашке! Хорошо, наш человек с головой дружит и сумел убедить не устраивать бойню, которая вселит не только страх, но и ненависть. Ведь, если он собрался использовать такое количество патронов, то могли погибнуть гражданские: старики, женщины и дети. Нет сомнения, что новости об этом разнесли бы по всему миру, выставив нас палачами, которые без разбора уничтожают всех подряд. К счастью, сейчас этого не произошло. Операция прошла так, как и договорились между собой наш сотрудник и этот неизвестный самозванец, который совершил не один десяток подвигов. После ликвидации банды главарей рейха, поговорить с юношей нашему человеку не удалось. На связь он больше не вышел. Отсюда можно сделать предварительный вывод, что тот, кто ходил под именем Забабашкина, либо был схвачен, либо погиб, либо затаился, уйдя на дно. И теперь нам остаётся только ждать и надеяться, что мы всё же сможем с ним связаться в дальнейшем и продолжить работу, невзирая ни на что! — выговаривал ему Берия под ободряющее молчание Сталина.

И закончилась беседа на не очень хорошей для лейтенанта госбезопасности ноте, руководители страны усомнились в полном служебном соответствии Воронцова занимаемой должности. И теперь получалось, что он находился сейчас между небом и землёй и был вынужден ожидать, какая именно чаша в решении командования перевесит: награждение или наказание.

Всё время лёжа в палате и глядя в потолок, Григорий не забывал думать о судьбе того, кто воевал с ним плечом к плечу. Он не знал, выйдет ли тот юный, добрый, отчаянный и беспощадный к врагам парень на связь в дальнейшем. Не знал ничего о его судьбе, не знал, кем он был, не знал о том, что тот, кого звали Алексеем Забабашкиным, был вовсе не Алексей, и уж тем более не Забабашкин, а принял он это имя, пользуясь случаем, что выпал ему. Как не знал Григорий Афанасьевич и природу феноменальной точности, которую демонстрировал юноша.

Но объяснение этому было. При перемещении из двадцать первого века в двадцатый, нарушилась тонкая материя времени и пространства. Своим появлением в 1941 году парень на доли секунды прервал обычный временной поток, не только нарушив привычное течение истории, но и сам став аномалией для времени, в котором он не должен был существовать. Из-за этого парадокса снайпер и мог при фокусировке зрения знать, в какой точке пространства окажется объект, когда до него долетит выпущенная пуля.

Именно этим объяснялась феноменальная точность, ведь путешественник во времени, придя в прошлое, стрелял, находясь в настоящем, а попадал в будущее.

Конечно же, никто в целом мире, в том числе и Воронцов, этого не только не знал, но даже не мог и предполагать такого. Но он не переставал надеяться, что с его названным сыном всё хорошо, и что когда-нибудь они обязательно встретятся.

Три дня прошло после того памятного разговора в Кремле, а никаких новых вестей лейтенанту госбезопасности не сообщали. Он просто ел, спал, принимал медикаменты, лечился, набирался сил и блуждал в своих мыслях.

На четвертый день одиночества, когда висевшие на стене часы показали, что сейчас полдень, дверь распахнулась, и в палату вошёл майор госбезопасности Греков.

— Приветствую, Григорий! Не вставай! Я забежал лишь на минуту, — сказал он, сразу же присаживаясь на стул, что стоял рядом с кроватью.

Воронцов помнил о субординации и всё же решил подняться, чтобы поприветствовать старшего по званию, но Греков его остановил:

— Я говорю: брось. Ты ранен, и тебе нужно больше лежать. Скажи: как здоровье?

— Спасибо, всё вроде бы нормально. Врачи говорят, иду на поправку, — ответил Григорий, обратив внимание на папку, что держал в руках начальник.

Греков уловил взгляд Воронцова и кивнул:

— Правильно обратил внимание. Это твои документы.

— Что за документы? — не понял лейтенант госбезопасности.

— Те документы, Гриша, по которым ты теперь будешь жить, — огорошил его собеседник.

А затем без лишних слов и церемоний принялся рассказывать, к какому решению в его отношении пришло высшее руководство.

Не прошло и двух минут, а Григорий понял, что на этом его старая жизнь закончена. А всё потому, что руководители, так и не найдя следов Забабашкина, решили всё, связанное с этим делом, покрыть полной тайной и режимом совершенной секретности. Было решено предать забвению всю информацию, что касалась человека, выдававшего себя за вчерашнего школьника. Более того, поступила команда всем контактировавшим со снайпером, при разговоре с кем бы то ни было, вообще отрицать его существование, переводя разговор в другое русло или сводя всё к слухам, сплетням, страшилкам и даже анекдотам.

Тесно же общавшемуся с Забабашкой Воронцову, кроме всех прочих запретов, была уготована более тяжёлая участь — кардинально изменить свою жизнь.

Услышав, что решение окончательное и обжалованию не подлежит, младший лейтенант госбезопасности всё же набрался смелости и спросил об альтернативе этому приказу.

— Григорий, ты не мальчик и работаешь не в детском саду. Нет тут альтернативы — нет! Тебе просто нужно собраться и принять, что теперь всё будет так решено. Сам пойми — мы должны подстраховаться, ведь ты считай один из двух, кто с этим непонятным парнем нашёл контакт и к которому он, возможно, испытывал дружеские чувства. Об этом могут знать наши враги. Любая утечка может сыграть им на руку и против нас. Последствия для страны могут быть непредсказуемыми. Поэтому секретность этого дела и меры предосторожности решено сделать беспрецедентными. Ты человек военный и не понаслышке знаешь, что приказ командира — закон! Тебе поступил приказ! Так что, будь любезен, выполни его во что бы то ни стало! Ты молодец! Отважно воевал, не жалея себя! В любой другой бы ситуации мы бы тебя обязательно повысили в звании, должности и отправили бы на соответствующую работу. Но не судьба. Теперь у тебя иной путь. Так что, живи и служи Родине так же, как и служил до этого! Будь здоров!

Сказав это, майор госбезопасности положил папку на кровать, пожал на прощание руку и, пожелав скорейшего выздоровления, ушёл, оставив Воронцова вновь наедине со своими мыслями и заботами, которых стало гораздо больше.

Открыв папку и посмотрев на новые документы, что были сделаны для него и для его жены, Воронцов тяжело вздохнул:

— Интересно, как отнеслась Лена Клубничкина, когда узнала, что ей предстоит стать моей женой, невзирая на её желание? И очень интересно, почему тот неизвестный снайпер — мой сын Забабаха, решил меня женить на его возлюбленной в своём последнем послании? — буркнул себе бывший лейтенант госбезопасности, рассматривая новые метрики и удостоверения.

Свидетельство о рождении, справка об окончании школы, паспорт с его фотографией, свидетельство о регистрации брака, ещё какие-то документы, выписка из домовой книги о прописке и ключи от их новой квартиры. Обнаруженное посреди стопки документов служебное удостоверение сотрудника НКВД СССР, неоднозначно говорило, что с этого момента у него не только новое имя, фамилия и отчество, у него другие звание и должность.

Отныне он переставал быть сотрудником госбезопасности и становился инструктором в мотострелковой бригаде особого назначения, став по званию обычным лейтенантом НКВД.

Воронцов был детдомовцем, а потому ему не так уж и сложно было принять новую судьбу, особенно учитывая, что никакой альтернативной судьбы ему предложено не было. Однако сейчас его больше всего интересовало, что на это скажет его будущая, а по документам уже настоящая жена — Лена, которой в самое ближайшее время предстояло стать Катей.

«Наверняка у неё есть родственники, друзья и знакомые… Это я одиночка и мне проще, но вот как воспримет эти вести она, ведь у неё тоже не будет выбора. Не возненавидит ли она меня за это, хотя я никак не причастен к столь страшному решению».

С этими горестными мыслями он вновь посмотрел на своё удостоверение и, прочитав своё имя, фамилию и отчество, закрыл глаза. Ему необходимо было многое обдумать и принять новую жизнь.

А жить новоиспечённому лейтенанту НКВД Михаилу Алексеевичу Кравцову предстояло долго.

Конец пятой книги

Конец серии из пяти книг

22 мая 2025 года