Не тот год II

Глава 19

ГЛАВА 19

«А сейчас бы защитный заговор пригодился… это же не взрыв… да кто ж знал, — подумалось мне. Мысли были тяжёлые, медленные, как капля битумной мастики, которую в окопах использовали весной и осенью для гидроизоляции землянок и блиндажей. — Велес, батюшка, поделись силой! В заклад отдаюсь, чужую руду обещаю».

Как хорошо, что этот заговор такой короткий и не требовал концентрации, как подчиняющий или создающий амулеты. Мгновенно вся слабость, боль и желание навсегда закрыть глаза ушли. Каждую клеточку тела переполняла энергия. Подкосившиеся было ноги тут же выпрямились.

Действия унтерштурмфюрера оказались неожиданными не только для нас, но и для его подчинённых. Те только-только схватились за винтовки. А в их глазах плескалось непонимание и страх. На их глазах командир на ровном месте убил своих же камрадов из армейской службы безопасности.

Хари ударом ноги отбил в сторону «автомат» эсэсовца. Практически выбил тот из его рук, так как немец стрелял с ремня, на котором висело оружие на плече, давя на ствольную коробку в районе магазина левой открытой ладонью и держась за пистолетную рукоятку. По другому он просто не успел бы. Поэтому только несколько выстрелов попали в цель — в меня и Панкратова. Остальные пули ушли вверх и вправо несмотря на удержание «шмайсера» левой рукой сверху.

Но в чём его не упрекнуть, так это в реакции и правильности выбора. Из такого положения только чудо не дало сразить всю нашу троицу одной очередью. Чудо и привычка не кучковаться. Фриц мог зацепить либо меня с Сашкой, либо Сашку с Хари. А вот эсэсовский патруль держался вместе, буквально плечо к плечу. Непуганые ещё, не научились действовать против настоящих солдат, которые далеко не евреи и прочее мирное население. Хотя их командир явно ягода с другого поля. И какой чёрт занёс этого вояку в простые патрульные? Жаль, что этого мне не узнать. Как и не понять, что же два раза подряд вызывало подозрение у эсэсовца в нас с Панкратовым.

— А-а! — заорал от боли стрелок. Кажется, ему скобой сломало или серьёзно травмировало указательный палец, которым он давил на спусковой крючок. На пару секунд он выбыл из боя. А большего нам с латышом и не нужно было. Я бросился на патрульного справа от унтерштурмфюрера, а Хари на левого. Левой рукой отвел в сторону ствол винтовки, которым фриц попытался меня ткнуть, одновременно пытаясь успеть дёрнуть затвор, а кулаком правой сунул со всей силы ему в кадык. После удара гитлеровец побагровел и выпучил глаза, потом открыл рот и захрипел. Уронив винтовку, он схватился за шею.

«Этот готов, не вояка», — пронеслась мимолётно мысль в моей голове.

В это время я уже переключился на его командира, который очухался после шока от сломанного пальца. Ничего лучшего он не придумал, как попытаться здоровыми пальцами поднять за ремень не до конца вылетевший из рук «шмайсер» и перехватить его левой рукой. И всё это стоя на прежнем месте. А стоило бы пустить в ход ноги или попытаться разорвать дистанцию и уже тогда хвататься за автомат.

Сразу после удара по кадыку солдата я нанёс боковой ребром ладони в шею унтерштурмфюреру. Получилось слабо, но этого хватило, чтобы тот вскрикнул и на секунду замер. Этими мгновениями я воспользовался, чтобы оказаться вплотную к нему и сунуть колено ему в пах. Всё! После такого коварного удара немец не просто забыл о нас, он вообще потерял сознание.

К этому моменту Хари покончил со своим противником. Не знаю, что он с ними сделал, но тот упал на брусчатку на полсекунды позже унтерштурмфюрера. С момента взрыва прошло секунд семь, как с патрулём было покончено.

Чувствуя, как утекают драгоценные секунды. я упал на колени рядом с Панкратовым. Тут краем глаз заметил неподалёку нескольких солдат и офицеров вермахта.

— Патруль! Здесь русские диверсанты! И нужен медик! Есть врач? Офицер ранен! — заорал я на немецком, следуя старинному правилу вора громче всех кричать «держи вора». — Здесь русские диверсанты!

Я положил ладонь на шею Сашке, чтобы попытаться нащупать пульс и одновременно для лучшего наложения заговора и зашептал строчки из Книги Волхвов, которыми однажды спас обожжённые руки комиссару:

— Троян, Троян, к тебе обращаюсь! Пусть от глаза твоего под руками мя чужая хвороба уйдёт, глубоко под камень боль упадёт, ломота да сухота сгинет!..

Едва ощутимо бьющаяся жилка на шее товарища в то же мгновение участила свой ритм и ощутимо стала сильнее. Я громко с облегчением выдохнул. Удалось! Я успел вовремя с заговором, не дав душе Панкратова покинуть продырявленную тушку. Через пару секунд Сашка открыл глаза.

— А…

— Всё в порядке, гауптштурмфюрер, — перебил я его, инстинктивно почувствовав, что тот сейчас скажет что-то на родном языке, так как толком не пришёл в себя после смертельного ранения и волшебного возвращения к жизни. — Тебя зацепило, но не опасно. В госпитале быстро поставят на ноги. Диверсанты уничтожены…

Всё это я говорил для приблизившихся к нам гитлеровцам. Видя, что мы ведём себя спокойно, никуда не торопимся, оружие на них не направляем те осмелели и подошли ближе. Но всё это было лишнее. Я не успел договорить свою фразу, когда на станции загрохотало. Да так, что вокруг всё задрожало, а земля едва не ушла из-под ног. Спустя секунд пятнадцать по крышам домов загрохотали осколки и обломки. А потом прямо в центре мостовой в полусотни метров от нас прозвучал взрыв от снаряда, прилетевшего от станции. Гитлеровцы рванули в разные стороны, стремясь укрыться от разлетающихся боеприпасов, обломков крыш и кирпичей, выбиваемых из стен домов.

— Хватаем его! — заорал я Хари по-русски. — И валим отсюда!

И первым схватил Сашку под локоть. Через секунду ко мне на помощь поспешил латыш. Вдвоём мы подняли командира на ноги и споро потащили прочь. Да, мы рисковали вогнать его вновь в могилу такой транспортировкой. Но тут или-или. Либо так, либо оставлять его на улице и терять время под падающими снарядами и осколками в поисках носилок.

За считанные минуты на улицах города стало ещё больше гитлеровцев. Житомир стал похож на разворошённый муравейник, на который плеснули керосина и бросили спичку. На нас мало кто обращал внимание. Мы не таились, выглядели своими и несли своего раненого. На фоне взрывов ничего удивительного.

— Андрей ты сам-то как? Тот гад ведь попал в тебя, — попытался узнать о моём самочувствии латыш.

— Я покрепче буду. Меня обычной пулей не убить потому как заговорённый, — отделался я малоинформативной фразой. И тот отстал. Возможно, для него мои слова как раз-таки оказались полностью исчерпывающими.

В какой-то момент я заметил немолодую женщину, выглядывающую из входа в подвал. На метания оккупантов она смотрела с широкой и довольной улыбкой. Было прекрасно видно, что она наслаждается окружающей паникой. И звуки взрывов на станции для неё слаще слов любимой песни.

— Хари, давай туда, — показал я латышу на женщину. К этому времени Панкратов вновь потерял сознание и мешком обвис на наших руках.

Женщина нас заметила поздно. Мы уже были в десятке метров от неё. При виде нашей троицы она побледнела и бросилась в подвал. Тяжёлую и низкую дверь она захлопнула буквально перед нашим носом. сразу же лязгнул засов с той стороны.

— Ц-ц, — цыкнул я и пнул преграду носком сапога. — Открой! Мать, открой, мы свои! Нам помощь нужна, у нас раненый!

С той стороны раздались приглушённые голоса, которые я не смог разобрать даже своим улучшенным слухом. Спустя минуту вновь загремел засов. Когда дверь открылась, то я увидел совсем не ту, которую ожидал. На пороге напротив меня стояла совсем молодая девушка. На вид ей было лет семнадцать-восемнадцать. курносая, с россыпью мелких и не сильно заметных веснушек, с карими глазами, высоким лбом и толстой косой, торчащей из-под тёмного платка.

— Вы наши? — тихо спросила она. Настолько, что я из-за царящего в городе шума не столько услышал, сколько догадался по движению губ.

— Наши, наши. Мы войдём? — торопливо произнёс я.

— Да, конечно, — девушка отступила в сторону, пропуская нас внутрь.

В подвале было темно. Единственным источником света была толстая свеча на маленьком блюдце, стоявшая на круглом столе в дальнем углу помещения. В подвале кроме уже виденной женщины и девушки обнаружились ещё пять человек. Один мелкий и сутулый старик с седыми большими усами «аля Дартаньян». И четверо детей. Самому младшему было лет семь, самому старшему не больше двенадцати.

С детьми неудобно вышло. Не дай бог дело дойдет до боя в этом подвале.

— Вот сюда на кровать, — показала девушка на единственное нормальное спальное место в подвале. Это была железная кровать с высокими спинками, украшенные крупными блестящими золотом шарами. Неподалеку от неё прямо на полу лежали два матраса и какая-то груда тряпья. Видимо, там спали остальные.

Бесчувственного командира мы уложили на постель и немедленно занялись его ранами. Всего он получил две пули. Одна вошла в живот точно в пряжку ремня ровно под лапами орла и чуть выше свастики. Рана от неё была слепой. Вторая пуля попала под нижнее левое ребро и прошла насквозь. После магического лечения раны не закрылись, как у меня. Но кровь из них едва сочилась. Дышал он ровно, сердце билось чётко. Главное, чтобы не было внутреннего кровотечения.

Раны быстро перевязали. Дальше оставалось ждать.

С раненным на руках мы бы не выбрались из города на текущий момент. Сашке сейчас необходимо отлежаться и получить хотя бы ещё один лечащий заговор. Вот только я сам сейчас не особо в форме несмотря на заряд бодрости от Велеса. И хотя чувствовал себя прекрасно, но стоило присесть у стены и на секунду закрыть глаза, как провалился в тяжёлый сон.

— Андрей, Андрей!

Я очухался от того, что меня сильно трясли за плечи и часто повторяли моё имя прямо в ухо. И всё под непонятный грохот на заднем плане. Открыв глаза, я с трудом увидел над собой Хари. Свеча не горела. Свет поступал из маленького вентиляционного отверстия под потолком в углу.

Латыш пытался превратить меня в яблоню, которую по осени трясут, чтобы та поделилась с людьми своими плодами, выросшими на самой макушке.

— Я не яблоня и даже не груша, — хриплым голосом произнёс я, смотря в глаза латышу. Чёрт его знает, зачем я это вообще сказал. Но вот вырвалось и всё тут.

— Что⁈ — опешил тот. — Ты в порядке?

— В порядке. Просто пошутил.

— Кончились шутки. Немцы к нам ломятся. Что делать?

Только сейчас, когда окончательно пришёл в себя, то услышал грохот от входной двери, который заглушал даже канонаду на городских улицах. Кто-то изо всех сил пытался её взломать. И вскоре это у него получится.

— Сейчас разберёмся, — ответил я ему и быстро встал на ноги. — Ох, блин.

Рвало меня на части будь здоров. Обжигало и одновременно морозило, а внутри боролись два разноплановых желаний: хотелось заорать и что-то сделать, а ещё свернуться в клубок и уйти в себя, забыв об окружающем мире. Думаю, что всё это неплохое напоминание, что магия дилетантам не игрушка. Но вариантов-то особых у меня не было. Или осторожничать и терять товарищей. Или рисковать собой, сжигая себя без остатка. Я — за второй вариант.

Я подошёл к двери, закрыл глаза, сконцентрировался и быстро прочитал подчиняющий заговор, всей душой направляя магию на того, кто стоял за преградой и долбил в неё. Стук стих, как по мановению волшебной палочки.

— Курт, что встал? Устал? Так тебе сейчас наш унтер быстро силы вернёт! — услышал я слова на немецком.

— Курт, сейчас дверь откроется, и ты быстро заглянешь внутрь. Ничего и никого внутри не увидишь. Здесь только вода, грязь, вонь и крысы, — прошептал я, почти приложив губы к щели между дверным полотном и косяком. А дальше сдвинул в сторону изрядно погнутый засов.

— Там кто-то есть? — напрягся голос второго солдата.

— Скажи, что это ты открыл дверь, — приказал я немцу, находящегося под моим контролем. — И веди себя обычно.

— Нет здесь никого. Это я плечом выдавил. Тут за дверью полно мусора, поэтому она так плохо открывалась, — подал голос Курт. Он толкнул дверь и шагнул внутрь. При этом полностью перегородил вход. В его руке появился небольшой фонарик Г-образной формы. Свет от него был жёлтый-жёлтый и очень тусклый. Но в почти полной темноте подвала показался прожектором. Свет прошёлся по всем, кто был внутри. Девушка приглушённо пискнула и тут же закрыла себе рот рукой. Хари направил на немца автомат.

— Курт, что там? Я слышал что-то, — поторопил «моего» немца его напарник.

— Нет никого. Только крысы, это они пищат. Тут всё затоплено и воняет, — очень натурально брезгливо ответил камраду Курт. После этого он выключил фонарик, наполовину прикрыл дверь и повернулся к нам спиной. — Пошли остальные подвалы смотреть.

Я сполз по стене, оказавшись пятой точкой на холодном и сыром полу.

— Андрей, ты как? — метнулся ко мне латыш.

— В порядке. Что с командиром?

— Он без сознания. Но дышит и жа́ра вроде как нет, — отрапортовал сослуживец.

— Это хорошо, — сказал я и закрыл глаза. — Я сейчас немного так посижу, а ты подежурь. Если фрицы опять начнут ломиться, то растолкай.

— Я понял. Всё сделаю, — заверил он меня.