(не) Пара Его Величества. Связанные судьбой (СИ)

Глава 9

— Почему жаба?! — возмущался Марк, развалившись на скамье в провонявшей табаком и пивом, в таверне «Ржавая кирка» шахтерского городка Фодина, пока мы ждали свой заказ.

До этого дырявого пристанища мы все же добрались, но лишь к вечеру следующего дня, когда вода ушла, а горные тропы вновь стали похожи на дороги, а не на русла бурных рек.

Мы разместились в самом углу, пахнущем дешевым вином, жареным луком и горной пылью.

— У всех друидов фамилиары как фамилиары: волк, кабан, на худой конец косуля, какая-нибудь. А вот какой прок от жабы?! — продолжал он, размахивая кубком с мутным пойлом. — С другой стороны… — он хитро прищурился, — ты можешь сдать эту неведому зверюшку в Императорский Зверинец и выполнить свое задание к Самайну. Одно задание — в карман!

— Да я лучше тебя сдам! — вызверилась я с такой искренней яростью, что рыжий маг моментально пересел на другой конец стола, чуть не опрокинув кубок.

— Эй-эй! Спокойствие, только спокойствие! Я же по-дружески!

— А чем ты эту жабенцию кормить будешь? — поинтересовался Годраш, отрываясь от огромного куска хлеба с салом. Он хохотнул, гулко, как обвал в горах. — Мух будешь ловить? Или она сама на твоем плече языком так: оп! оп! Удобняк! И ни один комар твою задницу не укусит. Ну, кроме остроухого.

Он снова загоготал, довольный собственной шуткой, а я смутилась. Неужели так заметно, что между мной и атлантом… что-то есть? Или у это тролля просто язык, как помело?

Рядом со мной на стул опустился Шэр, принеся с собой спасение в виде огромного блюда с дымящейся жареной свиной ногой и… маленькой мисочки с сырой, мелко нарезанной говядиной.

Он ловко подхватил с моего плеча «жабку», которая мирно дремала, свернувшись калачиком, и подтолкнул ее к мисочке. Та сначала недовольно надулась, издав тихий писк, но сообразив, что ей привалило угощение, мгновенно набросилась на мясо, разрывая его острыми коготками и заглатывая с жадным чмоканьем.

— Мясо?! — ахнула Сильвия, брезгливо сморщив носик. — С каких пор жабы едят мясо?!

— Эти — едят, — спокойно пояснил Шэр, отламывая себе кусок свинины, как обычно не торопясь объяснять что-то еще.

Марк вытаращил глаза, наблюдая, как крошечное создание уплетает сырую говядину с аппетитом льва. А после подозрительно поинтересовался, понизив голос:

— А людей она, случаем, не жрет?

— Подрастет — может и сожрать, — так же невозмутимо отозвался атлант, откусывая хлеб.

Годраш поперхнулся, а Сильвия, кажется, тоже захотела пересесть к Марку, но героически сдержала недостойный позыв, лишь побледнев.

— То есть, это вообще не жаба? — Подозрительно прищурилась я, наблюдая за своим прожорливым питомцем.

Одновременно я мысленно перебирала всех известных мне амфибий и рептилий Эрина и Империи. Ничего даже близкого! Эта голубоватая шкурка и пятна, эти когти, зубы…

— А кто тогда? — спросила я прямо, уставившись на Шэра.

Он медленно пережевал, вытер пальцы и нагло улыбнулся.

— Ты мне скажи. Кто из нас друид?

— Ах, ты!.. Ты… — я попыталась подобрать слово, которым можно было бы припечатать этого наглого, вечно все знающего и вечно молчащего атланта, но так и не смогла придумать. — Ты серьезно: знаешь, но не скажешь?!

Шэратан развел руками, делая вид невинной жертвы.

— Кстати, как ее назовешь? — поинтересовалась Сильвия, тоже рассматривая жабку, которая, наевшись, облизывала коготки с довольным видом. — У нее же должно быть имя?

Я растерялась. Имя? Я тысячу раз представляла, как назову своего фамилиара! Гордого оленя, стремительного сокола, свирепого кабана… Но голубую жабу-мясоедку размером с ладошку?

— Брини, — вырвалось у меня почти бездумно. Просто первое, что пришло в голову.

— Брини? На моем языке это значит «капелька». Красивое имя, — мгновенно одобрил Шэр, и в его глазах мелькнуло что-то теплое и понимающее. — Ей подходит.

Он кивнул на жабку. Та, словно услышав, повернула свою мордочку и издала довольное: «Ква-арк!»

— Слышала? Теперь ты Брини, — торжественно объявила я ей. Она лизнула воздух в мою сторону.

— Кстати, я поговорил с хозяином таверны по поводу шахты «Тенистой», — вставил Марк, подкладывая Сильвии добавку из общей миски. — Он говорит то же, что и наши проводники. Только добавляет, что барабаны теперь слышны даже днем, особенно перед туманом. И что в последнюю неделю пропали еще трое рабов, посланных за инструментом в заброшенный штрек.

Едва он договорил, как в таверну ввалился Кассий Лонгин, управляющий рудником. Он выглядел измотанным: его добротная туника была в грязи, а лицо стало серым от усталости.

— Проклятый потоп дороги размыл, — он тяжело дышал, опираясь о косяк двери. — Наконец-то добрались... Прошу извинить, что не встретил вас вчера, как договаривались. Пришлось задержаться в Картахене, пока дождь пройдет.

Мы переглянулись, промолчав о том, что сами лишь пару часов как приползли в городок, и сейчас выглядели, наверное, не лучше.

— Ничего. Мы тоже… задержались, — смущенно кашлянул Марк и торопливо перешел к делу. — Господин Кассий, у нас вопросы. Почему нам не рассказали о барабанах? О пропаже еды и слитков? О людях, которые исчезают бесследно?

Кассий махнул рукой, снимая мокрый плащ и опускаясь на свободную скамью с тяжелым вздохом.

— Барабаны… — он пренебрежительно сморщился. — Эхо от горных склонов и ущелий. Так бывает из-за ветра или воды.

— Но они все так уверены, — пробормотала Сильвия.

— Страхи темного люда, госпожа жрица, — махнул рукой управляющий. — Рабы и плебеи всегда найдут, кого обвинить, лишь бы не работать. То духи гор, то демоны Тартара.

— А пропажи еды и слитков? — не унимался рыжий маг.

Управляющий пожал плечами.

— Воруют свои же. Всегда воруют. Кого-то поймали, выпороли или повесили… Но всегда найдется тот, кто думает, что именно ему улыбнется Фортуна. Так и висят потом вдоль дороги… счастливчики. Так что не слушайте эти сказки.

— Сказки?! — оглушительный рев прозвучал из угла таверны.

Пожилой, коренастый мужчина с лицом, изрытым шрамами и прожилками, был явно давно и крепко знаком с забродившим виноградным соком. Он встал, пошатываясь, и направился к нашему столу.

— Сказки, сучий ты сын?! — заорал он, грохоча кулаком по столу. — Я своими глазами видел этого демона, Кассий Лонгин! Вот этими вот! Глазами!

— Прошу простить, — неловко пробормотал управляющий. — Это Брут Феррекс — старый шахтер, отработавший в «Тенистой» дольше всех.

— А все вы докопались, сукины дети! — бушевал Брут, тыкая грязным пальцем в бледнеющего управляющего. — Жадность! Дурость! Жилы им мало! Копали все глубже и глубже! А там… — он понизил голос до драматического шепота, но его все равно слышала вся таверна, — …там Тартар! И выпустили… демона! Черного, как сажа! С глазами, как угли! Слышу: рычит, земля трясется! А запах… запах серы и гари! Это он людей забирает! Это он жилу сожрал, проклятый! Ты сам знаешь где! — Он снова заорал, тыча пальцем уже в сторону гор. — Там, где старые штольни обвалились! Там вход в самый Тартар!

Кассий вскочил, его лицо побагровело от гнева и смущения.

— Брут! Замолкни! Ты пьян!

— Пьян?! — заревел старик. — Да я трезвее тебя, щенок! Я все видел! А ты, прихвостень Флакка, только и умеешь, что рты затыкать да пороть! Докопаетесь! Всех нас тут демон сожрет! И тебя первого, Кассий Лонгин! — Он плюнул на пол к его ногам, развернулся и, пошатываясь, побрел обратно к своей кружке, бормоча проклятия под нос.

В таверне повисло тягостное молчание. Кассий стоял, дрожа от ярости и унижения. Мы переглядывались, пытаясь отделить пьяный бред от крупиц правды. «Черный демон с пылающими глазами»? «Запах серы и гари»? «Лаз обвала в старых штольнях»?

Это звучало куда страшнее, чем какие-то кобольды. И слишком правдоподобно для простой выдумки.

Вскоре все разошлись по своим комнаткам под крышей таверны: тесным, пропахшим сыростью и свалявшейся шерстью. Я устроила Брини на подушечке из свернутого плаща в изголовье кровати. Она свернулась клубочком и почти мгновенно уснула, ее бока равномерно вздымались.

Я пыталась уснуть, но мысли крутились как бешеные. Кроме того, что происходит в этих горах, я вспомнила слова Шэра. Он обещал рассказать, как Брини связана с той ночью и с нашей проклятой свадьбой.

Любопытство оказалось сильнее усталости и смущения. Пусть только попробует и в этот раз умолчать!

Я встала, тихо прошла по скрипучему коридору к его двери. Сердце колотилось глупо и громко. Я мялась на пороге, кусая губу, но все же постучала легонько костяшками пальцев.

Дверь открылась почти мгновенно. Шэр стоял на пороге, уже без верхней туники, в простых льняных штанах. Его белые волосы были распущены по плечам. Он явно не спал и… явно ждал. Меня.

По крайней мере, Шэр точно не удивился моему появлению, а только бросил:

— Думал, ты раньше придешь, — прозвучало его ровный, чуть хрипловатый голос. Он отступил на полшага, жестом, больше похожим на приказ, чем на приглашение: — Проходи.

Я переступила порог, сглотнув комок нервного напряжения. Жар, предательский и знакомый, начал подниматься от шеи к щекам.

— Занята была… Устраивала Брини…

Комната была такой же убогой, как моя: узкая койка, грубый стол, таз с водой. Но в его присутствии она казалась еще меньше. Воздух стал гуще, стены — ближе. Атлант обладал странной способностью заполнять собой любое пространство, делая его тесным и электрически заряженным.

— Как она? — спросил он, его голос был спокоен, но взгляд, скользнувший по мне, казалось, выискивал что-то глубже формального ответа. — Точнее, как вы вместе?

— Ну… Непривычно видеть себя другими глазами. Улавливать чужие эмоции, — призналась я, глядя куда-то мимо его плеча. — Но я ожидала, что почувствую наше слияние как-то… более сильно, остро. Подозреваю, это из-за того, что она слишком маленькая… детеныш.

— Да, она совсем малек, — кивнул Шэр, его губы тронула едва уловимая улыбка. — Даже не подросток. Головастик, по сути.

— А ее… родители? — спросила я осторожно, внезапно осознав всю хрупкость существа, доверившегося мне.

Он пожал сильными плечами, тень скользнула по его лицу.

— Кто знает. Могли погибнуть. Или… дождевой поток мог просто смыть гнездо. Водяные драконы откладывают яйца высоко в прибрежных скалах материка. Детеныши, когда подрастают, находят дорогу в море сами.

— Во-дя-ные… — я прошептала, растягивая слово, пытаясь осмыслить. — …драконы?!

Шок ударил, как обухом по голове. Ужас — холодный и липкий — смешался с диким, нелепым восторгом. Дракон?.. У меня фамилиар — дракон?!

— Все же проговорился, да? — он усмехнулся, проводя ладонью по волосам и убирая от лица белые пряди.

— Дракон… — повторила я, все еще не веря. — С ума сойти.

— Пока что очень юный малек, — поправил меня Шэр. — До того дракона, которого ты представляешь, ей расти годы. Точнее, десятилетия.

Я умолкла. В голове крутились обрывки мыслей: Чем кормить дракона? Как лечить? Где она будет спать, когда вырастет с дом?

Мы точно не проходили этого в Обители. В бестиариях Эрина и Империи водяных драконов не было, но Шэр узнал ее мгновенно… Значит, они водятся… Там? В его таинственной Атлантиде?

О, боги! Как вообще растить дракона?! Паника сжала горло.

— И… — я сглотнула, собираясь с духом, — ты обещал рассказать, как связано появление фамилиара с… Бельтайном.

Я тщательно избегала слова «свадьба», но атлант же, казалось, не испытывал ни малейшего дискомфорта. Он оттолкнулся от стены и отодвинул единственный скрипучий стул, жестом предлагая сесть. Сам же прислонился к стене рядом, скрестив руки на груди. Его тень легла на меня, огромная и укрывающая.

— Да. Ты помнишь, в чем суть Ритуала Свадьбы между людьми и иными расами? — спросил он прямо. Слово «свадьба» прозвучало из его уст естественно и неотвратимо.

Я кивнула, вспоминая смутные знания друидов. Брачным связям на занятиях в Обители было отведено не так много времени, буквально один-два урока. Все равно свадебными церемониями занимаются Высшие мастера-архидруиды, а не выпускники.

— Да, помню. Уравновесить энергии. Связать долгую жизнь нелюдя и короткий век человека… Чтобы предотвратить раннюю смерть одного из пары и обеспечить… здоровое потомство.

— Верно. Но это не все, — его голос понизился, стал глубже, интимнее в тесноте комнаты. — В момент консумации брака…

— Которой у нас не было! — выпалила я, чувствуя, как уши пылают.

— Фактически не было, — согласился он спокойно, но его тяжелый, неумолимый взгляд скользнул по моим губам, заставив сердце екнуть и бешено забиться. — Но магия Бельтайна засчитала наш поцелуй и… намерения. Так вот, в этот момент происходит еще кое-что: все магические воздействия, заклятия, блоки, проклятия — все, что было наложено на жениха или невесту с рождения и до свадьбы — все разрушается. Сметается силой брачной магии.

— Причем тут это? — мое удивление граничило с раздражением. Я не понимала, куда он клонит.

— То есть тебя даже не смутило за месяц пути из Нарбонны в Картахену, — его губы искривились в откровенной, почти дерзкой усмешке, — что лошади перестали шарахаться от тебя, как от огня? Что птицы не улетают с воплями? А та старая дворняга у постоялого двора позволила себя погладить?

Я замерла. Проклятье. Он прав. Я замечала! Но отчаянно игнорировала странную остроту мира. Звуки казались громче, запахи — насыщеннее, краски — ярче. Ощущение жизни вокруг: травы, деревьев, животных, било в меня в десятки раз сильнее, чем раньше.

Но все это время я была слишком занята тем, чтобы украдкой проверять запястье: погасла ли проклятая брачная татуировка?

— Я… я не придала значения, — пробормотала я, чувствуя, как жар пылает не только на щеках, но и на шее, на груди. — Слишком много всего происходило…

Ложь. Я просто боялась копнуть глубже. Боялась признать, что связь с Шэром дает не только злость и стыд, но и… это.

— Что ж… Я, конечно, не маг, — Шэр вздохнул и развел руками, его усмешка сменилась странной серьезностью. — Не в вашем, имперском, понимании. Если сомневаешься — спроси Марка. Он должен знать теорию. Но судя по тому, что произошло… — Его взгляд стал пронзительным, почти физически ощутимым. — …На тебя когда-то, очень давно, наложили мощное заклятие. Чары, блокирующие твой дар друида. Полностью подавить не смогли и сила растений прорвалась. Но связь с животным миром… ее отрезали. Закрыли. И она была заблокирована до той ночи. Магия брака разрушила этот блок.

Меня будто окатили ведром ледяной воды с головы до ног. Кровь отхлынула от лица, оставив кожу мертвенно-холодной. В ушах зазвенел тонкий, пронзительный звон. Комната поплыла.

— Не может быть! — хриплый шепот вырвался сам собой, больше похожий на стон. — Этого просто не может быть!..

— Уверена?.. — Его голос прозвучал тихо, но сокрушительно. Как приговор.

Я замерла. Обрывки воспоминаний, смутные, детские сами вдруг всплыли в памяти.

Страх в глазах матери, холодные пальцы отца… Удушливый, сладковато-горький запах ладана в темной комнате. Сильные, чужие руки, которые не дают вырваться. Жгучая, разрывающая боль в груди, а потом… пустота. Глухая, ледяная пустота там, где раньше щебетали птицы и шелестела жизнь.

Я закусила губу до крови, пытаясь сдержать рыдания. Слова вырывались обрывками, через спазмы в горле:

— Он… Он бы не стал… — голос срывался, переходя в шепот. — Мой отец… Правда же?..

— Роксана… — Шэр шагнул ко мне. Его лицо стало серьезным, сострадающим.

Это сочувствие стало последней каплей. Слезы сами хлынули из глаз, горячие и соленые. Я плакала, обхватив себя руками, чувствуя себя преданной, обманутой, маленькой и страшно одинокой.

Тогда он не выдержал. В два шага Шэр оказался рядом. Его сильные руки обхватили меня с удивительной нежностью. Он легко поднял меня и… усадил к себе на колени, прижав к широкой твердой груди. Я уткнулась лицом в теплую, грубую ткань его рубахи, вдыхая знакомый запах моря, кожи и чего-то неуловимого Его… Широкая сильная ладонь легла мне на спину, другая — на затылок, мягко укрывая от всего мира. Он гладил меня по волосам, тихо шепча что-то на своем языке: странном, мелодичном, звучавшем как шум прибоя.

И слова полились сами. Обрывками, сквозь всхлипы, сквозь ком в горле.

— Знаешь, мне было восемь, — голос был хриплым, чужим. — На наш особняк напали бандиты. Я… я спряталась в саду, испугалась до полусмерти. Очень. И тогда… растения. Лианы. Они выросли везде… опутали бандитов… задушили… Вся семья спаслась. Но… они смотрели на меня… как на чудовище. Мать плакала. Отец был в ужасе. Потом… уже в Риме он возил меня куда-то… к какому-то мужчине. Я плохо помню. Было темно… Мрачная комната, запах ладана. Отец называл его… «Домиций», говорил: «Спаси ее». Я помню боль… жгучую боль здесь… — Я приложила ладонь к груди. — И чувство, будто часть меня… оторвали. Тогда я не поняла, что произошло…

— Архимаг Домиций, глава Академии магии? — тихо, но с ледяной ясностью уточнил Шэр. Его пальцы на мгновение замерли у меня на затылке. — Тот самый, что дал задание Марку.

— Не уверена… Возможно. В восемь лет не слишком запоминаешь важных дядек… Но после этого отец сказал… — Я сглотнула горький ком. — …что я могу больше не беспокоиться. Что все в порядке. Что я… безопасна. Но… — Мои пальцы впились в ткань его рубахи. — …через два года… в десять лет… все вернулось. Моя сила… растений. Я… я едва не убила брата. Из ревности… глупой детской ревности. Знаешь… все эти ядовитые лианы опять появились. Я не хотела! Я просто злилась! Вот только… животными я управлять больше не могла. Да что там управлять… я даже кошку не могла погладить! Никогда… до Брини.

Отец. Предательское слово обожгло сознание. Он отдал меня Домицию. Попросил, заплатил… позволил тому наложить заклятие, отрезавшее часть моей души, мой дар. Ради чего? Ради спокойствия? Ради видимости нормы в их патрицианском мирке?

Восемь лет унижений в Обители! Восемь лет насмешек, косых взглядов, жалости и этого вечного, грызущего стыда из-за отсутствия фамилиара! Восемь лет я чувствовала себя калекой, изгоем, недочеловеком! И все потому, что он испугался своей дочери. Вместо того, чтобы защитить — отрезал часть меня, а когда это все равно не сработало — выгнал прочь.

Я снова зарыдала, уже не сдерживаясь. Шэр держал меня, крепко, надежно, продолжая гладить мои волосы медленно и спокойно. Его тепло, его сила стали моим якорем в этом шторме обиды и стыда. Постепенно рыдания стихли, превратившись в тихие, прерывистые всхлипы, а потом и вовсе не иссякли.

Наконец, я осмелилась отстраниться, смущенно вытирая опухшее лицо рукавом. Мои глаза, наверняка, были красными и заплаканными. Я чувствовала себя разбитой куклой.

— Спасибо… что выслушал, — прошептала я, не решаясь поднять на него глаза. Стыд за свою слабость грыз изнутри. — И… прости, что развела тут сырость.

— Не извиняйся, — его голос прозвучал немного резко, почти как приказ. — Никогда не извиняйся за правду.

Я кивнула, чувствуя опустошающую тишину и… облегчение. Как будто сбросила невероятно тяжелый груз, который тащила все эти годы.

— Я пойду, — сказала я, голос звучал хрипло, но уже спокойнее. Я попыталась неловко сползти с его коленей. — Спасибо… за то, что рассказал и… был рядом.

Но его рука, лежащая у меня на спине, неожиданно усилила хватку, мягко, но неуклонно удерживая меня на месте. Он не отпускал. В его глазах мелькнуло что-то незнакомое. Нежность? Желание? Все вместе?

Он медленно наклонился. Его губы коснулись моих — нежно, осторожно, вопрошающе. Совсем не так, как в ту ночь под чарами или в горах под дождем. Это был поцелуй-утешение, поцелуй-обещание: «Я здесь. Ты не одна». От неожиданности и этой потрясающей, непривычной нежности я замерла. А потом… ответила. Сначала неуверенно, робко, прикасаясь к его губам своими, еще солеными от слез. Потом — с нарастающей силой, с признанием, которое вдруг вспыхнуло в душе ясным пламенем.

Мне нравится Шэр.

Признание прозвучало в голове громко, неоспоримо, сметая остатки сомнений. Пожалуй, для «я влюблена» — еще слишком рано, но «нравится»... Да, очень.

Его сила, его ум, его сарказм, его неожиданная нежность сейчас… Даже его тайны. Все это будило во мне что-то глубокое, теплое, пугающее и безумно притягательное.

Может быть… эта случайность, наша связь… не так и ужасна?

Мы оба — равны. Оба изгои: он — бывший невольник с клеймом и потерянной памятью, я — лесная ведьма с отрезанной душой и проклятой силой... После выполнения заданий, или феерического провала, мы ведь можем остаться… вместе? Путешествовать по огромным просторам Империи, а после осесть где-нибудь на окраине у моря. Прожить обычную счастливую жизнь. Подальше от Рима, от патрициев, от лжи и предательства высшего света, без необходимости оглядываться за спину, ожидая того, что тебя предадут близкие... Простая жизнь. Честная. Именно то, чего мне хотелось бы…

Поцелуй углубился. Стал увереннее, горячее. Его руки скользнули с моей спины на талию, прижимая ближе. Я почувствовала его возбуждение через тонкую ткань рубахи, и ответное тепло разлилось по моему телу, смешиваясь с остатками слез и новой, опьяняющей волной желания.

Его пальцы нашли шнуровку моей туники, начали осторожно, но настойчиво распутывать узел. Губы спустились ниже, лаская обнаженную кожу шеи, плеч... Я замерла на мгновение, погруженная в ощущения: вкус его губ, его запах, звук его учащенного дыхания, твердость его тела под моими руками…

И вдруг резкий, пронзительный толчок в моем сознании. Не мысль и не звук, а чистая, нефильтрованная паника.

Острый, как ледяная игла, страх, не мой.

Брини!

Я дернулась, вырываясь из его объятий с почти болезненным усилием.

— Что случилось? — Шэр хрипло выдохнул, его глаза были темными от желания, а руки все еще держали меня за талию.

— Брини… — я задыхалась, пытаясь совладать с нахлынувшими ощущениями. Страх фамилиара бился в моей груди как птица в клетке. — Она… проснулась.

— Или это я испугал тебя?

— Не в этом дело! — выпалила я, краснея и натягивая сползшую до талии тунику, обнажившую грудь. И тут же мысленно добавила: «Хотя, пожалуй, в этом тоже… Твой напор был… неожиданным».

Но главное: паника Брини была реальной и острой.

— Ей плохо! Мне нужно к ней!

Он тоже встал, его фигура снова заполнила комнату.

— Мне пойти с тобой?

— Нет-нет! — я уже была у двери, хватая ручку. — Я справлюсь. Спокойной ночи!