Не тот год II

Глава 2

ГЛАВА 2

«Ну и балбесы, — мысленно высказался я о качестве умственных способностей засадников, устроившихся в нескольких десятках метрах по обеим сторонам лесной дороги. — Кто ж так делает? Совсем щеглы».

В кустах неумело прятались восемь человек. Трое с одной стороны, очень светлой. И пятеро с другой, где лес был настоящим: густым, заросшим, с упавшими деревьями. Только двое из них имели нормальное оружие — «Мосинку» и ППД. У остальных же был смех один. «Наган», два обреза и три охотничьих ружья. Причем среди последних два оказались одностволками.

Одеты были под стать оружию. Половина в светлых кепках, двое светились белыми рубашками с надетыми поверх жилетками. В полумраке леса все светлые пятна резко бросались в глаза.

Все восемь выглядели очень молодо. А когда пригляделся, то понял, что там есть девушка. Совсем мелкая щуплая пигалица. В своих тонких цыплячьих ручках она сжимала одностволку.

Особой маскировкой они не заморачивались. Кое-как укрылись за деревьями и посчитали, что этого им хватит. Мало того, через полчаса моих за ними наблюдений один решил закурить. Не папиросу, нет. Он положил на землю двустволку, достал из кармана кисет и принялся сворачивать самокрутку. Справившись с этой задачей за несколько минут, парень принялся пускать клубы вонючего дыма.

Эта веселая или скорее смешная компания точно не могла быть окруженцами, полицаями или мародёрами. Зуб даю, что наткнулся на молодых мстителей, может даже выпускников школы этого года. То-то они все такие тощие, не успели ещё нагулять массу на взрослой жизни. Пройти мимо них я не мог. Выйти и высказать всё, что думаю про их затею? Не поймут. Ещё и в контру полезут. У них сейчас в голове не разум главенствует, а гормоны, эмоции и патриотизм. Последнее чувство крайне хорошее и полезное явление. Вот только чаще всего его обладатели гибнут быстро и без пользы. А их места в нормальной жизни вне войны занимает всяческая сволочь, прячущаяся за их спинами и пожинающая плоды чужих подвигов и достижений. Во время СВО я с таким сталкивался не раз. Наслышан о тысячах историй про то как хитрые дяди и тёти заключали контракт, но вместо нормальной службы жили себе припеваючи в Донецке, в Крыму, в восстанавливаемом Мариуполе, числясь штабными писарями, электронщиками, водителями, медиками и так далее. Честно, мне было до скрипа зубов неприятно. Бесило такое отношение к погонам, которые оказались на плечах у дельцов, у мажоров, у всяческих депутатов и чиновников, решивших получить заветную корочку участника СВО, которая им помогала занять хлебное место. Если случайно такой погибал, то мне было его совсем не жаль.

А вот этих ребят и девчонку жаль. И потому я остался с ними, готовясь их прикрывать.

«Но лучше бы сегодня никого из фрицев здесь не было. Подождут-подождут ребятки и домой свинтят», — с надеждой подумал я.

Увы, но моим мечтам не было суждено сбыться. Примерно спустя час после нашей встречи (меня и молодёжи, то есть), я услышал далекий шум автомобильных моторов. Засадники же и ухом не повели. Только через несколько минут парочка занервничала и сообщила остальным, что слышат машины.

Немцев оказалось порядочно. Два мотоцикла, три грузовика и замыкающий «двестипятьдесятпервый». Народу, получается, больше чем на взвод наберётся, если под тентами машин сидят люди, а не уложен груз. Но даже без них любой нормальный диверсант с подобными раскладами не стал бы связываться. Не с дедовской двустволкой лезть на пулемёты.

Восемь бывших школьников оказались ненормальными. Причем, не то что диверсантами, а вообще нормальными здравомыслящими людьми. Даже не подпустив мотоциклы на дистанцию уверенного попадания, чтобы картечью из ружей снести их экипажи, они открыли пальбу, когда до них оставалось ещё метров сорок. Кажется, даже кого-то зацепили. Но не насмерть, так как мотоциклисты тут же затормозили и упали возле своих стальных коней, наведя оружие на лес.

«Ну, понеслось», — выдохнул я и зашептал заговор на невидимость. После него сразу же произнёс усиливающие чары. И лишь потом уже стал стрелять. Получилось очень вовремя. За каких-то пятнадцать-двадцать секунд гитлеровцы успели оценить ситуацию и прижать огнём юных партизан. Больше всего старались два пулемёта «ганомага». Хоть и было от засады до него метров сто двадцать и больше, но его пулемётчики вовсю лупили по обеим сторонам дороги. От немедленной смерти ребят спасали только деревья, которые принимали большую часть пуль.

Тр-р-р, тр-р-р, тр-р-р.

Я короткими очередями по три патрона прикончил пулемётчика-мотоциклиста и унтера, выскочившего из кабины первого грузовика, после чего принявшегося отдавать короткие команды. К слову сказать, в одной из машин, как я и думал, сидели солдаты. Из двух других выскочили только водитель и пассажир из кабины, и сразу же залегли на дороге, укрываясь за колёсами.

Немцы из «ганомага», пользуясь тем, что пулеметы придавили нападающих, рванули в лес с явным намерением обойти засаду и ударить ей в тыл. И у них бы всё получилось. А затем тех ребят, кто не погиб бы в бою, повесили в какой-нибудь деревне в назидание и для запугивания остальных народных мстителей. Но планы гитлеровцев натолкнулись на меня.

В лес вошли пять солдат противника. Двигались на дистанции три-четыре метра друг от друга, умело укрываясь за деревьями и густыми кустами. Общались жестами, сохраняя молчание и не торопясь пускать в ход оружие. Первого и показавшегося мне самым опасным я банально зарезал кинжалом. Немец как раз удачно замер за толстым стволом вяза, чтобы оценить ситуацию. Я скользнул к нему, дёрнул сзади на себя за воротник кителя и одновременно всадил клинок ему в правый бок снизу-вверх под рёбра. Как только гарда упёрлась в плоть, я рванул оружие обратно, выпустил обмякшего солдата и метнулся к следующему противнику. Тот в этот момент решил взглянуть на мою жертву. Но в итоге нарвался взглядом на меня и на мгновение «поплыл» из-за действия заговора. Прийти в себя он уже не успел. Я воткнул ему кинжал в подбородок с такой силой, что сначала гитлеровец громко лязгнул зубами, а затем кончик моего оружия, пробив теменную кость, черканул изнутри по шлему. Когда выдернул клинок, из раны густым потоком хлынула кровь, залившая оружие и руку. Поэтому позже при атаке третьего немца удар смазался и пошёл вкось из-за того, что рукоять кинжала выскользнула из ладони.

«Чёрт!», — чертыхнулся я.

— А-а! — коротко и громко вскрикнул раненый, а потом стал оседать, потеряв сознание. Попал я ему хорошо, насмерть. Если бы не досадная оплошность со скользким от крови — что в мыле — кинжалом, то умер бы он молча.

— Максимус? — негромко окликнул его ближайший солдат.

Но не только он услышал предсмертный вскрик гитлеровца. Кто-то из молодых ребят тоже. И он решил пальнуть на звук. В цель он и близко не попал. Пуля пролетела метрах в трёх от немца, лежащего у дерева. Кстати, это опять был вяз. Вот как тут не верить в его прозвище — дерево смерти?

«Снайпер хренов, — выругался я, ощутив, как по волосам прошлась горячая пуля молодого партизана. — Лучше бы так метко по фрицам палил, блин».

Кинжал я оставил в ране и вооружился пистолетом. Первую пулю из него получил самый внимательный, заинтересовавшийся криком камрада. Вторая и третья досталась последнему врагу. Как только с обходной группой было покончено, я бросился к дороге. Точнее к «ганомагу», чьи пулемёты почти не смолкали, поливая короткими очередями место засады слева и справа от лесной грунтовки. До этого я видел немецкие бронетранспортёры только с одним пулемётом. Здесь же их было два. Головной и на правом борту. Плюс на левом торчал кронштейн для третьего. Видимо уже не раз солдаты данного подразделения попадали вот в такие передряги и озаботились увеличением огневой мощи.

С начала нападения прошло от силы пять минут. Немцы уже полностью пришли в себя, скорее всего, подсчитали число своих врагов и определили их местоположение. Суматошная стрельба на подавление прекратилась. Вместо этого гитлеровцы умело и прицельно обстреливали позиции ребят, не давая им поднять головы, а сами постепенно рассредоточивались по краю леса рядом с дорогой. Ещё чуть-чуть, десять-пятнадцать минут, и можно будет ставить точку на молодых, горячих, но неумелых и плохо вооружённых партизанах. Сколько таких групп сейчас выходит на такие дороги и пытается бороться с оккупантами? Наверное, и не сосчитать. В большинстве своём они все гибнут на месте своего первого боя или чуть позже.

Одну немецкую группу я уже уничтожил. На очереди был «двестипятьдесятпервый» и те враги, что крадутся в лесу с противоположной стороны дороги.

— Держи лимончик! — я не смог удержаться от саркастичной фразы, когда метнул кругляш немецкой гранаты внутрь вражеского БТР. Взрыв обычной гранаты заставил тяжёлую машину сильно содрогнуться, а пулеметы умолкнуть. — Что, кисленько очень? Не понравилось?

Подскочив вплотную к «ганомагу», я метнул в кабину ещё одну М39, дождался взрыва и только после этого перемахнул через край бронированного борта. Не разбираясь кто уже мёртв, кто ранен, а кто оглушён я расстрелял магазин в пистолете по всем увиденным телам. Перезарядился, сунул «вальтер» в кобуру и бросился к МГ, установленному по центру над кабиной.

Взрывы гранат в тылу изрядно обескуражили фрицев. Настолько, что почти все они стали оборачиваться в мою сторону, а крадущиеся по лесу остановились.

Пулемёт с виду не пострадал от осколков. Ленту покойный пулемётчик расстрелять не успел. А значит…

— Ну, с Богом, — прошептал и прижал приклад МГ к плечу.

Тр-р-р-р-р-р!

Очередь смела сразу двух фрицев из ближайшего грузовика. Следующая прострочила одного из мотоциклистов, который на обочине прилаживал свой пулемёт. Или уже перезаряжал его. В запале сражения я многого не успевал увидеть. Покончив с ближайшими самыми опасными врагами, я переключился на лес. Там мелькали фигуры солдат из грузовика, которые уже почти вплотную сблизились с троицей партизан. Я успел свалить там двоих и прижать остальных. А потом закончились патроны. Тратить время на замену ленты не стал. Придерживая «шмайсер» за спиной, я перемахнул через борт и бросился вперёд по дороге. На ходу перехватил автомат, разложил приклад, и передёрнул затвор.

— Какого дьявола здесь происходит? Кто сейчас стрелял из пулемёта и почему мне кажется, что Дитриха убил наш пулемётчик бронетранспортера? — раздался удивлённо-напуганный голос лейтенанта, который выпрыгнул в начале боя из кабины грузовика с полным кузовом солдат. Сейчас он залёг в кустах рядом с обочиной, держа в руке такой же пистолет, как у меня. Чуть поодаль от него растянулся на земле за поваленным деревом, покрытым тёмно-зелёным мхом, водитель с карабином.

Получить ответ офицеру было не суждено. Все его планы и жизнь перечеркнула очередь моего «шмайсера». Спустя пару секунд такая же участь постигла водителя.

Дальше я бросился в сторону немцев в лесу. Здесь решил воспользоваться зачарованными гранатами. Выбрав троицу врагов, которые расположились достаточно близко друг к другу, я метнул в их сторону «колотушку». Граната упала идеально. Точно в том месте, откуда разлёту осколков и взрывной волне не помешают деревья. После броска я скорчился за деревом, открыл рот и прикрыл уши ладонями. Пятнадцать метров — это для обычной гранаты более-менее безопасное расстояние. Мои же по мощности и эффекту сравнимы с разрывом мины от БМ-37.

Вскоре раздался мощный взрыв. Несмотря на все предосторожности у меня в ушах противно зазвенело. Мне на голову с дерева, за которым я прятался, посыпалась листва и мелкие сухие веточки. Врагам досталось на пару порядков больше. Троица выбранных солдат лежала неподвижно. Подрыв гранаты привлёк внимание гитлеровцев, заставив их переключиться на новую опасность. Выжившие враги о чём-то перекликались. Только я не мог разобрать их слова из-за глухоты и звона в голове. Но это мне не помешало с ними разобраться. Спустя пару минут и полтора магазина МП-40 с обходным отрядом фрицев было покончено.

А потом оказалось, что и на дороге уже пусто. Все враги, кто выжил в этом скоротечном бою, после взрыва заговоренного боеприпаса рванули наутёк обратно по своим следам. Преследовать их у меня не было никакого желания и сил. Скоротечный бой и лёгкая контузия полностью меня опустошили.

«А вот теперь пора знакомится с этой молодой гвардией», — с этой мыслью я направился к ребятам. Благоразумно отошёл подальше от дороги с немецкой техникой в лес. Партизаны сейчас в таком шоке, что начнут палить по всему, что увидят рядом с машинами. Несколько минут я простоял в сотне метров за спиной пятёрки. Наконец, поведение тех слегка изменилось. Они уже не дёргались на каждый звук, стали переговариваться. Предприняли попытки докричаться до своих товарищей по ту сторону дороги. В этот момент я решил дать знак о себе, скинув заговор невидимости. — Народ! Не стреляйте. я свой! Ребята, я наш!

Те тут же развернулись в мою сторону, наставив оружие.

— Ты кто? — спустя несколько секунд крикнул один из них. Голос его подрагивал от адреналина и страха. А кто в такой ситуации не испугается? Многие на месте этих ребят вообще впали бы в панику и удрали. Эти же пытались огрызаться.

— Я свой. Помог вам с гитлеровцами разобраться! Взорвал их броневик и убил немцев, которые к вам в спину хотели зайти.

— Покажись!

— Выхожу! — крикнул я и следов добавил. — Вы своё оружие немного в сторону отведите. А то дёрнется палец на спуске и — всё. Обидно будет погибнуть от пули своих, когда взвод фашистов перед этим перестрелял.

— Выходи давай! — прокричал всё тот же парень. — У нас пальцы не дрожат!

Я медленно пошагал в их сторону, пристально следя за поведением засадников. Те, забыв обо всём на свете, не спускали глаз с моей фигуры. Никто даже не подумал смотреть за дорогой и за разгромленной немецкой колонной, где могли притаиться недобитки. Когда между нами расстояние сократилось метров до пятнадцати один из ребят крикнул:

— Оружие бросай!

— Да вот сейчас прям брошу, — огрызнулся я. — Не тобой оно мне вручено, чтобы я выполнял приказ.

— Что⁈ А ну бросай, а то стрельну!

— Илья, тихо, — шикнул на товарища тот, кто самым первым со мной заговорил. А потом встал с земли, повесил «мосинку» на плечо и шагнул ко мне навстречу. — Я Андрей, секретарь комсомольской ячейки.

Горячий Илья тихо выругался и опустил охотничье ружьё, когда мой тёзка перекрыл ему направление стрельбы. Следом за своим, как я думаю, командиром стали подниматься на ноги остальные ребята. Полагаю, все они комсомольцы из ячейки, где верховодил мой тёзка.

— Тёзка, значит, — слегка улыбнулся я ему. — Меня тоже Андреем зовут. Направлен командованием в тыл немцам, чтобы устраивать диверсии и всячески бить этих гадов. Сейчас остался один и иду в сторону фронта, чтобы соединиться со своими.

— А почему у тебя одежда с чужого плеча и оружие немецкое? — с откровенным подозрением в голосе поинтересовался Илья.

— Потому что к своему закончились патроны, а форма порвалась, — спокойно ответил я ему. И тут же упреждая дальнейшие расспросы с нападками произнёс. — Вы своим товарищам крикните, что всё закончилось. А то они переживают, думаю.

— Ёпт, — охнул Андрей и резко повернулся обратно к дороге. — Маша! Костя! Ваня! Всё закончилось! Мы победили! Давайте к нам!

А в ответ тишина.

— Маша!!! — не выдержал, крикнул один из товарищей секретаря. А потом бросился через дорогу ко второй группе партизан. за ним устремились остальные.

— Твою ж, — сквозь зубы выругался я. — Что за детсад, блин. Осторожнее! Среди немцев могут быть раненые!

Куда там. На моё предупреждение никто не обратил внимания. Вся пятёрка в дружном порыве перемахнула грунтовку в пару прыжков и быстро оказалась на позициях друзей. Хорошо, что активных фрицев поблизости не было. А вот плохо… плохо было всё остальное. Как я ни старался успеть быть сразу везде и сделать сразу всё, но спасти вторую группу партизан не смог. Все трое сейчас лежали в лужах крови, которая понемногу уходила в лесную подстилку.

— Маша… Маша… как же так… — упал на колени один из комсомольцев и шептал, бережно гладя ладонью по голове погибшую девушку.

Чуда не сучилось. Все трое были убиты наповал. Девушку задела только одна пуля. Но точно в голову.

Несостоявшиеся партизаны хмурой толпой стояли над телами своих товарищей. Пришлось их встряхнуть окриком.

— Это война, привыкайте, — произнёс я. — Не вы первые, кто потерял своих боевых товарищей. Теперь ваша обязанность за них отомстить. Лично. А главное правильно, чтобы больше никто не умирал кроме врагов.

Не знаю насколько до них дошла моя речь, но когда я смолк комсомольцы стали отмякать. Секретарь оставил с убитыми одного из парней, того самого задиру, который пытался меня построить. С остальными и со мной направился на дорогу к немецкой технике. Удирающие немцы забрали с собой всех своих раненых, если те имелись, конечно. На дороге и на обочине мы нашли только шесть трупов. Рядом с каждым осталось их оружие. Винтовкам и пулемётам комсомольцы обрадовались, как подарку Деда Мороза на Новый год. Тут же расхватали «маузеры», повесив за спину охотничьи ружья.

В кузове грузовиков обнаружились мешки.

— Мука там, — пояснил мне тёзка. — Немцы забрали остатки с колхозной мельницы в Барсуках. Мы потому и решили их остановить, чтобы не дать им увезти её к себе.

— Думать нужно кого останавливал, — ответил я ему. — Без меня вас бы там всех положили. Хотя бы дорогу завалили деревьями, а потом издалека стали бы отстреливать фрицев. Есть у вас, кто хорошо стрелял, сдавал нормы ГТО?

— Есть… был, — сказал мне секретарь с помрачневшим лицом. — Ванька стрелял лучше всех. На всех соревнованиях участвовал. Половина кубков за стрельбу получали благодаря ему.

— Значит, будете учиться стрелять и отомстите за него.

У лейтенанта я забрал парабеллум. Впервые увидел этот пистолет. Раньше всё как-то «вальтеры» перепадали.

Проблемы случились там, где их никто не ждал. Нужно было как-то утащить наши трофеи. И речь совсем не про винтовки с пулемётами и гору патронов, которых, к слову, набралось немало. Среди выживших комсомольцев только один мог управлять машиной. У нас же грузовиков было три штуки. Плюс броневик. Но тот не завёлся. Возможно, взрывы гранат повредили что-то серьёзное в нём.

Пришлось бросать пустую машину вместе с «ганомагом». Все инструменты, канистры с топливом и маслом, запасные колёса забрали из них. После чего одну канистру с бензином вылили на них и подожгли.

«Опель блитц, значит, — мысленно сказал я, забираясь в кабину. — Сейчас посмотрим, что тут у тебя и как».

Педалей аж четыре штуки. Предназначение трёх угадывалось сразу. А вот третья, думаю, это запуск стартера или нечто вроде того. На советских старых грузовиках есть так называемый «пятак», который отвечает за работу стартера. И ведь эти грузовики я видел даже в двадцатых годах. На фронт столько всякого присылали с консервации или волонтёры, скупавшие старый, но ходячий транспорт по деревням. Руль большой и с тонким ребристым ободом. Стальная голая панель с несколькими круглыми приборами напомнила мне старые советские «зилки». Да что там! Тут даже рычаги были очень похожи. От стояночного тормоза до переключения скоростей. На спидометре виднелись крупные цифры от 0 до 120. Интересно, это реальные возможности двигателя или конструкторы написали свои пожелания?

Чтобы запустить двигатель пришлось повернуть ключ и нажать на ту самую четвёртую педаль. Передача переключилась вполне легко, хотя я ожидал от современной техники куда худшего.

Другой водитель разобрался в управлении немецкого грузовика позже меня. Пришлось подождать пока он тронется с места и медленно поедет впереди. Я был в нашей паре ведомым, так как не знал дороги.