Неправильный разведчик Забабашкин (ФИНАЛ)

Глава 15 Вот и все

Минут через двадцать свободного плавания стал понимать, что остался один. От корабля вниз по течению реки я отдалился на довольно большое расстояние — около полутора километров. Так далеко никто из спасавшихся членов команды не отплывал. Все, кроме меня, гребли сразу к берегу. Ну а мне компания была и не нужна. Наоборот, я хотел остаться один, чтобы в спокойной обстановке посидеть и подумать над тем, что мне делать дальше. Признаться, после уничтожения корабля, плана дальнейших боевых действий у меня, к сожалению, не было. Я действовал без оглядки на будущее, в первую очередь стараясь уничтожить именно эту цель. И вот теперь, когда я выполнил поставленную задачу, стал понимать, что следующей цели у меня пока нет и теперь только предстоит её определить. Но поиски следующей для уничтожения цели, я собирался начать не сейчас. На данный момент передо мной неожиданно встала другая проблема. Дело в том, что я совершал свой морской вояж, находясь в центре реки, поддавшись течению. И увлёкся этим беззаботным плаванием так, что не заметил, как в раз — в один миг ощутил, что силы у меня уже давно на исходе, и если срочно ничего не предприму, то вероятность утонуть станет не просто вероятностью, а самой настоящей реальностью.

Выкинув из головы все планы и идеи по поводу будущих подвигов, стараясь не потерять вещмешок, принялся изо всех сил грести к берегу. Из-за того, что вовремя опомнился, осознав, что силы мои не бесконечны, а организм к этому времени, отходя от адреналина, ещё не полностью ослаб, мне повезло, и река отпустила меня. Прилагая не мало усилий чтобы не замочить оружие, вскоре наконец-то добрался до отмели и на карачках выполз на песчаный пляж.

Упав на спину и посмотрев в тёмное ночное небо, я закрыл глаза, чтобы дать телу передышку. Мне нужны были несколько секунд, чуточку мгновений полного и безмятежного спокойствия. Я должен был полежать в тиши, восстановить силы и с новой, утроенной энергией броситься в новый бой, который, без сомнения, у меня обязательно будет. Но будет он потом. Не сейчас.

Сейчас же мне просто нужны были те самые пять секунд абсолютного покоя! И я стал считать…

«Пять!» — моё тело восстанавливается.

«Четыре!» — я наливаюсь силой как древний русский богатырь.

«Три!» — нет никого в мире, кто может остановить моё победоносное шествие по Третьему и последнему рейху!

«Два!» — через удар сердца я открою глаза и буду обновлённый, отдохнувший и готовый к новым трудовым свершениям!

«Один!» — я просыпаюсь и начинаю новую операцию и…

хр-р-р-р… хр-р-р-р…

Проснулся я от того, что глаза под веками уловили изменение контрастности мира. Обалдев от такого поворота, распахнул свои очи ясные и понял, что вот-вот наступит рассвет.

— Етить-колотить! — вымолвили мои губы, когда я сообразил, что, словно морская звезда, частично зарывшись в песок и раскинув руки и ноги во все стороны света, лежу и сплю.

Дело пахло провалом и не просто провалом, а позором для профессии диверсант.

«Это ж надо так лопухнуться — заснуть посреди боевого задания⁈ Нет, я понимаю, что можно заснуть перед заданием, проспав нужный момент. Это ещё принять можно — устал, закрыл глаза и вырубился. Но чтобы заснуть прямо посреди диверсионной деятельности, такого, наверное, не знала ни одна разведка мира за все времена существования», — пронеслись в голове шокирующие мысли.

Сразу вскочил на ноги, чтобы начать убегать с пляжа как можно скорее. Но никуда не побежал, а, обалдев ещё больше, прошептал:

— А это что ещё за хрень тут творится, товарищи⁈

И нужно сказать, что мой экстравагантный пассаж был высказан не всуе, а по делу, ибо после представшей перед моими глазами картины я понял, что на мою седую голову сейчас легли ещё один ужасный провал и ужасный позор.

Сквозь полные слёз, боли и обиды глаза, глядя на реку и видя, что чёртов «Шеер» не затонул, пришло понимание, что задание я провалил — военный корабль с которым я столько мучился, какого-то хрена всё ещё оставался на плаву. Да и как ему было затонуть, если на самом корабле и вокруг него вовсю шла борьба за живучесть. Возможно, что если бы я самым позорным способом не проспал начало этой самой борьбы, то всё было бы иначе. Для этого, конечно, мне бы пришлось раздобыть оружие и только потом заняться отстрелом спасательных команд. Но я, возможно, сумел бы это сделать или хотя бы попытаться прервать спасательную операцию. Вокруг была темнота, и это бы мне, несомненно, помогло. Но я самым глупым образом всё проспал. И вот как это можно было сделать теперь, когда карманный линкор весь облеплен людьми и катерами подошедшими из порта, я представить себе уже не мог.

Конечно, стоит отметить, что сам крейсер сейчас находился не в лучшей форме и представлял собой довольно жалкое зрелище. Его правый борт был погружен в воду чуть ли не до верхней палубы, а левый поднят, тем самым оголив борт и даже киль. Но всё же до полного погружения в пучину, ещё было довольно далеко. И из этого следовал неутешительный вывод: если корабль не утонул за те час-два, что я спал, то, вполне вероятно, теперь экипажу и спасателям удастся предотвратить набор забортной воды, и «Шеер» выживет.

И это была не просто плохая новость, а отвратительная. Получалось, что все мои трудозатраты оказались сделаны впустую. Более того, не выполнив боевое задание, я оставлял эту грозную боевую единицу в составе немецкого флота. Не было сомнений, что через пару месяцев не такого уж и сложного ремонта, данный хищник вновь выйдет в море для охоты на беззащитные суда, в том числе и наши — советские корабли.

— Ну что ж, мне опять, что ль, обратно плыть⁈ — в бессильной злобе прорычал я, глядя в предрассветное небо.

Столь подлого удара со стороны Кригсмарине, я, признаться, не ожидал. И это была моя ошибка — от гитлеровцев можно и нужно было ожидать чего угодно. Изначально задуманная мной трагедия с элементами боевика, плавно превратившись в трагикомедию, грозили перерасти в откровенный фарс.

Нужно было срочно принимать какое-то решение и ответить на актуальный на это время вопрос: плыть или не плыть? С одной стороны вновь лезть в реку совершенно не хотелось. И не только потому, что я устал, организм ещё полностью не восстановился, и с большой долей вероятности я мог банально до корабля и не доплыть. А потому, что даже если бы мне повезло, и по пути я бы не утонул, приплыв туда без оружия, не имея в помощниках темноты и хоть какого-то завалящего плана операции, я вряд ли сумел бы что-нибудь сделать для окончательного и бесповоротного уничтожения проклятого карманного линкора.

Для предотвращения безобразия по спасению терпящего бедствие военного корабля, мне как минимум была необходима винтовка.

— И где её взять?

Обвёл взглядом берег и почти сразу же обнаружил, что в километре от меня, на пляже у шлюпки, что ранее была спущена с «Шеера» и добралась до берега, лежат три матроса, а рядом с ними суетятся двое немецких полицейских.

Меня это вначале удивило.

«Откуда тут полиция взялась?»

Но когда я присмотрелся, то увидел, что из-за выступа небольшого утёса, возвышающегося над пляжем, виднеется крыша легкого автомобиля.

«Ага. Понятно. Вероятно, эти полицаи правопорядка прибыли на вызов и, увидев раненых, теперь оказывают первую медицинскую помощь раненой немецкой матросне», — сообразил я.

Чтобы не привлекать лишнего возможного внимания со стороны, присел на корточки, вытащил из вещмешка пистолеты, проверил их боеготовность и рассовал по карманам. Затем распрямился, закинул вещмешок за плечи и быстрым шагом направился к гоп-компании, надеясь, что и они мне тоже сумеют оказать необходимую мне помощь, только не медицинскую, а немного другую.

К тому времени, когда я туда дошёл, к ним подтянулись ещё трое моряков. Вероятно, они тоже при спешной эвакуации получили какие-либо раны или даже увечья, а потому на помощь тонущей посудине не спешили.

Конечно, можно было предположить, что кто-то из них вовсе не был ранен, а попросту, что называется «косил», не желая возвращаться и подвергать свою жизнь опасности. И это предположение было не лишено здравого смысла. Чтобы его проверить, я сфокусировал зрение и обнаружил, что из шести якобы раненых только у двух раны были видны: у одного от кисти до локтя разорвана рука, а у другого глубокая рана бедра. Остальные же четверо, на первый взгляд, были вполне целы. А это означало одно из двух: либо они получили внутренние повреждения, например, когда прыгали в воду с корабля или нахлебались воды, когда плыли. Либо они симулируют, показывают болезнь, не желая, как их собратья по разуму, принимать участие в опасной операции по ликвидации последствий диверсии.

Когда до группы оставалось метров пятнадцать, меня наконец заметили.

Один из полицейских обернулся, всмотрелся в темноту и, опознав меня по форме как моряка, призывно махнул рукой:

— О, камрад! Ком! Ты тоже с этого корабля?

— Ага, с этого. Как говорится: «Прямо с корабля на бал», — хмыкнул я, вытаскивая из карманов пистолеты.

Времени на долгие дискуссии у меня не было, поэтому посчитав, что на этом разговор закончен сразу же начал стрелять.

Три секунды мне понадобилось на то, чтобы ликвидировать всю эту банду гитлеровцев. Их тела упали на песок, а я бегом направился по склону наверх. Нужно было понять, направляются ли сюда ещё какие-нибудь машины с поисковыми командами.

Вновь сфокусировав зрение, посмотрел в сторону деревни, расположенной в двух километрах ниже по течению, а затем и города.

Никакого движения не обнаружил. Из чего можно было сделать вывод, что с этой стороны пока никто на помощь терпящему бедствие морскому судну не идёт.

Не теряя времени, спустился к воде и занялся поиском необходимых трофеев. Как и ранее, как и всегда, на данном этапе операции мне нужно было только одно.

— Патроны! И ещё раз патроны! — бурчал я себе под нос, обыскивая тела.

У одного из немецких полицейских обнаружилась винтовка. Я тут же обрадовался, но почти сразу, как только запасных патронов не нашёл, обломался.

Дальнейший осмотр тоже не принёс желаемых результатов. У второго полицейского правопорядка в кобуре был пистолет, а у матросов вообще оружия не было. Вероятно, им так хотелось жить и как можно скорее подальше свалить от места крушения, что им не до каких-то там военных игрушек было.

Данное обстоятельство меня очень расстроило. Я рассчитывал на пополнение своего вооружения и боезапаса, но из-за трусости некоторых тёмных существ, все мои надежды бесследно канули в лету.

Осмотрел винтовку. Магазин в ней был полон, но он состоял всего из пяти патронов.

— Чтобы прервать абсолютно не нужное мне спасение железного корыта, столь малого количества мне точно не хватит, — тяжело вздохнув, без капли настроения прошептал я и, непроизвольно для самого себя, спросил: — Но почему у полицейского при себе имеется столь малый боезапас? Почему?

Задумался на секунду, растерянно оглядываясь, а затем хлопнул себя ладонью по лбу:

«Ну конечно! Они же на машине сюда приехали! Значит нужно поискать там!»

Быстро поднявшись по склону и подойдя к автомобилю, занялся обыском. И почти сразу мои старания увенчались успехом. Правда, полностью моего аппетита находка не удовлетворила.

Ну что можно было сделать существенного с двадцатью пятью патронами, что лежали в свёрнутом промасленном кульке, если на корабле спасателей и членов экипажа было по меньшей мере с полтысячи человек?

Картина получалась безрадостная — весь мой винтовочный боезапас состоял всего из тридцати штук.

Конечно, лучше, чем ничего. Но всё же, крайне мало…

— Хоть немецкий офицерский состав постреляю, и то — хлеб, — вздохнул я и, на всякий случай, для большей маскировки упав на землю, отполз от машины метров на пятьдесят.

Солнце пока не взошло, и в предрассветных сумерках силуэты до сих пор оставались тёмными, и возможному стороннему наблюдателю заметить меня было крайне тяжело. Однако я всегда считал, что предосторожность лишней не бывает. Я не хотел, чтобы моя новая снайперская позиция могла быть обнаружена, ведь существовала ненулевая вероятность, что кто-то с корабля или подошедших к нему катеров в бинокль сумеет меня обнаружить.

Оно понятно, что при таком раскладе никакой серьёзной угрозы со стороны противника, находящегося на терпящем бедствие судне, в течение некоторого, достаточно продолжительного, времени, я не получу. Им попросту будет нечем ответить на мою угрозу, если, конечно, у них под рукой не будет снайпера, стреляющего столь точно, чтобы попасть в цель с расстояния в километр. Но даже если он у них в наличии и будет, это долгая «песня»: пока они его найдут, пока ему снайперскую винтовку принесут из арсенала (если там вообще такая есть), пока он подготовится — воды много утечёт. Скорее всего, к тому времени, когда этот гипотетический снайпер соберётся вести огонь, меня уже тут давно не будет.

— Тридцать патронов? Да я их, если даже не спеша буду выбирать цели, за минуту отстреляю, — озвучил я себе под нос прописную истину и, больше не теряя времени, приступил к раздаче свинца.

Так как пресловутый боезапас у меня был крайне ограничен, то занялся я, разумеется, самыми активными представителями противоборствующей стороны, которые представляли собой офицеров и унтер-офицеров Кригсмарине. Полная дезорганизация организованного процесса стала главной целью этой спонтанной операции.

С идеей того, что корабль окончательно затонет, мне, вероятно, теперь приходилось распрощаться. Но перед тем, как уйти от своей первоначальной невыполненной задачи, я собирался громко хлопнуть дверью.

И первым от этого хлопка, после начала отстрела, попал под раздачу унтер-офицер, что давал команды, крича в трюм. Туда он и свалился, как только выпущенная мной пуля встретилась с его головой в фуражке.

И дело пошло…

Я стрелял и перезаряжал. Перезаряжал и вновь стрелял. Так как команда занималась делом, пытаясь спасти своё корыто, вполне можно было предположить, что там сейчас творится настоящая вакханалия: ругань, крики, грохот. А так как расстояние от моего берега до недобитого крейсера было чуть более километра, то звука моих выстрелов они, как бы того ни хотели, услышать не могли, тем более, что, кроме всего прочего, их к тому же ещё и маскировал шум воды реки.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что моё скромное воздействие на членов экипажа и, главное, их командиров заметили далеко не сразу.

К этому я и стремился — то в одной части крейсера офицера подстрелю, то в другой пару унтеров на тот свет отправлю, то матроса, что на судне поддержки какие-то шланги собирался передавать, с преисподней познакомлю.

По такой тактике и работал пару десятков секунд пользуясь неразберихой, суетой и общим шумом. Но вскоре члены экипажа и спасатели стали вначале что-то подозревать, а потом и понимать. Произошло это, вероятно, потому, что матросы перестали слышать указания своих командиров, а потому обратили на них своё внимание. Точнее, не на них, а на те места, где они несколько мгновений назад находились. И, думаю, многие члены экипажа были крайне удивлены, когда эти самые командиры были обнаружены не в стоячем, а в лежачем положении. Когда же это произошло, вероятно, до многих начало доходить, что это они не от усталости прилегли поспать, а уснули в прямом смысле — вечным сном.

Судя по открывающимся ртам, по кораблю вновь из уст в уста стали передаваться только два важных и ставших уже лозунгом данного крейсера слова: «Аларм! Диверсанты!»

И разумеется, после этого вся нечисть сразу же начала прятаться кто куда. А чтобы прятаться им было лучше, командовать этим процессом стали некоторые пока ещё живые командиры, махая при этом руками.

Мне это было совершенно ненужно, а потому я сразу же одного такого «регулировщика» ликвидировал. После чего стал искать глазами ещё достойную цель, которая в любой момент могла вылезти из внутренностей корабля, потому что и в трюм и в надстройку данная волна паники уже, скорее всего, докатилась.

Метким выстрелом, уничтожив ещё какого-то лейтенанта, отметил, что и матросы и командиры, наконец, поняли, что дело пахнет керосином, и уже не показывали свою прыть, перестав высовываться. Однако один офицер в фуражке всё же не успел осознать всей обстановки и решил посмотреть, что творится вокруг. Я сразу же стрельнул по вновь выявленной цели. И когда обалдевшая от боли рожа, получившая пулю точно в лоб, скрылась в дверном проёме, в голове у меня вспыхнула чёрно-белая фотография адмирала Редера, которую я видел в исторических книгах. Тот же надменный взгляд, те же наглые глаза и, вроде бы, даже та же фуражка.

— Ну, Редером больше, Редером меньше, — хмыкнул я, прекрасно понимая, что добавляю очередную работу отделу кадров Кригсмарине. — Ну и хрен с ними, пусть работают. А я им ещё вакансии открою.

Одно дело сказать, а другое — сделать. Посмотрел на остатки боезапаса и вздохнул — патронов остался мизер. Впрочем, и достойных целей видно уже не было, как и вообще целей — все попрятались, кто куда мог. Но я всё же рассчитывал подстрелить хотя бы кого-нибудь перед тем, как закончу операцию. Однако с пятью патронами толком не повоюешь. А значит, надо было уходить, но лишь для того, чтобы завтра или послезавтра вернуться сюда вновь уже более вооружённым, подготовленным и завершить так лихо начатую и так бездарно загубленную операцию.

Окинув взглядом буквально вымершую палубу корабля, начал подниматься. Но тут боковым зрением непроизвольно отметил изменение обстановки. Сфокусировал взгляд на левом фланге и почти сразу же обнаружил летящий в небе самолёт.

Это была одна из многочисленных модификаций «Хейнкель — 111». На крыльях у него были подвешены бомбы, а под фюзеляжем торпеда.

Вероятно, этот торпедоносец был поднят по тревоге и искал либо катер диверсантов, либо корабль, а быть может, даже подводную лодку.

Вообще, самолёты такого типа часто, как правило, использовались либо как бомбардировщики, либо как пассажирские. Но к этому времени у сто одиннадцатых было так много модификаций, что самолёты этой серии применялись почти везде. К 1941 году, эта модель уже считалась морально устаревшей, но из-за своих неплохих лётных характеристик всё ещё массово применялась Люфтваффе.

Одним словом, этот самолёт мог обнаружить и уничтожить вражеское судно. Вот только была у него одна проблема — никакого вражеского катера, корабля и уж тем более подводной лодки в данных широтах сейчас совершенно не было.

— Ну да ладно, раз немецких офицеров подстрелить не удалось, значит, ты будешь моим десертом, — прошептал я, взяв в прицел вполне неплохую воздушную цель.

Однако, как только я собрался уже нажать на спусковой крючок, неожиданно пришедшая на ум мысль заставила меня убрать указательный палец подальше.

Мысль была столь безумная и дерзкая, что я сразу же посчитал, что она может осуществиться.

«Ну а почему — нет? Ранее-то у меня получилось уничтожить самолёт с Гиммлером, который после подбития упал на мост, взорвал баржи и разнёс целый квартал Берлина», — говорила мне оптимистичная часть внутреннего я.

«Но это же была чистая случайность. Просто так совпало. В этот раз может всё пойти не так, — спорила с ней более скептически настроенная половина, и поясняла своё мнение: — Ведь почти невозможно сделать всё так, чтобы самолёт не просто упал в воду, а точно на корабль».

И, в общем-то, этот скепсис был вполне логичен. Такое действительно было сложно провернуть. Но я после нескольких секунд раздумий всё же решил попробовать.

Разумеется, я прекрасно понимал, что всегда был шанс того, что самолёт, не найдя диверсионное судно, развернётся и, даже не махнув на прощание крыльями, улетит к себе на аэродром. Таким образом, я мог потерять и не уничтожить эту воздушную цель.

Но ведь был и другой шанс — я мог устроить большой бабах, если у меня получится сделать всё так, как я задумал.

Поэтому риск я посчитал оправданным.

— Вот только бы всё хорошенько рассчитать, — бурчал я, наблюдая за траекторией полёта самолёта.

Ждать пришлось долгие пять минут. Железная птица никак не хотела лететь в нужном мне направлении. Однако вскоре летчики, вероятно, решили осмотреть корабль с другого ракурса и направили свой самолёт в сторону берега. Именно этого я и ждал.

Ещё раз сопоставил скорость и будущий предполагаемый угол падения, хорошенько прицелился и, мысленно перекрестившись, начал атаку.

«Бах!» — первым выстрелом я перебил маслопровод на левом двигателе.

«Бах!» — вторым был уничтожен на правом.

«Бах!» «Бах!» — вновь произнесла винтовка, тем самым рапортуя о том, что жизни обоих пилотов забраны.

После такого воздействия самолёт резко вошёл в пике и через считанные секунды врезался именно туда, куда я и предполагал — чуть выше киля по центру корабля.

Карманный линкор «Адмирал Шеер», получив сюрприз в виде самолёта в незащищённое бронированным поясом место, мог бы вполне и выдержать этот удар. Всё же он был рассчитан на получение серьёзных повреждений в боях. Но вот две подвешенные на крыльях бомбы и торпеда, представляющие из себя огненный коктейль, небронированное дно судна выдержать не могло.

Из появившейся в корпусе корабля дыры показался огонь, после чего до ушей донёсся громкий взрыв — «Бабах!»

А уже через мгновение в небо взлетел высоченный фонтан воды, пламени и пара, который сигнализировал о втором взрыве, что был в десятки, если не сотни раз мощнее первого.

«Бабах!»

Корабль вздрогнул, поднимаясь над водой. В мгновение ока всё место крушения заволокло дымом и паром, сквозь который можно было разглядеть развалившийся на две почти равные части «Шеер».

Открыв рот и аккуратно постукивая ладонями по оглохшим ушам, я пытался прийти в себя, задаваясь вопросом: получил я только что ещё одну контузию или пронесло?

На этот вопрос ответа я пока не знал. Зато, глядя на идущие на дно обломки, у меня появился ответ на ранее заданный вопрос об успехе операции. И теперь он был полностью положительный. Я добился своего, сделал то, что планировал, и, в конце концов, хоть и не с первой попытки, но всё-таки уничтожил опасного монстра, заодно немного проредив немецкий адмиралитет.

Отныне карманный линкор не восстановить, а Редера не воскресить. И на всё про всё мне понадобилось порядка четырёх часов. Ну не красавец ли я?