Неправильный разведчик Забабашкин (ФИНАЛ)

Глава 20 Совещание

Берлин

Фюрер немецкой нации Третьего рейха был неприветлив и зол. Победа на фронте и разрешившийся кризис под Ленинградом, казалось бы, должны были воодушевлять Гитлера, но череда потрясений, произошедших за последнюю неделю на территории Германии, сводила любое хорошее настроение на нет.

Вначале его разгневало наглое нападение на моряков тяжёлого крейсера, стоявшего на причале Брунсбюттеля. Потом он получил сердечный приступ от вести, что целый состав рецидивистов был освобождён какой-то бандой. Но на этом череда трагических событий не прекратилась. Последние несколько суток принесли очередные дурные вести: вначале самолёт с Генрихом Гиммлером потерпел аварию и разбился, а теперь вот — взрыв и полное уничтожения многострадального карманного линкора. Это были очень нехорошие знаки свыше, и фюрер не находил себе места. Сейчас, в преддверии завтрашних похорон, он собрал у себя руководителей, причастных к расследованию этой череды невероятных мистических совпадений и событий. Они должны были своими устами объяснить Гитлеру, как могло случиться так, что трагедий в Германии, менее чем за неделю, произошло больше, чем чуть ли не за весь предыдущий год?

Первому ответ предстояло держать исполняющему обязанности начальника СС, бывшему заместителю Гиммлера Рейнхарду Гейдриху, который был временно назначен на этот, без сомнения, важный и ответственный пост в государстве.

— Скажите, вам доподлинно удалось узнать, куда именно направлялся ваш непосредственный руководитель? — спросил нового главу СС Гитлер и, поджав губы, поправился: — Уже бывший руководитель.

— Мой фюрер, — вытянулся по стойке «смирно» тот, — ничего другого, кроме того, о чём я вам ранее докладывал, найти не удалось. Как и прежде, всё говорит о том, что рейхсфюрер летел именно в Новск. Он хотел лично всё выяснить и разобраться в ситуации.

— Для того, чтобы там, в полях, осмотреть какой-то склон, который он считал местом силы?

— Так считал не только рейхсфюрер. Дело в том, что мы получили существенное количество показаний других людей. Свидетели происходивших там событий все как один утверждают, что эти — с нашей точки зрения странные ритуалы, в том числе с солдатскими сапогами, русские проводили именно там. И что для всех является полной загадкой, так это то, что непонятна связь этих ритуалов с их успехами на фронте. Но как бы ни странно это звучало, все уверены, что эта связь есть и очевидна. В доказательство, и офицеры, и простые солдаты приводят тот факт, что, как только ритуал был проведён, наступающие дивизии полностью встали, так и не сумев сходу проломить оборону русских, которых было в десятки раз меньше.

— Но ведь это же какая-то чушь! Мистификация! — воскликнул Гитлер. — Вы сами послушайте, какой бред вы транслируете! Какие ещё сапоги? При чём здесь это⁈

— Не могу знать! — подтянулся глава СС и негромко добавил: — Рейхсфюрер считал, что русскими применено какое-то древнее оружие, которое ими было найдено в раскопанных курганах. Он считал, что в их руках (из-за того, что их раса неполноценна), оружие гипербореев работать на всю мощь не может. Но если им завладеем мы, то тогда нашему могуществу не будет предела. Кроме этого, рейхсфюрер всерьёз рассматривал версию о Святом Граале, потому что некоторые, из выживших в тех боях свидетелей, утверждали, что именно с помощью божественного артефакта, которого русские называли Забабаха, им и удалось уничтожить столь большое количество нашей техники и живой силы. Всё это рейхсфюрер как раз и собирался выяснить лично.

— Теперь уже не сможет! Во всяком случае — не здесь, не в нашем мире! — Гитлер завёл руки за спину и, посмотрев на главу Гестапо, спросил: — Мюллер, скажите, а что удалось узнать про пилотов, управлявших самолётом?

— Для полёта был выбран самолёт, за штурвалом которого находились опытные лётчики, знающие данный маршрут. Все они состояли в нашей партии и были надёжными людьми. Они уже не раз летали по этому маршруту, в том числе и на аэродром Троекуровска, что расположен рядом с Новском. Самолёт перед взлётом проверили, и никаких неисправностей обнаружено не было. Взлёт прошёл в штатном режиме. Внутри самолёта всё было нормально. Об этом сообщают радисты с аэродрома, которые постоянно были на связи с бортом. Но потом радиоэфир внезапно замолчал. Вероятно, произошёл отказ сразу всех двигателей. Следователи, работая над этой версией, предположили, что данное ЧП могло произойти из-за некачественного топлива, которое вначале было внизу топливных баков, но потом, одновременно попав через топливную систему во все моторы, остановило их работу. Точно мы сможем сказать тогда, когда со дна реки будут подняты все фрагменты как судов, так и самолёта, которые, к слову сказать, из-за мощности взрыва разорвало на множество частей, и найти их очень трудно.

Гитлер перевёл взгляд на Канариса:

— А что ваши люди сумели раскопать по поводу той трагедии?

— Мы согласны с выводами, которые сделали наши коллеги из СС и Гестапо. Мы тесно сотрудничаем с их ведомствами, и надеюсь, в дальнейшем наша работа будет также плодотворна.

— Мы на это все рассчитываем. Все надеемся, что никакой вражды и конкуренции между вами нет, — съехидничал рейхсканцлер Германии, а затем сурово напомнил: — Завтра похороны Гиммлера. По вашему предложению, Канарис, провести мы их решили пышно и при большом сборище народа. Но в свете произошедших событий мне хочется вновь услышать ваше мнение: не опасно ли это делать сейчас, если в стране, возможно, действуют диверсанты?

— Мой фюрер, о каких диверсантах вы говорите? — сделал удивлённое лицо начальник разведки и контрразведки. — Возможно, вы обладаете какой-то информацией, которой не обладает Абвер? Тогда прошу вас поделиться ею.

— Я говорю о взрыве «Адмирала Шеера», Франц. Или вы не знаете об этом?

— Конечно, знаю! Моя служба всегда в курсе всех дел и стоит на страже нашей Великой империи, нашего рейха!

— Раз так, то значит, вы знаете и о диверсии, что там произошла! Ведь именно из-за неё крейсер, который стоит баснословных денег, трудов и пота обычных немецких граждан, за считанные минуты ушёл на дно.

— Да, это большая трагедия для всех нас и Кригсмарине, — вздохнув, согласился со своим руководителем начальник Абвера, но потом, сделав удивлённые глаза, спросил: — Но при чём тут диверсия, о которой вы упомянули?

— Как это при чём⁈ — тут же взорвался Гитлер, ударив ладонью по столу. — Вы хотите сказать, что корабль сам затонул, потому что устал служить нашему доблестному флоту?

— Нет, мой фюрер! Разумеется — не сам, — замотал головой Канарис. — Его взорвали.

— Вот! Вот! — Гитлер подбежал к своему подчинённому и прямо в лицо зашипел: — Диверсия! Диверсанты!

Канарис, затаив дыхание, выдержал напор и, стараясь сдерживать непроизвольно появившуюся дрожь в голосе, произнёс:

— Никаких диверсантов на корабле не было, мой фюрер. Корабль взорвал душевнобольной!

После такого откровения в кабинете повисла тишина.

Даже Гитлер опешил от таких слов, меча удивлённый взгляд от одного военного к другому.

— Как? Как вы сказали? Душевнобольной? Что вы имеете в виду?

— Мой фюрер, доподлинно удалось узнать, что перед взрывом в пороховой погреб проник матрос, служивший на этом корабле. У него случилось несчастье — при налёте английской авиации у него погибла невеста. И вот таким образом он решил свести счёты с жизнью.

Адольф Гитлер широко открыл глаза и прохрипел:

— Но почему⁈ Почему он решил взорвать себя на нашем корабле, если его невесту убили англичане⁈

Все находящиеся в кабинете покосились на принявшего главный удар адмирала. Все они понимали, что происходящие события не совсем просты и уж более чем не случайны. Но выпячивать себя в этом расследовании они не хотели, предпочитая до поры до времени оставаться в тени. Их устраивало, что Гитлер во всех этих неудачах в первую очередь направлял свой гнев именно на Абвер, как службу ответственную и, возможно, проспавшую вероятных диверсантов. А что они были, ни Мюллер, ни Гейдрих не сомневались. Вот только концов никаких найти не представлялось возможным. Их попросту не было и сейчас, пока даже никаких зацепок обнаружить не удалось, излагать Гитлеру версию о не случайности произошедших событий, а о диверсиях, представлялось бы глупым. Другое дело, если появятся не только улики в виде трупов с простреленными головами, но и самое главное — поимка виновника данных диверсий. А пока его нет и даже непонятно, как и где его искать, ни начальник Гестапо, ни начальник СС проявлять инициативу не собирались, ведь в случае провала карьера любого могла быть под угрозой, как собственно и жизнь. Гитлер не любил тех, кто ему пообещал и обманул. А потому оба руководителя спецслужб просто стояли в сторонке и смотрели, как за всех отдувается начальник Абвера.

Канарис, стараясь сохранять спокойствие, пожал плечами:

— Это сложный вопрос, который сейчас на обсуждении у наших специалистов, разбирающихся в психологии, мой фюрер. Но уже точно можно сказать одно — это не была диверсия, которую организовали враги — это просто случайность.

— А самолёт? Там же ещё и наш самолёт взорвался! Мне докладывали, что он упал на корабль! Почему?

— Вы абсолютно правы, мой фюрер. «Хейнкель-111» патрулировал небо на предмет поиска тех самых предполагаемых диверсантов, которые якобы были обнаружены неподалёку. Пилоты до самого последнего момента докладывали, что никаких диверсантов обнаружить им не удалось. Что, в общем-то, и понятно, ведь ни вражеских лодок, ни катеров, ни кораблей там попросту не было. Когда же это выяснилось, они доложили на базу, что возвращаются, но перед этим хотят облететь крейсер ещё раз. И это была ошибка. Как раз в это время матрос Пауль Зак украл ключи от порохового погреба и поджёг его. Произошёл пожар, а затем детонация. Взрыв был такой силы, что пламя поднялось до небес. Именно этим-то взрывом и осколками был поражён самолёт, который тут же рухнул на то, что осталось от корабля. Вывод прост: из-за душевной травмы одного матроса произошла двойная трагедия — погибли и корабль, и самолёт.

Фюрер закрыл глаза. Злость буквально разрывала его на части. Он готов был рвать и метать!

Через десять секунд ему всё же удалось взять себя в руки.

— Всех врачей, кто допустил этого матроса к службе на флоте, немедленно арестовать! — рявкнул он.

— Гестапо уже работает в этом направлении, — не раздумывая, произнёс Мюллер.

Гитлер на его слова не отреагировал, а продолжил смотреть на начальника Абвера.

— Так что вы скажете, Франц, насчёт завтрашних похорон. Может быть, имеет смысл сократить масштаб этого мероприятия?

— Мой фюрер, зачем? — удивлённо поднял брови Канарис. — Если никаких диверсантов нет, то к чему показывать всему миру, что мы чего-то боимся? Наоборот, мы должны показать солидарность и готовность к дальнейшей борьбе. Подумайте сами, как прекрасно всё это будет выглядеть в мировой прессе. Все мы — руководители Третьего рейха, под вашим предводительством — предводительством нашего фюрера, сплотившись, провожаем своего боевого соратника. Он ушёл, но мы не сломлены. Церемония должна быть максимально помпезной, а речи, произнесённые на ней, должны быть яркие и воодушевляющие. Мы должны показать, что смерть одного из нас ничего не значит, ибо наша цель священна. Фотографии и киноплёнки с похорон должны быть максимально распространены! И увидев их, увидев, какую силу, какую мощь представляет собой Германия, весь мир вздрогнет, поняв, что нас не может сломить даже смерть!

Гитлер согласно затряс головой. Ему понравилась пафосная идея. Пропаганда всегда заботила его. Он понимал, что без воодушевляющих речей и щедро данных обещаний одурманить толпу и держать её в тонусе невозможно. И предстоящие похороны были хорошим поводом, чтобы в очередной раз заявить о себе и показаться перед толпой.

В задумчивости подойдя к столу, на котором лежала карта, он произнёс: — Вы в очередной раз правы, мой дорогой Франц. Но хочу вас огорчить — на похоронах вы присутствовать не будете! Вы посетите могилу рейхсфюрера чуть позже! Думаю, он как службист вас бы прекрасно понял и против бы не был.

— Но почему, мой фюрер? — изо всех сил стараясь не закричать от восторга, сделал удивлённое лицо начальник Абвера. — Неужели я в чём-то провинился и попадаю в опалу⁈

— Отнюдь. Наоборот — вы молодец. Просто вы должны быть, — Гитлер взял в руки указку и ткнул ей в карту, — во Франции. Кажется, именно туда вы собирались лететь, чтобы заняться их подпольем?

— Конечно, мой фюрер. Но вы считаете, что времени ждать нет?

— Разумеется — нет! Они должны ответить за нападение на наших матросов, и я развязываю вам руки. Вы будете наделены максимальными полномочиями и на время станете вторым человеком в рейхе! Летите туда и найдите мне всех зачинщиков. Когда вы намерены вылететь?

— Мой фюрер, если вы считаете, что дело безотлагательное, то я вылетаю туда немедленно. Думаю, через час, максимум — два, я буду уже в воздухе! Поверьте, мой фюрер, я жду этого момента всей своей душой, — вновь чуть не закричав от радости, произнёс адмирал Канарис.

Являясь таким же конченным мерзавцем и преступником, как и другие высшие руководители Германии того времени, дураком он не был. Обладая всей полнотой информации, которую максимально скрыл от других спецслужб, он понимал и отдавал себе отчёт, что после попадания Забабашки в рейх, дни этого самого рейха стали сочтены.

«Так почему бы не ускорить процесс падения рейха, чтобы его агония была не такой долгой, и при ней погибло не так много людей», — подумал начальник Абвера в тот момент, как только узнал о смерти Гиммлера.

В том, что всё это дело рук прибывшего из СССР убийцы-ликвидатора, Канарис ни разу не сомневался. И расстрел экипажа крейсера, и убийство Гиммлера, и взрыв того самого обречённого корабля — всё это были звенья одной цепи, которую держал в своих руках кровавый русский. Чем именно этому явно маньяку не угодил «Адмирал Шеер», глава Абвера, конечно, не знал, но уже после первого отстрела матросов он догадывался, что раз Забабашка вцепился в жертву, то уже не отпустит. Так оно и произошло — кровавый подросток таки выследил спешно спрятанный Кригсмарине крейсер и, в конце концов, его изощрённо уничтожил, изуверски уронив на него самолёт.

Канарис понимал, что аппетиты у снайпера-диверсанта растут с каждой новой операцией. И в день, когда стали назначать похороны бывшего руководителя СС, адмирал понял, что у него есть шанс использовать это в своих далеко не бескорыстных целях. Он намеревался стать новым фюрером Германии и повести её немного по другому пути. Каким именно будет этот путь, пока говорить было рано. Но учитывая связь Канариса с Британией и британской разведкой, можно легко было угадать вектор будущей политики.

Однако могло всё это быть осуществлено, только если текущее руководство рейха отойдёт в сторону, исчезнув из мира живых. У Канариса не было никаких сомнений, что никто из бонз самостоятельно писать прошение об отставке не будет. Они слишком высоко взлетели, чтобы так просто уйти. Но сейчас, когда в игру вступил русский, адмирал понял, что ему подобные прошения от руководителей Германии и вовсе не нужны.

«Забабаха сам всё решит, после чего отбудет в свой Союз, а Германией будет руководить другой человек».

В своих размышлениях, под другим человеком, адмирал, разумеется, подразумевал себя.

Но до этого момента ещё нужно было дожить.

Прикидывая в уме дальнейшие шаги и не переставая напоминать Гитлеру, что похороны должны быть многолюдны и открыты (иначе как снайпер сумеет добраться до своей цели?), начальник Абвера терзался только одним вопросом: «Как в предстоящей бойне выжить самому, если сумасшедший снайпер, закусив удила, начнёт отстреливать всех подряд?»

По своему статусу Канарис при любых раскладах должен был быть на похоронах рейхсфюрера СС. Но появление там означало подвергать себя серьёзной опасности. Был шанс, что если всё пойдёт так, как задумал адмирал, и русский на похороны придёт, то свою порцию свинца он тоже может получить, как и другие руководители рейха.

Разумеется, он стал думать, как от этой церемонии можно ускользнуть. Последние дни он всеми силами старался придумать какое-нибудь правдоподобное алиби, которое дало бы ему официальный повод избежать этого мероприятия.

Сейчас же Гитлер, отправляя начальника Абвера на борьбу с мнимым подпольем, сам обеспечил тому то самое вожделенное алиби. Более того, дав адмиралу дополнительные полномочия, он, фактически, показал всем немцам, что ему доверяет и считает своим верным соратником.

«Всё это может очень пригодиться, когда начнётся борьба за власть после крайне вероятной смерти фюрера в самое ближайшее время, — думал Канарис, спеша из резиденции фюрера прямиком в аэропорт. — Ну а пока Франция, куда кровавый Забабашка точно не сможет дотянуться. Во всяком случае пока».