(не) Пара Его Величества. Связанные судьбой (СИ)

Глава 25

— Ты правда можешь… — я облизнула разом пересохшие губы, чувствуя, как сердце колотится где-то в горле, — можешь расторгнуть этот брак?

В голове проносился вихрь из сотен мыслей, а противоречивые чувства разрывали изнутри. Внезапно вспыхнувшая надежда на свободу тут же сталкивалась с горьким почти физическим ощущением потери. Словно я стояла на краю пропасти и добровольно собиралась шагнуть в обрыв.

Не знаю, что чувствовал он. Его взгляд был привычно нечитаемым: синие ледники глаз смотрели пристально, внимательно и… жестко, будто выискивая малейшую трещину в моей броне.

— Я точно знаю, что могу вызвать волну, высотой с Александрийский маяк, а что касается наших отношений… — он сделал паузу и все же продолжил. — Короли моего рода не вступали в брак со смертными девушками. У нас нет прецедента развода. И все же теория твоего учителя имеет право на существование. Но есть…

— Я согласна! Давай сделаем это сейчас! — выпалила я торопливо, боясь, что передумаю.

Хотя, с чего бы? Я определенно не хочу быть женой этого заносчивого, скрытного, ушастого принца! Правда же не хочу?..

Его лицо заострилось: скулы выступили еще рельефнее, губы сжались в тонкую, злую линию. Но сказать он ничего не успел.

— Нэарэ Роксана? — раздался вдруг приглушенный, мужской голос из-за двери. — Стражи доложили, что вы не спите.

— Это… Олфирин? — я недоуменно уставилась на Шэра.

— Да, — почти беззвучно ответил он. — Ты можешь отослать его прочь. Охрана его не пустит.

— И тебе неинтересно, какие демоны притянули старого жреца в мою комнату глубокой ночью? — прошептала я.

— Сомневаюсь, что с чем-то хорошим, — его взгляд стал опасным.

— Вот и узнаем, — решила я, внезапно ощущая прилив любопытства.

Шэр нахмурился, мы переглянулись с одинаково недовольными взглядами, и я, вздохнув, встала с кровати, накидывая поверх ночной туники легкий шелковый халат.

— Почтенный Олфирин? — я приоткрыла дверь спальни, ровно настолько, чтобы увидеть на пороге жреца. Он был облачен в свои неизменные темно-синие робы и атрибуты Посейдона: кольцо с резным дельфином, тончайшая вышивка трезубцев по подолу, массивные серебряные браслеты с изображением бегущих коней.

— Госпожа, — его пронзительный взгляд скользнул по мне, будто ощупывая, оценивая. — Позволите войти?

Я молча отступила в сторону, пропуская пожилого атланта внутрь, но при этом мысленно активировала боевые руны на плече. На всякий случай. Впрочем, и Шэратан был рядом. Краем глаза я заметила, как он бесшумно растворился в гардеробной, но дверь оставил приоткрытой ровно настолько, чтобы слышать каждое наше слово.

Это успокаивало.

— Что привело вас в мои покои в такой час, почтенный? — поинтересовалась я и жестом предложила жрецу кресло.

А также махнула рукой в сторону стоявшего на столе серебряного кувшина с водой и блюда с фруктами, но он остался стоять, окидывая спальню изучающим взглядом. Его взгляд на мгновение задержался на моей кровати, которая, как назло, выглядела помятой и небрежной. Брини тоже проснулась от шума и сейчас с глупым, наглым любопытством уставилась на незваного гостя своими золотистыми глазами. Подергав носом, она устало зевнула, во весь рот, и, фыркнув, затопала лапками по подушке, вновь укладываясь поудобнее.

— Прекрасная нэарэ… — он растянул слова и вновь улыбнулся. — Все до безобразия просто: я пришел, чтобы узнать, какие именно отношения связывают вас и господина Шэратана.

— Кажется, сегодня вы получили исчерпывающий ответ на свой вопрос лично от Его Высочества.

— О, да, нэарэ, получил, — он почтительно склонил голову. — Однако старику захотелось услышать это и из ваших собственных, столь прелестных уст. Скажите, вы — его наяра?

Наяра? Это еще что за зверь? Если с «нэарэ» я уже смирилась, зато новое, похожее, но явно иное слово ввело меня в полный ступор. Друг?.. Враг?..

— Наложница, — подсказал жрец, правильно истолковав мое замешательство. — Девушка для любовных утех. У наследника впечатляющий гарем, не удивительно, что его привлекла такая юная и прекрасная девушка. И я подумал...

— Я поняла, — сухо отрезала я, чувствуя, как по щекам разливается горячая краска унижения. — Нет. Я никогда не делила ложе с принцем. И не собираюсь этого делать.

Зловещая тишина из гардеробной еще никогда не казалась такой громкой и угрожающей. Тартар! Шэр был прав: не стоило пускать жреца в комнату.

Нэарэ и наяра…

Кстати, интересно, сколько таких «случайных» путаниц между этими словами случалось за историю Атлантиды? Что-то мне подсказывает, что очень, очень много.

— В таком случае, что же вас связывает? — не унимался Олфирин, и в его голосе зазвучали нотки искреннего любопытства.

— Первое задание, — пояснила я, переводя тему. — Думаю, вы уже заметили, что я — друид. И мне нужно доставить ранее невиданное животное в Императорский зверинец.

— О, вы одна из тех несчастных выпускниц этого года? — оживился старик. — Как же, я наслышан об этой варварской римской традиции.

— Какая есть, — буркнула я и торопливо завершила рассказ. — За одну небольшую услугу, Его Высочество был так добр, что позволил нам присоединиться к нему и обещал посодействовать в выполнении моего задания.

Я намеренно не стала вдаваться в подробности о клятве на крови и о том, что на самом деле это он обязан оставаться с нами. Не будем ронять королевский авторитет.

Хотя, может, и стоило. Ишь, гарем там у него, оказывается, впечатляющий!

— Это правда: таких редких и удивительных животных, как в Атлантиде, на землях Империи вы не найдете, — согласился Олфирин, и в его глазах мелькнуло удовлетворение. — Его Высочество действительно весьма добр и милосерден к чужеземцам.

— Это правда… — кивнула я, помимо воли припоминая все, что связывало нас в этом долгом и безумном путешествии из Рима в Клонтибрет, а оттуда — в проклятую Фодину. И не смогла сдержать любопытство, закинув наживку. — Похоже, его отец хорошо воспитал сына.

Молчание из гардеробной стало таким показательным, что мне оставалось лишь надеяться, что Олфирин, увлеченный возможностью поговорить, ответит прежде, чем нам двоим прикажут заткнуться.

— Его мать, прекрасная кириэ Лилиана, умерла, даря ему жизнь, — горько покачал головой старик, и в его голосе прозвучала неподдельная скорбь. — А отец… Его Величество отправился в Аид, когда принцу было всего пять лет. Так что воспитание юного наследника легло на плечи патриархов Дома Рассекающих Волн и, конечно же, нас, преданных слуг Посейдона.

— Ничего себе, — пробормотала я, представив эту толпу наставников: старых, суровых, поглощенных политикой мужчин, среди которых вряд ли были те, кто по-настоящему заботился о мальчике как о личности, а не о будущем престолонаследнике. В таком случае, даже удивительно, что он вообще вырос… более-менее нормальным. Ну, для будущего короля Атлантиды.

— Такова воля богов, — развел руками жрец. — Даже короли не могут обмануть судьбу.

— Это точно…

— Благодарю за то, что удовлетворили любопытство старика, — Из широкого рукава его хламиды вдруг скользнула небольшая серебряная статуэтка в виде морского конька. Он заботливо поставил украшение на столик и и улыбнулся. — А это мой маленький подарок для вас. Нет-нет, не отказывайтесь, нэарэ. Чистое серебро и на нем благословение самого Посейдона! В Атлантиде вы всегда сможете найти меня в главном храме. Я буду рад помочь. Спокойной ночи.

Он ушел так же тихо, как и появился. Я закрыла за ним дверь, повернула ключ и облегченно выдохнула, прислонившись лбом к прохладному дереву. Я повернулась, чтобы позвать Шэра, и буквально врезалась в него.

Он стоял прямо за моей спиной, вынырнув из тени без единого звука. Его лицо было напряженным, а в синих глазах бушевала настоящая буря. Он окинул меня взглядом, с головы до ног, приложил палец к губам и взял со столика статуэтку.

На первый взгляд украшение выглядело цельным, но ловкие пальцы атланта каким-то образом сумели найти скрытую пружину. Раздался щелчок и морской конек распался на две половинки, а внутри оказалась жемчужина: странного зеленого цвета, идеальная, крупная.

Шэр покрутил ее в пальцах, с усилием сжал, и она лопнула, рассыпаясь на мелкую зеленоватую пыль.

— Прослушка… Довольно грубая. Если будет спрашивать, скажешь, что забыла «подарок» в посольстве. — Он поднял на меня взгляд и его голос прозвучал низко и жестко. — И, нет. Я не дам тебе развод.

Из меня будто выбили воздух.

Что?..

И про этого человека я только что думала, что он вырос нормальным? Беру свои слова назад!

— Тогда зачем ты вообще мне про это рассказал?! — я мгновенно закипела, и гнев хлынул через край, жгучий и горький. — Чтобы помахать морковкой, как перед носом осла и тут же ее забрать?! Полюбоваться, как я обрадуюсь, а потом с удовольствием наблюдать, как надежда угасает?!

— Стоп! — он резко поднял ладони в умиротворяющем жесте. — Пожалуйста, Роксана, дай мне договорить. Я не хочу быть твоим тюремщиком. У меня есть три причины, и я прошу, чтобы ты их выслушала.

— Неужели? — я скрестила руки на груди, отступая на шаг, создавая хоть какую-то дистанцию. — Ладно, слушаю. Порази меня в самое сердце.

«Дипломат, вакхов» — добавила я про себя.

— Во-первых, я просто не знаю, как это делается, — его голос прозвучал с редкой для него долей неуверенности. — Мне нужен доступ к архивам и королевской библиотеке, не предназначенной для чужих глаз. К тому же, я не уверен, что на землях Империи этот ритуал вообще возможен. Как ты сама сегодня заметила: мы не в Атлантиде. Здесь действуют римские законы и родовая магия подчиняется иным правилам.

Я вспомнила лекцию, которую сегодня прочитала мне Сильвия о богах и Великом исходе атлантов, и невольно кивнула. Если уж им когда-то приказали убраться с континента за проступок, к которому они не имели прямого отношения, то вряд ли их высшая магия будет работать так же свободно на чужой земле.

— Допустим, — с неохотой выдохнула я. — То есть это означает, что ты не дашь мне развод прямо сейчас, но…

— Дослушай, будь добра, — его взгляд резанул, как клинок, заставив меня замолчать. — Во-вторых, хотя я и не знаю точных правил, я однажды, еще ребенком, видел, как мой отец использовал силу крови в другом ритуале… И я знаю точно, что после этого наступает чудовищный откат. Отец на несколько дней закрылся в покоях, обессиленный, и никого не принимал. Я сейчас не в том положении, чтобы оказаться беспомощным на неделю, понимаешь?

— О, естественно, понимаю!

Я вновь вспыхнула, срываясь с места и оказываясь прямо перед ним. Я задрала голову, как никогда жалея, что мой рост не позволяет смотреть на него наравне. Хотя до этого я редко была ниже любого из мужчин. Теперь же приходилось смотреть снизу вверх, чувствуя себя маленькой, слабой, беззащитной и от этого еще более яростной.

— Вот только найдется ли в твоем королевстве хоть один безопасный день, когда ты сможешь это сделать, а? Или всегда будет «не до того», «не время», «слишком рискованно»? А может, это просто отговорки, и ты на самом деле просто не хочешь?!

— Да. Не хочу, — отрезал он.

Он сделал резкий шаг вперед, и прежде чем я успела отпрянуть, его руки обхватили мою талию, прижимая к сильному, горячему телу. Он навис надо мной: злой, яростный, неумолимый. И прежде чем новый поток возмущения вырвался из моей груди, он поцеловал меня.

Это был не нежный поцелуй примирения. Это был яростный, собственнический поцелуй, возбуждающий, жадный, лишающий воли и воздуха. Будто он заявлял свои права. В нем была вся его ярость, все его отчаяние и та темная, неукротимая страсть, что всегда тлела между нами.

Первые мгновения я пыталась сопротивляться, упираясь ладонями в его грудь, но его хватка была железной. А потом… потом во мне что-то сорвалось с цепи. Я начала отвечать ему с тем же безумием, с той же жадностью, впиваясь пальцами в его белые волосы, чувствуя, как мир сужается до точки — до этого поцелуя, до этого человека.

Мы оторвались друг от друга, тяжело и прерывисто дыша. Я вся дрожала, как в лихорадке, сердце колотилось, готовое выпрыгнуть. Он и не думал отпускать, все так же держал меня в объятиях, а потом вдруг легко, будто я была пушинкой, подхватил на руки и опустился в плетеное кресло, усаживая меня к себе на колени.

Я съежилась, пытаясь собрать рассыпавшиеся чувства и мысли в нечто цельное. Соберись, Роксана! Встань и скажи этому наглому, самоуверенному…

— Двадцать третьего сентября начинаются Элевсинские мистерии, — медленно, внятно проговорил он, не отрывая темно-синего взгляда от моего растерянного лица. — Это через шестьдесят шесть дней.

Я опешила от такой резкой и абсолютно неожиданной смены темы. Мой перегруженный мозг беспомощно замер.

— Причем тут схождение Персефоны в подземный мир? — нахмурилась я, пытаясь поймать ускользающую нить его витиеватой мысли.

— Будем считать, что «Аид» уже похитил свою «Персефону», — хмыкнул он, и его руки уверенно сжались на моей талии. — Но вместо шести месяцев… я прошу у тебя шестьдесят шесть дней, на которые ты останешься моей женой. Не пленницей. Не заложницей. Женой.

— Что? Ты отвратительный богохульник! — выдохнула я, чувствуя, как жар разливается по щекам.

— Просто ужасный, — без тени раскаяния согласился он.

— И невероятный самодур! — возмутилась я еще сильнее.

— Должность обязывает, — коротко ухмыльнулся он и вновь стал серьезным, почти суровым.

Я тоже затаила дыхание, чувствуя, как судьба зависла на острие ножа. Я облизнула губы, все еще ощущая на них вкус его поцелуя.

— И что же… что будет после Элевсинских мистерий?

— Ты получишь свой развод, — он сказал это четко и ясно. — Если все еще захочешь. И если это вообще работает. Даю слово.

— Зачем ты это делаешь, Шэр? — прошептала я, вглядываясь в его лицо, пытаясь разгадать эту сложную, противоречивую игру. — Даешь мне формальную свободу, надеясь, что я ею не воспользуюсь через десять недель? Снимаешь с себя ответственность за мой возможный будущий бунт?

— Не хотел, чтобы это выглядело именно так, — он поморщился, и в его глазах на мгновение мелькнула странная тень. — Скорее… это означает: «Я даю тебе право все разрушить, потому что верю, что смогу за это время заставить тебя полюбить меня»… Полюбить так же, как я люблю тебя. Это, кстати, и есть третья причина.

Я замерла. Словно время остановилось, застыв в густом, тягучем янтаре. Он тоже умолк, и тишина в комнате стала оглушительной, нарушаемая лишь далеким, навязчивым стрекотом цикад и едва слышным журчанием фонтана.

Это… это сейчас было признание? Мне не послышалось?..

Но он же не мог сказать это всерьез? То, чтто он… любит меня?

Несмотря на жаркую, душную южную ночь, меня пробрал внезапный, пронизывающий до костей озноб. Такая ледяная волна накатила изнутри, что я затряслась мелкой, неконтролируемой дрожью. Пальцы сами собой впились в шелк его рубашки.

— Это… это шутка? — выдохнула я, и голос прозвучал хрипло и неуверенно.

— Серьезно думаешь, что я стал бы так «шутить»? — он нахмурился, и в его глазах мелькнула тень обиды и нетерпения.

— Значит, что-то другое! Какой-то хитроумный план?! Для чего?! — я уперлась ладонями ему в грудь, пытаясь отстранить хоть на сантиметр эту невыносимую близость, не позволяя прижать к себе еще крепче. Мне нужно было освободиться из этих ставших вдруг стальными объятий, нужно было пространство, чтобы подышать и подумать.

Он будто и не заметил моей жалкой попытки сопротивления. Его руки лишь слегка изменили хватку, став одновременно и надежными, и неумолимыми.

— Тебе так сложно поверить в то, что тебя могут любить?..

— А ты всем своим женщинам так говоришь? — ответила я вопросом на вопрос, прячась за сарказм, как за последний щит.

— Нет, — он усмехнулся, коротко и беззвучно, и покачал головой. Белые пряди скользнули по его вискам. — До тебя ни одной. Ты первая. И единственная. И я правда тебя люблю.

Люблю…

Слово, простое и страшное, повисло в воздухе, наполнив его новым, трепетным смыслом.

Мои уши вспыхнули огнем. Я торопливо опустила глаза, уставившись на складки его темной рубашки, чувствуя, как бешено застучало сердце, готовое вырваться из груди. Но сама я будто онемела, парализованная этим признанием. Внутри бушевала паника — слепая, животная.

Не может быть. Он лжет. Он будущий король, у него всегда есть и будут свои цели, двойное дно, политические игры. Он не может любить такую, как я — вспыльчивую, неуклюжую, вечно все рушащую… Но другая, крошечная, спрятанная глубоко часть души отчаянно хотела верить. Хотела схватить эти слова и прижать к груди, как драгоценность.

Этот внутренний раздор рвал меня на части.

— Я… я не знаю, — наконец выдавила я, и голос мой прозвучал слабо и потерянно. — Не знаю, что тебе сказать.

— Шестьдесят шесть дней, помнишь? — он напомнил мягко, без давления. — Ты не обязана отвечать сейчас. Да и после тоже. Ты можешь просто промолчать и остаться рядом. Или уйти... Но сейчас просто дай нам этот шанс.

— Очень в твоем духе, — пробурчала я, все еще не решаясь поднять взгляд, чувствуя, как дрожь понемногу отступает, сменяясь странным, щемящим теплом, — превратить проблему в договор.

— Ты просто невозможна, — он уткнулся лбом мне в висок, и его теплое, ровное дыхание всколыхнуло пряди волос у моего лица, пахнущие ночным воздухом и чем-то неуловимо его. — Только ты можешь назвать проблемой то, что мужчина признается тебе в любви. Не буду говорить, что мое самолюбие не уязвлено. Любая другая на твоем месте визжала бы от радости, а не рычала от злости.

— Вот только, наш договор ведь касается нас обоих, не так ли? — я проигнорировала его замечание, набравшись смелости и отстранившись ровно настолько, чтобы прямо взглянуть ему в глаза. В них не было насмешки, только серьезность и какое-то новое, глубокое выражение, которое заставляло сердце сжиматься. — Допустим, просто допустим, ко дню Элевсинских мистерий я и правда влюблюсь в тебя…

Помимо воли я смутилась, почувствовав жар на щеках, но мысленно похвалила себя — голос не дрогнул. Лишь с тоской подумала: «А ведь я, кажется, уже…»

— …Вот только я тебе к этому времени уже надоем.

— Рокс…

— Нет, уж! Теперь ты меня послушай! — я перебила его. — Просто представь, что это случится: я окажусь влюбленной в короля Атлантиды дурочкой, которая ему уже не нужна. И что тогда, Шэр? Что ты будешь делать с надоевшей женой?

Он устало вздохнул, поудобнее усадил меня на своих коленях, сцепил руки в надежный замок вокруг моей талии и, глядя прямо в глаза, отчетливо и ясно сказал:

— Этого не случится, Роксана. Разве что мы опять задолжаем той змее из Клонтибрета, и встанет выбор между нашим браком и твоей жизнью.

— Змее? — удивилась я, на мгновение сбитая с толку. — Ты про Патрика или про Шану?

— Про Иродиаду, — поморщился атлант с таким видом, будто хлебнул неразбавленного уксуса.

— Нашел кого вспомнить! — фыркнула я, несмотря на всю серьезность момента.

— Ну, как ни крути, все же именно она подложила нам свинью... или сделала подарок, — его губы тронула легкая улыбка. — Смотря с какой стороны посмотреть.

— Такой себе подарочек, — скорее по привычке пробурчала я, чувствуя, как окончательно расслабляюсь в его объятиях. Спорить больше не хотелось, как и что-то доказывать.

И, несмотря на то, что он вновь своим королевским самодурством решил все за меня, я почувствовала странное, почти болезненное облегчение. А еще согревающее изнутри тепло, что разливалось в груди, прогоняя последние следы ледяного озноба.

Неужели его признание реально? Он правда любит?..

Теперь у меня есть ровно десять недель до Элевсинских мистерий, чтобы или дать нашим отношениям новый шанс… или оборвать их навсегда.

Я ведь не пожалею об этом? Правда же?..