Не тот год II

Глава 24

ГЛАВА 24

Всё-таки было очень приятно вернуться в свою часть. Как в родной дом. Едва только отмылись и переоделись, Панкратов немедленно умчался в штаб на доклад, оставив нашу банду на поручительство личной совести каждого. С другой стороны, мы так вымотались за последние два дня без сна, что нас манили только кровати. Больше ничего.

Из сна меня вытолкал всё тот же Сашка.

— Вставай, Андрей, живо. Минута времени, — услышал я его голос раньше, чем смог разлепить глаза и посмотреть в его нахальные очи. — Ладно, две.

— Да что случилось-то? Что за спешка?

Я слышал, что будил он только меня, значит, ничего серьёзного и опасного. Ну, как минимум для группы в частности и расположения части в общем. А вот для меня всё могло быть иначе.

— Корреспондент к тебе приехал. Будет фотографировать и писать статью о тебе.

— Что⁈

— Не что, а две минуты на сборы! Время пошло.

— Ну и гад же ты, командир, — не смог я сдержать внутри лёгкое раздражение. — Мог бы и прикрыть от этих акул пера и «лейки».

— И так три часа прикрывал как мог. Ему через полчаса уезжать в соседнюю дивизию, а ты дрыхнешь, как кот на крыльце, — вроде как укорил он меня. — К тому же, приказ сделать про тебя статью пришёл с самого верха, — и он оттопырил указательный палец, ткнув им в белёный известкой потолок избы.

— Да понял, я понял, — вздохнул я.

В две минуты я не уложился. Да и кто бы успел? Хорошо ещё, что был после бани, успел во время помывки побриться и имел новую чистую форму со всеми знаками различия.

— Так, рассказываешь только о тех сбитых истребителях и больше ни о чём, — принялся инструктировать меня Панкратов по пути в штаб, где меня ждал корреспондент. — Про личную жизнь не касаешься, о прошлом тоже. О делах в тылу фашистов тоже. Про потерю памяти тем более. Нафиг сдался настолько контуженный герой, народ не поймёт. Мужик, конечно, в курсе что спрашивать можно, а что нет, но эти газетчики народ энергичный, часто входят в раж и обо всём на свете забывают, за что потом получают по рогам. Поэтому ты тоже следи за своими словами.

«Да уж я-то точно прослежу, — хмыкнул я про себя. — Уже который месяц слежу, что говорю и что делаю».

Насчёт его слов про «нафиг сдался» могу предположить только то, что народу не нужно показывать, что сражаются с врагом косые-хромые. Вдруг кому в голову придёт мысль, что, мол, дела совсем худые, раз подобные вояки не в госпитале лечатся, а проявляют чудеса героизма на фронте. Хотя, могу и ошибаться. Я с менталитетом современной эпохи сильно не в ладах.

— И ещё вот, — он достал из командирской сумки две наградные коробочки. — Цепляй к гимнастёрке. Перед газетчиком ты должен быть с наградами.

В одной коробочке обнаружилась медаль За Отвагу. Почти точно такая же у меня осталась в будущем. Во второй Красная Звезда. Первую я точно заслужил. А вот вторая награда — это завуалированный знак расположения ко мне кремлёвского правительства.

— Тебе хотели вручить их официально в штабе и тут же свести с газетчиком. Я насилу смог тебя отстоять. Объяснил, что если ты не поспишь хотя бы пару часов, то потеряешь сознание в процессе награждения или фотографирования, — сказал Панкратов. С его помощью удалось разместить на гимнастёрке медаль и орден по всем правилам. Сам я точно бы не справился. Все статуты напрочь вылетели из головы.

Корреспондентом оказался мужчина лет на десять старше меня с серым от усталости лицом и покрасневшими от недосыпа глазами. У него, как у сотрудников особых отделов на форме красовались знаки политсостава. Конкретно данный мужчина был младшим политруком.

Военкор первым протянул мне ладонь для приветствия.

— Гуров Сергей Сергеевич, — устало улыбнулся он мне.

— Дианов Андрей Михайлович, — пожал я ему ладонь.

Лишних вопросов он не задавал. Мне показалось, что он уже без меня составил свою статью. Требовались лишь фотографии. В конце нашей встречи он посетовал, что не получится заснять меня на фоне сбитых самолётов.

«Эх, жаль, что у меня не было с собой нормального фотоаппарата, когда громил станцию в Житомире. Вот где кадры так кадры были», — промелькнула в моей голове мысль.

Только попрощался с военкором и стал строить планы на отдых и ряд задумок, которые созрели в голове, пока чудесил в немецком тылу, как Панкратов вновь огорошил.

— Ты завтра с утра летишь в Москву, — сообщил он.

— Это ещё зачем⁈

— Награждать тебя будут. Забыл уже?

— Чёрт, — чертыхнулся я. — Забыл, Саш.

Вставать пришлось аж в три часа, чтобы успеть на перекладных добраться до аэродрома.

«Зря спешил только», — пришла в голову мысль, когда оказался рядом с СБ. Точнее даже ПС — пассажирская версия скоростного бомбардировщика. Скоростного по мнению конструкторов, так как к началу войны эта летающая машина уже устарела.

Вылет задерживался по непонятным причинам. Через час рядом с самолётом остановился ГАЗ и из него четверка бойцов вытащила носилки с раненым, которые аккуратно занесли в салон. После этого ожидание продолжилось. И только ещё спустя тридцать пять минут на «эмке» подъехали два майора из интендантов с огромными туго набитыми портфелями. Оба залезли в салон и крепко прижали к груди свою ношу. И только после этого пилоты сообщили о скором взлёте. Вместе с раненым нас набралось пять человек. Я, какой-то капитан из артиллеристов, те два майора и раненый. Влезла бы ещё парочка, но носилки занимали много места. Практически половина салона оказалась заполнена ими.

Компания подобралась та ещё. Странно, что ради нас, далеко не генералов, вдруг решили гнать в столицу целый пассажирский самолёт. Или всё дело во мне? Это меня страстно желают видеть в Кремле, а остальным повезло оказаться довеском?

Полёт с самого начала выдался нелегким. Стоило бывшему бомбардировщику, перешитому в пассажирский, мать иху, лайнер, подняться на полагающуюся высоту, как все мы стали мёрзнуть. Штурман откуда-то выудил потрёпанные шинели и раздал нам. Раненого накрыл двумя.

Потом вдруг самолёт рухнул вниз и совершил пару манёвров, от которых мои внутренности чуть не поменялись местами. Как минимум печень очень хотела столкнуть сердце с насиженного места, а желудок заменить собой пищевод.

— Немцы! — с трудом услышал крик пилота. — Попробую оторваться! Вы там держитесь!

— Ну всё, отвоевались, — произнёс один из майоров.

Я вцепился руками в сиденье и принялся шептать заговор, прося защиты у славянских богов. В такой ситуации спасти меня может только он.

В какой-то момент в иллюминаторах замелькали верхушки деревьев.

— Падаем! — по-бабьи вскрикнул всё тот же интендант. — О, господи!..

Потом ему пришлось заткнуться, так как самолёт принялся резко набирать высоту. От этих качелей меня стало подташнивать. Оба майора сидели бело-зелёные. Капитан на удивление держался стойко. только побледнел немного. Но полагаю, что я сам выгляжу также.

«Им бы бедолагам пакетики аэрофлота», — вдруг подумалось мне при взгляде на интендантов. А потом неожиданно вспомнился анекдот на эту тему.

Летит самолет.

В нем одного рвет, а все остальные пассажиры косо посматривают на него, но ничего не говорят.

Стюардесса видит, что пакет у него вот-вот наполнится, а запасные все закончились. И решает отойти из салона и принести их запас. Но когда она вернулась, то увидела

такую картину: у всех пассажиров кроме первого бедолаги тошнота. Девушка в ужасе думает, что ей конец, что причина рвоты в несвежей еде, которую она недавно разнесла пассажирам. С трудом находит в себе силы спросить у пассажира, которому принесла пустые пакеты:

«Что случилось с этими людьми?»

Тот отвечает:

«Да, понимаете, они все стали спорить польётся у меня из пакета через край или нет. А я взял и отхлебнул».

— Всё, отбились. Улетели эти гады назад. Видать топливо заканчивается или боеприпас весь отстреляли до железки! — обрадовал нас приятной новостью всё тот же пилот, который единственный из всего экипажа с нами общался, надрывая горло. Или все остальные в прошлых рейсах охрипли?

В Москве нас встречали. Раненого забрал санитарный автобус, а нашу четвёрку отвезли в гостиницу. Как мне ни хотелось прогуляться по старой столице и сравнить свои впечатления, я решил потратить время с умом. Просто как следует отдохнуть. В половине десятого вечера ко мне в дверь постучались. Открыв её, я увидел молоденького щеголеватого сержанта ГБ. Такого хоть прям сейчас на агитплакат фоткай.

— Товарищ Дианов? — спросил он меня. Я вышел к нему в гражданской синей рубашке навыпуск и пижамных штанах выпуска конца тридцатых тёмно-серого цвета в едва заметную тончайшую светло-серую вертикальную полоску. Пижамного верха у женщины, у которой я купил штаны и кое-какое бельишко ещё до рейда к Житомиру, не было. Штаны же были в прекрасном состоянии и точно моего размера. Из-за этого и решил их взять.

— Да.

— Можно ваши документы?

— Разумеется. Сейчас принесу. Проходите внутрь. Чего в коридоре топтаться и любопытных смущать, — произнёс я.

Внимательно рассмотрев моё удостоверение, сержант вручил мне конверт из желтоватой бумаги.

— Это ваш пропуск. Быть к восьми утра в форме со всеми наградами, без оружия.

— Ясно.

Пропуск привёл меня в Большой Кремлёвский дворец, в одном из залов которого должно было состояться награждение. Как оказалось, приказ явиться к восьми означал обычную перестраховку. В армии и МВД — это стандартное дело. Кто из служивших не стоял по паре часов на плацу или в не сидел в «ленкомнате», пока ждал высокую комиссию? Думаю, что таких нет. Правда, среди награждаемых хоть и было полно людей в форме, но попадались и обычные гражданские. Их манеры и походка ясно показывала, что если они и имеют отношение к армии, то сильно опосредованное.

Далее нас расставили по ранжиру и принялись подробно инструктировать, как и что делать, что говорить, как отвечать, как двигаться и куда. Ничего нового для себя в этом действе я не нашёл. Сам я в Кремле не бывал на подобных мероприятиях, но знаком с парнями по СВО, кто бывал на награждении и кому жал руку Путин. Примерно то же самое они и рассказывали, что я видел и наблюдал лично в этот момент.

Нас набралось тридцать один человек. Четверо штатских, остальные армейские и энкавэдэшники. Первых значительно больше, чем вторых. Несколько генералов, половина полковников и подполковников, значительно меньше майоров и несколько капитанов с лейтенантами, в числе которых был я.

— Ты тут уже бывал? — шепнул мне старлей с петлицами танкиста. Высокий, выше меня на пяток сантиметров, подтянутый, выбритый до синевы брюнет лет двадцати семи.

— Нет, — тихо ответил я ему. — Мне другие награды вручали на месте в штабе.

— Ясно. У меня также. Интересно, как здесь всё пройдёт… — сказал он и замолчал на полминуты. Потом не выдержал и вновь зашептал. — Интересно, фотографировать нас будут? Я бы взял карточку, чтобы показать в полку и потом отправить своим. Я сибирский, из Кемерово. Слышал?

— Слышал. Сердце Кузбаса.

— Точно! — ещё больше оживился он. — Там такая красота!

Тут рядом с нами появился старший лейтенант с гэбэшными петлицами. Он уставился на нас ледяным взглядом:

— Товарищи, прекратите разговоры. Помните, где вы находитесь.

— Простите, — покраснел танкист.

Спустя полчаса двери в зал, наконец-то, распахнулись. Через них к нам вошли трое мужчин. Узнал я только Берию. Нарком НКВД внимательно провёл взглядом по шеренге и, как показалось, дольше остальных рассматривал меня.

Потом была речь одного из спутников Лаврентия Павловича. По виду среди них он был самым взрослым, но не сказать, что старым. Минут сорок он в меру торжественно объявлял о наших героических деяниях, о том, что приближаем Победу, про славу, что куём мы и другие на боевом и трудовом фронте. Когда он закончил, началось, собственно, то ради чего мы все здесь собрались. По порядку подзывал к себе награждаемых, что-то коротко им говорил и прикалывал к кителям и гимнастёркам награды.

Когда осталось человек пять включая меня, его место занял Берия. И вот это точно было из-за меня. Я в очереди оказался последним, но вот по наградам я обскакал всех.

— Поздравляю, Андрей Михайлович, — сказал мне нарком. Он лично повесил на мою гимнастёрку Красное Знамя, орден Ленина и Золотую Звезду. Ни один из тех, с кем мне сегодня довелось стоять в очереди, не получал сразу столько. По два ордена — было. И двое награждённых Золотой Звездой тоже.

— Служу Советскому Союзу! — отчеканил я. Вдруг как-то резко все мысли из головы вылетели. Спроси Берия сейчас хоть что-то, я бы или не смог ответить, или вывалил чистую правду и всё, что думаю о спрошенном. Со мной такая растерянность случалась очень редко и только в минуты сильнейшего нервного напряжения. Пальцев на одной руке хватит, чтобы сосчитать.

Но тот чуть улыбнулся и ещё раз поздравил.

— Вот это да! — восхитился моим иконостасом танкист. Сам он к уже имеющейся Красной Звезде заимел Красное Знамя.

Незаметно в зале появились официанты с подносами с шампанским и вином. Закусить было нечем, а я ведь так и не ел ничего с момента пробуждения. Тот немолодой мужчина, начавший награждение, взялся произносить тосты. Обязательно был за Сталина, за Победу, за героических советских граждан.

Я заглянул в документы, выданные вместе с наградами. Из приказов, идущих вместе с орденами, узнал, что Героя я получил за уничтожение немецких эшелонов в Житомире. А орден Ленина за уничтожение важного германского чина. Красное Знамя стало результатом уничтожения аэродрома с немецкими бомбардировщиками.

«Интересно, а почему тогда не было Панкратова здесь? Он же вместе со мной участвовал в половине эпизодов», — подумалось вдруг. Может, его уже наградили по своим энкавэдэшным каналам?

Пока читал и перечитывал, думал да гадал в зале появились столы с закусками. Их тут же оккупировали все находящиеся здесь. Кроме награждённых появились и другие лица. Многие тоже в форме. Другие в цивильных «двойках».

— Вот ты где, — неожиданно за спиной раздался знакомый голос. Обернувшись, увидел танкиста. В одной руке он держал фужер с красным вином, в другой что-то похожее на бутерброд, но сделанный очень красиво, что так приземлённо — бутерброд, язык не поворачивался назвать. — Что пустой? Аппетита нет?

— Наоборот. Просто как-то это всё неожиданно. Мне на передовой спокойнее почему-то, чем здесь, — признался я парню.

— Прекрати. Живём один раз, Андрей, — широко улыбнулся тот. — Завтра-послезавтра уже будем там, а сегодня раз всё ещё здесь, нужно гулять.

— По-другому и не скажешь, — хмыкнул я в ответ.

В процессе отдыха я узнал за что был награждён мой новый знакомый. В начале августа он с механиком остались ремонтировать сломавшийся КВ. Когда с починкой было покончено, вдруг выяснилось, они остались одни. А потом увидели немецкие танки.

— Одиннадцать, их было одиннадцать, представляешь? Восемь танков и три самоходки. Ну такие, знаешь, низкие с короткими окурками, как у фашистских четвёрок. А тут мы такие с бугорка из молодых березок — бац, бац, бац! — он отложил бокал и несколько раз ударил кулаком в ладонь со звонкими шлепками. — Всех сожгли! А потом рванули мы с Василем куда подальше, так как снарядов у нас осталось пять штук и только один бронебойный, остальные сплошь фугасы. По пути наткнулись «тэтридцатьчетвёрку» с разбитой гусеницей, ну и катку там досталась. Мы с ним подумали и решили, что починим и её. Танк был почти цел, топлива полные баки и снарядов полный бэка…

Т-34 он со своим механиком починил, после чего Василь сел за её рычаги. Вот так вдвоём они доставили к своим два целых танка и лишили немцев одиннадцати. Воздушная разведка подтвердила, что в указанном районе дымят одиннадцать гитлеровских стальных коробок. С разведкой танкистам повезло. Летчик работал по другому заданию и только из интереса чуть свернул в сторону чадных столбов, оказавшихся рядом. Сражающимся советским дивизиям требовались наличествующие подвиги и подтверждения, что гитлеровцев можно бить даже в меньшинстве, главное не бояться. Поэтому тянуть с награждением и сомневаться в правдивости слов парней в штабе армии не стали.

— А Василя ранило при бомбёжке, — в конце своего рассказа грустно вздохнул собеседник. — Он в госпитале теперь.

В какой-то момент я услышал интересный разговор между тремя мужчинами самого обычного вида. У двоих наличествовали небольшие животики, все трое сверкали залысинами и очками. Примерно пять минут мне понадобилось, чтобы понять о чём шла речь.

— Простите, что вмешиваюсь в вашу беседу, товарищи, — сказал я, приблизившись к ним. — Но я тут кое-что услышал, о чём вы говорили.

Один из них испуганно побледнел. Он в своей компании больше всех и разглагольствовал на тему ядерных исследований. От моих петлиц он не мог отвести взгляд секунд десять.

— Так эта тема совсем не запрещена, товарищ лейтенант государственной безопасности, — пролепетал он.

— Да я не о том. Так случилось, что я тоже разбираюсь в этой теме. Вот только этот источник как раз-таки засекречен.

— Тогда, может… — открыл тот рот, но был перебит мной.

— Но вот информация нет… — я коротко и как можно более ёмко сообщил всё, что знал про обогащение урана с плутонием, а также о создании атомной бомбы. Собственно, особых секретов в моё время благодаря интернету по этой теме не было. Благодаря чему троица физиков-ядерщиков узнали от меня про пушечную и имплозивную схему. И тут же узнал, что с обогащением каких-то проблем у них не было. Худо-бедно научились получать нужный изотоп урана. А вот как заставить тот правильно среагировать никто не имел ни малейшего представления до моих подсказок.

Ещё хочу сказать, что это была не единственная встреча и разговор, в которых я блеснул своими постзнаниями попаданца. И нет, следующими были не рассказы о том, как Т-34 нуждается в командирской башенке. Всё намного банальнее. Ко мне сами подошли трое мужчин. сначала двое, а за ними третий. Последний представился товарищем Кирилловым. И сказал это так, что мне стало сразу понятно: фамилия выдумана. В лицо всех важных лиц я не знал, потому до поры — уверен, что судьба нас ещё сведет — он остался инкогнито. Кириллова интересовала история с Блобелем. Как я к нему проник, где он находился, кто был рядом с ним и со мной, почему я взял именно те документы, что моя группа доставила в штаб и так далее.

А вот парочка других оказалась оружейниками. Наш с ними разговор начался с темы магазинов к пистолетам-пулемётам и закончился миномётами. Тут-то я и вспомнил про предохранитель Афанасьева, закреплённый на выходе ствола миномёта, не позволяющий заряжающему закинуть в него две мины. Похожие штуки в виде разных моделей худо-бедно использовались и в это время. Но конкретно «моя» конструкция была наиболее удобная и эффективная. Иначе бы не стояла бы на вооружении аж в двадцать первом веке.

Также с ними состоялась, скажем так, энергичная беседу на тему будущего стрелкового оружия. Оба, особенно один из этой парочки, напирал на самозарядные и автоматические винтовки под классический патрон. Всё тот же фанат подобного оружия привёл в качестве примера американскую автоматическую винтовку Браунинга. До меня не сразу дошло, что речь идёт про БАР. Тот самый недопулёмт и перевинтовка. Американцы им так гордились, что до семидесятых даже не думали о создании нормального ручного пулемёта. На СВО это оружие, как не удивительно, тоже было. И мне повезло его подержать в руках. Впечатления очень спорные. Вес, как у ПКМа. Боезапас мизерный. Двадцать патронов улетают только так, хотя у моего образца имелась функция регулировки скорострельности, но пользы от неё так-сяк. Если сравнивать с современным ДП, то выигрыш только в стрельбе с рук. Из «дегтяря» прицельно не постреляешь, хотя в наставлении пишется. что можно бить держать за ремень у передней антабки. Ещё за одну из сошек. Но в обоих случаях пальба подразумевается «вон в ту сторону». На мой взгляд это единственный плюс у «американки». Ну, и замена магазина-диска у нашего всё посложнее, хоть и не критично.

Моя точка зрения строилась на послезнании. Я вывалил на головы оружейников, что простому пехотинцу требуется автоматическое оружие. Но не тяжеленая СВТ или боже упаси АВС с их пулеметными патронами, а нечто похожее на ППД, но калибром покрупнее. Я прямо назвал такой патрон промежуточным. Даже привёл в качестве примера автомат Фёдорова. Только уточнил, что его патрон был всё-таки великоват и избыточно силён для подобного вида оружия.

— Это будет золотая середина между патронами для пистолетов и патронами для классической винтовки, — сказал я ему.

— Но, погодите, — возмутился он, — такой патрон будет эффективен в лучшем случае метров до пятисот. Дальше начнётся дикое рассеивание. Это как сейчас стрелять на два километра из винтовки. А из той же СВТ хорошие стрелки на тех же пятиста метрах легко поражают ростовую цель.

— А вы в курсе на какой дистанции сейчас идут бои? — спросил я его. И тут же ответил. — Максимум на триста метров. чаще и того ближе. Так зачем бойцу полуметровая дура с патроном, который может прострелить рельс, хех, вдоль на дистанции в километр, но бьющая в плечо, что твоя лошадь? И с пятью патронами в магазине? И двумя десятками в патронташе? Патроном, которых много не потаскаешь? Боец должен из своего укрытия, пусть из окопа засадить очередь в десяток патронов в укрытие врага, чтобы тот от страха там съёжился и голову не поднимал, потом встать, пробежать, опять обстрелять чужое убежище, подобраться ещё ближе и прикончить противника, у которого всё это время над ухом пули свистят…

В общем, поспорили мы от души. И, кажется, на тему стрелкового оружия все остались при своих мнениях. А вот предохранитель на миномёт обоих очень сильно заинтересовал.