Не тот год II

Глава 4

ГЛАВА 4

Прохор Фомич только хмурился, глядя на наши приготовления. Комсомольцы занялись оборудованием позиций и учились пользоваться немецким пулемётом. Учить пришлось мне, на время отложив работу с черепом. Раз двадцать каждый из них снарядил и разрядил пулеметы, поменял ствол. Если бы не опасность появления рядом со старой смолокурней немецких отрядов прочёсывания, то они бы ещё и постреляли бы. Но увы, очень опасно было шуметь.

Наконец, от меня отстали, и я смог заняться волчьим черепом.

Уединившись в землянке, взял в руки кость и зашептал:

— Духи тёмные, дочери Мары, ветра злые и дымы удушливые! Найдите моих врагов, окружите их, затуманьте им головы, остудите кровь в их сердцах! Наведите на них морок-оморочку, да не на час, а на день и ночку! Пусть не едят и не спят, пусть их руки дрожат! Пусть взгляд затуманит и ноги подкосит!..

Прочитав заговор первый раз, я сделал несколько вдохов-выдохов и вновь забормотал его же. И так семь раз. После седьмой начитки я себя чувствовал, как после пары часов интенсивной тренировки в спортзале. Руки и ноги дрожали, сердце бешено стучало в груди, вся одежда пропиталась потом, который стекал по телу ручьями.

— Вот же ж твою, — одышливо сказал я, когда закончил заговаривать череп. — А меня ведь ещё две таких же костяшки ждут.

Держа череп двумя руками, я вышел на улицу и крикнул:

— Прохор Фомич, вы ещё здесь?

Ответ последовал почти мгновенно:

— Тут я, покуда не ушёл. Что-то захотел?

— Да. Мне нужно, чтобы вы провели меня вокруг смолокурни метрах в трёхстах и там, откуда обязательно пойдут немцы.

Тот вышел из-за деревьев, где комсомольцы готовили одну из позиций для пулемёта.

— Это чем ты таким занимался, что такой заморенный вышел? — удивился он моему виду.

— Неважно. Так проведёте?

— Ну, пошли, — кивнул он и с нескрываемым любопытством посмотрел на волчий череп в моих руках. — Самое первое, где они пойдут — это старая дорога…

Череп я сунул между ветвей молодого клёна на краю дороги, по которой мы вчера провели грузовики. До края поляны с землянками и смолокурней отсюда было метров триста пятьдесят. До установки черепа я дополнительно прошёлся влево и вправо от дороги, обозначив границу действия отпугивающего амулета.

— А теперь быстро пошли назад, — сказал я своему провожатому.

— Ой, темнишь ты что-то, парень, — покачал тот головой.

— Если останемся ещё на пару минут, то сами и узнаете. Но я очень не советую.

Вернувшись на территорию смолокурни, я сообщил комсомольцам о запрете выходить на дорогу и бродить по её окрестностям. Те похмыкали и вернулись к своему занятию.

Примерно через час появился Егор. Из «сидора» он вытащил два волчьих черепа. Один крупный, как ранее заговоренный, и второй чуть поменьше.

— Змей не нашёл, извини, — развёл он руками.

— И так сойдёт, — успокоил я его.

Я только-только закончил зачитывать заговор во второй раз над первым черепом, как с улицы донёсся истошный вопль. От неожиданности сильно вздрогнул и выронил заготовку под амулет.

Стоило мне оказаться снаружи, как увидел выскочившего из леса Прохора. И точно с запретного направления.

«Вот же чёрт старый! Сказал же туда не ходить», — со злостью подумал я. Оказавшись на безопасной поляне мужчина рухнул на землю и скорчился клубком, принявшись тихо подвывать. К нему подбежали все. С трудом перевернули на спину, развели руки.

— Прохор Фомич, что с вами? Прохор Фомич? — торопливо спросил его тёзка.

Лицо у хозяина пуни было беле снега, белки глаз покраснели от лопнувших сосудов, губы чуть ли не посинели. Сердечный приступ? Этого ещё не хватало.

— Держите его, я попробую помочь, — сказал я. После чего опустился на колени, положил ладони на грудь мужчине и почти беззвучно забормотал лечащий заговор. Результат стал виден сразу же после того, как я умолк. На лицо вернулись краски, губы вернули свой здоровый цвет и даже глаза стали выглядеть лучше. — Тащите его в землянку. Пусть отлежится.

— А что с ним было? — посмотрел на меня Андрей.

— Нарушение техники безопасности. Я же предупредил всех, чтобы в том направлении никто не ходил.

— И долго туда нельзя ходить? Нам же потом машины вывозить как-то будет нужно?

— Сутки. Если немцы за это время здесь не появятся, то завтра после рассвета можно будет уходить. Но лучше бы пришли.

— Зачем⁈

— С ними будет то же самое, что и с Прохором. После такого у всех любопытных, мигом интерес к смолокурне отобьёт.

— А-а, ясно…

Двумя другими черепами я закрыл почти все подходы к старой смолокурне. Остался узкий сектор со стороны откровенной чащобы. Там даже пешком пройти сложно. Немцы такие места не любят. А предателей будут ждать сюрпризы в виде пары зачарованных М39. Растяжки из гранат с тёрочными запалами сделать сложно. Но если постараться, то можно. Повысившаяся благодаря магии мощность заряда нивелирует густоту зарослей и долгое время горения запала. Взрыв точно достанет всех.

— Я отдыхать. Сил нет, — сообщил я комсомольцам, когда закончил работу. И отправился во вторую землянку. В первой лежал Прохор Фомич. Беспокоить его я не стал.

Казалось, только стоило закрыть глаза и ухнуть в сон, как сразу же с улицы донеслись далёкие выстрелы. Спать я лёг одетым, только скинул шлею со снаряжением, оставив ноги обутыми. Сейчас мне понадобилось секунд двадцать, чтобы накинуть на плечи ремешки, застегнуть пряжку ремня на поясе, схватить автомат и выскочить наружу. По глазам болезненно полоснули яркие солнечные лучи. Светило стояло в зените или где-то там. Значит, поспал я порядочно. Лёг, когда солнце только полностью поднялось над горизонтом. Пока осматривался и промаргивался, из другой землянки выбежали Прохор Фомич с Егором и Иваном.

Поднявшие нас всех на ноги выстрелы уже смолкли.

— Это на дороге стреляли! — раздался крик тёзки. Он сидел в окопе с пулемётом, держа под прицелом сектор с заездом на поляну смолокурни.

— Я проверю. За мной не ходить, — громко сказал я и торопливо пошагал вперёд.

Никто даже не дёрнулся следом. Видимо, пример Прохора очень сильно подействовал на молодёжь.

Через пять минут я увидел впереди движение. Наложив на себя отвод внимания, двинулся дальше. Вскоре мои глазам предстала группа немецких солдат и вооружённых мужчин в штатском и белыми повязками на левой руке. На земле неподвижно лежали двое. Немец и гражданский. Оба были мертвы. Ещё трое были ранены. Точнее ранены двое, а третий дёргался и извивался на земле, связанный ремнями и с завязанным ртом, кажется, рукавом от нательной рубахи.

Немцев насчитал одиннадцать человек. Гражданских было двое. Гитлеровцами командовал немолодой фельдфебель. Сейчас они переругивались вполголоса, проклиная этот лес, Россию, какого-то лейтенанта и русских диверсантов. Чаще всего в их словах звучал извечный русский вопрос: что делать? Как я понял, один из предателей вырвался вперёд всех и первым попал под действие отпугивающих чар. Обезумев, он рванул назад, а когда наткнулся на своих спутников, то открыл стрельбу. Успел убить одного и ранить второго гитлеровца, после чего его изрешетили. Следующим под действие амулета-черепа попал уже немец. И всё повторилось. Тот обезумел и открыл пальбу по окружающим. Так как все были уже наготове, и он был свой, то безумца мгновенно оглушили и связали. Сам он только ранил одного из камрадов в бедро. После повторного происшествия немцы не торопились идти дальше по дороге.

«Грохнуть бы вас, но сейчас мне важнее не ваши смерти, а ваш страх и доклад начальству. В принципе, хоть какой-то», — подумал я, наблюдая за действиями фрицев. Потом спохватился, вспомнив про товарищей на смолокурне, которые сейчас томятся в неведении и решил вернуться к ним. Уже за последними деревнями перед поляной скинул невидимость.

— Кто там?

— Немцы?

— Там немцы? По кому они стреляли?

Меня сразу же завалили вопросами.

— Немцы и полицаи. Всего было почти два десятка, сейчас меньше, — принялся отвечать я. — Парочка из них перепугались так же, как Прохор Фомич. От страха стали стрелять по своим. Сейчас торчат примерно в полукилометре от нас и не знают, что им делать.

— Добить гадов! — азартно крикнул Илья. — Подкрадёмся и из пулемётов вжарим!

— Куда ты подкрадёшься, остолоп? — одёрнул его Прохор. — Хочешь тоже по своим начать стрелять от ужаса?

— Так Андрей нас проведёт или отключит эти… свои штуки, чтобы мы прошли, — сказал он и вопросительно посмотрел на меня.

— Не отключу. Я всё ещё утром рассказал. Действовать они будут сутки, — короткими фразами ответил я парню. — Убивать гитлеровцев нам сейчас не с руки.

— Чего⁈ — вскинулся он. — Тебе этих гадов жалко?

«Правильно, что я решил не оставаться с ними. Комсомольцы юные, блин, головы чугунные. Обязательно с Ильёй бы постоянно цапался. А так как я тут чужой, то однажды ни к чему хорошего это не привело бы», — подумал я и затем вслух произнёс: — Потому что их убийство заставит немцев направить сюда ещё более крупные силы. К этому моменту моя защита уже не будет работать.

— Надо будет, примем с ними бой. И отомстим за наших товарищей, — поджав губы сказал мне Андрей.

— И мука опять попадёт в их руки? Или вы её уничтожите и тогда наши люди станут голодать? — привёл я аргументы. — А кто их будет потом защищать, если вы погибнете в первом же бою? А кто станет собирать информацию по немцам и переправлять её нашим? Разведсведения часто куда важнее, чем убитый десяток врагов.

— Прятаться в лесу — это трусость, — буркнул тёзка. Но в его голосе уже не было прежней горячности. Да и главная заноза комсомольского партизанского отряда молчал.

— Хорошо, если немцы завтра сюда опять придут, то примем бой. Но этих трогать не будем.

Не став дожидаться ответа, я резко развернулся и вновь скрылся в лесу.

Я успел вовремя вернуться к немцам. Те как раз приняли решение зайти в лес далеко от дороги. Наученные горьким опытом, впереди себя послали одного из предателей, а сами разошлись широко в стороны, следуя за ним в полусотне метров.

Когда до границы действия амулета полицаю оставалась буквально дюжина шагов, я из-за дерева ударил его по голове, выбивая дух. Дальше действовал очень быстро. Положил его спиной к дереву, приставил к его лицу винтовку, руки положил на ложе, после чего выстрелил ему в глаз из пистолета. И тут же ретировался прочь. Со стороны всё теперь выглядело так, что сошедший с ума полицай взял и застрелился. Уверен, что гитлеровцы не станут к нему приближаться, чтобы рассмотреть подробности. Удовлетворятся наблюдением издалека.

Так оно и случилось.

— Господин фельдбелель, Ганс, — негромко обратился один из солдат к командиру. — К дьяволу это место. Оно и нас убивает, и русских. Там никого не может быть. Ну, кроме чертей и ведьм.

Я стоял за деревом всего в десяти метрах от них и прекрасно всё слышал.

— У нас приказ, — косо взглянул на него фельдфебель. — Лейтенант Вебер с нас шкуру спустит, если мы скажем ему про проклятое место.

— А мы не скажем. Доложим, что всё там проверили, — махнул рукой вперёд солдат. — И не нашли ни одного следа, ни единого русского. Всё заброшено, заросло и сгнило.

Фельдфебель несколько секунд молчал. Потом сделал то, что я не ожидал. Да и остальные тоже. А уж как удивился предатель, когда немец внезапно развернулся к нему и выпустил ему в грудь очередь из автомата. Уронив винтовку на землю, он повалился на землю, что-то беззвучно шепча окровавленными губами.

— Слушать меня всем! — повысив голос, сказал фельдфебель. — Мы там, — он ткнул ладонью в сторону старой смолокурни, — всё осмотрели и ничего не нашли. Всё заброшено и пусто. На обратном пути русские проводники решили напасть на нас. Убили Шутце Кляйна, ранили остальных, но были нами перебиты на месте. Никто и них не ушёл. Оружие мы забрали, а трупы бросили гнить в лесах.

— А винтовка того самоубийцы? — спросил кто-то из солдат. Никто из них не выказал никакого отторжения и неприятия в ответ на действия и слова своего командира. — За ней идти… не по себе как-то.

— Она серьёзно пострадала в бою, и мы её оставили на месте, — сказал в ответ фельдфебель. чуть помолчал и продолжил. — Этот ответ должен отлетать от зубов у каждого, ясно? Если лейтенант прознает, что мы струсили — а мы струсили, так и есть — то он нас отправит сюда или в штрафную роту.

— Лучше в штрафники, — подал голос кто-то из рядовых. — Там хотя бы всё ясно и понятно, чем в этих чёртовых русских лесах. И выжить в окопах проще.

«Вот и молодцы, — мысленно похвалил их я. — А теперь валите отсюда».

Немцы шустро срубили несколько жердей, сделали из них и накидок носилки, положили на них раненых и убитого, оружие и шустро потопали в обратном направлении.

— Всё, они ушли, — сообщил я товарищам. — Один убитый немец, два раненых и ещё три мёртвых предателя.

Считать пострадавшего от амулета фрица я не стал. Скорее всего он в ближайшее время очухается и станет прежним.

— Всегда бы так! — обрадовался Егор. — Ни разу не выстрелили, а фашисты кучу народу потеряли, — после его слов секретарь как-то недовольно на него посмотрел. — Что? Я же прав!

— Андрей, — обратился ко мне Прохор, — а ты вот эту свою штуку с черепами можешь сделать в другом месте? И подольше бы, а?

— Могу, — подтвердил я. — Насчёт большого срока работы не могу ничего сказать. Только проверять на месте.

— А что для этого нужно?

— Череп медведя или волка. Ну, ещё кабана сойдёт, но крепкого и злого, секача и обязательно с клыками. Ядовитая змея желательно свежеубитая или ещё живая. Всё.

К нашему разговору внимательно прислушивался Андрей. Когда Прохор от меня отошёл, он занял его место.

— М-м-м… Андрей, а ты можешь как-то увеличить срок работы черепов? — с едва заметным смущением спросил он у меня.

— Можно. Но тебе не понравится способ.

— Что за способ? — напрягся он.

— Кропить каждый день кровью. Свежей. Можно своей, можно поймать какую-нибудь птицу и зверя.

Секретарь округлил глаза и секунд пять молча смотрел на меня.

— Ты шутишь или издеваешься? — наконец, произнёс он.

— Ни капли. Я использовал древний славянский заговор для зачарования черепов, сделав их источником страха. Чтобы он работал потребуется свежая живая кровь, которая ещё не успела остыть и загустеть.

— Значит, издеваешься, — со злой обидой сказал он. Затем резко повернулся ко мне спиной и быстрым шагом пошёл прочь.

Я же отправился в землянку. Телу требовался отдых.