Не тот год II

Глава 7

ГЛАВА 7

Сведения покойного фельджандарма полностью подтвердились. Местом, куда автоцистерны везли топливо, оказалось аэродромом немецких бомбардировщиков. Здесь базировались двухмоторные перевозчики бомб «Хейнкель сто одиннадцать». Название подсказал Сашка. Немцы тщательно оборудовали для них взлётную полосу. В стороне виднелись глубокие рвы, в которых хранились бомбы. Сверху они были накрыты масксетями.

Также немцы обеспечили жильё своим лётчикам и техникам. Под деревьями на краю взлётного поля расположились домики из досок и фанеры, в которых отдыхали экипажи. А вот охрана отдыхала в землянках или блиндажах. Или в смеси первого со вторым.

Что-то из всего вышеописанного мои спутники увидели сами. Но куда больше рассказал я, нарисовав на земле прутиком примерный план аэродрома со всеми его постройками, тайными и явными. От острого глаза ворона за маскировочной сетью и пожухлой травой ничего не скрыть.

— Ц-ц, втроём мы тут ничего не сделаем, — цокнул языком Витька, мрачно смотря на десятки снующих по аэродрому и вокруг него гитлеровцев. — И рации нет. Может, у гансов её свистнем, а? — боец посмотрел сначала на своего товарища, потом на меня и опять на Сашку.

— А ты на ней работать сможешь, ухарь? — поинтересовался у него тот.

Виктор неопределённо пожал плечами:

— Можно же разобраться. Тебя-то точно учили…

— Всё, хватит, — как-то уж совсем резко оборвал его Сашка, чтобы прекратить тему, которая была не для посторонних ушей. Например, моих.

— И так справимся, — решил я вмешаться в их разговор. — Вернее, я справлюсь. Один. Только подождём ночи. В темноте мне сподручнее действовать.

За время нашего наблюдения — во второй половине дня — немцы трижды отправляли свои бомбардировщики в сторону фронта. Каждый раз это было ровно двенадцать самолётов. Всего же на аэродроме мы насчитали пятьдесят один бомбардировщик и два маленьких самолётика с крылом над кабиной. Чёрт его знает, как он правильно называется. Скорее всего, это были аппараты для связи или, может, разведки. Только не фронтовой, а, например, для поиска мест для нового аэродрома при передислокации. Или вообще воздушное такси для старших офицеров авиаполка.

«Сюда бы танк, чтобы на нём прямо сквозь ряды бомберов пронестись, — помечтал я, одновременно строя в голове план уничтожения вражеской авиации. — До кабин не дотянуться даже на нём, но и без хвостов самолёты не летают. Посносить их к чёртовой бабушке!».

У меня было шесть немецких гранат. Четыре М24 и две М39. По одной каждого вида я зачаровал на пути к аэродрому на всякий пожарный. Ещё сколько-то можно было найти у охраны аэродрома. Но немецкие гранаты для уверенной диверсии слабо подходили. Сюда бы полсотни «эфок»! Даже с современным запалом из них можно было делать надёжные растяжки. И тогда пилоты взрывались бы прямо в своих кабинах. Два в одном: экипаж и самолёт. Прекрасный профит на войне!

— Придумал как станешь действовать? — насел на меня с вопросами Сашка.

— Пойду и всех взорву, — ответил я. После размышлений я решил действовать так, как привык. Идти напролом под прикрытием заговоров с заговоренным оружием.

— Я тебя серьёзно спрашиваю! — разозлился Сашка.

— А я тебе серьёзно отвечаю. Я в одиночку колонну танковую уничтожил около недели или чуть больше назад. Ты же видишь, что я могу делать со своими способностями…

Кое-как мне удалось убедить обоих красноармейцам, что мешать мне — делу вредить. От них требовалось только смотреть за всем со стороны, фиксировать уничтожение вражеской техники.

Ночью аэродром отдыхал. Не было ни одного вылета. Не отдыхала только аэродромная охрана с техниками, которые ковырялись с четвёркой бомбардировщиков, вернувшихся перед самой темнотой с повреждениями. Сашка с Виктором продолжили наблюдение, а я наведался к фрицам и реквизировал у них гранаты и пулемёт с запасом патронов. Вернувшись к товарищам, взялся накладывать заговоры на «карманную» артиллерию. Меня хватило на двадцать гранат. Значит, остальные самолёты придётся уничтожать простыми. В принципе, не вижу ничего сложного в этом. На земле эти грозные небесные машины крайне уязвимы.

Я даже успел немного подремать до того момента, когда меня растолкали товарищи.

— Немцы зашевелились, — сказал Сашка, когда я разлепил будто свинцовые веки.

На аэродроме гитлеровцы копошились и носились ну чисто твои мураши. К некоторым бомбардировщикам подъехали автозаправщики, к другим техники тащили тележки с бомбами. Возле рвов с «тяжелыми аргументами» стояли тягачи, которые принимали крупные авиабомбы, чтобы потом отвезти их к «хенкелям».

— Я пошёл. Ещё раз прошу не вмешиваться, что бы вам там ни показалось, — обратился я к парням. — Половину самолётов я уничтожу. Обещаю.

— Ни пуха, — почти в один голос произнесли красноармейцы.

— К чёрту!

С собой взял только «парабеллум» и гранаты. Автомат и патроны к нему оставил товарищам. Мне он только лишний груз. Когда начнётся вакханалия на аэродроме, то легко выберу себе хоть автомат, хоть пулемёт.

Первым делом я отправился… в немецкий блиндаж. Там сейчас должны отдыхать караульные после ночного дежурства. Ни Сашка, ни Витька ничего не сказали о суматохе, связанной с пропажей гранат. Или немцы ещё ничего не заметили, или не предали особого внимания, или волна только набирает обороты. И скорее вероятнее последнее. Может даже скоро начнутся разборки между охраной и авиаторами, на которых первые могут подумать, как на воров. Хм, поправочка — могли бы начаться разборки. Уже скоро фрицам будет не до исчезнувших трёх дюжин гранат.

Заговор на невидимость и повышение физических возможностей я произнёс на ходу, удалившись на сотню метров от укрытия.

В блиндаже охраны я нашёл шестерых. Двое бодрствовали, четверо крепко спали. Зачистку русской земли от иноземной нечисти я начал с неспящих. Первого ударил кинжалом в печень. Он сидел на табурете и читал какую-то книжку на столе при свете керосинки, поставив локти на стол и держа голову между ладоней. Смертельный удар убил его мгновенно. Не издав ни единого звука и даже не дёрнувшись, немец упал лицом на книжку.

— Франц? Эй, что ты там за сонную балладу читаешь? — хохотнул второй бодрствующий гитлеровец, среагировавший на стук головы убитого о книгу.

Больше ничего произнести он не успел. Я с размаху горизонтальным ударом справа-налево всадил ему клинок в левый висок. Сталь неприятно едва слышно проскрежетала о тонкую кость черепа как иголкой по пенопласту. Аж мурашки пробежали по коже.

А дальше была тошнотворная, но необходимая работа. Именно работа: уничтожение врага, который пришёл в чужой дом, чтобы забрать его себе, а жильцов бесчеловечно уничтожить. Троих я прикончил спящими в постелях. Последнего сначала оглушил, а затем перерезал ему горло, одновременно прочитав заговор на жертвоприношение. И всё получилось. Тело в одно мгновение наполнилось океаном бодрящей энергии, смыв всю усталость после ночного бдения и волхования. А резерв наполнился маной до предела.

— Вот и не говори никогда, что не будешь никогда, м-да, — вслух пробормотал я, прокомментировав старые мысли, в которых я не собирался превращаться в своеобразного упыря, живущего с жертвоприношений.

Полученную энергию я сразу же пустил в дело, начитав заговор на защиту. Постареть я теперь не боялся, так как нашёл способ, как избежать подобной участи, пусть он и крайне неприятный. Аморальный? Я бы так не сказал. Я забираю жизнь врагов. Солдат. Так или иначе, они всё равно будут убиты.

Когда я оказался на аэродроме, многие самолёты уже стали запускать двигатели.

«Это я вовремя успел, — подумал я и достал первую заговоренную „колотушку“ из гранатной сумки. — Ну, погнали!».

Граната полетела в автоцистерну, из которой заправлялся бомбардировщик. Спустя несколько секунд прозвучал мощный взрыв. Он разорвал стенки цистерны, сделанные как будто из фольги и едва не перевернул машину. Из пробоины хлынул поток авиационного топлива. А через пару мгновений оно вспыхнуло. Огонь охватил «наливник» и самолёт. Досталось и людям. Тем, кто выжил после взрыва гранаты. Дав себе пару секунд полюбоваться на результат своих рук, я бросился к тем бомберам, которые уже раскрутили свои винты. Уже почти собравшись подорвать один такой, я резко остановился. Подумал, что стоит запустить парочку на взлетную полосу и уже там с ними покончить, чтобы перекрыть дорожку для остальных.

Вторая заговоренная граната полетела в тягач с несколькими авиабомбами, каждая из которых была чуть меньше меня самого. Бросал без задержки. И тут же рванул прочь со всей возможной скоростью, свернув в сторону так, чтобы меня закрыли два других хенхеля'.

Взрыв прозвучал обычно. То есть, как и до этого, когда взорвалась первая граната. Детонации бомб не случилось.

Уже после первого взрыва «наливняка» на аэродроме все дико забегали. Но суетились обычно, без той тревоги, когда все крутят по сторонам головой и держат оружие в руках в поисках врага. Вторая граната заставила фрицев вспомнить, что они на войне. Мгновенно завыла сирена. По периметру понеслись охранники, занимая боевые посты.

При виде группы куда-то торопящихся в центр аэродрома немцев, среди которых несколько человек были в офицерских фуражках и с погонами, на которых блестели «ромбики», я тут же поменял направление и бросился к ним наперерез.

Третья заговоренная граната взорвалась невероятно идеально. Точно под ногами высокопоставленных немцев и почти ровно в середине их группы. Взрывная волна и осколки достались всем. Людей далеко раскидало в стороны. Паре совсем не повезло. Взрыв оторвал им ноги.

Между тем никто из бомберов отчего-то не стремился рулить на взлётную полосу, хотя в полудюжине машин сидели экипажи. Ан нет, вот первый медленно и как-то неуклюже пополз в нужную сторону. С противоположной стороны взлётной полосы появился ещё один такой же. Прикинув скорость и направление, я рванул со всех ног на взлётную полосу. Метрах в двухстах от её начала остановился и достал ещё одну гранату. В этот раз это была М39. Бомбер шустро стал разгоняться. Проревел моторами рядом со мной. Гранату я метнул с большой задержкой и вслед самолёту. Та ударилась о крыло, в место, откуда торчал двигатель, отскочила на метра-полтора назад и рванула всё на том же крыле. Одновременно с гранатным взрывом оттуда взлетел огненный факел.

«Бензобак? — пронеслась в моей голове мысль. — Нужно запомнить место на крыле».

Бомбардировщик мгновенно охватило пламя. Огонь принялся пожирать мотор и лизать языками кабину. Кажется, пулемётчик в стрелковой капсуле за кабиной пострадал ещё во время взрыва. А потом сквозь пробоины в остеклении к нему попал огонь. Бомбардировщик прокатился по полосе ещё метров пятьдесят и остановился, превратившись в огромный ревущий костёр, из которого в небо поднимались угольно-чёрные густые клубы дыма.

На второй «хенхель» я потратил «колотушку». Граната ударилась об остекление кабины, упала на землю и в тот же миг рванула. Досталось кабине и стрелку в капсуле под ней. Самолёт остановился спустя десять метров, только и успев выехать на взлётную полосу.

Всё, взлететь с аэродрома теперь будет очень сложно. Уж точно ни один «хенхель» отсюда в небо не поднимется. А на земле они превратились в добычу. В мою.

Я хищно усмехнулся и достал из гранатной сумки очередную заговоренную гранату. Её я швырнул в распахнутый зев бомболюка. Для этого пришлось подбежать вплотную и буквально заглянуть внутрь.

Я успел отбежать метров на пятьдесят и спрятаться за «хенхелем», который сегодня ночью приводили в порядок техники, когда прозвучал взрыв. Нет — ВЗРЫВ!

Взрывная волна и осколки снесли всё в радиусе нескольких сотен метров. От подорванного бомбардировщика ничего не осталось. Соседние самолёты превратились в искорёженные останки. Три или четыре оказались перевёрнуты. Тягач, с которого в мою цель переправили бомбы, оказался метрах в ста.

Я уже во второй раз меньше чем за месяц почувствовал себя птицей, попавшей в торнадо. Воздушной волной меня подняло в воздух и кинуло на пару десятков метров. Потом ещё покувыркался по земле, натыкаясь на обломки самолётов.

Несколько минут я приходил в себя. Травм, даже царапин, я не получил, но вот головокружение заработал.

Как только почувствовал, что ноги стоят крепко, а руки могут работать, то продолжил уничтожать немецкие самолёты. Вскоре закончились заговоренные гранаты и в ход пошли обычные. Иногда я пускал в дело пистолет или кинжал, когда натыкался на гитлеровских лётчиков и техников. Вид и у тех и других был ошалелый. Никто из гитлеровцев не понимал, что происходит. Они все поголовно постоянно смотрели в небо, наверное, в поисках советских истребителей или штурмовиков.

Некоторые стояли на месте и размахивали руками, что-то при этом выкрикивая. Другие пытались тушить самолёты из огнетушителей или заливали дорожки горящего топлива, которые всё больше и больше растекались по аэродрому. Такие шустрики становились первыми в очереди на собеседование с апостолом Петром.

Слабое место на крыле за двигателем оказалось настоящей ахиллесовой пятой «хенхелей». Даже после взрыва обычной гранаты в том месте мгновенно возникал пожар.

В какой-то момент моё внимание привлекли две взлетевшие ракеты. Красная и зелёная. Это был оговоренный сигнал для меня. Вот только пустили их на немецком аэродроме! С сильнейшим сомнением в душе, я побежал в нужную сторону. До самого последнего момента сомневался, что увижу парней. Какого же было моё удивление, когда моим глазам предстали две тушки в немецких кителях и в пятнистых штанах советского камуфляжа. Сашка с Виктором присели на одно колено за раскуроченным, дымящимся, но не горящим бомбардировщиком и крутили головами на триста шестьдесят градусов.

«Психи», — подумал я. Это я повторил им в лицо, оказавшись рядом и скинув заговор на отвод внимания. Наверное, мое безрассудство заразно? Или я, наконец-то, встретил таких же безбашенных людей войны, как и сам?

— А сам-то? — заорал Сашка, стараясь перекричать шум, который издавало ревущее пламяи детонация патронов в полыхающих самолётах.

— А я нормальный! Вы за каким хреном сюда припёрлись?

Они переглянулись промеж себя. Затем Сашка произнёс, одновременно ткнув рукой куда-то в сторону:

— За ним.

Проследив взглядом, я увидел один из тех самых маленьких самолётиков с крылом над кабиной. Просто удивительно, что он уцелел в окружающем адовом бедламе, когда всё вокруг горело и взрывалось.

— Зачем он тебе?

Спрашивать умеет ли он на нём летать я не стал. И так ясно, что умеет. Иначе зачем было так рисковать и лезть на горящий аэродром?

— Это «шторх», немецкий «аист». На нём можно подняться в небо даже вон с той тропинки возле домиков, и сесть на луг рядом с прохоровским хутором.

Я на несколько секунд задумался, не зная, что ответить.

— Немцы сейчас ничего не заметят. Мы сюда прошли, как по бульвару, — крикнул Витька. — Когда станем взлетать, то все подумают, что это кто-то из своих.

— Ты с нами? — спросил Сашка.

М-да, все мои планы рухнут в одну секунду, если отвечу «да». Но, опять же, уничтожение аэродрома прекрасно сыграет мне на руку. Есть два неплохих свидетеля моего подвига. И пусть я продолжу играть в потерявшего память, есть немаленький шанс, что меня уже не сунут на зону, как крайне подозрительную личность. Да, шансы на такой исход минимальны, это только свидетели имени Солженицына верят в подобный стопроцентный исход, но всё же они есть. Сумасбродство на местах ещё никто не отменил. А если суметь договориться с этой парочкой, то и судьба пехотного вани с винтарём обойдёт меня стороной. Эти двое, вернее трое, точно не из полковой разведки. Как минимум дивизионная, а то и армейская. Если они вообще не из ведомства Берии. Хотя последнее всё же больше из области фантастики. Не могу же я постоянно сталкиваться с энкавэдэшниками?

— Если пообещаешь, что я буду и дальше с вами служить вместе, то полетели, — наконец, сказал я и пристально взглянул в глаза мужчине.

— Обещаю, я смогу подобное сделать. Тем более мне такой боец очень пригодится. Слово красного командира, — уверено произнёс он и протянул мне ладонь.

— Тогда я с вами. Говори, что делать.

— Что и делал раньше. Гоняй германцев, чтобы они нам не помешали. А потом рви во все лопатки вон туда, — он махнул рукой в нужном направлении. — Мы там тебя будем ждать.

— Долго не ждите, — на всякий случай перестраховался я. — Улетайте при первой удобной возможности. Вы же потом к Прохору Фомичу?

Сашка утвердительно кивнул.

— Вот там и встретимся, если что.

Я вновь накинул невидимость и с ещё большей активностью принялся уничтожать гитлеровцев. В первую очередь занялся ближайшими зенитными гнёздами, которые могут доставить проблем «шторху»…

В самолёт я успел. Только чуть-чуть замешкался при посадке. Привык, что у таких мелких «птичек» имеется специальная дверка в фюзеляже. Здесь же всё было иначе. За штурвалом сидел Сашка. Сбоку от него пристроился Виктор. Мне досталось место позади. Здесь торчал пулемёт, стволом наружу и прикладом в кабину, а под ним на стенке крепились несколько «барабанов» с патронами.

«Как мы тут вчетвером поместимся-то, — подумал я, едва сумев устроиться в самолёте. Потом посмотрел на аэродром, который стал понемногу отдаляться и усмехнулся. — Позади всё горит, впереди все рыдают… скоро будут рыдать!».

По нам не стреляли. Вероятно, посчитали своими, которые смогли единственные подняться в небо.