Неправильный разведчик Забабашкин (ФИНАЛ)

Глава 16 Идея

Решив, что теперь-то уж точно пора, не прощаясь, ретироваться, бросил ещё один, прощальный, взгляд на реку. На глади воды, среди пара, дыма, каких-то обломков и плавающего мусора виднелось несколько неразумных голов, которые вроде бы как были ещё живы. С сожалением перевёл взгляд на пустой кулек, в котором ранее лежали боеприпасы, и расстроенно вздохнул.

«Ну нет у меня при себе грузовика с патронами, нет! А вот коль был бы, то тогда — да… уж тогда бы дезинфекция была бы точно полной».

С другой стороны, я и так неплохо потрудился. Грозная боевая единица уничтожена, экипаж почти полностью ликвидирован, а те, кто по счастливой случайности остались в живых, вновь деморализованы. Нет сомнения, что они ещё от своего прошлого, не совсем удачного построения в Брунсбуттель, не отошли, а тут новый казус.

Но, как бы то ни было, на этом моя миссия в этой акватории была закончена.

«По ходу дела, опять придётся немецкий мундир менять», — сказал я себе, оглядев помятую, рваную и грязную форму, в которую был одет.

Пришлось подыскивать что-нибудь под свой размер, что вскоре и удалось сделать. Документы менять не стал, решив пока остаться тем же, кем и был до начала горячей фазы операции — матросом по имени Ганс Дельфиг.

Я понимал, что сейчас, после диверсии столь крупного масштаба, начнётся масштабное же расследование. Будет собрана следственная группа, которая станет разыскивать и собирать информацию обо всех членах команды «Шеера». Живых свидетелей осталось хоть и немного, но они всё же были. И все эти выжившие смогут дать показания, что взрыв произошёл не случайно, а в результате диверсии. И потому, могло показаться, что передвижение с теми документами, что имеются у меня, может быть небезопасно.

Но в данном вопросе я исходил из того, что именно в данный момент на проблему поддельных документов можно особо внимания не обращать. Я выдавал себя за матроса, который номинально ещё не проходил службу на корабле, а лишь был приписан к нему путём перевода с другого крейсера. Наверняка, эти списки проходили по каким-то бюрократическим инстанциям, их утверждали и только после этого принимали решение.

Сейчас же, после данного ЧП, все эти бумаги начнут собирать воедино, после чего анализировать, сопоставлять с найденными телами и только после этого разыскивать тех, кто не найден, внося их в списки пропавших без вести. На это уйдёт не один день и даже не одна неделя. А если учесть, что ещё неизвестно, когда будут найдены и опознаны тела тех, кого я скинул с поезда, то у меня уйма времени.

А это значит, что пара-тройка дней у меня точно есть, и о новой для себя личности можно пока не переживать.

Посмотрел, как сидит на мне экспроприированное обмундирование, машинально отряхнул рукава кителя, поправил вещмешок, убедился в том, что пистолеты надёжно скрыты в карманах, и их рукоятки не торчат, пожелал себе удачи и, выбравшись на пригорок, быстрым шагом направился к ближайшему лесу.

Моей целью была железнодорожная станция, расположенная в пригороде, потому что в город заходить не решился. Я небезосновательно опасался, что сейчас, в утреннее время, когда рядом произошла диверсия, улицы Киля будут буквально шерстить на предмет поиска диверсантов.

С моими же документами, где фотография в «зольдбух» сильно отличалась от оригинала в моём лице, серьёзной проверки я мог и не пройти. А это бы означало провал, стрельбу, очередную суету и неопределенный финал дальнейшего моего жизненного пути.

По этой же причине — будущему кипишу в достаточно небольшом городе — я и решил его, в общем-то, покинуть, хотя в порту была как минимум одна цель, которую, в принципе, можно бы и уничтожить. Стоящий у пристани эсминец, название которого я не запомнил, в общем-то, выглядел довольно аппетитно.

Я, конечно, не знал, применялась ли в моей прошлой истории эта боевая единица в боях на Восточном направлении. Но, по большому счёту, для меня это было не так уж и важно. Данный корабль был кораблём противника, что ведёт боевые действия против моей страны, и этого уже вполне достаточно, чтобы он пошёл на дно, а его команда досталась на корм акулам или каким-нибудь другим крупным хищным рыбам, если акул по какой-то случайности в Балтийском море не обнаружится.

Так что, как ни крути, а тот кусок металла, вместе с экипажем, можно было бы и грохнуть, особенно учитывая тот факт, что на все международные конвенции я давно «забил». Но вот только связанная с моей диверсией суета и наличие оставшихся в живых свидетелей не давали мне пока возможности спокойно работать в данном, вполне перспективном, направлении.

Необходимо было время. Нужно было чуточку переждать — хотя бы недельку-другую, пока всё успокоится. И уже тогда, когда патрулей станет значительно меньше, а работа порта войдёт в обычное русло, можно будет вновь пошалить.

«С другой стороны, миноносец — это, конечно, хорошо, — говорил я себе, быстрым шагом передвигаясь между деревьями, и добавлял: — но в Кригсмарине есть более достойные моего внимания цели. Взять, скажем, тот же „Тирпиц“ — линкор, который немало попьёт крови союзникам, а значит, и нам. Сейчас — в 1941 году наши союзники, пока что именно что союзники — нашей стране кое-чем помогают. Не безвозмездно, конечно, а за деньги и золото, но всё же помощь есть, и пока что они нож за пазухой не держат. Вся эта их двойная игра будет, конечно, присутствовать во всех периодах этой войны, как, впрочем, и до неё, и после, но всё же — именно сейчас, когда вот-вот конвои с грузами пойдут на постоянной основе, они нам полезны. Следовательно, уничтожение тех сил и средств, что будут мешать попаданию грузов в Мурманск и другие советские города дело важное и нужное».

Вот только с диверсиями на немецких кораблях всё было не так-то просто. Во-первых, я точно не знаю и не могу знать, где и когда эти и им подобные жирные цели находятся. Во-вторых, не было сомнений, что после произошедшей масштабной диверсии, контроль для попадания на военные корабли многократно усилится.

Сегодня мне повезло. Почти все козыри были у меня на руках — это и малое число команды, и темнота, и сопутствующая паника, и внезапность, и вовремя открытый арсенал. Но что было бы, если бы один из этих пунктов не сработал или сработал не на все сто процентов? Ответ очевиден — операция немедленно провалилась бы.

Достаточно было бы мне прийти к этому самому арсеналу в тот момент, когда двери были ещё закрыты, или офицера, имеющего ключи, там бы по какой-то причине не оказалось. Произойди такое и — всё, гранат бы я не получил, а значит, не смог бы повредить трубопроводы. Следовательно, и толку бы от моих дальнейших действий было бы с гулькин нос — просто поломал бы двигатели, генераторы, да аккумуляторы — и на этом всё. Да, на месяц-другой я бы крейсер из военных действий вывел бы, но разве этого я хотел? Разве этого было бы достаточно?

Вот и я говорю, что нет. К тому же в этот раз, пользуясь паникой, и той же темнотой, мне удалось легко уйти. Правда, я чуть не утонул, не рассчитав свои, как оказалось, не безграничные силы, но это уже другой момент, не относящийся к делу. Так вот, ушёл я легко и даже ссадин толком не получил, не говоря о новых ранениях. В другой же раз всё может быть совершенно иначе. Экипажи на больших кораблях многочисленны — больше тысячи человек. Одна нелепая случайность, одна результативная пуля, выпущенная кем-то из них в мою сторону — ранение в ногу, например, и — всё, уйти мне уже никто спокойно не даст.

Следовательно, в одиночку, чуть ли не в рукопашном бою, уничтожать такие механизмы с такими огромными экипажами крайне опасно и сродни игре в русскую рулетку.

С этими мечущимися в голове мыслями без каких-либо проблем добрался до станции и купил билет до Берлина у заспанной кассирши.

Куда именно я отправлюсь потом, пока не решил. Знал только, что в какой-нибудь другой, дальний от Киля, конец Германии, и всё.

Поблагодарив женщину и получив билет, собрался отойти.

Но она меня остановила.

— Господин матрос, а вы не знаете, что произошло в городе? — спросила кассирша. — Тут около часа назад так громко бабахнуло, что даже стёкла задрожали.

— Понятия не имею, госпожа, — пожал плечами я и попрощался.

И действительно, откуда мне было знать, что там произошло в каком-то Киле? Может быть какой-то корабль немножко пошёл на дно? Даже не знаю, может ли такое случиться в спокойном городе, представляющим собой немецкую военно-морскую базу Кригсмарине.

Поезд подошёл через полчаса. Всё это время и время, что поезд шёл до столицы Третьего рейха, я, не переставая, думал о своём будущем. Точнее сказать, вновь и вновь задавался одним и тем же извечным вопросом: что же мне теперь делать?

По приезде в столицу нацистской Германии настроение моё заметно ухудшилось. Возможно, это было связано с усталостью. А возможно из-за того, что я так и не сумел для себя найти подходящую военную цель.

Выйдя из вагона и пока не решаясь идти к кассе для покупки билета, потому как пока не решил, куда поеду, сел на лавку, мельком глянул на валяющуюся рядом газету и, прочитав заголовок о предстоящих похоронах Гиммлера, погрузился в свои мысли. Необходимо было принять какое-то решение.

На ум отчего-то, кроме как продолжить работу по немецким военным кораблям, ничего не шло. Я помнил, что немецкие военно-морские базы на территории Германии были также расположены в Гельголанде и Гамбурге, а потому размышлял, имеет ли смысл мне осмотреть их достопримечательности и уже потом определиться имеются ли там вкусные цели, которые я могу уничтожить, или нет.

В голове возникла шальная мысль, что если отправиться туда прямо сейчас, то, вполне вероятно, пользуясь тем, что новые директивы проверки, возможно, до тех мест ещё не дойдут, я сумею всё удачно провернуть.

«Да, это риск, но он, в общем-то, более-менее оправдан необходимостью действия. Ведь, не могу же я сидеть в стороне, пока идёт война», — вздыхал я, пытаясь вычленить какие-то воспоминания из истории, о которой я знал в прошлой жизни.

И вскоре мне удалось кое-что вспомнить, после чего я себя спросил:

«А чего это ты, Лёша, так сильно зациклился на кораблях? Может быть, тебе стоит сосредоточиться на чём-то другом — менее для тебя опасном? В конце концов, есть же у немцев не только флот, но и авиация — Люфтваффе. Так почему бы тебе не обратить свой юный взор на их военные аэродромы? Разве это не достойная цель для уничтожения? Конечно, это будет опять сродни игры в рулетку, ведь где и какие самолёты находятся, я знать не буду, но зато хоть что-то я там уничтожить в любом случае смогу».

Самолёты — это не корабли, они на военном аэродроме есть всегда, как и военные лётчики, которые ими управляют. Следовательно, операция будет в любом случае успешной. Это вот с военным кораблём может быть облом. Приедешь в порт, а этот условный крейсер в боевом походе, который длится, например, месяц, а то и больше. И что мне всё это время делать? Его дожидаться, искать другие цели или семечками на местном рынке торговать? Ясно, что нет, поэтому сосредоточить своё внимание именно на военных аэродромах — очень неплохая и обещающая принести положительный результат идея!

«Вот только знать бы, какой лучше всего для общего дела уничтожить первым, — подумал я и тут же вспомнил про нашего разведчика Живова. — Вот если бы обратиться к нему, то уж он-то, наверняка, даст неплохую наводку, — но почти сразу же отказался от этой мысли: — Нет! Нет! И ещё раз нет! — сказал себе я. — Живов отпадает. Я обещал его не беспокоить, и слово своё нужно держать! Значит нужно придумывать что-то другое, своё и то, что никак не будет связано и не пересечётся с интересами советского разведчика. О чём я там думал ранее? О немецком военном аэродроме? Так о нём и будем размышлять! Цель выбрана, осталось только прикинуть, какой именно военный аэродром мне лучше уничтожить, чтобы и дело сделать, и Живова не нервировать. Исходя из этих условий, становится очевидным, что Берлинский военный аэродром не подходит. Тогда какой? Гамбургский или, скажем, Бременский? Какой из них более насыщен авиацией? Как узнать?»

Прекрасно понимая, что мне, по большому счёту, пофигу, ибо все эти аэродромы сейчас работают на Гитлера и Люфтваффе, а значит, враги, решил выбрать тот, к которому поезд будет отправляться с вокзала в ближайшее от этой минуты время.

Перед тем, как уйти в кассу, ещё раз глянул на валяющуюся газету, поднялся и, неожиданно для себя, завис, потому что сознание построило неожиданную логическую цепь.

В голове вспомнился заголовок той газеты, которую я видел позавчера. В нём говорилось об освобожденных мной под Берлином рецидивистах. Тут же промелькнула мысль с, казалось бы, логичным вопросом: «А разве в тюрьмах и лагерях сидят только убийцы и грабители?»

Следом за этим пришло осознание того, что я начинаю копать в нужном направлении. Я вновь присел и продолжил размышлять.

'Мне доподлинно известно, что основная масса заключённых в концлагерях будет фашистами убита и уничтожена. Это уничтожение будет происходить не когда-то потом, а происходит уже сейчас. А ближе к сорок пятому, когда режим третьего рейха почувствует близкое приближение катастрофы, в своей агонии его уничтожение людей примет ещё более массовый характер. Следовательно, нет сомнения в том, что освобождение обречённых на смерть и муки людей — дело святое и праведное. Однако сделать это в этот раз, в отличие от освобождения узников поезда, мне нужно не спонтанно, а хорошенько подготовившись. Я должен придумать не только план самого освобождения, но и подготовить узникам оружие, с которым они, в дальнейшем, помогут мне начать победное шествие по вражеским тылам. Также необходимо будет разведать и наметить те первоочередные цели, которые наша сформированная армия должна будет захватить в первую очередь. Ещё со времён Великой Октябрьской Социалистической революции известно, что при перевороте нужно захватывать мосты, почту и телеграф. Нам же к этому списку необходимо будет добавить склады с амуницией, боеприпасами, оружием и — чуть ли не главным — продовольствием. Ведь люди, которые натерпелись всех мук Ада, будут не только безоружные, но, в том числе, и голодные.

Вероятно, после освобождения и захвата первых трофеев, узников нужно будет разбить на отряды. Командовать над ними будут те военнопленные, которые были в подполье того или иного концлагеря. Проведу совещание, объясню товарищам намеченные мной цели и задачи. Я не дока во всех вопросах, в том числе и в военных делах. Поэтому с удовольствием приму любую критику и советы от более опытных товарищей по тактике и даже стратегии. Но нет сомнения в том, что в первую очередь, после освобождения одного лагеря, нам нужно будет как можно скорее освободить находящиеся неподалёку концлагеря. Это необходимо сделать не только для того, чтобы внести ещё большую панику в ряды тыловых немецких войск, которая обязательно возникнет, но и существенно пополнить ряды нашей армии восставших. Сейчас сложно сказать, какова будет её численность, но если вспомнить, что, например, в один только нацистский концентрационный лагерь смерти Берген-Бельзен, что располагается в нижней Саксонии, в июле 1941 года поступило 20 000 советских военнопленных, то бойцов, готовых взять в руки оружие и отомстить своим обидчикам, будут как минимум десятки тысяч. А это уже ого-го! Если же учесть, что действовать эта армия будет в глубоком тылу противника против не столь подготовленных воинских соединений (ведь основная масса боевых частей находятся на Восточном фронте и ведут кровопролитные бои с Красной армией), то шанс на победу у нас будет немалый!'

Мою грудь наполнила надежда и радость, оттого что я не только нашёл нужное дело, сулившее доставить немалые проблемы нашему противнику, но и смогу освободить наших людей и избавить их от страданий. Да, этим людям, которые ко мне примкнут, я не смогу пообещать жизнь без тягот и лишений. Для полного своего освобождения и снятия оков нам всем придётся ещё повоевать в той армии, которую я собираюсь создать. Но ведь нет сомнения в том, что лучше умереть в бою, чем стоя на коленях бессловесным рабом! В это я свято верил, как и в то, что основная масса военнопленных, получив вместе с оружием второй шанс, без сомнения воспользуются им, начнут борьбу за своё новое будущее, и мы все вместе, плечом к плечу, будем воевать и приближать нашу Победу, с которой придёт и окончание этой проклятой войны.

От предвкушения будущих операций у меня перехватило дыхание. Захотелось закричать на весь мир. Захотелось немедленно поделиться этой идеей со всеми людьми на Земле. Но я, разумеется, не сделал этого, а лишь, стиснув зубы, молчал, озираясь по сторонам в многообещающей улыбке.

И тут мой взгляд вновь остановился на заголовке лежащей рядом газеты. В голове что-то щёлкнуло, а по телу прошла леденящая дрожь. В мгновение ока я прекратил улыбаться, буквально опешив от пришедшей на ум новой ошеломляющей идеи. Трясущейся рукой я вытер выступившую на лбу испарину и, тяжело дыша, прошептал:

— Стоп машина! А зачем мне оттягивать окончание войны на год, а то и на два, устраивая диверсионно-партизанское движение, если эту поганую войну можно закончить быстрее?

От снизошедшего откровения сердце начало колотиться с бешеной скоростью. Оно буквально стало выпрыгивать из груди. Я не верил тому, что сумел это придумать! Пришло осознание, именно ОСОЗНАНИЕ того, что я могу перевернуть эту кровавую страницу истории, закрыв вопрос раз и навсегда. Это было невероятно! Это было просто фантастически, и я хотел начать подготовку к уже намеченной операции прямо сейчас. Прямо здесь. Прямо в эту секунду.

И тем сильнее было моё ошеломление, когда я почувствовал, что мне кто-то положил ладонь на плечо, а затем услышал едва знакомый голос, который произнёс:

— Забабашка! Дорогой Забабашка! Наконец-то я тебя нашёл!