Не тот год II

Глава 8

ГЛАВА 8

Сашка ювелирно посадил трофейный самолёт на дорогу в километре от прохоровского хутора. Чуть дальше уже начиналась зона действия амулетов. Отсюда придётся идти по большой дуге и времени это займёт не меньше сорока минут.

Оба красноармейца ушли на хутор, а я остался охранять самолёт. Чуть подумав и ещё раз оценив кабину, посчитал, что вчетвером внутри будет не то что тесно, а вообще можем не уместиться, и взялся выкидывать всё лишнее. Под это определение попал также пулемёт с боеприпасами. Вместе они весят за двадцать килограмм, плюс крохотное сиденье стрелка и сиденье пассажира рядом с пилотом, плюс ещё кое-что по мелочи. Всего набралось килограмм сорок лишнего веса, снятого и выброшенного из кабины. Всё грубо отламывал или отрывал.

Красноармейцы отсутствовали примерно два часа. Я издалека заметил их и Прохора, вышедших из рощицы и напрямую пошедшие к самолёту на дороге. Третий боец шёл сам, правда, опираясь на Витьку, закинув ему на шею руку, а тот придерживал товарища за пояс. Сашка двигался позади и чуть правее, крутя головой по сторонам. Самым первым в их группе ступал хозяин хутора.

— Молодец! — немедленно похвалил меня Сашка, увидев раскуроченную кабину. — Я сам позабыл сказать тебе чтобы лишнее выкинул из самолёта. Вчетвером нам внутри будет и без того тесно.

Когда красноармейцы стали помогать устроиться в кабине раненому, ко мне подошёл Прохор Фомич.

— Улетаешь, значит?

— Улетаю, Прохор Фомич, — кивнул я. — Бог даст — увидимся ещё.

— Всё может быть, — также покивал он в ответ. Чуть помолчал и добавил. — Я-то думал, что с нами останешься. Комсомольцам бы помогал. Они хоть и молодые-дурные, но правильные ребятки. Глядя на тебя быстро за ум взялись бы.

— Я там, — кивнул головой в сторону далёкой линии фронта, — смогу помочь намного лучше. Возможно так, что не придётся молодёжи зазря гибнуть. И уж точно смогу помочь сберечь тысячи жизней таких ребят, как Андрей и Егор с Ильёй.

— Тогда Бог в помощь тебе, Андрей, — произнёс он, а потом взял и перекрестил меня.

В этот момент со стороны «аиста» донёсся возглас Сашки:

— Андрей, мы готовы! Только тебя ждём! Ты с нами?

Они не только усадили раненого в кабину, но и уже развернули самолёт вдоль дороги, в обратную сторону, чтобы при взлёте не попасть под воздействие амулетов.

— Иду! — крикнул я в ответ и протянул руку Прохору. — Прощай, Прохор Фомич. Напоследок от себя скажу: готовься, что война продлится долго и будет страшнее, чем первая. Немец пришёл к нам другой, очень жестокий, которому нужна лишь земля и рабы. Остальных будет выжигать без малейшей жалости. Не забывай следить за амулетами. Так у тебя и других будет шанс спастись.

— Я тебя понял, — сказал мужчина и ответил крепким рукопожатием.

В кабине самолёта пришлось скрючиться чуть ли не в позе эмбриона, только сидя. Сергею оставили место впереди. Мы с Витькой скорчились и тесно прижались друг к другу сзади.

Взлетел самолёт на удивление — моё — быстро и легко. Особых различий между взлётом втроём с немецкого аэродрома и с дороги я не заметил. Трясло чуть-чуть больше, вот и всё.

— Как бы наши нас не сбили, — сказал Витька. Возможно, это были мысли вслух, но мы сидели так близко, что я услышал всё несмотря на окружающий шум.

— Главное, чтобы бензина хватило, — крикнул я ему в ответ.

Его опасения не оправдались. Отчасти. Ни советская, ни немецкая авиация на нашем небесном пути не повстречалась. Но дважды мы попадали под обстрел с земли. Один раз по нам пальнули несколько винтовок и пулемёт из небольшого леса, над которым мы пролетали. Во второй раз стволов было намного больше и били по нам из окопов и ячеек возле крупной деревни. Пара пуль пробила остекление с левой стороны. Просто чудом никого из нас не задело.

— Все целы? — прокричал Сашка.

Мы с Витькой почти синхронно рявкнули:

— Да!

— Да!

— Отлично! — отозвался он. — Готовьтесь к посадке, нам мотор повредили. С десяток километров протянем, не больше!

Я и сам уже услышал перебои в работе двигателя, громкий неравномерный стук, вписавшийся в неё и скрежет. Рисуемого в фильмах густого дыма не видел и не ощущал. Но возможно его сносило вниз ветром. Или в этом самолётике нечему гореть в таком количестве.

Я был готов к самой жёсткой посадке вплоть до критических последствий. На всякий случай шёпотом зачитал защищающий заговор. Энергии-то и жизненной силы во мне после недавней жертвы было ещё ого-го сколько!

Сашка направил самолёт на поле, покрытое густой зелёной травой с мелкими сухими метелками. Среди них иногда мелькали высокие кочки муравейников. Три раза самолёт бился о землю и вновь подлетал вверх. После четвёртого столкновения с поверхностью покатил по автомобильному. Сквозь звуки разламывающегося двигателя я слышал шорох травы, бьющейся по фюзеляжу. Сравнение с автомобилем вылезло в сознании не просто так. Нас трясло словно в «буханке», несущейся по дырявому асфальту или колеистой грунтовке на полной скорости. Наконец, «шторх» замер. Практически вместе с остановкой исчезли все звуки. Только что-то слабо потрескивало в передней части самолёта.

— В следующий раз я лучше поползу через передовую, чем так лететь, — с тихим стоном произнёс Сергей.

— Зато мы уже дома, — ответил ему наш пилот и следом спросил. — Ты как?

— Растрясло, но терпимо.

Первыми наружу выбрались мы с Виктором. Потом помогли Серёге. Последним покинул самолёт Сашка. Он покрутил головой по сторонам и уверено махнул рукой куда-то в сторону далёкой рощи за хвостом «аиста»:

— Нам туда.

Ещё когда мы только подошли к первым деревьям, то услышали звук автомобильного двигателя и грохот разболтанных бортов.

— Кажись, это за нами, — хмыкнул Серёга.

— Горячо нас встречать будут, — поддакнул ему Виктор.

— Если сразу не прибьют, то потом легче будет, — высказался и Сашка. — Документов-то у нас нет. А сейчас все нервные и злые ходят.

— Шуточки у вас, однако, — покачал я головой. Возвращение к своим, вернее приход к своим, заставлял сильно нервничать. Чёрт его знает, как всё пойдёт. Мне обещали защиту и поддержку, вроде бы, но не всё в жизни бывает так, как рассчитываешь.

— Да какие шуточки, Андрей, — вздохнул Сашка. — Мы на дымящемся немецком самолёте пролетели как минимум над штабом какого-то полка. Сейчас оттуда за нами направили отряд. Точнее к месту нашего приземления. Диверсантов же сейчас как блох на уличной дворняге.

Вскоре мы увидели полуторку и четырёхколёсный броневик с пулемётной башенкой недалеко от рощи с другой её стороны. От них шли полтора десятка красноармейцев с винтовками. У половины на «мосинках» торчали штыки. От их вида меня невольно передёрнуло. Почему-то вид немецких карабинов или СВТ с кинжальными штыками почти не пугали, в отличие от этих винтовок с сорокасантиметровыми «иголками».

— Андрей, откинь подальше в кусты свой автомат, — сказал Сашка и сам первым подал пример. — Пехота может не разобраться и открыть стрельбу при виде немецкого оружия.

— Понял.

Мой «шмайсер» полетел в сторону.

— Саш, может мне скрыться и со стороны посмотреть, что и как? — предложил я.

Тот на секунду задумался. потом отрицательно мотнул головой:

— Не стоит. Потом меньше вопросов будет откуда ты рядом с нами взялся.

Спорить с ним я не стал, но насторожился ещё сильнее. Что вызвало такое решение командира… пожалуй что уже моего, раз я с его группой был на задании и вместе вернулся? Считает, что угрозы нет, хоть и говорит совсем другое? Или боится выпустить меня из поля зрения, упустить надо мной контроль?

«Как всё-таки было хорошо на Украине. Всё ясно, прозрачно, чётко, — мысленно посетовал я. — А тут скоро параноиком и шизиком станешь в попытках разобраться в чужих словах с поступками».

Дальше случилось то, от чего у меня в первое мгновение глаза полезли на лоб. Сашка принялся резать на себе штаны. Расстегнул камуфляжные, подтянул вверх кальсоны и чирканул кончиком ножа по шву, внутри которого проходила тесьма завязок. Чертыхаясь, он принялся её вытаскивать. Мне так показалось в первый момент. Но потом увидел, что у него в руке появилась узкая полоска светлой блестящей ткани, на которой темнели строчки слов и пара печатей, едва влезших на ткань.

«Вот оно что!» — осенило меня.

Про «секретки» (называют из по-разному) я и читал, и слышал, и видел в различных программах. На куске шёлка напечатано нечто в духе документа кардинала Ришелье, про который должны знать все читавшие «Трёх мушкетеров». Плюс печать или даже несколько такого уровня, от которых и комдив не отмахнётся. Главное, чтобы задерживающий-проверяющий был в курсе существования таких вот лоскутков. В том, что два отделения красноармейцев, сейчас деловито прущих на нас цепью, из знающих я сильно сомневаюсь.

— Андрей, запомни, — торопливо произнёс Сашка, возвращая штаны на место, — ты боец особой группы главного управления государственной безопасности. Мы выполняли задание в тылу немцев. Я твой командир, а группа называется «Сапсан». Будут вопросы по одежде, отвечай, что требовалось провести разведку на месте в роли гражданского лица. Обратно переодеться не успел. А дальше молчи. Если нас разделят, то требуй связи со штабом двадцать второй…

Договорить ему не дали. В этот момент бойцы увидели наши фигуры среди деревьев и оглушительно заорали на разный лад:

— Стоять!

— Стой, стрелять буду!

— Не стрелять! Мы свои! Разведка! — рявкнул в ответ Сашка и добавил пару непечатных фраз для закрепления эффекта.

Через минуту вокруг нас уже стояли пятеро красноармейцев, наставив штыки.

— Бросай оружие, раз-зведка, — сказал, как плюнул крупный мордастый старшина. — В штабе с вами будут разбираться, свои вы или чужие.

Нас торопливо обыскали, нашли ножи и пистолеты, дали по разу «горячих» в воспитательных целях, потом скрутили руки нашими же ремнями и погнали к машинам. Сашка и прочие держались спокойно настолько, насколько было такое возможно в данной ситуации. Всего несколько раз командир прикрикнул на красноармейцев, не в меру разошедшихся. Особенно досталось, когда от их действий не смог сдержать стон Сергей, чьи бинты не произвели особого внимания на наших пленителей. От его ледяного тона даже меня слегка проняло. А бойцы отшатнулись на пару шагов назад. После этого обыск мгновенно закончился. Мало того, в кузов нас вполне вежливо подсадили, а не закинули или не загнали на пинках. Правда, руки так и не развязали.

Шесть бойцов остались с нами, остальные направились к «шторху» и продолжили прочёсывать рощу.

Полуторка довезла нас до деревеньки начинающейся на другом конце поля. Возле крупного дома с надписью « сельсовет» машины остановились. Здесь кроме них стояло несколько мотоциклов, ещё один грузовик размерами поболее «полуторки», пушечный шестиколёсный броневик и чёрная легковушка.

Под взглядами не менее чем двух десятков красноармейцев, нам помогли спуститься на землю и повели в дом. Конвоировал нас лейтенант, командующей отрядом, что нас захватил, и два бойца.

Перед дверью в горницу он остановился, постучался, открыл её и сказал:

— Товарищ полковник, разрешите войти?

Из комнаты послышался короткий неразборчивый ответ, после чего лейтенант шагнул внутрь и опять по-уставному сказал:

— Товарищ полковник, в роще за полем рядом с местом падения немецкого самолёта задержаны четверо неизвестных с оружием. Представились нашими разведчиками, документов при себе нет.

Следующую фразу неизвестного полковника сумел разобрать:

— Где они?

— Здесь. Заводить?

— Да давай уже, Самохвалов!

Лейтенант выскочил в коридор как ошпаренный и сердито взглянул на нас:

— Заходите.

Оказавшись внутри комнаты, я первым делом оглянулся. Помещение было просторным, не меньше двадцати квадратных метров. Высокие потолки, беленые известкой, судя по характерным разводам, такая же беленая печка в углу. Не так называемая русская, которая заняла бы метров семь, а компактная и узкая. Не помню, как такие называют.

Три больших стола, заваленные бумагами, картами, заставленные кружками со стаканами, вперемешку с пепельницами и пачками сигарет или папирос. На одной из стен висела огромная карта, расписанная разноцветными карандашами. На другой на гвоздиках болтались командирские сумки, пара фуражек с шинелью и кожаная куртка без каких-либо знаков различия.

Рядом с печкой на короткой лавке и за куцым столом пристроился сержант. На полу рядом с ним стояла радиостанция, а на столе два полевых телефона и несколько блокнотов с карандашами. Возле стены с сумками на табурете сидел за ещё одним мелким столом, от табурета отличающимся только большей высотой, второй сержант. Перед ним стояла стопка листов, чернильница с пером и пара красных карандашей. Возле больших столов расположились несколько командиров. Пятеро. Полковник, майор, два капитана и, что ли, политрук с малиновыми петлицами и одной «шпалой». Или старший политрук? Вот с обычными званиями я уже разобрался давно. Но эти комиссарские и гэбэшные до сих пор вводят в заблуждение. Да ещё эта цветовая ориентация петлиц. Прям «Кин-дза-за» натуральное.

Секунд десять все они пялились на нас, как на диковинных зверушек. Наконец, полковник, который здесь явно верховодил произнёс:

— Кто такие? Кто старший? Чья разведка? Почему на немецком самолёте?

Это был мужчина среднего роста, худощавый, с вытянутым лицом и высоким лбом. Под носом у него были маленькие усы, очень похожие на те, которые носит бесноватый фюрер. А ещё, кажется, такие же были у Ворошилова, что ли, и Панфилова.

Сашка сделал шаг вперёд:

— Старший лейтенант Главного Управления Государственной Безопасности Панкратов, товарищ полковник. Моя группа находится в прямом подчинении штаба двадцать второй армии. Генерал-лейтенант Ершаков про нас знает.

— Хоть что-то есть подтверждающее ваши слова? — с сомнением поинтересовался у него полковник.

— Пусть развяжут мне руки.

— Хм, — хмыкнул полковник и посмотрел на нашего конвоира. — Самохвалов, развяжи.

Получив свободу, Сашка пару секунд растирал запястья, на которых остались глубокие рубцы от веревочных петель, а затем жестом фокусника незаметно для всех выудил из рукава шёлковую ленту и протянул её своему собеседнику. По взгляду того стало ясно, что он в курсе таких «ксив». Приняв шёлковый документ, он внимательно прочитал каждое слово на нём и даже посмотрел на свет сквозь него.

«Там водяные знаки, что ли?», — промелькнула у меня мысль при виде таких манипуляций.

— Развяжите их, — коротко приказал полковник, закончив оценку ленты.

Спустя минуту я с облегчением растирал руки, ноющие после верёвки.

— Самохвалов, — полковник вновь взглянул на своего подчинённого, — разведчиков отведи в столовую, накорми, дай им помыться и подыщи чистую одежду. Форму, — он косо взглянул на меня. — Пусть приведут себя в порядок, — полковник взглянул на Сашку. — А вы, товарищ старший лейтенант, пока задержитесь у меня. Мне нужна оперативная обстановка. Что видели, когда были у немцев и летели к нам…

— У меня в группе тяжелораненый, товарищ полковник. Ему нужна медицинская помощь, — перебил его наш командир.

— Самохвалов, сначала веди всех в санбат. Пусть всех осмотрят и помогут. Потом уже всё остальное.