Неправильный разведчик Забабашкин (ФИНАЛ)

Глава 11 Каждый за себя

Хотя при прыжке и сгруппировался, помогло это лишь отчасти. Удар об насыпь был болезнен. Я получил несколько шишек и ссадин, а кроме этого, явно разбередил раны на ноге и под рёбрами.

Как только первые приступы острой боли прошли, поднялся на ноги, вытащил из кобуры пистолет и сфокусировал зрение.

Для обычного человека, поиск в темноте доставляет существенные проблемы. И даже несмотря на то, что Луна иногда появлялась из-за облаков, ночное время суток не для зрения большинства людей. При недостаточном освещении человеческие глаза не способны хорошо видеть. Но вот у меня с этим проблем не было. А потому, легко обходя растущие деревья, я направился на поиски тех, кому не посчастливилось со мной увидеться, одновременно с этим начав размышлять об их дальнейшей судьбе.

Как всегда, в такие острые моменты, во мне вновь начали бороться два мнения. Одно говорило, что на матросов я напал по полному беспределу, наплевав на международное право. Второе же во всё горло кричало, что и хрен бы с ним, с этим правом, конвенцию по которому СССР даже не подписывал. Эти моряки ехали на военный корабль и не просто так — на экскурсию, а для того, чтобы войти в состав экипажа, обучиться и с новыми силами начать убивать, в том числе и советских граждан.

Эти два мнения бушевали в мозгах, совершенно не собираясь примиряться между собой и находить общее решение. Причём то мнение, которое всё время напирало на разного рода международные документы и договоры, закрывая от ужаса глаза, постоянно вопрошало: что я собираюсь делать с якобы пока ещё ни в чём не повинными матросами? Мол, ведь нельзя же судить за то, что они пока ещё не совершили.

«Не совершили, так совершат, — отмахивался от этого миролюбивого мнения я и тут же поправлял себя: — Точнее, уже не совершат, ибо теперь у них другая судьба, и на „Шеер“ они точно не попадут!»

Насчёт этого у меня не было никаких сомнений. А вот насчёт другого вопроса, кое-что в голове всё же мешало сработать хладнокровно.

Если честно, то изначально, как только я понял, что те двое с тяжёлого крейсера «Лютцов», то об их судьбе я больше даже думать не хотел. Команда того корабля, хоть и пыталась иногда воевать по правилам ведения войны, всё равно в конечном итоге скатилась к преступлениям. Так что, по сути, матросы были изначально вне закона, даже учитывая то, что я сейчас вроде бы как не был комбатантом, и вроде бы как не мог вести военные действия. К тому же, вероятно, начиная приходить в себя, я начал на те пресловутые конвенции, можно сказать, смотреть сквозь пальцы.

Вспоминая свои мысли по поводу международных договоров, в голове нет-нет да зарождалась тень сомнения насчёт адекватности их применения и исполнения в текущих реалиях настоящей войны на уничтожение. И это не игра слов. Именно войну на уничтожение Германия объявила Советскому Союзу.

«Ну, какие ещё могут быть правила, когда эти людоеды убивают, насилуют, пытают и сжигают в печах наших людей?»

Это был вопрос, на который мог быть один единственный ответ: никакие нахрен конвенции с людоедами не подписываются и не исполняются.

И когда я сумел это понять, то решил, что на всю ту белиберду, которая сидела у меня в голове, просто забить, а все мысли, что ранее были связаны с этим вопросом, считать — временным помешательством рассудка.

Но легко сказать, да трудно сделать. Сейчас из-за того, что эти моряки ещё не ступили на «Адмирал Шеер», я не мог их обвинить в тех преступлениях, что тот корабль со своей командой должен будет совершить.

Но это что касаемо «Шеера». Но моряки-то до этого момента служили на другом военном корабле. И с тем судном тоже было не всё так просто.

О похождениях тяжёлого крейсера «Лютцов», я помнил немного. Вроде бы он в апреле 1940 года участвовал в захвате Норвегии. А в июне 1941 года, при попытке прорыва в Атлантику, получил торпеду с британского самолёта. В дальнейшем, когда его починят, он выйдет на перехват конвоя PQ-17, но попадёт в навигационную аварию. Далее этот тяжёлый крейсер также будут сопровождать неудачи и постоянный ремонт. Впрочем, в кое-каких боях, ему всё же участвовать доведётся. Например, он будет оказывать огневую поддержку частям вермахта в Прибалтике. Но существенных каких-то «подвигов», в кавычках, разумеется, не совершит. 4 мая 1945 года, он будет взорван экипажем. После войны корабль поднимут со дна и 26 сентября 1946 года даже включат в состав ВМФ СССР. Однако не пройдёт и года, как этот карманный линкор решат сделать мишенью и 22 июня 1947, ровно через шесть лет после начала Великой Отечественной Войны, в ходе учений Балтийского флота потопят окончательно.

Это, собственно, было всё, что отложилось у меня в памяти. Но и этого было немало. Во всяком случае, из вспомненной информации я мог сделать вывод, что как ни крути, а корабль всё-таки действовал, в том числе и непосредственно против нашей страны.

И это был приговор и кораблю, и членам его команды.

Пробираясь через кусты и внимательно всматриваясь в окружающую растительность, пытаясь найти следы двух немецких моряков, сейчас я пытался найти ответ лишь на один вопрос: ликвидировать будущих преступников сразу или, быть может, вначале допросить?

Но долго размышлять мне не дали. Из-за лежащего на земле дерева неожиданно выпрыгнули двое и, без разговоров, лишь рыча, с ножами в руках, бросились на меня.

Расстояние между нами было небольшим, не более трёх метров. Но шансов у них не было, ведь я в руке держал «Вальтер», а у них в наличии огнестрельного оружия не имелось. Мне было достаточно одного мгновения, чтобы нажать два раза на спусковой крючок, и всё было кончено. Оба несостоявшихся убийц советских граждан в ту же секунду умерли, а я немного облегчённо вздохнул, выкидывая предыдущую моральную дилемму из головы. В который уже раз моя судьба сама сделала сложный выбор за меня, а судьба двух немцев сделала выбор за них. Они безрассудно бросились в атаку, а потому итог был закономерен. С другой стороны, что в такой ситуации им ещё оставалось делать? Ведь что с их точки зрения произошло — какой-то неадекватный офицер, ни слова, ни полслова не говоря, выкинул их из движущегося поезда, а затем приближался к ним с оружием в руках. Конечно, в темноте оружия они могли и не видеть, но после того, что с ними произошло, предполагать самое худшее они были просто обязаны. Так что, как ни крути, а ничего удивительного в их нападении на меня не было. Как не было ничего удивительного и в моих ответных действиях. Враги хотели убивать мой народ, и народ в моём лице сказал им решительное — нет, отправив их экспрессом прямиком в ад.

«Ну да ладно. Это пройденный этап. А я иду дальше», — вздохнул я и посмотрел на тела.

Прикинув, какая из двух комплектов форм немецких моряков, лежащих на траве, мне больше подойдёт по размеру, выкинув из головы все приличия и установленные обществом моральные принципы, помня о том, что моя судьба висит на волоске, приступил к переодеванию.

Уже через пять минут обер-лейтенант Эрих Хоффман исчез, и в мире появился обновлённый вариант матроса Ганса Дельвига.

Да, рождение новой личности вновь прошло через кровь. Но увы, сейчас время было кровавым. Я, как и все нормальные люди, очень хотел бы, чтобы было иначе. Я хотел бы, чтобы это безумие поскорее кончилось, и наступил мир. Но знал, что до этого момента очень далеко, и прольётся ещё немало той самой крови, без которой не обходится ни одна война.

С этими двумя, что сейчас уже лежали в овраге, заваленные ветками, я в этой жизни никогда бы не встретился. Мы бы не были друзьями, и наши дети никогда не ходили бы в один детский сад и школу. Но мы и врагами не были бы. Они бы жили в своей стране, до которой мне бы не было абсолютно никакого дела. А я бы жил в своей. И я уверен, что им до моего жития-бытия тоже было бы глубоко по барабану. Но произошло массовое помешательство в их умах — в умах целого народа. Они возомнили себя сверхлюдьми, решив, что отныне именно они решают судьбы мира. Они возомнили, что имеют право жить в любых землях, в которых захотят, а народы, что там проживали до этого испокон веков, должны полностью исчезнуть, уступив им место под Солнцем. И вот итог: два свихнувшихся дурака, поверивших в бредни чокнутого художника, валяются в виде удобрений на своей земле.

— А не надо было на службу к психопатам идти! — зло прорычал я, глядя на эту неприятную картину.

И если честно, меня это бесило. Нормальные вроде бы люди: две руки, две ноги, а в головах пустота и мрак кромешный. И повлиять на это как-либо по-другому, нежели как уничтожить всех этих фанатиков, я не мог.

После недолгого переодевания осмотрел оба вещевых мешка, с которыми ехали усопшие. Ничего интересного в них не обнаружил: фотографии, записки, книги, умывальные принадлежности. Вытряс содержимое на землю и переложил туда свои личные вещи, оружие и патроны из ранца. Закончив с этим, развернулся на сто восемьдесят градусов, закинул вещмешок за спину и без лишних слов, пожелав себе в очередной раз удачи, направился в сторону города, огни которого виднелись вдали. В населённый пункт, куда я стремился, мне нужно было попасть затемно, ибо именно на тёмном времени суток был построен мой стратегический план.

Через два часа в морской городок вошёл никому не известный матрос Кригсмарине, который прямиком направился в порт. Мне предстояло попасть на военный корабль, на котором у меня некоторое время назад образовалось одно небольшое, но крайне важное дельце.

Двигаясь по вечерним оживлённым улицам, я испытывал странное чувство. Создавалось чёткое впечатление, что несмотря на то, что город был, по сути, немецкой военно-морской базой, война в полной мере сюда ещё не пришла. Горожане жили своей обычной неспешной жизнью. Листья, пожелтевшие и сухие, шуршали под ногами, а в воздухе витал запах свежеиспечённого хлеба из ближайшей булочной.

Внутри мгновенно стало хорошо, и чувство ностальгии буквально захлестнуло разум. Но я знал, что всё это лишь иллюзия мирного уклада, которая, казалось бы, находилась вне реальностей этого нового безжалостного мира, который, чтобы родиться, обрёк человечество на самую кровавую в его истории войну.

И собственно, что всё это именно иллюзорное и ненастоящее, стало очевидным сразу, как только я вышел к порту. Стоящие на причале и на рейде немецкие военные корабли недвусмысленно говорили о том, что ни о какой мирной жизни уже давно речи не идёт.

Все эти железные монстры, в ожидании своих экипажей и приказов, готовились лишь к одному — безжалостной войне!

Название города, в котором оказался, я узнал из предписания, что было в документах каждого из безвременно покинувших наш мир немецких моряков. И если честно, то я был сильно удивлен, что кассирша на железнодорожном вокзале Берлина мне продала билет именно сюда.

«Почему на море? Почему туда, где корабли? Почему туда, где я увидел тот самый карманный линкор?»

Вопросов в голове было море, а чётких ответов вовсе не было. Однако вскоре я всё же сумел кое-что вытащить из глубин памяти и проанализировать. Вспомнил разговор с той юной кассиршей и её сожаление во взгляде, когда она узнала, что я после ранения. Вероятно, после этого она посчитала, что морской воздух мне будет как нельзя кстати. А если учесть, что конкретный пункт назначения я не говорил, она и отправила меня на море.

«Что ни говори, а логика в её действиях несомненно была. Раненому, которым я якобы был, морской воздух действительно мог быть полезен. Это действительно логично. Однако, каково же было мне, когда я из-за её логики чуть головой не поехал, увидев проклятый корабль⁈ Шок — по-другому и не назвать! Судьба вновь со мной играла, как хотела. Вначале меня преследовали лошади-Маньки, потом мотоциклы, а теперь, вот — карманные линкоры. Прогресс, конечно, очевиден и, что называется, налицо. Только вот мне теперь главное — умом не тронуться от такого прогресса и от такого преследования!» — обалдевал я, подходя к КПП, что преграждал улицу и вел в порт города Киль.