Не тот год II

Эпилог

ЭПИЛОГ

До меня не сразу дошло зачем Сашка всё это устроил. Оберст не выглядел тем, с кем стоило устраивать такую кровавую игру и тратить мои силы. Для использования его на станции всё это было лишним. Всё стало понятно намного позже, когда Панкратов предложил гитлеровцу работать на Москву.

— Вариантов у тебя два, Фридрих Шефер, — показал ему два пальца, большой и указательный, командир и кивнул на мёртвого эсэсовца. — Стать вот такой куклой, приехать в Берлин и попытаться грохнуть Гитлера. Получится — прекрасно. Нет — плевать. С другим получится. В любом случае после твоего успеха или неудачи твою семью арестует гестапо, станут пытать и потом казнят. Это первый вариант, — Сашка загнул указательный палец и продемонстрировал слушателю оставшийся большой. — Второй — это работа на нас и нормальная жизнь после того, как мы разобьём Германию и захватим Берлин.

Немец на последних словах Панкратова саркастически усмехнулся и прокомментировал их:

— О каком захвате Берлина вы говорите? Наши войска уже захватили всю Прибалтику, половину Украины с Белоруссией.

— И это всё. Вы встали и не можете двигаться дальше, неся огромные потери. Через месяц начнётся распутица, потом ударят морозы. За это время мы проведём мобилизацию. подтянем резервы, обучим новых солдат, вооружим их новой техникой и оружием. После чего сами пойдём на вас, — спокойно ответил ему Сашка.

Мне пришлось ещё раз использовать подчиняющий заговор. Находящийся под моим полным контролем оберст написал на двух листах бумаги ряд секретных данных вместе с распиской стать тайным агентом НКВД и подписался под всем этим. Когда я с него снял подчинение, то Панкратов предъявил листы. И пленник сломался. Угроза семье — а у него трое сыновей служили в кригсмарине и вермахте, ещё жена занимала высокую должность в торговле Германии — и расписка в совокупности стали соломинкой для спины пресловутого верблюда.

— Не пойдёт с повинной, когда вернётся к своим? — поинтересовался я у Сашки немного погодя.

— Нет, — уверенно сказал он мне. — А вот пулю в лоб может пустить. Но я его предупредил, что если так поступит, то его расписка мигом окажется в абвере, — чуть помолчал и добавил. — Нам с этим фашистом очень повезло. он один стоит, как целый эшелон с танками.

Станцию мы взорвали ночью. Я принёс к цистернам центнер заговоренной взрывчатки и подорвал её, когда рядом с ними встал паровоз, притащивший очередной эшелон теплушек. От мощного взрыва и бурного потока воды погибли несколько сотен вражеских солдат, скученных в вагонах. Во время паники с помощью гранат разрушил все стрелки, полностью парализовав движение составов через станцию. К утру недалеко от станции скопилось пять эшелонов, которые гитлеровцы не смогли перекинуть на другое направление «чугунки». И среди них оказались два состава, которые были заполнены танками. Всего около сотни Т-2, Т-3 и Т-4 с небольшим вкраплением «штуг» и бронеавтомобилей. Это была цель, которую нельзя упустить ни в коем случае. Ремонт путей уже вот-вот должен был быть закончен. Но, как говориться, чуть-чуть не считается. Сюда бы наши штурмовики или бомбардировщики навести. Но Витька после радиосеанса сообщил, что авианалёта не будет. Все самолёты заняты в киевском районе, бомбя немецкие позиции и срывая вражеские атаки.

К эшелонам пошёл я один, так как из-за огромного количества охраны и параноидальных охранных мер моя группа не имела ни малейших шансов выполнить задачу.

Действовал я почти также, как на дороге, на которой устроил засаду на колонну вражеской бронетехники. Здесь вышло всё даже ещё легче. Бронемашины стояли чуть ли не впритык друг к другу. На них по-походному крепились канистры с бензином, полные до самого горлышка. Видимо, предполагалось чуть ли не с ходу бросить тех в бой. Такое решение противника было мне только на руку.

Заговорённые и обычные гранаты принялись разить вражескую технику.

— Ну, с богом, — шепнул я себе под нос и метнул первую М24 на крышу моторного отсека Т-4. Мощный взрыв заговоренного снаряда разорвал тонкие в сравнении с остальной бронёй пластины металла и почти скинул танк с платформы. Чуть-чуть досталось стоящей на этой же платформе второй «четверке».

Вторую гранату метнул в следующий танк, а потом очередью из автомата прошёлся по канистрам на танках на двух платформах. Надежда на то, что топливо вспыхнет от высекаемых пулями искр, увы, не оправдалась. Всё-таки, ППД использовал патроны ТТ, те самые, у которых стальной сердечник. Пришлось поджигать по старинке спичками, рискуя самому вспыхнуть, как факел.

В какой-то момент я чуть не погиб. Составы вовсю пылали, а немцы перестреливались друг с другом, не понимая, где свои и где вражеские диверсанты. В дыму и огне я банально заблудился и оказался в огненном кольце. От удушливой вони кружилась голова и слезились глаза. Чудом вырвался из пламенной ловушки.

Спасшись от огня, я оказался рядом с паровозами. В данный момент те сейчас разогревали. Почему-то данным процессом занимались обычные немцы, солдаты в фельграу, а не машинисты.

«Сбежали при первых взрывах?», — пронеслась в голове мысль-предположение. А потом вслух добавил, обращаясь в сторону суетящихся фрицев. — Хрен вам!

Первые мои очереди в окружающей какофонии взрывов и треска горящего дерева никто не услышал. И только, когда упал на пропитанный сажей и креозотом щебень пятый или шестой враг, остальные схватились за оружие и попытались оказать сопротивление.

Дважды я был ранен. И оба раза случайными пулями. После каждого ранения шептал обращение Велесу, прося лечение в обмен на чужую жизнь. Здесь же, среди горящих вагонов и платформ, не теряя время, я расплачивался с божественным долгом.

Магия и ненависть способны из одного человека сделать того, кто способен остановить целую армию. Таким человеком был я. Ни один танк не уцелел. Все попытки гитлеровцев спасти свои машины, растащить составы, завести танки и спустить по сходням с платформ я пресекал на корню. Очень быстро энтузиасты и отморозки закончились, а выжившие удрали подальше от железнодорожных путей, где взрывались снаряды в горящих танках вместе с гранатами и патронами в теплушках.

В полдень я добрался до условленного места встречи, где встретился с группой. До вечера мы уходили из района, превратившегося в разворошённый осиный улей. А ночью мне приснился сон, в котором Книга Волхвов открыла мне свою очередную тайну. Ей был не новый заговор или амулет, а оберег. По сути тот же амулет, но Книга называла эти вещи только так и не иначе. Обереги защищали, как поясняло само название. Как и с отпугивающими амулетами абы какие материалы не подходили. Дуб, осина и то лишь особые части древесины не у всякого дерева. Нужно было старое и здоровое. Редкие камешки, причем не драгоценные. К примеру, отлично подходит так называемый камень гадюки или куриный бог. Ещё речной жемчуг и тоже не всякий. И янтарь! Я сразу же вспомнил про коллекцию оберста, которую мы оставили вместе с ним рядом с машинами и трупами его сопровождающих. Возможно, вид тех кусков древней смолы и стал катализатором моего сновидения.

Новые знания открывали новые возможности. Да ещё какие! Теперь не только я один смогу невидимкой творить чёрные дела под носом гитлеровцев, а вся моя команда.

— Товарищ Берия, он остался один, — доложился наркому неприметный мужчина примерно тридцати лет.

— Хорошо, — кивнул тот в ответ. — Идём.

Лаврентий Павлович вышел из машины и аккуратно прикрыл дверь. На место он приехал на ЗиС-101 вишневого цвета.

Никем незамеченными нарком со своим спутником проник в гостиницу, в которой не светилось ни одно окно из-за позднего времени и режима светомаскировки. Тихо прошли по тёмному коридору, поднялись по лестнице и остановились перед дверью одного из номеров. Безликий спутник поднял руку и трижды уверенно постучал. Прошло около минуты, когда из номера раздался приглушённый голос:

— Кто?

— Это я, Никита, — негромко, но достаточно, чтобы быть услышанным произнёс Лаврентий Павлович.

дверь распахнулась уже спустя пару секунд.

— Товарищ Берия? — удивился Хрущёв. — Что-то случилось?

— И да, и нет. Есть важный разговор, Никита, — ответил Берия и шагнул внутрь. Хрущёву пришлось невольно отступить назад. Вслед за наркомом в комнату зашёл его сопровождающий и прикрыл дверь.

— Да что случилось-то? — напрягся он. Чутьё, которое помогло ему подняться с самых низов до почти заоблачных высей сигнализировало, что появление наркома НКВД в это время и в том месте не сулит ничего хорошего.

— Твой сын погиб, — сказал Берия. Он достал из кармана пальто конверт и передал тот военному комиссару нескольких фронто́в.

Рука Хрущёва дрогнула, когда он взял его. Секунду смотрел на него, потом открыл и достал из него извещение. Одно из сотен тысяч таких же, которые сейчас приходят во многие дома необъятного СССР.

На несколько мгновений он расслабился, позабыл о гостях. И этим моментом воспользовался спутник Берии. Он молнией метнулся к бывшему первому секретарю Украины и надавил пальцем тому на шею с левой стороны.

— Ай! — вскрикнул комиссар, дёрнулся, но было уже поздно. В его глазах стало темнеть, тело ослабло и сил сопротивляться не осталось.

Спутник Берии аккуратно придержал плотную фигуру украинца, опуская на пол. После этого вновь метнулся к входной двери и на полминуты пропал в коридоре. Вернулся со своей точной копией: такой же средний рост, среднее телосложение, невыразительное простое лицо. Вдвоём они подняли с пола Хрущёва и перенесли в кресло. Там ему сделали укол подмышку, телу придали естественное положение. На колени под правую ладонь положили извещение, так называемую похоронку.

— Всё, товарищ Берия, — доложился один из помощников наркома.

— Всё? — повторил тот. Затем тихо вздохнул и сказал. — Уходим.

КОНЕЦ 2 КНИГИ